О погоде

Николай Алексеевич Некрасов

О погоде

Что за славная столица

Развеселый Петербург!

Лакейская песня

Часть первая. Уличные впечатления

I. Утренняя прогулка

Слава богу, стрелять перестали!

Ни минуты мы нынче не спали,

И едва ли кто в городе спал:

Ночью пушечный гром грохотал,

Не до сна! Вся столица молилась,

Чтоб Нева в берега воротилась,

И минула большая беда —

Понемногу сбывает вода.

Начинается день безобразный —

Мутный, ветреный, темный и грязный.

Ах, еще бы на мир нам с улыбкой смотреть!

Мы глядим на него через тусклую сеть,

Что как слезы струится по окнам домов

От туманов сырых, от дождей и снегов!

Злость берет, сокрушает хандра,

Так и просятся слезы из глаз.

Нет! Я лучше уйду со двора…

Я ушел – и наткнулся как раз

На тяжелую сцену. Везли на погост

Чей-то вохрой окрашенный гроб

Через длинный Исакиев мост.

Перед гробом не шли ни родные, ни поп,

Не лежала на нем золотая парча,

Только, в крышу дощатого гроба стуча,

Прыгал град да извозчик-палач

Бил кургузым кнутом спотыкавшихся кляч,

И вдоль спин побелевших удары кнута

Полосами ложились. Съезжая с моста,

Зацепила за дроги коляска, стремглав

С офицером, кричавшим: «Пошел!» – проскакав,

Гроб упал и раскрылся.

«Сердечный ты мой!

Натерпелся ты горя живой,

Да пришлося терпеть и по смерти…

То случится проклятый пожар,

То теперь наскакали вдруг – черти!

Вот уж подлинно бедный Макар!

Дом-то, где его тело стояло,

Загорелся, – забыли о нем, —

Я схватилась: побились немало,

Да спасли-таки гроб целиком,

Так опять неудача сегодня!

Видно, участь его такова…

Расходилась рука-то господня,

Не удержишь!..»

Такие слова

Говорила бездушно и звонко,

Подбежав к мертвецу впопыхах,

Провожавшая гроб старушонка,

В кацавейке, в мужских сапогах.

«Вишь, проклятые! Ехать им тесно!»

– «Кто он был?» – я старуху спросил.

«Кто он был? да чиновник, известно;

В департаментах разных служил.

Петербург ему солон достался:

В наводненье жену потерял,

Целый век по квартирам таскался

И четырнадцать раз погорал.

А уж службой себя как неволил!

В будни сиднем сидел да писал,

А по праздникам ноги мозолил —

Всё начальство свое поздравлял.

Вот и кончилось тем – простудился!

Звал из Шуи родную сестру,

Да деньжонок послать поскупился.

«Так один, говорит, и умру,

Не дождусь… кто меня похоронит?

Хоть уж ты не оставь, помоги!»

Страх, бывало, возьмет, как застонет!

«Подари, говорю, сапоги,

А то, вишь, разошелся дождище!

Неравно в самом деле умрешь,

В чем пойду проводить на кладбище?»

Закивал головой…» – «Ну и что ж?»

– «Ну и умер – и больше ни слова:

Надо места искать у другого!»

– «И тебе его будто не жаль?»

– «Что жалеть! нам жалеть недосужно.

Что жалеть! хоронить теперь нужно.

Эка, батюшка, страшная даль!

Эко времечко!.. господи боже!

Как ни дорого бедному жить,

Умирать ему вдвое дороже:

На кладбище-то место купить,

Да попу, да на гроб, да на свечи…»

Говоря эти грустные речи,

До кладбища мы скоро дошли

И покойника в церковь внесли.

Много их там гуртом отпевалось,

Было тесно – и трудно дышалось.

Я ушел по кладбищу гулять;

Там одной незаметной могилы,

Где уснули великие силы,

Мне хотелось давно поискать.

Сделав даром три добрые круга,

Я у сторожа вздумал спросить.

Имя, званье, все признаки друга

Он заставил пять раз повторить

И сказал: «Нет, такого не знаю;

А, пожалуй, примету скажу,

Как искать: Ты ищи его с краю,

Перешедши вот эту межу,

И смотри: где кресты – там мещане,

Офицеры, простые дворяне;

Над чиновником больше плита,

Под плитой же бывает учитель,

А где нет ни плиты, ни креста,

Там, должно быть, и есть сочинитель».

За совет я спасибо сказал,

Но могилы в тот день не искал.

Я старуху знакомую встретил

И покойника с ней хоронил.

День, по-прежнему гнил и не светел,

Вместо града дождем нас мочил.

Средь могил, по мосткам деревянным

Довелось нам долгонько шагать.

Впереди, под навесом туманным,

Открывалась болотная гладь:

Ни жилья, ни травы, ни кусточка,

Всё мертво – только ветер свис�