Портрет кавалера в голубом камзоле

Глава 3

Черный Лог.

Глории снова приснился сон, преследующий ее с детства, – бесконечная анфилада комнат, сияние люстр, распахнутые окна, темный сад… по аллеям прогуливаются короли и оборванцы, принцессы и простолюдинки… нагие влюбленные обнимаются в увитых плющом беседках… за ними подглядывает угрюмая смерть с косой…

– А-а! – Глория с криком проснулась и села на постели.

Она поселилась в той самой комнате, где когда-то ее держали пленницей^[2]. У кровати на стене – тот же гобелен «Русалочья охота», как называл его предыдущий хозяин дома, карлик Агафон. Здесь, в этой комнате, она впервые его увидела. И поразилась вопиющему контрасту между красотой его лица, изысканностью манер и отталкивающим безобразием фигуры. Могучие плечи и короткие кривые ножки, длинные обезьяньи руки, висящие вдоль непомерно массивного туловища. Поначалу она приняла его за горбуна. Ее ввели в заблуждение бугры мышц на спине уродца.

Глория вздохнула и вспомнила слова карлика о мудрости. Женщины не умеют любить мудрость, они непременно влюбляются в мудреца…

– Ты был прав, тролль… – прошептала она, прижимая ладони к горячим со сна щекам. – О, как прав!..

Напротив кровати украшал стену другой гобелен, – «Встреча царя Соломона с царицей Савской», – пышная придворная сцена, где мужчина и женщина застыли в преддверии чего-то куда более значительного, чем обыкновенный прием во дворце владыки Иерусалима.

Распущенные локоны царицы позолотил рассветный луч, мазнул розовыми отблесками драгоценную корону царя. Глория поняла, что наступило утро… и солнце светит не в знойном Израиле, а за окнами ее спальни.

– О-о-ооо! – простонала она, падая обратно на подушки. – Ужасный сон… Смерть с косой… Надеюсь, меня это не касается…

Она вспомнила, как умирающий карлик схватил ее за руку и вместе с последним пожатием передал ей свою колдовскую силу. Теперь она – сосуд, наполненный черт знает каким содержанием…

«Ты понятия не имеешь, чего от себя ожидать! – захихикал карлик прямо ей в ухо. – С тобой начнут твориться невообразимые вещи!»

– Бред, – выдохнула Глория. – Сущий вздор! В наше время такие штуки откалывают только в книжках по магии и фильмах на ту же тему. Я осталась прежней Глорией, несмотря на зловещие фокусы Агафона.

«Что же ты здесь делаешь? – язвительно осведомился он. – Почему взяла в услужение Санту? Почему обитаешь в жилище колдуна? Каким образом мы с тобой беседуем? А? Это уже явные признаки твоего нового состояния… Ты перерождаешься, моя царица!»

– Какие еще признаки? – возмутилась Глория. – Что ты несешь?

Вместо ответа в дверь кто-то поскребся.

– Кто там?

– Санта… – раздалось из коридора. – Можно мне войти?

– Я не одета.

– Тогда одевайтесь поскорее, госпожа Глория. К вам едут.

– Час от часу не легче. Кто едет?

– Не знаю, – откликнулся из-за двери великан. – Я видел машину из окна. Красный внедорожник. В деревне таких ни у кого нет.

– Ладно, если это ко мне…

Она не договорила, поспешно закрывшись в ванной. В доме Агафона было три спальни, и все с примыкающими к ним ванными комнатами. Очень удобно.

Стоя под душем, Глория лихорадочно размышляла, кто к ней пожаловал.

Ее утренний туалет раньше, в бытность женой бизнесмена, занимал не менее часа. Теперь она управилась за двадцать минут. Подсушила волосы, привела в порядок лицо, надела строгое платье черного шелка и вышла в коридор.

Санта уже поджидал ее там в своем неизменном спортивном костюме. С видом заговорщика он сообщил:

– К вам дама!.. Вернее, она приехала к моему хозяину… бывшему…

– Это знакомая Агафона? – удивилась Глория.

«Почему бы и нет? – ответила она себе. – Разве у Агафона не могло быть знакомых женщин? Возможно, не просто знакомых… Уродство одного из партнеров придает отношениям особый привкус. Извращенным людям для возбуждения порой требуется такое, что на трезвую голову не придумаешь…»

Ей стало стыдно за свои мысли, едва Санта заявил, что видит посетительницу в первый раз.

– В самом деле?

– У меня хорошая память на лица, – серьезно подтвердил тот.

– Где она?

– Я проводил ее в каминный зал… так было заведено при Агафоне. Но если вы прикажете…

– Не будем нарушать традиции. Она представилась?

– Нет…

С легким волнением Глория переступила порог зала. Он был обставлен в красных тонах. Вишневые шторы, такая же обивка мебели, розовый хрусталь люстр. В кресле напротив восьмиугольного столика сидела миловидная худощавая женщина лет тридцати. Увидев Глорию, она привстала…

– Простите, я… мне сказали…

Она смешалась и уронила на пол белые перчатки из тонкой кожи. Санта – неуклюжий увалень – с неожиданным проворством поднял перчатки и с поклоном подал даме. Агафон сумел привить ему галантные манеры.

– Спасибо… – еще сильнее смутилась та.

Она была одета с подчеркнутой элегантностью: белый шерстяной костюм, белые сапожки, белый шарф с длинными кистями. Волосы, забранные назад в аккуратный пучок, на лбу и висках выбивались из прически, вились маленькими темными колечками.

– Могу ли я видеть… Агафона? – выдавила она.

Очевидно, этот визит дался ей с трудом. Она не знала, как называть человека, к которому приехала за важной услугой. Что иное могло заставить ее ехать зимой по ужасным дорогам в такую глушь, как Черный Лог?

– Агафон умер, – сказала Глория.

– Как… умер? Что же мне теперь… Я так надеялась на его помощь…

Дама стиснула руки с красивыми длинными пальцами и перламутровым маникюром. На запястье сверкнул увесистый золотой браслет. Судя по внешнему виду, она явно принадлежала к обеспеченному сословию… хотя ее робость и замешательство выдавали в ней человека неуверенного в себе. Это была не бизнес-леди и не супруга новоиспеченного буржуа. Скорее, содержанка какого-нибудь богатея…

«Актриса! – вспыхнуло в сознании Глории помимо ее воли. – Которая сделала карьеру на деньги спонсора… и делит с ним не только славу, но и постель…»

Однако ей не доводилось видеть сидящую перед ней женщину на большом экране или в телевизионных сериалах. Наверное, та блистает в театре. На звезду эстрады она не похожа…

Поскольку Глория не относилась к заядлым театралкам, то не знала в лицо ведущих артисток. Несколько всплывших в памяти фамилий она отбросила.

В работу включился ум и сразу завел Глорию в дебри. Она решила положить этому конец самым простым способом и попросила гостью представиться.

– Полина Жемчужная, – неохотно вымолвила та.

– Ваш сценический псевдоним?

– Вы меня знаете? – изумилась дама. – А я вас, признаться, не припоминаю. Да, Жемчужная – мой псевдоним. Но имя настоящее.

Она нервно улыбнулась уголками губ. Вероятно, впечатлительная натура с неустойчивой психикой. Под ломаной линией бровей – темные печальные глаза. На скулах – пятна лихорадочного румянца.

– Какое у вас дело к Агафону? – мягко спросила Глория.

– Глубоко личное…

– Не могу ли я заменить его?

– Разве вы… впрочем, что я спрашиваю? Мне рекомендовали Агафона как… предсказателя. Он составлял гороскопы и… Скажите, это ведь грешно, обращаться к таким людям? Ну, в общем…

Глория обратила на гостью исполненный терпения взгляд.

– Вы набожны?

– Не очень… как все, наверное. Бегу в церковь, когда гром грянет…

– У вас неприятности?

– Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться, – с горечью сказала посетительница. – Сюда приходят не счастья пытать! Верно?

Глория кивнула.

– Если вы боитесь греха, вам не стоило приезжать к Агафону.

– Я боюсь греха! Да, боюсь наказания Божьего! – пылко, словно на театральной репетиции, воскликнула Жемчужная. – Но еще больше меня страшит неизвестность…

– Вы хотите узнать свою судьбу?

– Не свою… ребенка!

– У вас есть ребенок?

Никакого ребенка рядом с этой молодой женщиной Глория не видела. Жемчужная взяла себя в руки и подняла на нее измученные душевными терзаниями глаза.

– Если вы можете заменить Агафона, то не должны задавать мне вопросов.

Она была права. Вряд ли карлик черпал сведения из разговоров со своими клиентами. Они приезжали, чтобы найти у него ответы на наболевшие вопросы…

– Конечно.

– Пожалуй, я доверюсь вам, – решилась гостья. – У меня нет другого выхода. Я должна знать, иначе…

* * *

Москва.

Лавров отдавал себе отчет, что, когда Глория переедет в Черный Лог, они будут видеться реже. Она не нуждалась в его постоянной опеке, как раньше.

В течение полугода после смерти ее мужа они находились бок о бок, – Глория спасала бизнес от банкротства, Лавров обеспечивал ее безопасность. Теперь нужда в его услугах и присутствии отпала. То есть он продолжал исполнять обязанности начальника охраны компании «Зебрович и партнеры», но перестал быть личным телохранителем вдовы.

«Ты перестала мне доверять? – однажды спросил он. – Я больше не нужен?»

«Только тебе известно о золотом диске^[3]… – потупившись, обронила она. – О месте его хранения. Я рассчитываю на твою помощь, в случае чего…»

«Издеваешься?! Где я, а где ты? – взвился Лавров. – Из Москвы до твоей деревни два часа езды… при благоприятных обстоятельствах. Пока я доберусь, может произойти все, что угодно! В таком захолустье даже сотовая связь не берет!»

«Со мной же Санта…»

Она полагалась на бестолкового увальня, словно тот был специально обученным охранником. Впрочем, надо отдать должное покойному Агафону, – он основательно натаскал Санту. Но сможет ли слуга действовать в непредвиденной ситуации?

Всю критику Лаврова Глория если не отметала, то выслушивала с изрядной долей скепсиса.

«Мной никто не интересуется, и слава Богу! – повторяла она. – Надеюсь, дом Агафона послужит мне хорошим убежищем. Он предвидел, что я поселюсь здесь».

Лавров только сопел, подавляя приступ справедливого, по его мнению, гнева. Чертов карлик и с того света диктовал условия. А они, живые люди, вынуждены ему подчиняться. Абсурд!

В такие минуты его захлестывала бессильная ярость. Глория продолжает водить его за нос. При жизни ее мужа у Лаврова не было никаких шансов на взаимность. Когда она овдовела, у него появилась надежда. Но с каждым днем эта надежда таяла.

«Я столько сделал для нее, а она… – сокрушался начальник охраны. – Без меня ей пришлось бы туго. Я спас ее! Помог выпутаться, избежать опасности. Где же заслуженная благодарность?..»

На самом деле ему не нужна была ее благодарность. Он хотел любви. Лишившись мужа, Глория оплакала потерю и как будто успокоилась. Однако женщине – тем более такой красивой и умной – нельзя без спутника. Ей необходима поддержка, верный человек рядом. Должна же она оценить его преданность и старания.

«Наверное, я тороплюсь, – осаживал он себя. – Пусть пройдет время. Рано или поздно загородная жизнь наскучит Глории. Чем ей развлекаться в деревне? Читать? Флиртовать с местным мужичьем?»

– Э, э, э, друг, – вырвалось у Лаврова. – Притормози. Не впадай в снобизм, который так тебя раздражает в других…

Он сообразил, что говорит сам с собой, и осекся. Навестить Глорию, что ли? Узнать, как дела? Как ей живется на новом месте? В чужом доме, полном странных вещей странного хозяина…

Лавров вспомнил трехглавого пса Цербера в подвальном помещении, где карлик держал свои колдовские атрибуты, и содрогнулся. Фигурка злобного стража адских врат словно пронзила его насквозь красными глазками. Бр-ррр…

Проблемы потусторонней жизни раньше не занимали начальника охраны, но с некоторых пор…

– Так, все! Хватит! – буркнул он, вставая из-за стола и разминая затекшие мышцы. – Лучше найду обыкновенную покладистую деваху, женюсь, начну семейную жизнь… ребенка заведу, как все нормальные люди…

Поток его сумбурных мыслей прервал Колбин. Он бесцеремонно ввалился в кабинет и с ходу ошарашил Лаврова заявлением:

– Хочу проведать нашу безутешную вдовушку. Отвезешь меня? Взгляну на ее загородный коттедж, с новосельем поздравлю! Я и подарочек приготовил… Ты чего вытаращился, Рома? Я что-нибудь не то говорю?

– Да нет…

– Тогда жду тебя внизу. Возьми служебный джип. Я слышал, госпожа Голицына чуть ли не в лесную чащобу забралась. Голицына! – фыркнул он. – Каково?! Едва муж преставился, она фамилию сменила. Вот бабы! Не женись, Рома…

Сам Колбин был убежденным холостяком. По слухам, предпочитал менять молоденьких любовниц и жить в свое удовольствие. Начальник охраны подозревал, что бывший заместитель Зебровича неравнодушен к Глории. Иначе откуда такая непримиримая вражда? Которая нынче сменилась приятельскими отношениями.

Лавров не верил в искренность Колбина. Глория, кажется, тоже не принимала его «симпатию» всерьез. Примириться с вдовой компаньона Колбина заставила жестокая конкуренция на рынке и собственная несостоятельность. Полное отсутствие креативных идей поставило его перед выбором: крах фирмы или оправданный риск. Он решился на второе и не прогадал.

«Я хороший скакун, – признавал Колбин. – Мне нужен грамотный жокей, и я приду к финишу в числе первых».

Самолюбие не затмевало Колбину разум, поэтому с ним можно было иметь дело. Неудачная попытка применить в бизнесе каббалу^[4] сделала его зависимым от начальника охраны. Между ним и Лавровым возникла постыдная тайна, которую первый старался забыть, а второй делал вид, что забыл.

Колбин с удовольствием уволил бы Лаврова к чертовой матери. Однако он понимал две вещи. Вряд ли ему удастся добиться на это согласия Глории, которая владела половиной бизнеса. И сор из избы выносить не стоит. Обиженный Лавров распустит про него идиотские слухи, опозорит и превратит в посмешище. Попробуй потом отмойся.

Вот и сейчас он скрепя сердце смотрел на начальника охраны, который не спешил вскакивать и исполнять поручение, а чего-то выжидал.

– Давай, Рома, иди за машиной, – не повышая голоса, произнес Колбин, проклиная про себя наглого молодого человека.

Рослый подтянутый Лавров имел приятную внешность и явно выигрывал в сравнении с Колбиным. Тот при субтильном телосложении умудрился обзавестись брюшком, а яйцеобразная голова и лысина на макушке не добавляли ему шарма.

– Иду, иду, – фамильярно отозвался начальник охраны.

В его глазах читался язвительный вопрос: «А не подбиваешь ли ты клинья к вдове, дражайший Петр Ильич? Это будет выгодный брак. Ведь в случае смерти Глории ты сможешь наложить лапу на все ее имущество!»

Колбин почувствовал, что потеет от скрытого негодования, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь…

Глава 4

Черный Лог.

Обстановка каминного зала произвела на посетительницу ожидаемое впечатление. Солнечные лучи преломлялись сквозь розовый хрусталь люстры и отбрасывали сияющие блики на бархатную мебель, бронзовые канделябры и пестрые гобелены. В нефритовой курильнице тлел сандал…

Глория не знала, каким образом должно было прийти к ней прозрение, и притворилась задумчивой. Ее мозг работал в усиленном режиме, но никаких данных по поводу ребенка сидящей напротив Полины Жемчужной в голову не приходило.

Похоже, дар предвидения ей от Агафона не передался. И что теперь? Извиниться перед актрисой и…

Внезапно в ее сознании возникла кровь… много крови… бледное запрокинутое лицо… белые стены…

– Вы… убили своего ребенка, – вырвалось у Глории прежде, чем она успела прикусить язык. – Убили его…

Дама отшатнулась, ее щеки побелели, а пальцы судорожно стиснули сумочку цвета слоновой кости.

– Нет… вы не можете…

– У вас были на то основания, – уже спокойнее добавила Глория. – С тех пор вас гложет раскаяние. Чувство вины. Но… вы поступили правильно. Вам не за что корить себя…

Откуда у нее брались эти невообразимые выводы, эти страшные слова? Словно внутри нее прятался невидимый подсказчик, который вкладывал фразу за фразой в ее уста, а она лишь послушно их озвучивала…

– Отец ребенка знает?

– Нет, – мотнула головой актриса. – Я скрыла от него свою беременность… Я хотела проверить! Видите ли… у плода выявили патологию. Мне предложили аборт, и я… согласилась. А как бы вы поступили на моем месте?

В ее голосе сквозило отчаяние. Глория обратила внимание, что на безымянном пальце ее правой руки нет обручального кольца. Жемчужная не замужем.

– Это был аборт, – с горечью произнесла она. – Но вы правы. Я убила своего ребенка…

Глория попыталась смягчить жестокий вердикт.

– Возможно, я неправильно выразилась… я имела в виду…

– Не утешайте меня. Убийство ничем нельзя оправдать! Бог дает жизнь, и только Он ее отбирает. Я совершила ужасный грех…

– Мужчина, от которого вы…

– Я не смогла ему признаться! В нашем роду уже случалось подобное…

– Синдром Дауна? – догадалась Глория.

Посетительница подавленно кивнула. Она не знала, что перед ней сидит врач, и приняла слова Глории за новое доказательство ее магических способностей.

– Мне следовало заранее обратиться за генетической консультацией… еще до зачатия. Почему я не сделала этого?! У меня случилось затмение ума! Вы понимаете? Я потеряла голову… обо всем забыла!

Глория старалась вызвать в сознании образ отца ребенка, однако безуспешно. Очевидно, процесс ясновидения не поддается контролю. Или она пока что не умеет им управлять.

– Мое положение тогда было двусмысленным… впрочем, оно и сейчас такое же…

– Отец ребенка не собирается жениться на вас?

– Вероятно, он бы сделал мне предложение, если бы… Нет… думаю, нет.

Госпожа Жемчужная обрывала фразы, предполагая, что собеседница понимает, о чем идет речь. Или же у нее была такая манера общения.

– Вам нужно выговориться, облегчить душу, – сказала Глория. – Вы ходите на исповедь?

– Я не смею… Кроме того, разве между человеком и Богом нужен посредник?

– Иногда да.

– Я не верю священникам! – запальчиво воскликнула актриса. – Где гарантия, что они… Не могу же я требовать от них конфиденциальности?

«Она боится шантажа, – догадалась Глория. – Значит, уже был прецедент».

– Вообще-то тайна исповеди существует априори…

– Скажите еще о врачебной тайне!

«Ее шантажирует… или шантажировал доктор, – констатировала Глория. – Бедная женщина. Мечется, словно птица в силках… Интересно, где она берет деньги, чтобы платить вымогателю? У своего покровителя?»

– Сколько вы заплатили доктору за молчание?

Актриса вспыхнула, – первым ее побуждением было все отрицать. Однако, осознав нелепость подобного поведения, она смирилась с неизбежным. Ей придется рассказывать обо всем. Ведь Глория сразу изобличит ее во лжи.

– Много…

– А требуется еще и еще?

– Я не знаю, что мне делать!

– Сначала вы отдали собственные сбережения, а потом… попросили взаймы?

– Да. Ненавижу просить, но… – Она расплакалась. – Какой стыд! Я не собиралась говорить об этом…

– Исповедь нужна не мне, а вам, – располагающе улыбнулась Глория. – Нельзя носить в себе горечь и боль.

Жемчужная пользовалась дорогой тушью, но слезы размыли тщательно нанесенную краску, и на щеках образовались темные потеки.

– У меня нет актерского образования, – начала она. – Зато есть природный талант. Моя бабушка окончила консерваторию, она сама ставила мне голос. Мне очень хотелось петь, но меня никуда не брали. Даже в рестораны. Кого сейчас прельстишь драматическим сопрано^[5]?

«Вот оно что, – мысленно отметила Глория. – Она поет. Вероятно, оперетту… или кое-какие оперные партии. Ясно, почему о ней мало известно. Нынче широкая публика серьезной музыкой не увлекается. То ли дело „попса“ или „шансон“».

– Вы родом…

– Из Ярославля, – ответила Жемчужная. – У нас много церквей. После школы я стала певчей в соборном хоре. Наш регент^[6] посоветовал мне выставить в Интернет ролик с исполнением оперной партии. Тогда это было в новинку. Я стеснялась, но он уговорил меня. Нашел человека, который помог сделать запись. Ролик вызвал неожиданный интерес. Меня пригласили на кастинг в Москву.

– Какой-нибудь музыкальный театр?

– Нет… частное лицо…

Она достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. На платке остались черные следы от туши.

– Он меценат? Покровительствует актерам?

– Да… это богатый предприниматель, тонкий ценитель искусства. Образованный, великодушный… Он решил создать собственный камерный театр и как раз набирал актрис для музыкальной труппы. Мое исполнение ему понравилось… Он предложил обучение за границей, в Италии. За его счет, разумеется. Для меня это был единственный шанс выйти на сцену… пусть маленькую, частную… выступать в концертах…

– И вы согласились.

– Могла ли я отказаться? Моя мечта осуществилась самым волшебным образом. Я была на седьмом небе от счастья! Родители предостерегали меня, но я их не слушала. Они боялись, что вместо выступлений я попаду в постель к своему спонсору, а потом – в заграничный бордель. Стану продажной девицей с оперным голосом. Пикантное дополнение к интимным услугам. Знаете, у обеспеченных мужчин – изощренные вкусы. Они уже не хотят платить за обычный секс.

– Такого с вами не случилось?

– Нет… конечно нет. Я на полгода уехала в Милан, брать уроки вокала. Со мной работали опытные педагоги. Они хвалили мой диапазон, тембр, но заявили, что оперной дивы из меня не получится. Я ведь окончила только музыкальную школу в Ярославле. Денег на продолжение образования не было. Бабушка занималась со мной дома, пока была жива. Мой удел – концертное исполнение. Об оперной сцене нечего и думать.

– Ваш покровитель был разочарован?

Актриса пожала плечами:

– Он оплатил мое обучение, и результат его удовлетворил. Я подавала надежды, а его маленький частный театр не шел в сравнение с настоящим храмом искусства. Мы оба поумерили свои амбиции.

«Он все-таки стал ее любовником, – подумала Глория. – Госпожа Жемчужная весьма дипломатично обходит вопросы о нем. Не хочет признаваться, что без постели не обошлось. Это от его ребенка она избавилась…»

– Что вы на меня так смотрите? – не выдержала посетительница. – Да, мы… полюбили друг друга! Это ведь не зазорно? Мое чувство благодарности переросло в привязанность, потом в страсть. Я выросла в деревянном домишке на окраине, с печным отоплением и без водопровода. А он показал мне, какой может быть жизнь! Все самое лучшее и приятное мне довелось испытать с ним. Что я видела до переезда в Москву? Нищету, вечные долги… В моей семье приходилось считать каждую копейку. Отец не пьет, но зарабатывает мало. Мама привыкла экономить на всем, – на еде, на одежде. Только здесь, в столице, я научилась носить красивые вещи, причесываться в салоне… у меня появились золотые украшения…

– Его подарки?

– Не без того. Разумеется, я сама зарабатываю. Мне платят приличное жалованье в театре. На все необходимое хватает.

– А на роскошь?

Жемчужная смутилась и залилась краской. Разговор давался ей тяжело. Хотелось бы сгладить кое-какие углы, но лукавить она не умела.

– Я принимаю его презенты… однако никогда ничего не прошу.

– Он старше вас…

– На пятнадцать лет, – кивнула она. – Для мужчины это зрелость.

Глория не то чтобы угадывала, – история провинциалки, которая приехала покорять Москву, была ей знакома. Похожий путь проделали многие.

– Вы меня осуждаете?

– Разве я имею право? – улыбнулась Глория. – Каждый сам строит свою судьбу.

– По крайней мере, я не лезу в чужую семью. Ни у кого ничего не отбираю.

– Он не женат?

Актриса покачала головой. Несмотря на нескромные признания, она держалась горделиво. Ее повадки отличались порывистой грациозностью, а осанка оставалась прямой, как у балерины. Очевидно, ее обучали не только пению, но и танцам.

– Его любили многие женщины, – уклончиво ответила она. – Но ни одна не завладела его сердцем. Он даже не разведен.

– Бережет свою холостяцкую свободу?

– Женитьба ничего не значит. Главное – искренние чувства, а не штамп в паспорте.

– Не спорю, – согласилась Глория. – Вы живете вместе?

– Он снимает для меня квартиру…

– В театре знают о ваших отношениях.

– Этого невозможно скрыть. Он очень увлечен сценой… зачастую присутствует на репетициях. Сам пробует играть.

– Лучшие роли, конечно, достаются вам.

– Да, – просто, без жеманства, подтвердила Жемчужная. – Он, как хозяин театра, имеет решающее слово. Хотя роли распределяет режиссер. Кроме концертов, мы ставим водевили, отрывки из пьес… а сейчас репетируем Шекспира.

– Ого! Что именно? – заинтересовалась Глория.

– «Антония и Клеопатру»…

– Но ведь там нет вокальных партий.

– Зато есть над чем работать. Я имею в виду играть. Мы все учимся актерскому мастерству.

– Царица Клеопатра досталась вам, не так ли? Другие актрисы, вероятно, завидуют.

Жемчужная не стала этого отрицать. Зависть царит в любом коллективе, а в театральном – особенно.

– И вы подозреваете, что ваши товарки прибегают к черной магии, дабы навредить вам.

– Раньше мне такое и в голову бы не пришло… но в последнее время…

Посетительница смешалась и замолчала, нервно комкая носовой платок.

– …с вами происходит нечто из ряда вон выходящее, – продолжила за нее Глория.

– Вот именно! Из ряда вон… Понимаете, дело не столько в шантаже… хотя и это ужасно. Мне напророчили смерть! Если я не уберусь из Москвы… то умру…

– За этим вы и пришли, сударыня. А как же ребенок?

– Шантажистка угрожает мне разоблачением. Она обещает рассказать отцу ребенка… что я… убила его. То есть… сделала аборт.

– У нее есть доказательства? Видеозапись?

– Естественно! – всплеснула руками Жемчужная. – Раз она решилась на такое! Но дело даже не в ней. Что меня ждет? Неужели пророчество сбудется?

Она умоляюще прижала ладони к груди. Вероятно, похожими жестами сопровождались ее реплики на сцене.

Глория понимала: ей устраивают проверку.

– Я заплачу вам! – пообещала актриса. – Мне сказали, сколько стоит сеанс у Агафона.

– Моя э-э… квалификация несколько уступает его мастерству. Но я попробую…

Глория прикинула, связаны ли между собой шантаж и угроза смерти. Ничего толкового в голову не пришло.

– Врач, который вымогает у вас деньги, – женщина… близкая к вам, – брякнула она наобум.

Посетительница вздрогнула и прикусила губу.

– Знакомая врачиха, – утвердительно кивнула Глория. – Враги обычно находятся в ближайшем окружении.

– Это… моя подруга… вернее, бывшая подруга. Зоя Шанкина…

– Вы делились с ней личными тайнами, а она предала вас?

– Мне не с кем больше было поделиться… во всей Москве. Я доверяла ей. Когда забеременела, обратилась к Зое. Она посоветовала сделать анализы и сказала мне, что ребенок родится дауном. Она гинеколог. Очень хороший специалист. Я решилась на аборт…

– Аборт делали у нее?

– Да… Господи! Зачем ей шантажировать меня? До сих пор не могу понять…

– Вероятно, она нуждается в деньгах…

– Мы познакомились в Италии, на экскурсии. Она отдыхала там, а я училась. Разговорились. Приятно было услышать родную речь в чужой стране. Оказалось, Зоя из Москвы. Не замужем… У нас оказалось много общих интересов, – любовь к музыке, к искусству древнего Рима… Казалось, мы искренне привязались друг к другу. Казалось… – повторила Жемчужная. – Я часто принимаю желаемое за действительное.

Она почти убедилась в способностях провидицы, каковой считала хозяйку этого дома. Ведь Агафон слыл настоящим магом: он умел проделывать такое… о чем человек, давший актрисе его адрес, говорил потупившись и шепотом. Преемница Агафона должна обладать недюжинным даром. Иначе не вызвалась бы помочь.

Полине, при ее набожности, было трудно решиться на визит в Черный Лог. Но ситуация не оставила ей выбора. Ее загнали в угол, довели до отчаяния…

«Проверку я выдержала, – сообразила между тем Глория. – Однако настоящее испытание для меня впереди…»

– Деньги, которые вы платили Шанкиной, дал ваш покровитель?

Жемчужная кивнула. К чему лукавить? Кто же, кроме него, располагал подобной суммой?

– Я не сказала ему, зачем мне столько денег…

– И он не спросил?

– Он благородный человек.

– Но в следующий раз вам будет сложно обращаться к нему за очередной ссудой.

– Да… я понимаю…

– Шантажисты не останавливаются на достигнутом. Им всегда мало. Легкий заработок – словно наркотик. Попробовал, и хочется еще.

Глория изрекала прописные истины. Вряд ли Жемчужная настолько наивна, что думает иначе. Она попала в капкан, из которого не вырваться.

– Огласка неприемлема?

– Я не уверена в его чувствах… – призналась актриса. – Достаточно ли сильно он любит, чтобы простить обман? Я должна была сразу предупредить его… сказать о дурной наследственности. Но я не собиралась рожать! Не думала, что забеременею… О боже! Я совсем запуталась… Я могу лишиться всего, чего добивалась! Остаться без работы, без жилья… Скажите, у меня будут еще дети?

Глория слегка растерялась. Как Агафон заглядывал в будущее? У нее нет ни малейшего понятия об этом.

Она вспомнила о хрустальном шаре из его мастерской в цокольном этаже. Может, предложить гостье спуститься туда?

«Опрометчиво, – предостерег ее внутренний голос. – Тамошняя обстановка совершенно обескуражит суеверную дамочку. Не стоит торопиться…»

Глория закрыла глаза и представила себе прозрачный шар, отливающий серебром. Внутри шара что-то клубилось, но никакой четкой картины не возникало.

Жемчужная, затаив дыхание, наблюдала за процессом. Перед поездкой она сняла золотой нательный крестик, освященный в обители, и теперь чувствовала себя беззащитной. Но с крестиком соваться в логово колдуна было еще страшнее.

«Господи! Прости мои прегрешения! – мысленно взмолилась она. – Я не ведаю, что творю!»

– Вы мне мешаете, – сказала Глория.

– Извините…

Перед Глорией вдруг промелькнули образы Клеопатры в золоченой короне и Антония с коротким римским мечом в руках…

«Игра воображения, – отмахнулась она. – Жемчужная упоминала о пьесе Шекспира… вот и…»

Мертвое тело в одеянии египетской царицы распростерлось на досках сцены и не желало исчезать… Антоний наклонился, вскрикнул и бросился за кулисы…

Глория открыла глаза. Гостья, с лицом белее своего костюма, в ужасе уставилась на нее.

– Что?.. – сдавленно спросила она.

– Не пугайтесь…

– Я никогда не стану матерью?

«Хуже, – едва не вырвалось у Глории. – Тебе грозит смерть!»

– Вам нельзя играть Клеопатру. Ни в коем случае…