Прейскурант на одиночество

"Шаг". Вместо пролога

Без тебя моя жизнь, как и эта книга имела бы совсем иной сюжет.

***

– Никто свободы нашей не нарушит…

– Мы снова одиноки в этот вечер…

– Давай обнимем крепко наши души!

– Наверное, прощай?

– Скорей, до встречи!

***

Соглашаясь на долгий и серьезный путь к очередному пункту назначения, мы, наверное, подходим к какому-то безусловному краю наших ежедневных, давно привычных ощущений. И почему-то твердо знаем: оставаться на одном месте уже нельзя. В этот момент всякое утверждение о твоей рациональности становится, наверное, спорным. Ты просто знаешь: нужно уходить.

А в движение, тебе о твоей недавней нерешительности и вспоминать не хочется. Все объяснимо: новые ощущения, впечатления. Новые цели. Останется только определиться со спутниками. Ведь, мы совсем не желаем двигаться куда-то в одиночестве. Нам почему-то рядом просто необходимы те, кто нас поймет и по пути оценит наши неимоверные усилия и жертвы. Это тот или та, с кем каждый новый шаг будет для нас осмысленным уже сегодня. Ведь будущего еще не существует…

Часть 1. "Эмоции на исходе"

Пролог 1 части. "По пути… Начало пути"

«Объявляется посадка на рейс номер…» Аня радостно шла в сторону автобуса, который должен был отвезти к самолету. Неважно, что там ждет, ведь верно? Но как он, вообще, уговорил ее на этот безумный шаг?

Шутка ли – другой конец света. Буквально. Страна антиподов. Полет больше суток и с несколькими пересадками. И тремя авиакомпаниями.

Кто-нибудь в принципе представляет этот Окленд? Аня знала про него только строчку из бардовской песни про пиратов…

Кто там был? Какие люди живут? По сути это полет в точку на другой стороне глобусе, где вместо зимы – лето и наоборот.

А вместо беды – конечно же, счастье. Земля, где все меняется. Порой так не хватает подобных мест…

Новая предполетная суета и мелькание толпы опять напоминали Анюте о переменчивости и скоротечности всего происходящего. И о тех далеких событиях почти годовой давности.

Как быстро летит время! А казалось, что все было только вчера…

Глава 1. " Заказ"

Стало совсем трудно работать. Во-первых, множество желающих продать при одновременно катастрофически уменьшающемся числе приобретателей. Оно и понятно.

Или нет денег, или уже накуплено товара на сто-двести лет вперед. Ведь не раз давал себе зарок: соваться второй раз туда, где уже был, нет никакого смысла. Бывают, конечно, исключения. А так каждый день торговли проходит чуть ли не с боем.

Вот и сейчас c трудом избежал стычки – встретил по дороге сюда еще двух конкурентов. Насилу убедил их без кулаков не идти всем в одно и то же место. Как стадо баранов. Прости Господи. Хорошо, что отступили. Послушались.

А ведь Лохбахбург был, пожалуй, одним из немногих оставшихся городков, где еще верили не только в бога, но и в слова, произнесенные от имени его. Вот прямо по пальцам можно было пересчитать такие чудо-поселения.

Кейцель даже хотел обойти городишко стороной, чтобы оставался хотя бы один такой оплот «нетронутости» про запас. Но усмотрев своих конкурирующих братьев-доминиканцев, полностью изменил свои миролюбивые планы.

В конце концов хороший базарный день в нашем благочестивом начале шестнадцатого века да в нетронутом провинциальном месте кормил его целый месяц, а в лучшие времена и все три. Конечно, сейчас времена похуже, но все-таки Лохбахбург все еще казался именно таким paradisum¹.

А теперь стой и пожинай плоды. Голос хорошо поставлен, текст понятен и выверен. И огромная очередь до полудня – это ли тому не подтверждение? Сейчас, конечно, толпа поредела.

И все же в этот знойный день – это больше, чем результат. Вон как звенит сундучок для монет с лямкой через плечо. А сумка с бумагами, напротив, почти истощилась. Но есть еще запасы, есть:

– Свято-о-ой това-а-ар! На любо-о-ой коше-е-ель! Индульгенции на всякий грех! Подумайте о себе сами, ну а мы уже подумали о вас! Рай ждет вашу душу! Свято-о-ой това-а-ар!

Кейцель сейчас пожалел, что отпустил своего молодого помощника с их единственным транспортом – длинноухим ослом. Такой удобный ходячий склад. Впрочем, дела превыше всего – всяко нужно было сгрузить казну в епископат и пополнить запас «товара».

Ну а после на этом ослике-то помощник быстро нагонит монаха по дороге. Время, конечно, неспокойное, чтобы блуждать по тропкам в одиночку, но бог даст – обойдется.

На многих насмотрелся он во время своих походов. Все разные, а грехи были как под копирку. Недаром формулировки-то в индульгенциях вполне можно было подобрать под любые, даже особые обстоятельства. Ну или почти.

Как говорится «а culpa et poena»². На убийства брали редко – это все, знаете ли, скорее «на всякий случай» для особо предусмотрительных. И стоили такие прощения больше сотни серебром. Золотом, конечно, поменьше.

А вот увечья, кражи, мошенничества – сплошь и рядом. И вполне доступны. Да и прелюбодеяния плюс прочие грехи «плоти». На них требовалось около тридцати монет.

Если там у вас с инцестом как-то само согрешилось или вдруг случайное недоразумение с мужеложескими наклонностями – вот здесь, казалось, потребовалась бы indulgentia plenaria³. Дорого? А вот и нет – всего лишь десяток дополнительных талеров.

Ну а все больше приходилось торговаться с грехами простыми – на снадобье для изгнания плода или сожительство без святого благословения. Эти-то совсем дешевые. Да и что за грех-то такой – убийство нерожденного? Его же все равно еще нет! Разве сравнить с ересью или колдовством? Но ведь и для последних цена найдется.

Как у его импровизированного «прилавка» очутилась эта молодая особа с грустными карими глазами оттенка созревшего зимнего пива, Кейцель так и не мог припомнить.

Скромно приблизившись, она поклонилась коротким кивком своей достаточно красивой головки и, потупив взор, замерла. Почти совершенство.

Ее немного портили ранние морщинки – результат бессонных ночей или расстройства от какого-то иного горя. Наконец женщина вновь устремила взгляд на монаха и ладно заговорила с каким-то отчаянным и благоговейным придыханием.

Было очевидно, что она сильно волнуется – складывалось впечатление, что прихожанка очень не хочет произносить все сказанное при пусть и немногочисленных, но зрителях:

– Святой отец! Меня зовут Магдалена. Я содержу лавку здесь же, неподалеку. У меня к вам просьба. Я очень-очень прошу меня выслушать, – и, увидев кивок монаха, которому уже надоело драть собственное горло, продолжила:

– Дело в том, что моя прабабушка всю жизнь была одинока даже тогда, когда принесла в подоле мою бабушку.

Бабка моя так и не вышла замуж, но родила матушку. Мать же в свою очередь осталась вдовой очень рано – Vater⁴ мой скончался через месяц после их свадьбы, так меня вживую и не лицезрев. Нужно ли говорить, что не была знакома с ним и я.

В нашей женской династии не смог прижиться ни один представитель рода Адама. Я же не то чтобы не хотела найти себе жизненного друга и законного супруга, да только боюсь и даже уже не знаю, с какого края подойти к этому вопросу.

Значит, лежит на нашем роду какое-то проклятье от самой Прародительницы Евы или же Господь желает совсем нас извести. А более всего во мне крепкая вера, что одиночество – этакий наш родовой удел.

И я, привыкнув к этой мысли, вдруг стала совсем покойна – знать, не нужны мне эти замужества и не хочу я даже малых детей. А ведь это же грех какой, что жить так вознамерилась?

Не монашка, не христова невеста. Вот и задумала я приобрести у вас, Святой отец, особое прощение. Спасение для нашего рода – индульгенцию на одиночество.

Мне прямо и видение такое во снах было. Нескольких. Я очень прошу мне помочь! – голос говорящей заметно срывался на фальцет. Ее отчаянье и слезы вряд ли могли бы разжалобить профессионального квестария⁵.

Но несгибаемый Кейцель все-таки почувствовал комок в горле. Магдалена снова залопотала, переходя совсем на какую-то скороговорку. Как будто боялась, что прервут, и она недоскажет что-то очень-очень важное:

– И здесь одно из двух должно случиться. Или простится мне грех моего желания остаться одной. Или же, напротив, снимется, наконец, многолетняя анафема⁶ с нашего женского рода, и мужеское начало войдет-останется среди нас для меня и моих потомков. Благословите мой порыв, Святой отец! Продайте мне такую бумагу. Вот. Здесь половина…

И в прикрытый рясой животик святого продавца внезапно уткнулся полный радостной тяжести кожаный мешочек-кошель на веревочных завязках. Было очевидно, что женщина с трудом удерживает свою ношу на вытянутой руке.

Деньги явно не придавали ей силы, и кисть ее медленно опускалась, как бы нехотя отстраняясь от монаха. Вероятно, исключительно для того, чтобы помочь, Кейцель подхватил мешочек снизу и потянул его к себе:

– Дочь моя, во исполнение многих милостей Господа нашего хочу сказать тебе, что ты обратилась в самое лучшее место. И жертва твоя достигнет своей цели.

Ибо ничего не может помешать тем, кто верит в Бога, любить его. А тем, кто любит его, поможет и оплатить прощение сообразно величине грехов своих.

Ибо сказано в Священном Писании: «Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник – помыслы свои, и да обратится к Господу, и Он помилует его, и к Богу нашему, ибо Он многомилостив».⁷

Однако есть в твоей просьбе и сложности. Ибо все мои индульгенции освящены самым Святым престолом. И я рад бы сразу отдать тебе, дочь моя, ту, что подходила бы для твоего случая.

Но у меня нет бумаги с таким Заглавным словом, какое ты для себя ищешь, – «Индульгенция на одиночество». И она может появиться исключительно с благословения самого Главы Святой церкви, преодолев долгий и дальний путь через монастыри, аббатства, епископаты и близких ему кардиналов. Туда и обратно. И все это, думаю, займет почти год.

Однако радуйся, благочестивая! Именно сегодня я могу тебе предложить искупление от Архиепископской или даже Папской анафемы, включающее и такой грех, как твой.

И вторую бумагу с избавлением от Папского проклятия, так и быть, уступлю по цене первой. Ты получишь ее прямо здесь и вряд ли найдешь другую такую ближе и дешевле, чем у меня.

Словом, любая из них и будет тебе стоить ровно ту сумму, которую ты сейчас уже передала в надежные руки Святой церкви в моем лице. Плюс вторая половина денег, которую ты намеревалась немедленно оплатить, сразу получив искомое, дочь моя, – взгляду какого-нибудь опытного интригана было бы очевидно, что монах крайне радовался своей смышлености.

Эти две формулировки в индульгенциях крайне редко пользовались спросом – вряд ли архиепископ и тем более Папа Римский вообще знали о существовании Лохбахбурга, а тем более успели осмысленно проклясть кого-то из его обитателей. Но носить эти листы с собой приходилось наравне с пользующимися спросом. Что поделаешь – таков ассортимент.

Монаху очень не терпелось продать все это по совсем немыслимой двойной цене. И даже, возможно, на несколько месяцев «выйти из игры» – провести время в пасторальных молитвах где-нибудь в районе альпийских лугов у знакомой матери-настоятельницы одного отдаленного женского монастыря. Исповедуя и наставляя здесь многочисленных неопытных послушниц самого субтильного возраста.

Подальше от невыносимого смрада и нравов больших городов. Представляя картины намечающихся «райских кущ», бескорыстный служитель церкви начал заметно жмуриться.

Тем неожиданнее прозвучал и ответ скромной, но сметливой и, видимо, достаточно образованной лавочницы. В этот момент многим на узкой рыночной площади показалось, что не монах ей, а она Кейцелю что-то продавала:

– Простите еще раз меня, Святой отец! Но я не смогу принять то, что не предназначено для моего ничтожного случая. Не дело взваливать на себя такую знаменательную часть Божеского прощения, как индульгенция, даваемая при Папской анафеме.

Ни моя жизнь, ни судьбы моих предков еще не пришли в своем пути к этому торжественному моменту, а значит, и воспользоваться им было бы крайне несправедливым по отношению к настоящим грешникам, взаправду коснувшимся внимания и проклятия со стороны столь высоких особ Святой католической церкви.

И хотя я буду считать каждый Божий день этого объявленного вами года, но разве не смирение и терпение приводят к настоящему прощению и воздаянию.

Я не вполне уверена, что Святой престол обратит внимание на мой несчастный род. Но если Бог милостив, как я верю, и как говорят с нашего амвона⁸, то он даст мне то, о чем я его прошу.

Когда бы вы не явились, через год или более, но я буду ждать вас, Святой отец. Да не оставьте меня в моем смирении и ожидании. Лавку Магдалены всякий покажет. Спасибо вам! Я буду очень ждать, – женщина устало, но крайне учтиво поклонилась монаху, как своему духовнику⁹.

И медленно направилась к выходу с рыночной площади. Толпа молча провожала заказчицу редкой индульгенции взглядом, почти синхронно моргая в такт каждому ее шагу. Наконец женщина скрылась в одном из многочисленных узеньких переулков.

А в это время со стороны рыбного базара – совсем другой части торговых рядов – к монаху приближался, расталкивая замерших от предыдущего «спектакля» зевак, какой-то запыхавшийся и немного заикающийся рыжий бородач средних лет:

– Монах-х, а у тебя есть индульгенция на анаф-фему Архиепископа и полное отпущение грех-хов?

Поистине, удачный день…

Глава 2. " Прятки с прошлым"

В ушах было очень шумно. Не снаружи, а где-то глубоко внутри. Опять, видимо, давление. Голова раскалывалась. И так уже неделю. Что же это за год такой? Столько событий и все – как под копирку. Телевизор пестрил бедами.

Лица лишившихся крыши над головой из-за кризисов, списки погибших от стихии или очередного теракта стали, наверное, основными изображениями во всех СМИ. Сплошной, откровенный кошмар далеко и близко. Чужой и вот уже теперь свой, совсем личный.

Правда, весь этот негатив был слегка подлакирован. Все-таки сказывалось долгожданное лето – конец июля. А значит, жить очень даже можно. Но ведь никакая погода сути не меняла.

Анна устала пересчитывать похожие по смыслу и содержанию события, происходившие с ней одно за другим. Так надоедают самодельные бусы из любимого магазина для рукоделия, которые нанизываются на леску, согласно черно-белой картинке-инструкции.

Несколько первых творческих манипуляций интересны, а затем – рутина. А у Аньки еще и все плохо-криво получилось.

Ну что тут скажешь? Инструкция, прилагаемая к ее теперешней жизни, звучала совсем как издевательство. Никогда прежде не верившая в гороскопы Анюта потихоньку дошла до их регулярного изучения. Можно сказать, до болезненной зависимости. Будто жизнь хваталась за соломинку.

Ведь, только в них рисовались хоть какие-то перспективы. То ли в Марсе, то ли в Венере или в каком-то ином Доме¹⁰ звездочеты все, как один, твердили ей про счастье и долгую-долгую радость. Которые, впрочем, скоро закончатся, и нужно было очень торопиться. А вот дальнейших подробностей это чтиво не сообщало. Еще один тупик.

Слово «еще» Аня произнесла уже вслух. «Еще» потому, что мужа Кирилла она, к счастью, выгнала. Или ей так хотелось думать, что все к лучшему. Успокаивала себя тем, что иначе ее последнее, но странное счастье еще долго мозолило бы ей глаза. Может, и всю жизнь.

Но в какой-то момент обнаружились две плохо сочетаемые с их семейной жизнью вещи: другая женщина мужа, и новорожденный карапуз от «этой чужой бабы». Будто пелена с глаз. Совет да любовь…

Так и не прижитые самой Анютой дети были для нее особой темой. В какой-то мере, запрещенной и желанной одновременно. Впрочем, что об этом вспоминать? Но все-таки. Почему у них-то не получилось? Выходило, что из-за нее все-таки. Правы были доктора…

А третий чемодан наполнялся еще быстрее первых двух. В него постепенно ушли все его пиджаки, старая Кирюшина дубленка, пара курток. Аня не стала разрезать вещи изменщика ножницами, заливать зеленкой или прочие глупости. Просто постаралась тщательно зачистить пространство, как будто освобождала дом от какой-то черной плесени. Один раз обнаружила такую в новостройке.

Вот и сегодня Аня также педантично отнеслась к вопросу избавления от следов своего мужа. Подготовила емкости, двигалась шаг за шагом, метр за метром. Чуть ли не отмечая флажками на импровизированной карте отвоеванные ею рубежи. Пришла очередь и большого комода. Часть ящиков с мужскими носками и нижним бельем она без разбору запросто пересыпала в большой черный мешок и кинула в чемодан.

А вот у маек и джинсов пришлось задержаться – то тут, то там попадались ее футболки или брюки, как будто взятые в плен в чужом окопе. Наши своих не бросают. И этих «своих» нужно было найти и освободить.

Вот… Вот здесь-то и обнаружился лежащий под ворохом всякого тряпья старый ноутбук мужа. Кирилл, работавший программистом в банке, часто менял технику на самую современную. Банковский регламент службы безопасности считал, что проще раз в два года выделить деньги на самое новое «железо»¹¹ с новейшим софтом¹² для системных администраторов, чем вычищать из прежнего всякие неиспользуемые программные «хвосты», которые как гостеприимная калитка могут быть использованы всякими нехорошими хакерами¹³.

Старые же «ноуты» после определенных манипуляций списывались и передавались, как правило, для домашних развлечений их же пользователям или соседствующим домочадцам.

В связи с этим найти где-то в закромах квартиры вполне пригодный и современный компьютер было делом нехитрым. Этот был приблизительно пятилетней давности, совсем несвежий. Еще из предыдущего «чейнджа»¹⁴, как прежде называл этот процесс списания материальных ценностей ее «великий хакер». Кстати, Аня временами подозревала, что муж – взломщик «не на шутку», а порой сама себя разубеждала, что ошибается – ничего роскошного за эти годы в доме не прибавилось.

Правда, в свете последних событий Аня для себя уверенно объяснила, отчего в доме было этак «бедненько, но чистенько». Видимо, все и шло на второй адрес.

Обида опять напомнила о себе. Словом, хакер Кирюша или нет, но откидной плоский экран этого найденного Анютой «ящика Пандоры» был открыт незамедлительно.

Пароль на вход в тоже оказался делом вполне заурядным для любой женщины с хорошей памятью. Помнила же, как временами хмельной муженек в период вынужденной интимной паузы и в целях возобновления острого желания у жены театрально шептал ей на ухо:

– Ты же знаешь, я поставил на свой ноутбук новый пароль. Пароль! Он полностью посвящен… тебе и звучит так… – и переходил на чуть слышный шипящий ультразвук, только так воспроизводя это секретное словосочетание с абсолютно неприличным смыслом, которое заканчивал своим же уточнением: – Без пробелов, в одно слово…

Воспоминания, пусть и такие нелепые, опять пришли некстати. Впрочем, когда они в последнее время были желанны?

Пришла пора подвести итог, в том числе и открыть многое для себя. Зачем ей все это? Так вопрос не стоял. Не останавливалось и время, которое все чаще решало за Аню, что и как ей делать.

Хотя, как раз сейчас это было только ее решение – узнать здесь, все и сразу. Чтобы не передумать, Аня слишком быстро нажимала кнопки. При этом еще и старалась не наделать неприличных ошибок в этом непристойном пароле. Экран моргнул и внезапно озарился радостной заставкой. На ней был циничный герой какого-то тупого детского мультика.

«Как же я сразу не догадалась назвать его именно так, как эту убогую сказочную зверюшку» – обиженно подумала о муже Анюта, но, к счастью, не стала развивать эту тему. И в том же темпе, как во время уборки в доме, стала внимательно проверять все папки компьютера. Одну за другой. Файл за файлом – особенно интересовали фотографии.

Но их-то как раз было немного – какие-то вечеринки и корпоративы. Без компромата. Так и тыкала в течение получаса, не отыскав никаких «следов». И ведь странно, что после длительного «отпуска», аккумулятор ноутбука так и не разрядился!

Нажала на очередной файл – ей в этот момент показалось, что ничего не изменилось. Впрочем, наблюдательная Аня внезапно заметила, что в правом нижнем углу приподнялась иконка со значками всех Wi-Fi сетей¹⁵, которые наблюдались в радиусе приема.

Таких сигналов было много, наверное, около двадцати-двадцати пяти. И лишь четверть из них можно было узнать.

Их источники немудрено назывались по номерам квартир. В ее доме и соседней одноподъездной «башне». Остальные оригинальничали и были какими-то Вокерами или Крошками Енотами. Или того хлеще – ubnt2238.

Она щелкнула на этот «юбнт с цифрами». Внезапно заставка экрана сменилась на картинку с плюшевыми мишками. И кроме фона были хорошо заметны открытые страницы браузера¹⁶, нескольких соцсетей, и, одновременно, электронные письма, хаотично разбросанные по экрану.

Одно из них – пустое, явно только созданное. Оно прямо на глазах самостоятельно заполнялось словами и смайликами, а вскоре и своевольно «нажало» себя на иконку «Отправить». После чего исчезло в глубинах Интерсети.

Смысл письма Аня не успела понять, зато сообщение в мессенджере¹⁷, направленное некоей «Кисе Гуляющей», сводилось к просьбе уточнить имя и контакты того самого «Загорелого» из клуба, с которым они увиделись мельком накануне.

Хотела вчитаться дальше, но внезапно озарилась совсем другая Wi-Fi сеть и на экране побежали сцены танкового боя – кто-то строил из себя знатного геймера-чемпиона. Потом возникла новая картинка, затем через три-пять минут следующие.

Становилось понятно, что эта программа могла залезть в компьютер любого, кто попадался в ее Вай-Фай приемник. Анюте стало неловко.

Будто она зачем-то подсматривала через дверную щель в комнату родителей, что никогда не приходило ей в голову. Так вот чем занимался ее муж в прежние годы…

Было очевидно, что программа сама «путешествует» между сетями, постоянно переключая источники сигнала. Аня заскучала и уже намеревалась захлопнуть неприличную, да и, наверное, не совсем законную программу мониторинга.

Как вдруг взгляд ее упал на сообщение, пришедшее по электронной почте в самом не дизайнерском профиле, накануне появившимся «в Вай-Фай-эфире».

Она его так и назвала – «Черная дыра». Черный экран, электронная почта неизвестной аббревиатуры, на которую поступали нелепые послания с еще более обезличенных адресов. Все очень-очень лаконично.

Письма представлялись в виде непонятных кодовых страниц с чередой вспомогательных знаков, которые обычно используются для… Да и ни для чего путного они не используются. А тут целые письма не совместимых с Аниным компьютером «псевдобукв».

Впрочем, не все такие. Слава богу, Аня, наконец, увидела и нечто вполне читаемое. Буква за буквой и на экране появился ответ на послание какого-то «Космоса46»:

«Давайте уточним подробности. Итак, женщина тридцати пяти-сорока лет, блондинка. Муж ушел к другой. Согласно нашим сведениям широко распространенное имя, предположительно, начинается на букву А. То есть Алина, Алиса, Алла, Альбина, Анастасия, Анна, Антонина.

Цель находится рядом со мной на той же или соседней улице. Уточнение по адресу и ее фотография вами готовятся. Будут направлены мне через пять минут. Ее смерть должна напоминать несчастный случай. Все верно?»

– Анастасия, Анна! Анна, Антонина! Какая еще Антонина? Анна, Анна, Анна! – стучало в голове у любительницы изучения тайн бывших супругов. – «Муж ушел», «тридцать пять лет», «через пять минут», «смерть».

«Все верно?» – сердце Анны прыгало слишком сильно, а слова-цитаты частями и группами сами собой вылетали из нее, делаясь все громче и громче. Аня уже почти вопила в ожидании фото. И вдруг… «О-о-о, не-е-ет!»

Экран погас. Аккумулятор-таки «сдох» – не выдержал излишнего простоя аппарата без всякой подзарядки. «Пять минут еще не оказался в состоянии поработать!!!»

Аня судорожно перебирала остатки вещей и оглядела ящик комода, где нашла злополучный «комп».

А затем бросила взгляд под письменный стол и для чего-то на розетки по углам комнаты, но так и не смогла отыскать подходящего блока питания для ноутбука. Беда пришла, откуда не ждали.

В этот момент Анюта каждой клеткой тела почувствовала странную неподъемную тяжесть. Ее исключительно стройные и красивые плечи опустились сами собой, неожиданно заставив по-старушечьи ссутулиться, уголки миндалевидных век часто подрагивали.

Одновременные ощущения нереальности и неизбежности происходящего хотя и были противоречивы, но сегодня удивительно дополняли друг друга. Это же, наверное, лишь сон. Нужно просто открыть глаза…