Лизбетт

– А чего не пойти-то… Пойду. Только, барин, сразу скажу – я не из этих, не из вертихвосток или марух*. Я девица честная, для мужа себя берегу. Руки не распускать.

– Руки точно распускать не буду. Список обязанностей… – договорить я не успел.

– Да справлюсь я, в деревне целую семью обихаживала, а тут один мужик. Послезавтра приду раненько, как рассветет, адрес скажите.

Устинья не обманула и через день была на пороге с узелком в руках. То утро надолго запомнилось и ей, и мне – я показывал новой экономке как пользоваться ванной. А еще на ходу сочинил устную инструкцию к туалету. И уже думал, что она сбежит, напуганная благами цивилизации, но на кухне Устя увидела бабушкин столовый сервиз, приборы с венецианским стеклом и медный кофейник. Я никогда не думал, что в этой простой крестьянкой девушке скрывается эстетка и ценительница прекрасного. Правда, позже выяснилось, что прекрасное она видит только в кухонной и столовой утвари. К вечеру Устя помылась в ванной, перестирала все свои вещи, получила от меня форменное платье, а в качестве поощрения за успехи в учебе я подарил ей чайную пару и ложечку.

Имение в Коломне продавалось со всей обстановкой и скарбом, я забрал только вещи моей бабушки – три сундука разных размеров. Собиравшая их прислуга сложила туда то, что имело отношение к старой хозяйке. В результате, в сундуках была аккуратно упакована совершенно невероятная коллекция предметов. Что-то пригодилось, а что-то просто не поднималась выкинуть рука. Как, например, остатки фаянсового сервиза, которым пользовались в людской – чашка с блюдцем, несколько тарелок, соусник и молочник. Два последних понравились Устинье сильнее, она смотрела на них, как папуас на стеклянные бусы. Так что средства для шантажа и поощрения экономки у меня имелись.

– Барин, а вы не боитесь, что я вас ночью обкраду и убегу?

– Не очень. Красть у меня нечего.

– Это вы так думаете, вон, три сундука добра.

– Такого добра и в соседней квартире навалом.

– А что я вас ночью убью, тоже не боитесь?

– Боюсь, наверное, – от этого вопроса я опешил. – Но не сильно. Соберешься убивать – сделай это быстро и чтобы я не мучился.

Устя промолчала и ушла в свою спаленку. Дверь закрылась, громко, как выстрел стукнула защелка. А утром меня ждал завтрак на белоснежной скатерти и из лучшей посуды. Я осторожно спросил, что у нас сегодня за праздник.

– Чой-то праздник? Колокола не звонят.

– Сервировка стола очень уж нарядная.

– Барин, у вас ренома пострадает, если вы будете есть как голытьба уличная, – Устинья посмотрела на меня с упреком. Я понял, что если не хочу поссориться со своей кухаркой, горничной, прачкой и экономкой в одном лице, не стоит с ней спорить. Кофе был крепкий и горячий, молоко свежее. К омлету Устя подала белый хлеб, сыр, ветчину и масло. Запахи, обстановка, были как детстве и на минуту мне показалось, что сейчас скрипнет дверь, в гостиную войдет бабушка и ласково погладит меня по голове.

На работу в тот день я ушел в отличном настроении. Я не боялся что экономка меня обворует – красть в этой квартире было нечего. Конечно, на Хитровке у скупщиков можно было получить деньги даже за мои старые портянки. Бабушкино наследство было дорого как память, но я решил рискнуть. Вечером меня ждал горячий ужин из трех блюд. В кабинете Устя только протерла пыль и отмыла пол, оставив все на своих местах. А вот гостиная заметно преобразилась – окна украсились занавесками, стекла стали, как им и положено,прозрачными, на каминной полке стоял букет полевых цветов и самые дешевые безделушки из бабушкиного сундука. Проследив за мои взглядом, свежеиспеченная экономка посчитала нужным объясниться.

– Нечего богатством хвастаться, показали что карман не пустой и ладно. Букет у Насти купила, всего за полушку. Сирота, а есть что-то надо. Я могла и копейку дать, вы бы не заметили, все равно цен не знаете.

– Отлично, будем считать, что доброе дело я сегодня сделал.

– Это какое? – Устя насупилась.

– Не стал тебя ругать. Я не сержусь, но надеюсь, что мы не будем кормить всю Хитровку. Спасибо за вкусный ужин. А гостиную ты сделала намного уютнее. Не скажешь, что тут живет старый холостяк.

Жизнь вошла в колею. Я много работал, много читал, раз в месяц бывал у родителей. Знакомые и родня меня навещать не рвались, так что светская жизнь была очень нерегулярной. Устинья получила свою мечту – молочник с соусником и совершенно освоилась. Оказалось, что она не знает, сколько ей лет, не умеет читать и писать. Считает, правда, шустро, особенно деньги. Я не планировал становиться Пигмалионом, но не мог не принять участия в судьбе Галатеи*. На заводе была открыта школа для рабочих и я договорился, чтобы она могла её посещать раз в неделю. Туда ученица добиралась вместе со мной в пролетке* Демьяна, того самого мрачного здоровяка. Он же отвозил её обратно. Накануне первого учебного дня я купил Усте букварь (понравились картинки), ручку с чернильницей-непроливайкой (всё-таки пролила на платье, плакала и боялась, что останется пятно) и карандаш. Брать подарки первоклассница сначала не хотела, сказала, что у неё есть свои деньги и она все купит сама. Но с аргументом, что идея учить её грамоте была моя, значит, мне и платить, согласилась. Ничто не предвещало смуты в нашем тихом болотце. Но у судьбы, как всегда, был припасен рояль в кустах.

После встречи с Лизой я каждый день приезжал домой на обед и на каждый шорох выскакивал в подъезд. Кажется, даже в шестнадцать лет я не вел себя подобным образом. Устинья все поняла без слов, и только качала головой. Не знаю, на что я надеялся, но мои молитвы были услышаны. Спустя полторы недели, когда в очередной раз хлопнула подъездная дверь, я рванул из-за стола на площадку. Лиза смущенно мне улыбнулась и… протянула шоколадный торт в хрустальной коробке. Я осторожно забрал хрупкую ношу, мысленно отметив необычайную легкость посуды.

– Я боялся, что вы не сдержите обещание и мне никогда не узнать, чем закончилась история с талерами. Здравствуйте, рад вас видеть, – мои губы слегка коснулись Лизиных пальцев.

Мы поднялись на крышу, и к моей досаде стол был пуст.

– Сейчас покажу фокус. Пять минут! – вниз по лестнице я несся сломя голову. На пороге в квартиру меня ждала Устинья. С корзиной для пикника.

– Я все положила. Рябчиков и окрошку Демьян сейчас привезет, наказала взять у Гурина*. Я про них слышала, когда вам жаркое несла… Ну, не донесла, решила не мешать. Ваша барышня бы в обморок хлопнулась, если бы еще и я тогда приперлась.

Не знаю, сколько собак напугал Демьян, пока мчался на своей пролетке, но окрошку и рябчиков он привез едва мы успели разложить плед и приборы. Час обеда пролетел, словно миг. Но я успел назначить свидание. В пятницу, в 20.00 мы договорились поужинать вместе. И теперь отдал бы все, чтобы вернуться в тот вечер. Он оказался Рубиконом* наших отношений. На философский вопрос, что лучше – потерять или не иметь, я всегда отвечал, что терять больнее. Но с Лизой я был готов перетерпеть любую боль, лишь бы хоть на минуту, на секунду снова быть вместе. Мне казалось, что она должна знать правду, но решиться открыть ей глаза на происходящее было трудно. Подобрать слова – вообще невозможно. «Дорогая, сейчас 1910 год и ты приходишь на свидание в прошлое. Я родился в 1875 году и между нами пропасть более века, но это ничего не значит!», – покажите мне того, кто скажет подобное без запинки самому дорогому человеку. Я не рискнул испортить нашу первую ночь. Лиза заснула у меня на плече, а я не смог сомкнуть глаз. Слушал её легкое дыхание и думал, думал, думал. Что, если узнав правду, она больше не сможет прийти? Или посчитает меня сумасшедшим и не захочет больше видеть? Но было понятно, что если объяснение не состоится, будущего у наших отношений нет.