Читать книгу: «Вкусите, люди, волонтёрской доли…», страница 2
Доброе сердце Полины Михайловны
Полина Михайловна, высокая пятидесятитрёхлетняя женщина, была гордостью своего подъезда. Хотя, что уж подъезда, – всего дома, а то и микрорайона. О её добром сердце давно говорили вслух, приводя в пример любому, приехавшему к кому-либо в гости. Полина Михайловна радела за благополучие жильцов, ругалась с коммунальщиками, если те отказывались выполнять свою работу. Подъезды были чистыми и свежеокрашенными, на дорогах в спешном порядке заделывали ямы. Никому не хотелось бодаться «со строптивой бабой» или «жандармом в юбке», как за глаза называли Полину Михайловну коммунальщики. Та же, купаясь в лучах славы, с напускным равнодушием принимала маленькие подарочки от довольных соседей. И только дворники, уборщицы подъездов да несчастные собачники, вынужденные выгуливать своих питомцев рано утром или поздно ночью, озираясь по сторонам и вздрагивая, если замечали её недовольное лицо, вспоминали Полину Михайловну далеко не добрым словом.
Дворник дядя Петя, пожилой и слегка выпивающий одинокий мужчина, всё время был объектом нападок со стороны хранительницы порядка. Любой фантик мог стать камнем преткновения. И тогда дяде Пете приходилось выслушивать длинную лекцию о том, как важно содержать двор в чистоте, что двор – это лицо дома, визитная карточка его жильцов, какими вредными и опасными бывают бактерии, и, если вдруг случится эпидемия, то виноват в ней будет, конечно, же Пётр Иванович, который плохо выполнял свою работу. Дядя Петя знал всё, что говорила Полина Михайловна, наизусть, и сам мог с таким же успехом читать подобные нотации. Но каждый раз приходилось делать виноватое лицо и слушать с неподдельным вниманием, иначе лекция грозила затянуться. После подобного общения старик шёл в ближайший магазин, покупал себе маленькую бутылочку, выпивал стаканчик и выговаривал про себя всё, что он думал о «надсмотрщице». Зато бабки, сидящие на лавочках, были на седьмом небе от счастья.
– Правильно, правильно, – говорили они, – так и надо с ними. А то совсем распоясались. Никто работать не хочет! А ты уж за ними присмотри, Полиночка Михайловна. Кроме тебя ведь некому. И если бы не ты, заросли бы мы мусором, как вон на Сергеевской. Баки полные, вонища на всю округу. Даже крысы бегают.
– Да что вы говорите! – восклицала Полина Михайловна и в притворном ужасе закатывала глаза. – Какое безобразие! Куда смотрят коммунальщики! Дармоеды проклятые!
Проходивший мимо сантехник отвернулся, втянул голову в плечи и поспешил юркнуть в машину, дабы не стать следующей жертвой недовольной хранительницы порядка.
Так продолжалось довольно долго. И надо же было такому случиться, что в подъезд, в котором проживала Полина Михайловна, заселилась скромная девушка Вероника. Она была хрупкая и какая-то прозрачная. Можно сказать, незаметная. Жила тихо, посторонних не водила. Как принято в любом многоквартирном доме, за ней внимательно приглядывали цепкие глаза местных бабулек. Но плохого о Веронике сказать никто не мог. Замечали только, что порой она, проходя мимо, тащила полотняные сумки, похожие на кошачьи переноски. И как-то раз из сумки раздался предательский:
– Мрр-мяууу…
– Тише, миленький, потерпи немного, – прошептала Вероника, пугливо оглядываясь на бабулек, которые тут же навострили уши.
– Это кто ж у тебя там такой? – тут же спросила баба Клава, самая главная местная сплетница.
– Котик, – пискнула Вероника и юркнула в подъезд. Но тут в дверном проёме появилась крепкая фигура «жандарма в юбке».
– Кот?! – спросила Полина Михайловна таким тоном, будто Вероника в подъезд тащила крокодила.
Девушка смущенно кивнула, обреченно опуская голову.
– Насколько я помню, по условиям договора у тебя не должно быть домашних животных, – Полина Михайловна включила ментора.
– Он мог погибнуть там, на дороге. Его машина сбила. Ничего же страшного нет в том, что у меня сейчас живет этот котик. Тем более с хозяйкой квартиры я договорилась.
Вероника говорила и ненавидела себя за то, что ей приходится оправдываться. К дому подошла женщина с ребенком, живущая на седьмом этаже. Она остановила коляску и с любопытством смотрела на представшую перед глазами картину.
– С хозяйкой может ты и договорилась, – между тем продолжала Полина Михайловна, – но я не помню, чтобы я разрешала тебе тащить в дом кота.
Она сделала такой акцент на слове «я», что девушка удивлённо вскинула брови.
– А вы вообще кто такая? – с раздражением спросила она. – И с какой стати я должна у вас спрашивать разрешения, что мне делать, а что нет!
Бабки на лавке возмущённо заохали:
– Какая грубая неблагодарная молодёжь пошла! Да ты знаешь, кто это? Это сама Полина Михайловна! Мы все ей должны в ножки кланяться, что живём в таком чистом микрорайоне.
Полина Михайловна с самодовольной улыбкой замахала руками:
– Да полно вам, полно. Ничего я такого не сделала.
И уже другим тоном, обращаясь к Веронике, продолжила:
– В нашем подъезде ни у кого нет и не будет котов. Не хватало ещё кошачьей вони и инфекций. Тут у нас дети маленькие живут, – кивок головы в сторону Светланы, поворачивающей малыша в коляске.
Светлана вступилась за Веронику:
– Да ладно вам. Это же всего один котик. Он ничего плохого никому не сделает.
– Я сказала, никаких котов, – Полина Михайловна была непреклонна. – Ты сегодня же отнесешь его туда, откуда принесла. Была бы моя воля, я бы всех их уничтожила!
На шум и крики из окон показались головы соседей, с интересом взирающих на разыгрывающуюся драму.
И тут, как назло, мимо подъезда пробежала тощая бездомная собака. Она испуганно озиралась по сторонам, пробираясь к помойке в надежде найти там что-то съестное. За ней следило сразу множество человеческих глаз: кто-то с жалостью, кто-то равнодушно, а кто-то с откровенной злобой.
– Какая дрянь! – заорала вдруг «хранительница чистоты». – Откуда взялась тут эта облезлая шавка!
Полина Михайловна достала телефон, набрала одной ей известный номер и прокричала в трубку:
– Алло! Немедленно вызовите отстрел! В наш чистый двор забежала отвратительная собака. Она наверняка бешеная! А у нас тут дети!
В трубке что-то ответили, на что женщина парировала:
– Да мне всё равно, что там у вас происходит! У нас чрезвычайная ситуация! Надеюсь, вы меня поняли?!
С победным видом она повернулась к бабкам:
– Всё отлично! Скоро приедут и бродяжку ликвидируют… Так на чем я остановилась, – проговорила она, поворачиваясь к Веронике. Но девушка была уже около помойки. Она уводила несчастную бездомную собаку подальше от чистого микрорайона, находящегося под неусыпным надзором добросердечной Полины Михайловны.
Через неделю Вероника наконец-то переехала в свой собственный скромный дачный домик, в котором делала небольшой ремонт. Она забрала с собой маленький кошачий приют из десяти котиков, к которым теперь добавилась и собака Стрелка. Та самая, на которую добрая женщина вызывала отлов.
А жильцы дома, наблюдавшие развернувшуюся перед глазами картину, впервые подумали, что, если у Полины Михайловны и есть сердце, то вряд ли оно доброе.
Друг в беде не бросит…
Зима в этом году была и не зимой вовсе. Морозы ударили ещё в начале декабря, сковав всю землю ледяной коркой. А снега люди так и не дождались. Иван Петрович, который вот уже лет пятнадцать жил в стареньком дачном доме, весь декабрь потратил на то, чтобы спасти посаженные когда-то покойной женой розы. Она так любила эти цветы, что заказывала их в садовых магазинах в разных уголках страны. И однажды их скромный участок превратился в волшебный цветник, благоухающий терпкой сладостью. Каких только расцветок не было в розарии Сонечки! Соседи по дачам приходили любоваться, а некоторые даже просили поделиться красотой. И Софья Николаевна никогда никому не отказывала.
– Не оскудеет рука дающего, – с мягкой улыбкой говорила она, провожая взглядом очередного осчастливленного соседа. – И мой сад не обеднеет.
Розы цвели так, словно соглашались с ней. Сам Иван Петрович к цветам, да и другим растениям относился ровно. Но жену любил безмерно, поэтому во всём и всегда ей помогал. Даже когда считал её затею бессмысленной блажью.
А потом Сонечки не стало. И мир Ивана Петровича опустел. Только волшебный розарий и спасённый женой Джек согревали душу пожилого мужчины, который принялся ухаживать за розами, как это всегда делала жена. И, казалось, её душа незримо присутствовала рядом, не давая отчаянию одиночества целиком завладеть его сердцем.
В феврале повалил снег, да так, будто решил отыграться за все долгие бесснежные дни. Сугробы в саду доходили до пояса. Проехать к дачам стало невозможно, и за продуктами приходилось ходить в соседнюю деревню на лыжах. Старый Джек не мог уже так резво бегать, поэтому все чаще оставался дома, дожидаясь хозяина у теплой печки.
А в марте неожиданно пришла весна. Выглянуло яркое солнце и растопило снежные сугробы. Река вздулась, ломая лёд, стряхивая с себя зимнее оцепенение, и понесла ледяные потоки воды, грозя затопить все вокруг. МЧС объявило повышенную готовность, прислало предупреждение о возможном наводнении, просило жителей деревень уехать на время в более спокойное место или готовиться к вероятной эвакуации.
– Беда, – ворчал себе под нос Иван Петрович, накладывая еду Джеку и гладя старого пса по рыжей макушке, – куда нам с тобой эвакуироваться? Авось минует нас наводнение, как думаешь?
Старый пес только тихо стучал хвостом по полу и лизал добрые руки старика. Мужчина обнял собаку, поцеловал в нос, тяжело поднялся и отправился готовиться к возможному стихийному бедствию.
Вечером пришёл обеспокоенный председатель поселка.
– Слышь, Петрович, точно тебе говорю, затопит нас в этом году. Земля мёрзлая, воды много, уходить ей некуда.
Вадим Андреевич попытался прикурить сигаретку, да руки уж больно тряслись от волнения, отчего спички всё время ломались. Чертыхнувшись, председатель в сердцах сплюнул и смял сигарету, засунув её останки себе в карман.
Иван Петрович посмотрел на окно дома, где навечно осталась отметина от наводнения, случившегося шестнадцать лет назад. Тогда вода поднялась настолько высоко, что отметка осталась на середине стекла. Много вещей было утрачено, но стены дома выстояли. И это было главное.
– Не дрейфь, Андреич, – спокойно произнес старик. – Поди не в горах живём, не смоет. И цунами тут у нас не случаются. Даже если вода поднимется, не выше же того, что было тогда.
И мужчина указал на отметку на стекле.
– Легко тебе говорить, – усмехнулся председатель, который отстроил на участке роскошный коттедж. – У тебя ремонта, по сути, никакого. А у меня? Жалко же вещи. И ремонт потом охота была переделывать.
– Жалко, – кивнул Иван Петрович. – Но жизнь жальче.
На том и расстались.
А утром пошла вода. От реки до дома Ивана Петровича было метров пятьсот. Но её стремительные потоки уже добрались и до розария Сонечки. Мужчина вышел на крыльцо, посмотрел на быстро прибывающую воду и вздохнул. Сбывались его худшие опасения.
На дачах постоянно жило не слишком много народу, некоторые уехали после предупреждения МЧС, но суматоха всё же началась. Мужчины спускали лодки, сажали туда своих домочадцев и бежали от наводнения. Иван Петрович снова вздохнул, надел рюкзак, высокие резиновые сапоги, взял на руки Джека и пошёл к забору. Туда должна была подойти лодка председателя.
Увидев на руках старика собаку, Вадим Андреевич прокричал:
– Петрович, брось псину! Места в лодке для неё нет! И так тут барахла накидали, сесть некуда, а ты еще шавку тащишь!
Иван Петрович посмотрел на Джека, доверчиво прижавшегося к его груди, потом зыркнул на председателя и, ни слова не говоря, развернулся и пошёл обратно к дому.
– Ты чего дуришь, Петрович?! – надрывался с лодки Вадим Андреевич. – Псина твоя никуда не денется! Мы свою тоже не брали. С привязи спустили, сама справится.
Старик продолжал идти к дому. Вода поднялась уже довольно высоко, и течение грозило сбить его с ног.
– Ну и оставайся, старый дурак! – в сердцах прокричал председатель. – И сам сгинешь, и псину свою не спасешь! Разворачиваемся!
И лодка стремительно понеслась прочь.
А вода всё прибывала. Она ещё не дошла до крыльца, но Иван Петрович понимал, что это вопрос времени. Насколько мог быстро он поднялся на чердак, перетащил туда припасы, воду, постель, ведро для отходов и бережно поднял старую собаку.
– Не волнуйся, мой хороший, – ласково сказал он Джеку, – я всегда буду с тобой. И Сонечка тоже с нами. Глядит она на нас из окон рая, волнуется. Разве можно так осрамиться, оставить тебя и самому спасаться? Да как я ей и тебе потом в глаза смотреть буду? И как я самому себе в глаза смотреть смогу, если брошу тебя?!
Иван Петрович поцеловал медальон с фотографией жены, висевший у него на шее.
– Ты поспи пока, дружочек. Я внизу подниму всё, что можно ещё поднять, а потом приду к тебе.
Старый пес вильнул хвостом, вздохнул и погрузился в дрёму, а старик спустился вниз, принявшись хлопотать. Он отключил электричество и стал поднимать повыше нехитрый скарб: посуду, полотенца, постельное бельё. Телевизора и другой новомодной техники у него не было, так что об этом беспокоиться не было нужды. А вот садовый инвентарь, семена, удобрения, хранившиеся на веранде, следовало спасти.
Вывел Ивана Петровича из задумчивости надрывный хриплый лай Джека.
– Что случилось, дружочек? – обеспокоенно спросил старик, поднимаясь на чердак. Старый пёс стоял у небольшого окошка и лаял. Он был почти слеп и глух, но чутьё оставалось превосходным. Мужчина посмотрел в окно, туда, куда лаял Джек, и на мгновение замер. Он увидел, как несчастная собака председателя, Линда, барахтается в ледяной воде, а течение стремительно несет её, швыряя из стороны в сторону, будто маленькую щепку. А Линда – чистокровная немецкая овчарка – была далеко не щепкой. Старик чертыхнулся, помянув всех бессовестных и безответственных владельцев, озабоченных мыслями только о вещах, недобрым словом, и как можно быстрее начал спускаться с чердака. Одевать сапоги времени не осталось, да и толку от них теперь не было никакого. Вода в ложбинках доходила уже до пояса. Иван Петрович схватил толстый сук, который призван был служить опорой, перекрестился и под неумолчный глухой лай Джека ринулся в ледяную воду на помощь тонущей собаке.
– Линда! Линда! – кричал он в надежде, что чуткий слух животного услышит его призыв сквозь скрежет и гул, сопровождавший наводнение.
Линда повернула голову и, заметив человека, заскулила, чаще засучила лапами по воде, пытаясь бороться с течением. Старик упорно шёл к собаке, призывая её, а она всеми силами старалась добраться до человека.
Мир сузился до маленького островка, залитого водой, где боролись за жизнь человек и собака. Река, устрашающе гудя, показывала свою мощь и необузданный нрав. Но она не могла напугать доброе сердце, полное сострадания. Не могла сокрушить стремления протянуть руку помощи. Иван Петрович знал, что он не имеет права погибнуть. У него есть Джек, и он просто обязан быть с ним до конца. Но старик не мог позволить погибнуть и другой невинной душе, так жестоко преданной хозяином и оставленной на произвол судьбы.
Вода забирала тепло, идти становилось все труднее. Человек и собака выбивались из сил, но продолжали упорно двигаться навстречу друг другу. И тут река будто сжалилась над двумя душами. Словно поняла, что доброту, сострадание и любовь уничтожить невозможно. В какой-то миг Линда попала в стремнину, несущую свою воду прямо на Ивана Петровича. И спустя пару минут измученное животное было подхвачено всё еще сильными руками старика. А путь домой занял всего пять минут. Течение и тут помогло.
Как только Иван Петрович переступил порог дома с Линдой на руках, Джек успокоился и перестал лаять. Старик поднял измученную собаку на чердак и положил её на плед, предварительно тщательно обтерев. Девочка тяжело дышала и тряслась. Иван Петрович накрыл её покрывалом, а Джек тихонько подполз и лег рядом, успокаивая и согревая.
– Всё будет хорошо, – прошептал Иван Петрович. – Всё уже хорошо.
На следующий день вода поднялась ещё выше, полностью залив крыльцо. Куда ни кинешь взгляд, кругом виднелась водная гладь, полностью покрывавшая участки, почти наполовину затопившая домики, которые стояли в низине. На поверхности воды плавал чей-то скарб, а по соседней улочке проплыл деревянный туалет, смытый течением. Старик присвистнул. Одно хорошо, стремительный поток вроде как утих. Вода если и прибывала, то уже не так быстро. Так что можно было надеяться, что разлив закончился и остается только дождаться, когда уровень воды начнет понижаться. Иван Петрович по опыту прежних лет знал, что всё это затянется не слишком надолго, поэтому особо волноваться было не о чем. Да, без отопления было холодно, печку старик погасил, а часть дров поднял повыше, чтобы не отсырели. Но в этом случае можно одеться потеплее и прижаться к тёплым бокам Джека и Линды, которые с прошлого вечера не отходили друг от друга.
Спасённая собака почти не ела, лишь попила немного воды. Её умные бездонные глаза были полны тоски и боли. И в то же время в них светилось что-то ещё, чего старик пока не распознал. Линда часто вздыхала и лежала, уткнувшись в тёплый бок Джека.
– Ничего, ничего, – спокойно говорил ей Иван Петрович, – не волнуйся, милая. Вернётся твой хозяин, вот увидишь. Всё будет хорошо!
А потом случилось вот что. Через неделю вода ушла полностью. Конечно, потребовалось еще достаточно много времени, чтобы земля полностью просохла. Но наводнение сделало и доброе дело. Оно принесло много ила, который удобрил землю, и в это лето розы Сонечки расцвели, как никогда прежде.
Председатель, вернувшись после эвакуации, пришёл проведать Ивана Петровича и с удивлением обнаружил у него свою собаку. Но когда он попытался её забрать, Линда ощетинилась, и только спокойный голос старика не дал ей броситься на своего бывшего владельца. Обозлённый Вадим Андреевич пригрозил Ивану Петровичу судом за кражу своей собственности, но угрозами дело и закончилось. Линда осталась жить вместе с Джеком и Иваном Петровичем, а когда Джек ушел на радугу, проводила его протяжным горестным плачем.
Иван Петрович и Линда до сих пор живут на даче. С недавних пор к ним присоединилась трехцветная кошка, которую старик ласково называет «моё трёхцветное счастье». Люся спит вместе с Линдой и стариком и не отходит от них ни на шаг. Откуда она взялась, никто в поселке не знает.
Розарий Сонечки стал ещё краше, и Иван Петрович с удовольствием продолжает дело своей жены. Соседи часто обращаются к нему за черенками, а он, осчастливив очередного просителя, всегда говорит:
– Не оскудеет рука дающего.
Председателя давно сменили. И, кстати, бывший председатель так и не завел себе другую собаку.
Егоркин лес
Татьяна Николаевна, выросшая с мамой и никогда не видевшая своего отца, мечтала о большой счастливой семье. После окончания института она тут же выскочила замуж за своего одногруппника, надеясь через положенный срок родить первенца. Но ожидание затянулось на десять лет. Пройдя все круги ада и уже отчаявшись, потому что брак трещал по швам, молодая женщина предложила мужу съездить на море, чтобы отдохнуть и подлатать отношения. Геннадий поначалу отнекивался, но потом все же согласился. Татьяна не знала, сожалел ли потом он об этой поездке или нет, но отдых оказался чудесным, словно вернулся давний медовый месяц. А после родился Егорка.
Первый год жизни ребёнка Татьяна была сама не своя от счастья. Заботы о маленьком сыне отодвинули на задний план проблемы с мужем. Да и Геннадий вроде как стал внимательнее к домочадцам, домой приходил вовремя, взял на себя хлопоты по хозяйству. И, казалось, всё стало налаживаться, но беда грянула оттуда, откуда не ждали.
Сначала Татьяна не обращала внимания на тревожные сигналы в развитии Егорки. Ну что такого, если её сын всё делал со значительным запаздыванием? Когда остальные дети его возраста уже вовсю бегали, Егор только-только встал на ножки. С речью тоже как-то сразу не заладилось: первые звуки малыш произнес только в три года, да и внятными их назвать было нельзя. Ослеплённая счастьем иметь сына, Татьяна объясняла все эти признаки особенностями в его развитии. Ведь все идут своим путём, не так ли? И ни слова участкового педиатра, ни упрёки мужа, ни гневные реплики свекрови, что Танька бестолковая не видит дальше своего носа, не могли поколебать её уверенности, что с ребенком всё в порядке. Просто он особенный, всё делает тогда, когда нужно ему.
В три с половиной года Татьяна под давлением мужа и свекрови отдала Егорку в садик. Тогда-то ей и пришлось признать, что мальчик развивается не так, как положено по возрасту. Пока специалисты говорили только о задержке психического развития, но уже где-то в отдалении звучало грозное «олигофрения», по-простому – «умственная отсталость».
Услышав подобный диагноз, Татьяна сначала впала в ступор, потом в истерику. Она смотрела на сына – такого маленького и родного – и отказывалась верить в то, что её крошка никогда не будет обычным (в её понимании) человеком. От мужа помощи она тоже не дождалась. Узнав, что ребёнок, по его словам, «неполноценный», Геннадий собрал вещи и ушёл.
– Сдай его в детский дом, – на прощание сказал бывший супруг, – всё равно ничего путного из него не вырастет.
– Как ты можешь такое говорить?! – кричала Татьяна, заламывая руки. – Это ведь и твой сын тоже!
– В нашем роду неполноценных не было и не будет! – встряла свекровь. – Непонятно, от кого ты вообще его родила!
От такой жестокой несправедливости Татьяна почувствовала, как в ней поднимается волна гнева. Последние вещи мужа она выбросила с балкона четвертого этажа, вызвав панику среди старушек, привычно сидевших на лавочке возле подъезда. Потом они ещё долго обсуждали Танин поступок и косились на неё, ведущую Егорку за руку на прогулку.
Татьяна всерьёз взялась за развитие сына. Накупила тонны литературы, развивающих пособий, смотрела вебинары, таскала мальчонку на разные мероприятия. Пришло время идти в школу. По программе инклюзивного обучения Егорку взяли в первый класс ближайшей школы, но учителя сразу предупредили, что для мальчика обучение в обычной школе будет даваться крайне сложно. И дело было даже не в адаптированной программе, а в отношении других учеников. Детям можно объяснить, что мальчик – особенный. Но невозможно исключить тот факт, что над ним всё равно будут смеяться.
Так и вышло. Первый год оказался настоящим кошмаром. Вроде бы невинные с точки зрения других детей насмешки доставляли Егорке страдания, усиливая и без того сильное заикание. А это в свою очередь приводило к очередным насмешкам. Закончилось тем, что однажды мальчик просто отказался идти в школу. И никакие уговоры больше не помогали. Отчаявшаяся женщина долго сидела ночью у окна, обдумывая сложившуюся ситуацию. К утру созрело решение.
Дом был совсем небольшим: две маленькие комнатки, кухня и крохотные сени. Зато участок, на котором стояло новое жилище маленькой семьи, примыкал с одной стороны к лесу, а с другой – к небольшой речке, тонкой звенящей струёй несущей свои воды куда-то в даль, в поля, видневшиеся с самой высокой точки холма. Вокруг пели птицы. Аромат весны кружил голову и на несколько чудесных мгновений заставлял забыть, почему Татьяна и Егор оказались в этой глуши.
Квартиру продали быстро. Большинство вещей женщина оставила. Не хотелось тащить в новую жизнь старое барахло. Забрали только самое необходимое, а ещё книги. Егорке – большую библиотеку книг с картинками: про животных и природу. Больше никакие истории мальчику не нравились. И самые разные Танины – от романов и исторических детективов до рукоделия и кулинарии.
– Мда, – смеясь, распаковывали коробки мама и сын, – всё наше богатство – это мы и книги.
Первый раз за последний год Татьяна услышала Егоркин смех.
Деревенька, куда переехали Андреевы, была крошечной. Всё её население – несколько пенсионеров да куча заброшенных домов. Был малюсенький магазинчик, где продавались только самые необходимые продукты и вещи. Если нужно было купить что-то ещё, приходилось на велосипедах ехать в соседнюю деревню, расположенную за семь километров от Лесного, а зимой вооружаться лыжами и санками. Но эта жизнь вдалеке от шумного города неожиданно благотворно сказалась на маленькой семье.
Всё лето мама и сын бродили по лесу, полям, купались в речке, загорали и изучали окружающий мир. И это было бесконечно интереснее, чем смотреть программы о природе по телевизору, которого теперь у них и не было. Раз в неделю Татьяна уезжала в город, сдавая выполненную работу, и возвращалась с новыми заданиями. Денег получала немного, но на жизнь хватало.
Как-то отправившись за грибами, Татьяна и Егорка ушли очень далеко, а потом неожиданно оказались на пустоши, тянувшейся куда хватало глаз. Пустошь была странная и страшная. Изрытая земля волнами поднималась к небу, чтобы потом скатиться в очередной глубокий и темный овраг. Почему-то тут не было ни птиц, ни зверей. Стояла странная звенящая тишина, тяжестью давившая на уши.
– По-по-поче-че-че-му-му-му тттттуттт таааакккк стр-страа-ааа-шш-но? – от волнения начиная заикаться сильнее, проговорил мальчик.
– Я не знаю, малыш, – прижимая сына к себе, сказала Татьяна. – Тут как будто всё умерло.
– Но-но-но вее-ведь моож-нно всё испра-аа-виить?
– Всё можно исправить, я уверена. Только нужно понять, как.
Мальчик в ответ только кивнул. На обратной дороге через лес Егорка подолгу останавливался и смотрел на маленькие деревца, отчаянно пробивавшие себе дорогу к солнцу через сумрак огромных крон.
Шло время. Иногда Егорка на некоторое время исчезал из поля зрения Татьяны. Чем он занимался, она не знала, но была уверена, что ничего плохого он делать не станет. Работы прибавилось, и женщине теперь приходилось три раза в неделю выезжать в город. За сыном в эти дни присматривала соседка баба Нюра, добрая старая женщина, год назад потерявшая мужа и сына от тяжелой вирусной инфекции. Егорка стал ей внуком, и она души не чаяла в добром маленьком мальчике.
Школы в Лесном не было, только в Сосновке. В сентябре Татьяна ещё водила сына туда, а потом Ангелина Львовна, молодая учительница начальных классов, стала сама приезжать к Егорке. Индивидуальные занятия понравились мальчику больше, и он даже проявил интерес к обучению. И пусть какие-то предметы давались ему с большим трудом, естественные науки всегда были на отлично. Мальчик словно был частью большого мира природы, чувствовал её, знал каждую тропинку в лесу, каждый изгиб реки. По голосам мог отличать птиц, знал следы зверей и был настоящим следопытом. Ангелина Львовна как-то попросила сделать его доклад о лесных обитателях в классе. Сначала Егорка отказывался, боясь насмешек, но потом всё же согласился. Каково же было его удивление, когда, начав рассказывать о том, что он действительно знает и любит, он ни разу не споткнулся ни на одном слове, а его рассказ был настолько увлекательным, что остальные ученики слушали его, открыв рот, а потом задали ещё много вопросов.
– Ты правда можешь видеть следы зверей и отличать их? – спросила Анюта.
– Дда, правда, – смущаясь, ответил Егорка.
Так у мальчика появились первые друзья.
Время летит незаметно. Повзрослевший Егорка быстро шёл по одному ему известной тропинке, неся за плечами тяжёлый рюкзак, а в руках пакет с саженцами. Он шел к страшной пустоши, которую когда-то увидел ещё ребёнком. Тогда в его голове созрел план, который теперь он целенаправленно исполнял. Это было долго и трудно, но юноша твердо знал, чего он хочет…
– Бабушка, а ты покажешь мне Егоркин лес? – спросила маленькая Танечка, заглядывая Анне Анатольевне прямо в глаза.
– Конечно, милая, – улыбаясь, проговорила бабушка Анюта. – Сейчас позавтракаем и пойдем. Только предупреждаю сразу, путь неблизкий. Выдержишь?
– Обязательно! Я тоже хочу увидеть это чудо, о котором все говорят.
– Ты права, – задумчиво проговорила Анна Анатольевна, – это настоящее чудо.
Бабушка и внучка поднялись на высокий холм и перед ними открылась удивительная картина. Через небольшую дорожку, пробегавшую по дну оврага, они увидели огромный лес, протянувшийся до самого горизонта. Яркий диск солнца заливал темную зелень своими лучами. Легкие облачка летели по небу. Зелень и синь, сливаясь, порождали волшебное море, от которого захватывало дух. Птицы пели на все лады, будто стремились перепеть друг друга. Воздух был чистым, свежим и напоенным тонким благоуханием, смешав себе сладость и горечь полевых цветов.
– Ух ты! – воскликнула малышка. – Как красиво!
– Это и есть Егоркин лес.
– Правда?! Это правда всё дедушка Егор посадил?
– Сущая правда. Присядем?
Бабушка и внучка уселись на добротную деревянную скамейку, установленную прямо на вершине холма.
– Эту скамейку тоже дедушка Егор поставил, чтобы можно было любоваться, как растёт его лес, – принялась рассказывать бабушка Анюта.
– А что здесь было раньше?
– Когда-то давно тут был лес. А потом его вырубили. Деревья отправили на лесопилку, а поле, которое получилось после вырубки, расчистили. Какое-то время его засеивали. Тогда еще были сильны колхозы. Но время шло, деревня постепенно умирала. Колхоз давно развалился.
Бабушка Анюта помолчала, вспоминая старое, а потом продолжила.
– Потом тут что-то нашли, не помню, что. Пригнали технику, бульдозеры, тракторы. Всё перерыли, да так, что и зверьё, и птица отсюда ушли. А потом, взяв, что хотели, и люди тоже. Забрали технику и оставили только мертвую землю. Представляешь, тут даже трава перестала расти. Пустыня… Осталась только мертвая пустыня…
Маленькая Танечка сидела, округлив глаза и открыв рот.
– Знаешь, – задумчиво продолжила бабушка, – сюда даже местные боялись приходить. Это место обросло кучей страшных историй. Так бы и осталась тут эта жуткая пустыня, если бы не твой дедушка.
– Расскажи, бабушка, расскажи!
– Слушай, – улыбнулась Анна Анатольевна. – Я уже сказала, что никто не хотел сюда приходить, но однажды дедушка Егор со своей мамой, твоей прабабушкой, набрели на эту пустошь. Совершенно случайно. Когда Егорка, тогда он был таким же маленьким, как ты сейчас, увидел это место, он очень захотел исправить зло, которое принесли люди. Он стал приходить сюда каждый день и сажать деревья. Если ты войдешь в его лес, то увидишь, что там растут самые разные растения.
– А где он брал саженцы?
– В старом лесу. Он приходил туда, искал самые маленькие, больные или ослабленные деревья, которым трудно было расти среди своих собратьев, аккуратно их выкапывал и приносил сюда. Это было очень трудно. Даже не представляю, сколько километров каждый день проходил Егорка, чтобы выкопать саженцы, принести сюда, посадить, полить. Он ухаживал за каждым деревцем или кустиком. Какие-то, конечно, погибали, но мальчик не сдавался. Знаешь, сколько лет он сажал этот лес?
