Читать книгу: «Молодость всё прощает?», страница 6
– А после лагеря че?
– Ну, так ты слушай, подай мне тоже сижку. В общем, провстречались мы, ну, месяц где-то, не больше. И она меня бросила, без внятных объяснений. Я тогда запил и полюбил алкоголь. Потом мы стали общаться в ВК, и Полина постоянно кидала меня в чс, потом доставала оттуда, потом по новой бросала. Короче эмоциональные качельки у нас были такие, что моя детская психика не выдерживала. Она к тому же была очень ревнивая. Потом после расставания прошел год и как–то раз мы встретились и погуляли, она взяла меня за руку, и у меня внутри все как вспыхнуло, просто нереальный пожар в груди. У нас снова начались отношения, но как–то раз она совершила одну херню, помнишь, я тебе рассказывал?
– Про подруг что ли?
– Ну да, та самая история, в общем, мы расстались опять. И беда вся в том, что… что я не смог больше полюбить так как ее ни одну из тех девушек, с кем я был. Ты прикинь. В ней реально ниче такого не было, но и в то же время, она была просто космос. Я от травы такого прихода не ловил как от ее поцелуев, прикосновений и секса. И я стал запивать ее другими, и алкашкой в клубах, искать такую же безбашенную, пытаясь затмить хоть как-то те фантастические эмоции, которые я ловил тогда. Но все вообще не то, все другие, у каждой, блин, свои тараканы в голове. Бедные девчонки, я им уже счет потерял. Где–то около тридцати уже. А толку?
– Ну, зато опытный мачо теперь, ахах.
– Да в жопу этот опыт, Сань… Тоска страшная, перестать трахать баб и научиться снова любить – это как с иглы слезть, почти нереально. Меня уже затянуло так, что не вытянешь. И секс это уже не развлечение – это уже физиология, вредная привычка, организм требует.
Так что я прекрасно понимаю тебя и твою боль, на, держи, коктейля бахни, легче будет.
– Да не, спасибо, от твоих коктейлей потом память исчезает напрочь.
– Так, слышь, будешь тут сопли пускать, я затолкаю тебя в тачку силой, и отвезу тебя к пацанам, задолбал уже, пей давай.
В это же время во дворе появился черный фургон со спецномерами. Он не спеша проехал по двору и остановился у подъезда рядом с БМВ Тохи. В подъезде послышался рокот бегущих по лестнице берцев. Раздался звонок в дверь.
– Кто это?
– Да соседи, наверное. Опять будут орать, что я им бычки на балкон специально закидываю.
– Может, мне поговорить с ними?
– Да хорош тебе, сиди, я сам разберусь. Да хватит долбиться уже, иду, иду!
Послышался щелчок открывающегося замка.
– НА ПОЛ, НА ПОЛ, БЛЯДЬ, БЫСТРО! ВСЕМ ЛЕЖАТЬ, РАБОТАЕТ СПЕЦНАЗ ФСБ!!
Все произошло так молниеносно, что Тоха даже не успел полностью открыть дверь, как его уже прижали к полу тяжелым ботинком. Группа бойцов с автоматами мигом пролетела через коридор на кухню и швырнула Сашу на пол. Он лежал на полу и не мог сообразить, сегодняшний день реален или ему это все снится. Все происходящее в его глазах расплывалось, словно в тумане, голоса сотрудников ФСБ эхом разлетались в его голове. Он перестал понимать действительность. Словно накаченный тяжелыми наркотиками, Саша сквозь мутную пелену на глазах смотрел на изъятие оперативниками всего оружия и патронов, которое хранилось дома у Тохи, на разложенные на полу для оперативной съемки пятитысячные купюры и на те подписи, которые он ставил в протоколах скованной в наручники рукой.
Утреннее поле озарилось ярким летним солнцем. Мальчишка лет одиннадцати бежит по траве, его кроссовки мокнут от росы, но спокойно на душе его и радостно, ведь вся жизнь еще впереди. Рядом бежит немецкая овчарка – верный друг мальчика. За всем этим издалека наблюдает его отец. Мальчик любил ходить утром с отцом выгуливать собаку. Ему нравилось играть с ней, кидая вдаль палку, и наблюдать, как она молниеносно бежит за ней, а затем обратно к нему. В детстве вообще все как-то было по–простому. Когда тебе десять-одиннадцать лет, ты не думаешь и не переживаешь о своем будущем, у тебя ведь есть родители, они там все уже придумали за тебя, ходи, гоняй в футбол с пацанами, лазь по заброшкам, гаражам и гоняй в игры на компьютере, что еще нужно было для счастья? Ну конечно рублей 500 на чипсы, колу и макдак, да, тогда на эти деньги можно было целый день гулять, еще и оставалось. Это было… блин, когда это было? А, ну лет девять-десять назад, вроде и недавно, а по ощущениям вечность прошла. Особенно сейчас. Особенно когда ты сидишь в следственном изоляторе и тебя ждет срок. И до мозга костей хочется верить, что наказание будет такое же, как в детстве – тебя заберут родители, отругают, запретят выходить на улицу, оставят без компьютера, денег и телефона, да хоть пускай ремнем отдерут или выбивалкой, только не тюрьма, пожалуйста. Только не тюрьма… Ведь это же все, конец всему, не будет больше молодости, пьянок–гулянок, красивых девчонок, юношеского максимализма, когда ты чувствуешь себя супермодным, крутым, сильным и так далее. Будет темнота, постоянный надзор, маргиналы, убийцы и насильники. И теперь ты сидишь и думаешь: а чем я, блядь, думал, когда соглашался на все это? На кой хрен я вообще этим занялся, если и так было понятно, что это все шляпа полная и ничем хорошим это не закончится? Ответа не поступило. Оставалось молиться, надеяться на лучшее и, скорее всего, придется работать со следствием, а то повесят еще какой-нибудь труп или кражу на него. В свое время он просто пересмотрел много выпусков «Следствие вели», поэтому у него сложилось представление о работе органов внутренних дел.
Все, Александр Иванович, это конец, – думал он про себя.
И все-таки, может быть, меня отпустят? Я же не сделал ничего плохого, подумаешь, закладки с этими сверлами делал, я может даже не знал, что это такое, я даже не вникал в это все. Ну, Мавроди, конечно, пидорас, сука, сдал нас. Хотя он ведь просто пацан, кто знает, как бы я поступил на его месте, может быть также. Как же сейчас ему хотелось оказаться на свободе, прямо выйти из камеры на улицу, где в теплых мечтах его ждала Настя, простившая ему все и готовая принять в свои жаркие объятия. Она бы посмотрела на него своими светло–изумрудными глазами, пустила бы слезу и крепко прижалась бы к его дрожащему плечу.
Саша долго еще думал об этом, смотря в маленькое окошко камеры следственного изолятора. Из-за решетки доносилась музыка из проезжающих машин и смех прогуливающейся компании молодых людей.
Полгода прошли незаметно. Допросы проводились каждые две недели, но следователям так и не удалось вытянуть ни одного внятного слова из Саши. Он молчал, отрицал любую причастность себя и Антона ко всему делу, хотя он мог валить все на Мавроди, но он не делал даже и этого. В какой-то момент к нему перестали приходить следователи, и это стало его очень сильно пугать.
Дверь камеры с лязгом открылась, зашел конвойный.
– Макеев! На выход.
Парень с заросшей головой и исхудавшим зеленоватым лицом поднялся с пола и медленно пошел к двери. За спиной вновь застегнули наручники, конвойный повернул его и повел по коридору. Его завели в светлый кабинет, внутри за столом сидел следователь и какой-то полицейский.
– Присаживайтесь, Александр Иванович.
– Я же вам все уже сказал ранее, я никакого отношения к этому оружию не имею, мы с Маликовым к данному делу не причастны, нас подставили.
– Александр Иванович, вы успокойтесь, мы вас ни в чем не обвиняем, а вот против вашего друга Маликова Антона Андреевича есть неопровержимые доказательства. Судья, кстати, вынес уже ему десять лет лишения свободы.
Саша стоял ошарашенный, пол под ногами начал уплывать, глаза опять залила мутная пелена, и он чуть не упал со стула.
Как так? Его друг, его лучший друг сядет в тюрьму, и возможно больше он его никогда не увидит. Внутри него начала процарапываться боль потери друга. Ему казалось, что Тоха умер.
– Александр Иванович, вам плохо?
– А? Да не, все нормально, – промямлил он.
– Так вот, в отношении вас прекращено уголовное преследование, все подозрения сняты.
Саша как будто и не слышал его.
– К вам больше нет претензий, приносим свои извинения, и вы можете быть свободны.
– Хорошо. Я могу идти?
– Да, конечно, ребята, проводите его.
Выйдя из следственного изолятора, он остановился, и посмотрел на небо. Небо было мрачно–серым, кругом в слякоти уже валялась опавшая листва. Жизнь за пределами тюремной камеры продолжалась. Ему это показалось странным, хоть и обыкновенным. Полгода пролетели как один день. Он шел в коматозном состоянии до торгового центра. Поднявшись на фуд–корт, он сел на диванчик рядом с розеткой. Включив севший полгода назад смартфон и зайдя в ВК, ему показалось, что он стал намного популярней, чем был до тюрьмы. 189 непрочитанных сообщений от всех подряд, несколько заявок в друзья. Он зашел в переписку с Настей, на удивление – ни слова от нее. Это очень сильно огорчило его. Купив самую дешевую тетрадь и ручку, Саша сел за свободный столик и стал писать.
«Привет, дорогая моя, я на свободе. Прости, что пропал. Знаю, что у тебя все сейчас хорошо, дай бог, чтоб так и было дальше. Хочу рассказать, почему все так у нас произошло. Я мутил одну тему, связанную с оружием, она, к сожалению, нас с пацанами и погубила. Я осознанно делал выбор, участвовать в этой схеме или нет. Но теперь уже поздно. Сначала у нас все шло хорошо, деньги крутились, стволы продавались, все было круто. Но никто и не думал, что будет так. На нас завели дело, и нам оставалось распродать партию и выйти из дела, но все, как всегда, пошло через одно место. И я понимал, что если нас закроют, то ты не поверишь в мою вину и будешь всеми правдами и неправдами защищать меня перед своим отцом. Я не хотел, чтобы ты портила из–за меня с ним отношения, я того не стою. Твой папа очень сильно любит тебя, береги его. Собравшись с мыслями, я понял, что я не имею права разрушать между вами доверие, ваши любовь и дружбу. И мне пришлось выбрать другой вариант…
Я принял решение расстаться. Так было нужно. Я знаю, тебе даже спустя полгода будет больно читать все это, но ты имеешь право знать эту правду. Всю ночь перед встречей я рыдал в подушку. Когда я шел к тебе на встречу, я не понимал, где я и кто я, ноги не слушались меня, каждый шаг тормозил меня. Я даже не знал, как мне сказать тебе эти тяжелые слова. Я ведь жил тобой. Ты для меня все. Я пытался обмануть себя, заставлял разлюбить тебя, но сердце не обманешь. Увидев твои золотые локоны и волшебные глаза, я просто, я просто потерялся. Слова выпали из меня, полоснув лезвием по уже изувеченной душе. Внутри моментом все сжалось и треснуло. Я не смог посмотреть на тебя. Это добило бы меня. За ночь меня посещали дурные мысли, но если бы я сделал, что-то с собой, это сделало бы тебе в разы больнее. Я ведь любил тебя, правда, по–настоящему, по живому. Твои жаркие губы сводили меня с ума как наркотик. Знаешь, сидя в камере, я мечтал лишь об одном: услышать вновь твое теплое мягкое дыхание на моей шее, взять в руку твою маленькую мягкую ладонь и поднести ее к моей щетине. Как же мне было нереально с тобой, сейчас это все кажется другой жизнью, несбывшимся сном…
После этого я напился дешевой водки и сознание отключилось. Отрывками я помню, как оказался у Тохи, как начал пить и… и потом вспышка и все. Очнулся я уже на полу в камере. Тоху потом, как оказалось, посадили, меня почему-то выпустили, почему я не знаю. Я заслуживаю наказания больше, чем кто–либо из нас. Я сломал не только свою жизнь, лишил себя возможности любить и быть любимым тобой. Я хочу попросить у тебя прощения за все. За ту девчонку в клубе, с которой я танцевал тогда, ты ведь из–за нее перешагнула через себя и написала мне. Прости, что не нашел тебя раньше. Прости меня за то, что не оправдал твоих надежд, за то, что мы больше не поговорим ночью вполголоса, не расскажем, друг другу секреты и не полежим ночью на крыше, смотря на звезды и целуясь до потери сознания. Наказание я выбрал себе сам. Будь счастлива, люби и постарайся полюбить достойного парня, который не будет заниматься всякой херней, как я. И которой будет относится к тебе не хуже, чем я…Прости еще за то, что я до сих пор люблю тебя, и не смогу уже разлюбить, даже если буду с другой, я не смогу забыть тебя. Прощай, Настя, я был счастлив знать тебя и быть рядом с тобой.»
Дописав последнее предложение, он отбросил ручку в сторону и закрыл лицо худыми руками. Спустя какое-то время он встал, взял листок со стола, сложил его и направился к выходу. На выходе он увидел охранника, его лицо показалось ему знакомым. И тут он вспомнил, это был Коля Маликов – брат Антохи. Сначала ему показалось странным его появление в форме охранника в торговом центре, но потом картинка в голове сложилась: ведь после того, как его брата посадили, его вряд ли бы оставили в полиции, дали, наверное, уволиться по собственному желанию. Жалко его конечно, но ничего не поделаешь, уже… На сырой осенней улице уже смеркалось.
Дойдя до дома Насти, Саша остановился и посмотрел на пятый этаж. Свет в ее окне горел. Невольно вспомнился вечер, когда они были еще вместе и за этим окном проводили уютные вечера. В подъезде ее дома ему померещился запах ее парфюма, но это была лишь галлюцинация. Найдя почтовый ящик с номером 277, он расстегнул куртку, нащупал внутри листок, сложил его вдвое, аккуратно поцеловал и положил в ящик. Еще какое-то время Саша простоял в подъезде, ожидая внезапного появления Насти, но ничего не происходило, и тяжело вздохнув, он направился к выходу. Он вышел из ее дома, когда уже перестали ходить вечерние автобусы. Не спеша он достал из кармана своей затертой косухи пачку красного Marlboro, открыв ее, вдохнул полной грудью свежий запах табака, захватил зубами за фильтр одну из пачки и поджег ее старой советской зажигалкой в виде фотоаппарата. Так как наушников в карманах не оказалось, он включил песню группы «КИНО» на полную громкость, убрал сигареты в карман, и выпустив дым изо рта, взглянул на темное от туч небо, среди них стала проглядываться яркая звезда.