Читать книгу: «Старый дом», страница 3
9
Он все-таки собрался, взял себя в руки и сделал шаг домой, тут хоть лечь можно было, в себя прийти после таких треволнений.
А телефон тут же взорвался бешеным звонком.
– У тебя все в порядке? – осторожно спросила дочь.
– В порядке… – Слава прилег все-таки, телефону такое положение тела никак не мешало, а Марина видеть не могла. – А в чем дело?
– Концерт отменили, – она еще не до конца успокоилась, – мы решили погулять, а потом зайти к тебе, только ты уже больше часа не отвечаешь…
– Понятно, а сейчас вы где?
– Да рядом тут…
– Тогда давайте-ка сюда валите…
– Значит, все-таки что-то случилось…
– Да не в том смысле… Жду…
– Сейчас будем…
«Интересный вопрос, – подумал он, вставая и направляясь к умывальнику, – а не поставил ли мне Горох еще пару жучков сюда для прослушивания?»
Холодная вода приятно освежила щеки, лоб и главное – уши. Видно там, в ушах, были какие-то рецепторы или как их называют еще, которые всегда приводили в чувство, если их охладить.
«Не должен, – он покрутил головой, – пасти меня ему может казаться необходимым, но он прекрасно знает, что я живу бобылем, и с кем могу разговаривать, чтобы его интересовало? В крайнем случае, может заказать распечатку моей прослушки и прочесть все, что его интересует, потому что разговариваю-то я в основном по телефону, и Горох это знает…»
Он оглянулся, прикидывая, чем закрыть с этой стороны проем в стене.
Холодильником?
Не пойдет: и уже, и ниже, и не очень понятно, зачем я его сюда передвинул, если кто спросит.
Да и как его в одиночку ворочать, когда «сосед» вернется?
Дочь открыла дверь своим ключом, за спиной маячил Володя. Они оба уставились на дыру в стене.
– Это что?
– Проходите, гости дорогие… – сказал он, прикидывая, что вот именно так – сразу и всерьез и будут реагировать люди, когда увидят проем. – Присаживайтесь, сейчас все объясню…
Забавно было, что и Маринка и Володя сели так, чтобы дыра была сбоку, а не за спиной.
– Для начала хочу сказать, – он откашлялся, горло несколько перехватывало от волнения, – что я трезв, в здравом уме и твердой памяти. Поэтому, не надо сразу вызывать чумовозку…
– Пап, это ты что, так теперь шутишь? – дочь перевела глаза на него. – Не лучшим образом…
И опять посмотрела на проем.
– То, что ты услышишь дальше, – он покачал головой, – требовало такого предисловия… – Он с шумом выдохнул воздух. – Ладно, с Богом, помолившись: за этой дырой находится квартира, хотя там ее быть не может, но она расположена в начале двадцатого века…
– Построена в начале двадцатого века? – переспросила дочь с сомнением в голосе. – Или оборудована в начале двадцатого?
– Папа хочет сказать, – тихо проговорил будущий зять, – что здесь у нас двадцать первый век, а там – он показал рукой в сторону темного проема, – двадцатый, точнее его начало…
– Как ты догадался? – напрягся Прохоров.
– Стал бы ты столько книксенов делать, – улыбнулся Володя, и сразу напряжение нашего героя спало, – если бы там была просто современная квартира, которая случайно открылась… Пускай она хоть в каком модерне…
Слава в который раз порадовался выбору дочери. Иметь зятя, который умнее тебя – здорово, хотя и не очень приятно.
– А какой там год? – живо поинтересовался Володя.
Он даже встал, подошел к проему, заглянул внутрь, хотя было уже темно и почти ничего не видно.
– Точно не знаю, – отозвался наш герой. – Между девятьсот седьмым и тридцать первым…
– Почему такой разброс? – не понял «зять». – Ты не выходил наружу? – он глянул на Славу. – Ах, да, в таком виде…
– Послушайте, вы, – в голосе дочери слышались слезы, – вы что, хотите сказать, что там дверь в другое время? И так спокойно это обсуждаете? Как будто нашли проход в соседний переулок…
– Тут ничего не поделаешь, – Прохоров подошел, хотел, как в детстве пригладить ей волосы, но она отстранилась. – Там действительно начало двадцатого века, а мы нечувствительные мужики, которые неправильно на это реагируют…
– Мари, – Слава в первый раз услышал, как «зять» называет его дочь вот так по-французски, с ударением на втором слоге, – папа ведь не виноват, что нашел ее, а то, что такие вещи могут существовать…
– Не могут… – Марина уже просто плакала, – не могут, потому что не могут быть никогда…
Мужчины стояли рядом, пытаясь понять, что делать. И Прохоров понимал, надеялся, что и будущий зять это понимает, что это не бабское, что это просто ужас перед навалившимися проблемами, которые она, пускай не все осознает, но чувствует гораздо лучше их обоих.
А Марина вдруг встряхнулась как-то, подняла голову, вытерла глаза.
– Я – идиотка? Простите меня, прекрасно понимаю, что сейчас возник миллион проблем, а тут еще я со своей истерикой. Папа, знаю, ты уже все обдумал, что надо делать, скажи нам…
«Ну вот, – подумал он, – вот и оправдывается в очередной раз теория, что с женщиной лучше всего подождать, пока она сама в себе найдет правильные аргументы. – Он, наконец, погладил Марину по голове, она в ответ прижалась к его животу. – Правда, и женщина должна быть подходящая, не с сумкой «Луи Витон» вместо головы…» – не без гордости пронеслось в голове.
– Проблем столько, – начал он, – что все их не успеет обдумать даже супер… – он хотел сказать «суперкомпьютер», но подумал, что слишком много чести для компьютера такое сравнение и закончил по-другому, – супермен…
Отчего получилось еще глупее.
Слава тряхнул головой, подошел к проему.
– Давайте по порядку: проблема номер один – чем закрыть эту дыру, если явится Вадик? Холодильник не годится, занавеску вешать на стене – идиотизм, а ничего другого мне в голову не приходит…
– Вы давайте сразу вторую проблему, – Володя уже сидел за компом, щелкал клавишами. – По первой у меня есть идея…
– Вторая проблема, – Прохоров вздохнул, – надо как-то установить контакт с тем, кто там живет…
– А там кто-то живет? – в один голос закричали «зять» с дочерью.
10
– Конечно, – удивился Слава, – там же квартира, значит, кто-то живет…
– И ты его видел? – ужаснулась дочь. – Вы разговаривали?
Володя покачал головой, повернулся к компу, опять защелкал клавишами. Он прекрасно понимал, что с его несколько аутичной натурой подобные проблемы, связанные с общением, разрешить невозможно в принципе.
Ну и не лез никогда в такие разговоры.
– Нет… – Прохоров нетерпеливо щелкнул пальцами. – Я же говорю, надо понимать, как заговорить с человеком, когда он появится, как его не напугать, а наоборот, приголубить и заставить себя полюбить…
– Фига себе задачка, – дочь покачала головой, – как заставить полюбить себя человека, которого ты не видел, не знаешь про него ничего, да и вообще он другой культуры. Прям готовое название для американского бестселлера из серии «Библиотека популярной психологии»…
– Нечего ржать… – оборвал ее отец. – Думай, потому что решить задачку эту нельзя, но как-то подготовиться к ней можно. Например, сразу ему говорить, откуда я или наоборот, сначала попытаться убедить, что я свой, местный…
– Сами мы не местные… – задумчиво сказала Марина.
– Да ну тебя…
– Идите сюда, – позвал Володя, – прервите свои многоумные размышления и посмотрите, по-моему, это подходит.
На мониторе был изображен книжный шкаф в современном его понимании. Слава такой не купил бы себе никогда, хотя для данного конкретного случая, видимо, придется это сделать. Сооружение напоминало стенку для тренировки альпинистов: полки были разной ширины и длины, шли они на разной высоте и цвета тоже были всевозможного. Место для книг было немного, хотя сама конструкция площадь вдоль стены занимала немаленькую. Видимо, тот, кто это придумал, решал задачу декоративную, а не утилитарную: ты считаешь, что должны быть в доме книги и шкаф для них, вот тебе, собака, подавись своими книгами.
– И где это взять? – спросила Марина.
– А он тяжелый? – спросил Слава.
– Отвечаю по порядку: устойчивый и легкий. Один мой приятель купил сдуру, сейчас и выбросить жалко, и поставить у себя стыдно, да и книги не вмещаются… Так что он ищет кому подарить, не обидев…
– И что я туда поставлю? – Прохоров озадаченно почесал затылок, его книги были упакованы и лежали на черемушкинской кухне накрытые несколькими слоями газет в штабеле других коробок с домашним скарбом.
– Библиографию… – не раздумывая, ответил Володя. – Заодно и хорошая отмазка от излишне любопытного Вадика. Книги нужны, потому что информации в Интернете не хватает.
– А где я их возьму? – Слава давно продал все свои «книги о книгах», потому что информации в Сети как раз хватало.
– Я привезу… – Володя повернулся к «тестю». – Свои, у меня много ненужных и редких – областное, описание научных библиотек и прочая ерунда, так что выглядеть будет все «чики-поки». Завтра часов в двенадцать устроит?
– Давай… – согласился Прохоров. – Одна проблема вроде бы решена…
– Мне кажется, – вступила дочь, которая только скользнула взглядом по монитору, история с полками ее как-то не затронула, и она, вернувшись на свое место, все время, пока мужчины решали свои проблемы, просидела одна. – Мне кажется, что лучше все-таки сразу сказать… Потому что когда он потом узнает, что ты не местный, у него будет ощущение, что его обманули. А для первого контакта сразу наврать и быть пойманным – это перебор, как кажется…
– Согласен… – Слава тоже так думал. – Но вот как сказать? Вы вон, меня знаете, как облупленного, и то в себя прийти не могли, когда услышали, а тут незнакомый человек…
– Ну, наверное, – тянула дочь, это она еще не успела придумать, – надо просто сказать – так, мол, и так, я из будущего, прошу любить и жаловать…
Наш герой сидел с кривой усмешкой.
– Ну да, не очень… – согласилась Марина. – Но врать в этом случае нельзя, я уверена… – она опять посмотрела на отца. – Ну придумай сам, ты же у нас специалист по контактам…
Прохоров в самом деле считался переговорщиком, все знали, что, несмотря на скверный характер, в нужные минуты он мог взять себя в руки, услышать того, с кем говорил, найти компромисс и, что главное, объяснить собеседнику, в чем лично его выгода и почему он должен поступить так, а не этак.
– Только надо еще изобрести, как сделать так, чтобы он не закричал… – оказывается, Володя, который продолжал щелкать клавишами компа, разговор при этом слышал. – А то не ровен час, испугаются, кликнут городового, а тот на съезжую поволочет…
– Что такое съезжая? – спросил Прохоров, хотя в принципе догадывался, о чем идет речь.
– Неважно, – Володя кивнул на монитор, – важно вот что: «Термин “съезжая” применялся в 18–19 веках к городским полицейским органам». – Он обернулся к Славе: – Ты к кому собирался, кстати?
– В смысле? – не понял тот.
– Ну, есть идея, думаю, ты сам до нее дотумкал, что нужно пойти и купить хороших книжек, а еще лучше их подписать у авторов…
Наш герой задумчиво глядел на «зятя», он начинал его побаиваться…
– Подожди, Вов, – прервала их беседу дочь, – давай степ бай степ. Надо же отцу помочь, а не только о книгах думать… Как ему сказать-то?
– И как сделать так, – язвительно повторил «зять», – чтобы клиент не закричал и в обморок не грохнулся…
– Я вот что думаю, – начал Слава, похоже, мозг его мог не только реагировать на происходящее, но параллельно решать насущные задачи. – Идей у меня две, зацените, как сейчас говорят. Во-первых, надо начать с того, что представиться как-нибудь так: меня зовут Вячеслав Степанович Прохоров, я живу в городе Москве, хотя родился в Саратове в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Информации много, человек пока по ней мысленно пробежится, у меня будет пара минут, чтобы его разглядеть и оценить, что от него можно ждать. Да и он в такой каше услышит год рождения, да не сразу поймет, о чем я, да не сразу внимание обратит, не сразу оценит…
– Мне нравится… – сказала дочь.
– Мне тоже… – согласился «зять». – А что еще?
– А еще, когда до него дойдет и он начнет челюсть на пол ронять, – Прохоров поскреб свою щеку, – нужно сделать что-то экстраординарное, неожиданное, чтобы он на мое поведение реагировал, а не на новости…
– Например? – спросила дочь.
– Ну не знаю, – Слава пожал плечами, – на колени упасть… Или закричать петухом… Или достать из кармана какую-нибудь свистульку и подуть…
11
Заснул в эту ночь наш герой поздно.
Еще долго сидели, обсуждали разные проблемы, решали, кто и чем будет заниматься. Прохорова приковали дома – «сосед» мог объявиться в любую минуту, а значит, наш герой всегда должен быть на месте и наготове. Представить себе, что будет делать оставленный на произвол судьбы человек начала двадцатого века в начале двадцать первого – никто даже не пытался пробовать.
– Да он просто не поймет, – горячился Володя (будущий тесть первый раз видел, как горячился «зять»), – куда он попал. В тот момент, когда его собьет машина или забьют менты в «обезьяннике», он так и не будет соображать, где он и как тут оказался. А главное – за что, потому что, скорее всего, решит, что он в аду. Это мы сегодня привычные ко всяким чудесам, а в то время фантастики почти не было и сама идея путешествия во времени практически не рассматривалась…
– А «Янки при дворе короля Артура»? – возразил Слава.
– Но это же путешествие назад, в прошлое… – возразил «зять», – А кроме того, кто в России в то время прочел роман малоизвестного американца?
– А «Машина времени» Уэллса? – вступила Марина. – Там вроде бы все в порядке – путешествие в будущее?
– Смотри вторую половину ответа на предыдущий вопрос, с той только разницей, что американца надо поменять на англичанина. В общем, пока не будет кино самым массовым из искусств, а в нем чего-то подобного про будущее, для среднего человека сама идея останется непонятной… Или мы считаем, что тут живет Федоров с Циолковским?
В общем, решили, что Слава никуда до встречи с «соседом» из дома не выходит, а всем необходимым его будут снабжать дочь с «зятем».
Потом перешли к техническим вопросам.
Почти все они упирались в дату, в то, что непонятно было, какой год там, с той стороны. Деньги, костюм, сборники поэзии (Володя идею с «Царским селом» и подобными дорогими и тяжелыми изданиями так же отверг) – все упиралось в знание года.
Идея с газетой всем понравилась. «Зять» тут же сказал, что их в это время было легко купить на вокзале (ближайший Киевский, а до него километра три по незнакомому городу с большими шансами заинтересовать полицию), а Маринка вспомнила мальчишек на улицах, выкрикивающих разные новости. Ясно, как Божий день, что они продавали газеты.
В общем, решили так: Прохоров устраивает наблюдательный пункт у окна, ловит любые знаки, которые помогут определить, который год. Дочь занимается костюмом, чтобы он мог хоть как-то соответствовать и выйти купить газету.
А после, когда дата будет установлена, вступает в дело Володя. У него, оказывается, было достаточно материала, чтобы почти на каждый день десятых годов знать, какой поэт и писатель где находился, что делал и в какой компании.
– А ты почему такую роскошную хронологию не публикуешь? – изумленно спросил Слава.
Ему в голову не могло прийти, что кто-то поднял и так подробно проработал подобную массу материала.
– А кому она нужна, – беззаботно махнул рукой Володя, – кроме нескольких историков литературы, а они про мои данные и так знают и, если что-то ищут, просто пишут мне…
Кроме того, «зять» взял на себя еще распечатать нужные данные из «Всей Москвы» за узнанный год. Оказывается, у него они (толстые книги по девятьсот страниц!) почти все были отсканированы.
– Все я не нашел, но не думаю, что двенадцатый год так уж сильно отличался от тринадцатого, так что посмотрим за близкий к найденному году, и все…
Еще он поставил вопрос о деньгах. Да, боны за николаевское время не стоили в начале двадцать первого века почти ничего, и их было много. Но Володя справедливо заметил, что как только они начнут скупать их, цены могут резко взлететь, а сами боны исчезнуть из обращения. Нумизматы – народ ушлый, сразу почувствуют, что здесь что-то не так, и затаятся.
А сделать это незаметно – почти невозможно.
– Конечно, – сказал он, – легко представить себе, что в нумизматическую лавочку приходит человек и просит полную коллекцию бон за это время. Можно даже две: одну на подарок сыну, другую – ему же для обмена с приятелями. Но в Москве мест, где можно купить такой набор – пять, от силы десять. Можно еще запустить человека, который купит по две-три дорогие бумажки – «катеньки» там или «петры»…
– Что такое «петры»? – тут же спросила дочь.
– Пятисотрублевые банкноты, – объяснил Володя. – Но уже второй подобный визит в лавочку вызовет настороженность, а на третий ребята просто изымут все такие боны из продажи, пока не выяснят, что происходит.
– И что делать? – поинтересовалась опять Маринка.
– Ну, во-первых, – прикинул Слава, – можно проехаться по Подмосковью. Я в Сергиевом Посаде видел пачку таких бон и в Звенигороде тоже. А во-вторых… – он даже засмеялся, настолько ему понравилась идея, – можно объявить, что какой-то новый русский решил оклеить себе кабинет «петеньками» и «катеньками». Конечно, цены тоже поднимутся, но не сильно, потому что тут понятно зачем, зато скупить их можно будет все, какие есть в наличии на рынке…
– Годится… – резюмировал Володя и что-то напечатал в компьютере.
– Ты что там отмечаешь? – поинтересовался хозяин дома.
– Записываю вопросы, которые надо решить, а если решение находится – ставлю галочку…
Слава подошел и заглянул через плечо. Список был грамотный, и он даже загордился немного – ничего нового умный «зять» не придумал.
Конечно, он не стал рассказывать детям о своих размышлениях по поводу спасения человечества. Боялся показаться смешным, кроме того тут слишком много надо додумать и «зять», скорее всего, в этом деле ему не помощник. Вряд ли у Володи, в его хронологии литературной нашлось место для политических деятелей и он не сможет сказать, где был Милюков в тот или иной момент.
Придется искать самому…
Правда, «зять» поразил нашего героя, когда уже перед самым уходом сказал потягиваясь:
– А жаль, что нельзя найти какого-нибудь террориста из того времени, – он грустно усмехнулся, – и отправить сюда, чтобы он тут с нашими властями порядок навел. Их ведь в то время хлебом не корми, дай только убить какого-нибудь важного политика…
Значит, и об этом подумал. Так, правда, несколько своеобразно, нашему герою в голову не пришло такой поворот сюжета представить.
Слава закрыл дверь за гостями, сел на свое кресло у компа, пощелкал клавишами, посмотрел новости. Не то чтобы его очень интересовало, что произошло в стране, на это он уже давно перестал обращать внимание. Просто спать не хотелось, а работать – описывать библиотеку Гороха – в час ночи казалось какой-то дикой глупостью, чуть ли не святотатством.
Новости были все те же: автобус перевернулся, президент поехал туда-то и сказал то-то, американцы в очередной раз обосрались. А вот это смешно и страшно: Горох подарил музею своего родного города первое издание книги Гоголя «Ганц Кюхельгартен». Тот был редкостью неописуемой, Николай Васильевич сам, своей рукой уничтожил почти все экземпляры, и кто-то недавно спроворил на принтере подделку. Вполне приличную, на старой бумаге с обложкой. Она долго ходила по рукам, пока в нее не вляпался Горох. Потом узнал откуда-то, что ему вставили туфту, и сколько сегодня народу за это кормят рыб в Москве-реке, история умалчивает.
А фуфел, получается, был подарен музею. Типичный Горохов – из любой ситуации извлекать всю возможную выгоду.
Прохоров вдруг понял, что состояние лихорадочной активности, которое колбасило его последние несколько часов, отступило, что он с трудом различает буквы на мониторе. Тогда он выключил комп и отправился спать.
12
И снился ему странный сон. Точно как в ту пору, когда он начинал свою книжную деятельность, снилась ему большая комната со столами.
А на столах – книги.
Странность была не в этом, не в повторе сна через почти сорок лет, а в том, что Слава спал, видел сон и одновременно осознавал, что он спит и видит сон. И в этом сне он подумал, что за эти годы класс его как книжника явно возрос и столы стали полнее, а книги на них – дороже.
Конечно, он не помнил, что видел тогда, но вон там лежит, судя по надписи на тонком корешке, «Легенда о Петре Пахаре», скорее всего, лондонского издания 1561 года, и Слава был уверен, что внутри есть знаменитое «Кредо», напечатанное крайне малым тиражом и почти не встречающееся. Тогда, тридцать пять лет назад, он ничего не слышал об этой книге, да и сейчас знал только потому, что она как-то попалась ему и пришлось заниматься ее историей.
Прохоров даже не стал брать экземпляр со стола, он хорошо помнил, как мучительно избавлялся от предыдущего, потому что собирателей иностранных книг в России не было, все соглашались: да, редкость невероятная, но покупать не спешили. А контрабандой тащить ее на аукцион куда-нибудь в Лондон, не очень хотелось. Наш герой слишком хорошо помнил советские времена, и там, где можно было не нарушать закон, старался его не нарушать.
Куда он ее дел тогда?
Кажется, разменял с Валетом на гору дурацких собраний издательства Маркса. Это, с точки зрения любого нормального библиофила, были не книги, но в отличие от «КНИГ», они продавались.
Он перешел к следующему столу, потому что на первом, как он успел разглядеть, лежали только иностранные издания, а на них сегодня смотреть не хотелось, как на бывшую красавицу, сильно состарившуюся и никому не нужную.
Тут, на втором, все было лучше. Хотя тоже – не гуд. Потому что тут лежала поэзия, но не Пастернаки и Цветаевы, которые «всяк возьмет», а… Слава такие книжки называл «Володины стихи», потому что «зять» как раз такое и собирал. Никому не известные, полузабытые люди, среди которых наверняка есть отличные поэты (наш герой себя в этом вопросе компетентным не считал и со своим мнением не высовывался), но только вот продать их было почти невозможно…
Купить, впрочем, тоже. Как известно, на антикварном рынке существуют два класса редкостей: нечто, что стало редким по объективной причине – мало экземпляров изготовлено, что-то случилось с теми, что уже сделали, например, сгорел склад с готовой продукцией. Для книг еще добавлялся цензурный запрет, когда уже напечатанную книгу забирали в лавках и уничтожали, а еще бывали случаи, когда это делал сам автор, как было с книгой «Мечты и звуки» Некрасова.
А есть другая категория редкостей – вещи, которые никто не собирает, поэтому они никому не нужны. И достать такую зачастую сложней, чем записную редкость. За вторую, стоит только заплатить соответствующие – обычно очень большие – деньги и кто-нибудь из коллекционеров снимет свой экземпляр с полки. А за первую, да хоть сколько плати, не найдешь, хотя завтра она может попасться за три копейки. Только такого завтра можно ждать много лет.
Вот подобными книжками и был завален второй стол.
Какое-то «Адотронье» какого-то Гаврини Попова, непонятные «Красные ландыши» Саввы Затона, правда, изданные в Швейцарии. А вот эту книжку Слава знал – «Стихетты» Нины Хабиас. Еще тридцать, а то и тридцать пять лет назад ему заказал ее один аспирант. Аспирант тот давно уже академик, а сборника этого, со стилизованным мужским половым на обложке, так и не попалось… А если бы попалось – профит тут небольшой – если на книгу есть только один покупатель, то цену диктует он, а не продавец.
Слава даже во сне почувствовал легкое беспокойство – что же получается? Он попал в комнату под названием «Мечта книжника», но только ничего коммерчески успешного тут нет?
Хотя нет, вон виднеется какой-то толстый пятитомник, а толстые пятитомники нынче в моде. Наш герой взял первый том и чуть не заплакал. Да, Каррьер «Искусство в связи с общим развитием культуры и идеалы человечества», да с пятым томом, вон он лежит в самом низу. Да, у Шибанова этот комплект продавался за двадцать пять рублей, а без пятого тома – за три.
Прохоров не знал, что там случилось с этим томом, сгорела типография или цензура нашла что-то недозволенное, но вот что он знал точно – у него самого таких комплектов лежало два. Он по привычке за десять лет примерно собрал их, только продать не мог, как ни расписывал редкость, как ни совал в нос шибановские каталоги с десятикратной ценой – бесполезно. Никого не интересовало ни само «Искусство в связи с общим развитием культуры и идеалы человечества», ни редкость комплекта.
А это что?
Тьфу, пропасть, Минаев «Не в бровь, а в глаз». По какой-то непонятной причине тот же великий Шибанов, который по большому счету создал антикварную книжную торговлю в России, эту книжку занес в свои «Дезидераты русского библиофила». Причем как он это сделал: в предисловии было сказано, что книги, которые он никогда не встречал и посему цены им не ведает, будут отмечены звездочками, в отличие от остальных, на которые указал твердые цены, за которые он готов был их приобрести. Так вот там какие-то немыслимые, по Славиному мнению, редкости – все с ценами, а Минаев, один из немногих – со звездочкой.
Только и этих «Не в бровь, а в глаз» собралось у нашего героя три штуки. Он мог купить еще, хотя сборник действительно был нечастый, попадался не каждый день, а раз в два-три года, да только зачем?
Автоматически он взял экземпляр в руки, когда услышал за спиной вежливый голос:
– Так кому прикажете автограф написать?
Прохоров обернулся, перед ним стоял солидный человек, в маленьких очках и с бородой-мочалкой.
– Позвольте представиться, – вальяжно сказал тот, – Минаев Дмитрий Иванович, родился в Симбирске в 1835 году, умер там же в 1889-м. Так кому соблаговолите – вам или все-таки Владимиру Вольфовичу?
Мысли Славины в ужасе заметались.
Откуда он знает?
Как мертвый может писать автографы?
При чем здесь Жириновский?
И самое главное – его расчет не верен? Раз он встретился с Минаевым, а тот умер в 1889-м, да еще в Симбирске, значит на дворе максимум – 1888-й?
А откуда тогда на подоконнике брошюрня 1905 года?
Он собрался высыпать все эти вопросы (и еще миллион других) на бедную голову мелкого поэта-сатирика, когда вдруг почувствовал что-то холодное на лбу и голос произнес:
– Не делайте вид, что вы спите…
Наш герой приоткрыл глаза, проснулся окончательно и увидел прямо перед собой что-то круглое и металлическое. В чем он с трудом, в силу слабых знаний предмета, но опознал дуло пистолета, которое утыкалось ему прямо в лоб.
