Polaroid. Хроники Кулуангвы

Редактор Алексей Терентьев

Дизайнер обложки Михаил Узиков

Переводчик Michael Ouzikov

Иллюстратор Михаил Узиков

© Олег Первушин, 2020

© Михаил Уржаков, 2020

© Михаил Узиков, дизайн обложки, 2020

© Michael Ouzikov, перевод, 2020

© Михаил Узиков, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-0051-4910-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

POLAROID
(Хроники Кулуангвы)

To: British High Commission

IP-458/12

Report on Investigation

New Scotland Yard,

Victoria Embankment, Westminster,

London SW1A 2JL,

United Kingdom

Criminal Investigation Department (CID)

Homicide Squad

28 August 2007

В Верховную Прокуратуру Великобритании

IP-458/12

Доклад по расследованию

Новый Скотленд Ярд,

Набережная Виктории, Вестминстер,

Лондон SW1A 2JL,

Великобритания

Отдел расседования убийств

28 августа 2007 года

Дополнительный материал к Делу об убийстве

высокопоставленных лиц в графстве Честерфилд

(File №237-15- Ball (Kuluangwa) – Strictly confidential)

Уважаемый Коммисар Прокуратуры, сэр!

В ходе расследования дела по убийству высокопоставленных, первых лиц государств, а именно, в ходе дополнительного обыска владения Андрея Романова, где произошли трагические события, нами был обнаружен и изучен рукописный дневник некоего Олега Первушина. Эти новые данные, по нашему мнению, позволяют взглянуть по-новому на расследование дела.

Пожалуйста, найдите в приложении копию с оригинала рукописи, написанного в стиле новеллы, дневника, Олега Первушина, русского полярника поневоле, найденную в сейфе главного подозреваемого в деле – русского бизнесмена Андрея Романова. К сожалению, часть материала не поддается расшифровке и точному переводу. Рукопись местами значительно попорчена водой и кровью потерпевшего.

Мы уверены, что необычный черный предмет, мяч, (под названием Кулуангва) фигурировший в описании свидетелей и, в итоге, забранный Президентом России, является ключевой уликой в этом деле и нашем расследовании.

Сэр, Отдел Расследования Убийств Скотланярда рекомендует и настаивает на официальном запросе в Прокуратуру Российской Федерации о передаче этой важной улики как можно скорее на время расследования в собственность нашей следственной группы. Похожие представления, уучитывая причастность к этому преступлению, на передачу улики в руки следствия в самом скором времени подадут следственные группы из Соединенных Штатов, Франции, Японии, Германии, Канады и Италии.

Учитывая сложные отношения с Россией в ходе Первой Белофинской Войны, наступления Красной волны и в интересах следствия нам необходимо получить этот предмет первыми.

С уважением,

Major Investigation Team (MIT)

Michael McNail

Detective

Улика №326, Дневник О. Первушина

(Копия)

Оригинал в хранилище №8, 326/32—11

Новый Скотлан Ярд

Набережная Виктории, Вестминстер,

Лондон SW1 2JL,

Великобритания

К первой странице приложена

(приклеена на обратной стороне) вырванная

заметка из журнала

National Geographic. №3, 1991 год

(на русском языке).

В Арктике и Антарктике существует более 190 законсервированных полярных станций. Запасы топлива и продуктов в них позволили бы существовать одному- двум человекам долгое время – пять-шесть лет.

Для Советского Союза иметь такие станции – своего рода престиж. Кроме этого, они (частично) служат для навигации и поддержки ГлавСевМорПути.

Эти «безлюдные» станции являются также своеобразными метеостанциями.

«National Geographic»

№3, 1991

В условиях распада могущественной «Системы»

и малинового беспредела Новой Экзистенции,

казалось бы, на первый взгляд

бесконечное количество раз повторенная,

но обновленная Робинзонада,

предлагается вниманию

самого широкого круга читателей.

Олег Первушин

«Пишу я и стреляю метко,

Но в этой теме ядом стать

Случилось дару! Очень редко

Сие явление… Что ж…

Как привык —

– буду писать!»

«Я поднялся к высоко охоты —

Я охочусь на много людей —

– Тех, кто моя повесть взволнует!

Зверобой буду, был и теперь…»

3 марта 1995 года.

Если вы не пускали мыльные пузыри при 50 градусах ниже нуля, вам этого не понять.

Возможно, сегодня пятница, 3 марта. С момента моей высадки на эту «обетованную землю» прошло, думаю, дней шесть. Сколько я был в отключке, не знаю, поэтому для первой засечки на стене вывожу – 3 марта.

Сволочи, думали, что я сдохну в этой дыре. Но, как в свое время говорил товарищ Зорин в «Международной панораме»: «Не выйдет, господа капиталисты!»

Хотя иногда мне кажется, что все это происходит со мной во сне. В страшном сне. Не думаю, что эти записи кто-то когда-то найдет, но твердо знаю, что они не дадут мне сойти с ума окончательно. Плюс – идиотизм умирающего профессионала. Это как на войне, «с „лейкой“ и блокнотом» … Журналист, бляха-муха. Да, забыл представиться, зовут меня Олег Анатольевич Первушин. Прошу любить и жаловать.

12 марта.

«В Арктике и Антарктике существует более 190 законсервированных полярных станций. Запасы топлива и продуктов на них позволили бы существовать там одному-двум человекам долгое время – пять-шесть лет».

Это листок из американского журнала, который чуть не пошел на самокрутки (до того, как я выточил себе трубку из березовой коры), я нашел на столе. Как раз на одной из таких станций. Ранее этот листок лежал в заднем кармане моих джинсов. Ранглер, кажется. Где теперь эти джинсы?

Показания моего обычного компаса (намагниченная иголка в поплавке и банке с маслом) абсолютно верны. На мой юг улетели птицы. Недавно я видел одну стаю северо-западнее моего острова. Видимо, где-то там и есть земля. А я слышал, что компасы в Арктике откровенно врут. Попробую начать писать повесть полярника. Я же писатель-самородок, как мне бывшая говорила, а не фуфел какой-то. По странице, по строчке в день! Через полгода – повесть, через год – роман. Через три – «Война и Мир»!

Моё «Явление», Материализация на Острове

Остров по конфигурации напоминает штат Кулуангва в Мексике. Я так и назвал его – Кулуангва. По странной случайности или по велению сюдьбы, еще один предмет на этом острове также носит имя Кулуангва. Я вот только совершенно не помню, накурившись ягеля, что пришло первым, этот предмет, или мое осознание, что остров похож на штат?

Эта история случилась со мной на самом деле. Всему виной – деньги, конечно!

«Система» – (мафия, синдикат – тупо назвать, клише) посадила меня на этот Остров Зимовщиков. Но я не хочу быть просто Робинзоном. «Это скушно, девушки». Раз мне не выдалось время биться с «Системой», я хочу стать мыслителем. Если бы я шел путем проб и ошибок в своей необходимости выжить на Острове, эта книга была бы толще «Робинзона Крузо».

Но всё, что мне нужно для жизни, я знаю с детства. Суперчитатель навскидку назовёт книги, в которых ребёнка выгоняют в тайгу со словами: «Без добычи не возвращайся!» Но в моей судьбе это как раз тот случай, когда «сказка была былью». Еще из моего полярного детства, от моего отца! И, раз уж, я Робинзон, то я буду рассказывать о своём робинзонстве.

Итак – Дневник Робинзона Третьего Тысячелетия.

Я попал на этот остров совершенно голый. Голый и красивый парниша. Ребята играют меня в нарды – так это можно называть. Выиграет тот, кто вычислит, насколько долго я продержусь. Одни меня «заказали» всего на месяц, другие – на целых шесть лет. Почему меня и почему так далеко, хрен его знает. Видно, так распорядилась судьба. Сколько можно бомжевать? Хоть какая-то, блядь, польза от меня. Парни приговорили меня к шестилетнему заключению на уже пять лет никем не заселенном куске суши в Арктике, на брошенной, вернее, законсервированной полярной станции. И если бы я не служил на Крайнем Севере (почти на Аляске) в войсках «Дальней Бомбардировочной Авиации» и не провел бы несколько лет в тундре со своим отцом, я бы здесь уже сдох. Председатель, Алексей Потапов (про себя я назвал его Колобок), усердно интонируя, говорил мне, а его ассистент (его я обозначил в памяти как Жлоб или Малиновый Пиджак) втолковывал это кулаками в мою голову, и так уже изрядно побитую после падения из окна (это я сбежать хотел): «Ты у меня полюбишь север – не разлюбишь никогда… Я тебе это устрою, наркуша хренов!» Ну вот и устроил.

По ходу, херовый я писатель! Мысли скачут! Это не то, что предвыборную статью моему депутату писать за 540 рублей!

Очухался я (после какой-то дури; на правом бицепсе лиловый синяк от затяжки, дорога в пять шагов по вене, в памяти борт вертолета, металлические клепки, ожог от спирта во рту) на этой законсервированной станции.

На заплеванном ржавчиной металлическом столе записка:

«Мы в нарды тебя разыграли. Ну, ты в курсе, я тебе рассказывал. Теперь, ты Поляроид. Захочешь жить – все найдешь. Побежишь – сдохнешь! Это Арктика. Твой срок минимум – полгода, максимум – шесть лет. Проверять будем каждые три месяца с вертолета. Если жив – над радиорубкой, на антенне вывешивай ведро. Ведра нет – значит сдох, мы спускаемся, проверяем твою тушку. Но, если ты живой, а ведро не вывесил – тебя ждет полынья. Через шесть лет Олежка, мы тебя заберем, встречай с балыком».

Веселые ребята! Я очнулся здесь, на полу, совершенным Адамом. Адам Поляройдович Робинсон! Поляроид! В углу потрескивала остатком тепла буржуйка. Ее держат на станциях на случай отказа отопительной системы. Но в ней ничего – только пустой пепел. Колобок и Жлоб, видимо, планировали, что я буду сидеть в избе или, как это, – в рубке, и никуда не буду выходить все время. И тихонько спрыгну с ума. В доме все есть, даже запас тополевых дров – ими чистят дымоходы… и ни кусочка, ни клочка ткани – это чтобы я не сделал одежду. Еще одно из дебильных условий игроков – типа, как Адам, начинай все с нуля: иди к своему дереву, с Евой у подножья. Живэ чи помре. Есть уголь – целый террикон. Живэ!

Целыми днями я вожусь с радиостанцией. В рубке стояла, как вкопаная! Видимо, тяжело было эвакуировать. Тяжелая, сволочь, как первый советский ЭВМ.

Нет! Я не надеюсь восстановить её и послать «SOS», но мечтаю превратить её хотя бы в радиомаяк. На таком «маяке» я служил в Советской Армии, ВВС, на самом деле, но не летун, керосином бомбардировщики заполнял, часто у радистов сидел, заменял пост. Иногда я слышу такие маяки. Они, не поверите, на средних частотах. По ним ориентируются компасы самолётов. А для начала нужно сделать компас.

Если радиомаяк я видел и даже заходил внутрь (кузова) с мигающими лампочками, то компас только видел в кабине.

К тому же в моей радиостанции ни одного блока – их предусмотрительно изъяли.

Если на Острове будет работать маяк, а у меня будет компас, я смогу уходить от Острова на двадцать-тридцать километров в туман и метель и набираться опыта полярных путешествий и передвижения по дрейфующим льдам. Пусть он, хотя бы, просто шумит на частоте радиокомпаса – это позволит идти на этот шум.

Ах, море, море!

Целыми днями я хожу по берегу моря в надежде подстрелить нерпу. Свой арбалет… абалет сделал! – я уже значительно усовершенствовал (в сравнении с луком не убойным для нерпы). С луком я хожу на «дичь». Сейчас арбалет пробивает десятисантиметровую сплоченную доску. Правда, из мягкой древесины. Прошибает! Сверхсамое тяжелое было изготовить спуск. На боевой взвод я ставлю его на специальном станке, навешивая на него груз. Люрики уже улетели. Картошечки бы сейчас, а!!! Здесь только сухая, как у меня в детстве и нет свежих овощей. Но, жратвы! Жратвы у меня море!

Показания моего обычного компаса (намагниченная иголка в поплавке и банке с маслом) абсолютно верны. На мой Юг улетели птицы. Недавно я видел одну стаю северо-западнее моей Кулуангвы. Видимо где-то там и есть земля. А я слышал, что компасы в Арктике врут.

Склеил клейстером из обоев какое-то подобие штанов, и они уже в лохмотья – клею заплаты. Позже опишу, как я такое производство одежды освоил. На безрыбье и обои со стен – рыба!

Вчера подстрелил лебедя. Лебедь оказался альбатросом. Я подкрался к нему из-за скалы и точно попал режущей стрелой в шею. Лук у меня слабый и не пробил бы его. А так он взлетел и, потеряв кровь, упал. Попасть я никак не ожидал, так как до этого стрелял соек на помойках, но ни разу не попадал. Пора шить рубашку из перьев, прясти волокно из пуха. Другой вариант – растить волосы, стрич под корень и ткать одежду из собственных волос. Главное, чтобы не облысеть в скорости. Лучшее – шкуры животных! Но животных нет на моем острове. Одни птицы. Если сюда на остров дойдет медведь и я смогу его убить, моя жизнь в тепле обеспечена. Я знаю, как выделывать шкуры.

Я так понимаю, что если я живу на берегу Острова, омываемого неизвестным мне полярным морем, то я брожу «по берегу моря».

«Поляроид» – Polaroid – у меня, в самом деле, был и я им пользовался частенько, когда работал с плохо «позируемым» объектом. Например, ребёнком. В то время это было редкостью. На «поляроидах», не зная доподлинно его настоящего действа, даже зарабатывали, делая фото. Может это кто-то помнит, но я-то являл собой модного художника и писателя-журналиста, набрасывал сканы и делал моментальные фотки на «Арбате» со своим служебным Поляроидом. По доллару за фотку. 60 рублей! Половину зарплаты в месяц моей матушки-инженера!

Очень неплохо я швыряю копьё, но сила броска думаю, пока никак не достаточна, чтобы убить медведя. А что, если изготовить копьё-рогатину с двумя остриями – им бы возможно ослепить медведя, а уж после этого ему, верно, будет уже не до меня?

Вчера я охотился на уток. Они прилетели откуда-то с севера. Если мой остров в архипелаге, то это архипелаг Новосибирских островов. Другие острова в Полярии находятся в прямой видимости друг от друга. Смешно, но вместо утки завалил песца.

Странно, но «системщики» не спалили радиостанцию – она расположена в доме. То же самое с двигателями радиостанции.

Стягивая шкурку с песца, я весь облился кровью. Какой же я идиот. Совсем забыл надрезать тушку и слить кровь. Хоть распялил тушку. Убил по привычке стрелять. А лучше бы приручил. Поймай второго – через год ходил бы в песцовой шубе.

Ду-у-умай!

Если еще есть песцы надо их отлавливать. Они бродят за медведями или едят мышей, когда те есть. Здесь вряд ли есть мыши. Значит этот бродячий, медвежий.

Пока жил не на Севере – привык к овощам.

Парни, видимо, планировали, что я буду сидеть в избе и никуда не буду выходить все эти десять лет. И тихонько спрыгну с ума.

В доме всё есть, даже, как я говорил, запас тополевых дров – ими чистят дымоходы… и ни кусочка, ни клочка ткани – чтобы я не сделал одежду. Есть уголь – целый террикон.

Огонь я зажег от дымящейся на улице свалки – здесь они сожгли всю имеющуюся на станции одежду и ткань.

Сделал топор, арбалет, ловушку на медведя (чтобы прищемить ему лапу). Так прошло лето. Без осени наступила зима.

Необходимо посмотреть стены – внутри должна быть клеенка. Нужно также переделать дом – семь комнат мне отапливать совершенно ни к чему. Когда-то я жил в цирковом вагончике, и сейчас мне вполне хватит двадцати квадратных метров. Нужно сделать из птичьих перьев, гусиного пуха и кожи хоть какое-то подобие одежды и обуви. Так и не смог убить животных, любых, чтобы сшить себе одежды. Нужно жить.

Не выходил из дому неделю, клеил костюм каа-ссманавта из обоев и гагачьего пуха в прокладке. Сжег все в каморке, что можно было сжечь…

Остров как остров. Кругом белый пух, будто уже зима. Перестраивая домик, чтобы жить в кухне и меньше топить, я нашел между стенами в опилках хорошую ветку для лука. Это будет моим первым оружием. Лучший лук – из высушенной черемухи или составной из березы. Я сделал простой, из того, что было под рукой, и занялся уничтожением птичьего поголовья острова. Нашел хороший портфель-саквояж неподалеку от радиорубки. Классный, старый, свиной кожи, немного поеденный временем, но хороший. Внутри какие-то документы, видимо, оставшиеся от станции. Поизучаю позже. Саквояж явно пригодится для походов, пришью ремни – будет заплечный рюкзак.

Это адова зимняя работа – переделывать жилище к зиме. На дворе уже не пух, а снег. Задувает метель. Какие-то намеки на полярные сияния. Стрелка компаса поворачивает на них. Это не тот юг, куда улетели птицы. Это – противоположный ей север. Значит, люди не брехали.

В радиорубке, около саквояжа, нашел какой-то смешной маленький черный мячик. Детский мяч, из магазина игрушек? Не знаю. Дети, что ли, у них тута на станции зимовали? Слышал, что папаши брали детей на каникулы, приучали к северу. Как меня мой батя. А что толку? Все равно ничему путному не научил. Хотя, чего греха таить, все-таки какие-то навыки появились и сохранились с детства, вот почему я еще жив.

К весне нужно сделать что-то мореходное. Зимой лучше спать, но это не реально. Дни всё короче. Это как жить в одиночке. Лучше хоть с подсадным ментом или уркой или пидором, но не одному.

Я нашел утонувший, затопленный катер. Полярники по пьяни утопили? В нем, видимо, блоки, запчасти, топор, метео, когда ловили рыбу. А еще нашел лопости от вертолета! Вот откуда они взялись? На горизонте уже льды. Чайки кричат: «Зима! Зима!» Вода совсем уже ледяная и катер только светится из-под воды. Здесь гораздо больше всяких «нужностей», чем на свалке, но как их взять? Видны дыры в корпусе, его расстреляли с берега, и он затонул на глубину приблизительно десять метров. Я плавал над ним на примитивном плоту, сколоченном из половиц сарая.

Ура! Нашел еще один продсклад. Продуктов тьма! Надо долго проверять на сохранность, но… Цинга точно не грозит – килограмма три цитрусового порошка!

Откопал под углем лом. Нашел еще один топор. Первый же свой топор я сделал из плоской гальки и завязал кожей в топорище из трёхветочной развилки – по берегу валяется стланик – совсем как на Севере. Впрочем, что это я, это и есть Север.

Этот топор – камень с дыркой. Я буду добивать им медведя, когда научусь глушить его из более мощного арбалета.

Я не знаю, где у медведя сердце и буду бить в лоб.

Таким топором можно выдолбить лодку. Только сначала надо склеить все тополевые дрова. Связать и склеить, предварительно подогнав, друг к другу.

 
Очень
Простая вещь —
Самодельный миномёт
Для обстрела
бензозаправок
 

Собрал подмороженные ягоды. Жуткий насморк – ведь всё еще хожу почти голый. Собрал железо со свалки, лес, бревна, доски с берега, надо сделать лопату – откапываться зимой. Мне надо дать Нобелевку за очистку Севера! Собрал сигнальный костёр – видел след самолёта в небе.

Первые признаки шизофрении? Черт, даже поговорить не с кем. Зачем песца грохнул? Хоть было бы в глаза кому взглянуть…

Писать, писать и писать. А еще лучше – почитать бы что-нибудь. Странно, но на всей станции только одна книга – «Основы и правила игры в футбол». И та на английском. Моих познаний хватит только на перевод двух десятков слов. Да еще дневники и документы какого-то профессора. Прочитал первые пару страниц. Ничо не понятно для моих тупых мозгов. Многое, судя по всему, сожжено, но кое-что почитать можно. О мячике, кстати. Заметил, что мяч светится по ночам. Зелено-голубым светом. Не всегда, но в момент самых трудных моих дней. Или мне кажется. Наверное, это просто резина с примесью фосфора. Как собака Баскервиллей. Набирает свет за день, а потом, когда я просыпаюсь, вижу, что светится! Иногда, нет, дажечасто, мне снится, что я с ним разговариваю, как с убитым мной песцом! Ну вот, из песца трусы сделал, а мяч стал собеседником. Что еще нужно!

Жуткий насморк – ведь все еще хожу почти голый. Собрал железо со свалки, всякие доски, палки, лес с берега, надо сделать лопату – откапываться зимой. Собрал сигнальный костер – видел след самолета в небе. Очень высоко.

Ха! Начал просматривать писанину из саквояжа повнимательней. За-нима-аа-ательная, оказывается, скажу вам, хрестоматия! Мне бы такие расклады в моей деревне да агента-издателя получше – давно бы в люди вышел, как моя Катька мне говорила…

Пишу все на тех же обоях. В одной из комнат – там, наверное, жила женщина (врач? подстилка?) – этих обоев в маленькие розочки хватит лет на пять, если писать по странице в день. Вот только хватило бы этих пяти замученных химических карандашей, которые нашел в комнате радиосвязи!

Рядом с печкой посадил табак. Не думаю, что вырастет, но главное – посадить надежду. Это ведь как играть в спортлото. Просто даришь себе надежду – а это не так мало. Хватит курить ягель! Вообще-то – хватит курить! Вредно – мне еще шесть лет, как минимум, жить! Семена нашел в махорке, махорку в пакетике на полке. Пакетик из книги «Диктанты русского языка». Кто-то учился, как я в армии. «Люблю грозу в начале мая…» Долго смеялся.

Стало совсем холодно в моей бумажной одежде. Задача минимум, как у Ленина, одеться! Из песца получились довольно приличные, теплые шорты. На очереди – медведь. В одежде из обоев я выгляжу как большая кукла из папье-маше. Сковывает движения, приходит в негодность за два три выхода в «свет». Еще день уходит на производство нового папье-кутюра.