Моя бывшая жена

Глава 1

Кирилл

Вся Лубянка сегодня гудела в «Сент Реджисе». Официанты вышколено вжались в стены, прикрываясь серебряными подносами. Да ладно, еще даже не стреляли! Но они научены не отсвечивать, когда федеральная служба безопасности гуляет.

– Только две звезды упало на его погон, у-у-у… – пропел Илюха, снова вставая. Еще один тост. Я хмыкнул, жену в плечо поцеловал и тоже поднял пятьдесят коньяка. – Твои звезды давно не лейтенантские и слава богу! За тебя подполкан!

Столы загудели, мы опрокинули отменного «Мartell XO», и я к Машке повернулся. Она пригубила шампанского, но бокал не поставила, грела в руках, длинными пальцами играла с ним. Ассоциации, пошлые и порочные, совершенно не по случаю, устремились к паху. Меня две недели на голодном пайке держали! Пашка ветрянку принес, а я не болел, ну и отправили меня по известному адресу. Не, не на хуй, конечно, к отцу с мачехой. Дом у нас большой, но жена у меня медик, поэтому все очень строго.

– Пойдем, потанцуем? – выбора не оставил, на себя потянул и через минуту среди танцующих оказались. – Я соскучился, – и задницу сжал, сминая гладкую ткань.

– Кир, папа твой, вон, смотрит, – мягко шлепнула по рукам и вернула ладони себе на талию. Да, отец пожаловал, поэтому и пафоса столько: генеральный прокурор все-таки.

– Да ладно, – я развернул ее так, чтобы никто не смотрел, спрятал за свою спину. Машка у меня тонкая и грациозная, блондиночка-осиночка, а я медведь: люблю пирожки, рисковать и трахаться. Кормят меня хорошо, служба и опасна, и трудна, секс с женой хорош, вот только мало мне. – Чего ты? – вжал в себя, стояком нежный живот тараня. Пусть чувствует и краснеет. Прямо как сейчас. Тридцать лет уже, а все как девочка.

– Субботин, ты как озабоченный неандерталец! – воскликнула, но не отстранилась, наоборот потерлась. Тоже соскучилась.

– Конечно! Давай почаще и все будет тип-топ.

– Тебе живется, что ли, плохо? – стукнула в плечо.

– Машка, – обнял крепко и в ухо зашептал, – я хочу нормально, без этих: побыстрее, потише, Пашка зовет.

Дети вносили коррективы в жизнь родителей, сексуальную в том числе. У нас пацан шестой год пошел. Нормальный. Но Машка носилась с ним, как с девчонкой сопливой! Первые годы понятно. Она карьеру, силы, время положила, чтобы он здоровым рос. Родовая травма. Машка себя винила, что вышло так. Глупость как по мне. Но женщины существа мнительные.

– Маха, я номер снял, – начал к выходу ее теснить, – вся ночь наша: с криками, стонами, влажными шлепками…

Ночь шальная. Наша. Давно у нас так не была, а хочется. У меня верхняя голова отключилась, кровь вздулась и бурлила исключительно в районе нижней.

– Кир, подожди. Телефон.

Маша достала из крошечной сумочки, болтавшейся на запястье, мобильный. Ну кто там еще?!

– Слушаю, Зоя Степановна. Что с Пашей?

Я напрягся. Ну каково, а?! Я ж няньке оплатил всю, блядь, ночь! Ну неужели с пацаном пятилетним справиться не может?! Уволю нах, старую перечницу!

– Кир, у Паши голова болит, уснуть не может…

– Ну и?! – вспылил я.

– В смысле «ну и?»! Это и твой сын, Субботин!

– Я в курсе, только не пойму, что ты пляшешь вокруг Пашки! Он к тебе хочет и знает, как этого добиться, а ты ведешься!

– Не начинай, а.

– Это я еще и начинаю?! – ну, отлично!

– Ты со мной или как? – прохладно поинтересовалась. Я ненавидел, когда она такой становилась: неприступная ледяная королева. Профессорская дочка, а я быдло фсбэшное. Хотя меня этикет-шмитекетам учили, будь здоров. Мама, царствие ей небесное, и гора репетиторов.

– О! – к нам подвалили мужики. – А вот и наш подполкан!

– Без меня никак! – обнялся с ними и послал ей раздраженную улыбку. – Влад, дежурит. Он тебя отвезет.

Машка уехала, а мне праздник не в радость: тосты, жрачка, веселье. Зато гости довольны. Любят банкеты за чужой счет. Абрамов вообще прилично накушался.

Я скривился. В попойках управы меня раздражало две вещи: когда блюют и быдлят. Я глазами нашел его жену, Марину, домой пора им. Мы с Абрамовым по работе особо не пересекались – разные весовые категории, – он у Ильи в отделе служил. Иногда их семья примыкала к нашей компании, отдыхали вместе. Приятельствовали, но меня раздражало его стремление примазаться к чинам и званиям. Был бы бабой что, задом нам подмахивал ради продвижения?

Китель снял и на улицу вышел. Курить охота. Чиркнул зажигалкой, затянулся глубоко, шею размял и к колонне прислонился. Ночь такая теплая. Для начала лета – сказка. Жаль пропадала. Машка, сучка, продинамила. Эх. Ничего, еще часик, потом домой приеду и не слезу с нее, пока пощады не попросит. И все равно не слезу.

– Можно сигаретку? – рядом неожиданно нарисовалась Марина Абрамова. Мы не особо общались, когда бывали в одной компании, но бабой она была приятной, в отличие от своего мужа.

Я достал сигареты. Она прикурила.

– Спасибо.

– Твой Антошка все, картошку собирать пошел? – кивнул в сторону. Там реально святых выноси. Марина глаза закатила. Докурила. И снова сигарету попросила.

– Прости, Кирилл. Я ему говорила, но он меры не знает. Ты ведь не любишь пьяных…

– Откуда ты знаешь?

Да, это было правдой. У меня мать погибла, потому что в ее машину бухая мразь въехала.

– Маша как-то обмолвилась, а я запомнила. Где она, кстати?

– Уехала, – ответил резко, не сдержал раздражения. – Сын приболел.

– Понятно, – понимающе кивнула. – У нас Настя тоже чуть что с соплями. Я уже забила и в школу отправляю, как есть. Первый класс, пусть учится.

– У нас пацан. Маша его разбаловала, капец.

– Бывает, – понимающе согласилась Марина. – Блин…

Я тоже заметил, что Антон барагозить начал, напрягая портье возле входа в отель.

– Мне его всю ночь слушать, – обреченно прошипела.

Успокоить бы его парой оплеух, да свидетелей много.

– Ребят, – я поманил секьюрити, которые предпочитали не мешать развлекаться высшим чинам, но этому можно навешать. Птица не того полета, – отведите гостя наверх, – потом портье поманил. – В свободный стандарт закиньте его, ок, – и всунул ему оранжевую пятеру.

– Сделаем.

Я вернулся к застывшей у нарядного фасада Марине.

– Сегодня можешь отдыхать. Проспится и вернется.

– Спасибо, Кирилл. Правда. Стыдно так…

– Да не парься, – махнул расслабленно. – Иди лучше, потанцуй, – и тоже вернулся в банкетный зал. С отцом посидели. Пропустили по рюмочке. Попрощался с ним, мачеху приобнял. Сестра, зараза мелкая (хоть и старшая) не пришла – отпуск у нее. Ну да ладно, позже отметим. Мы с ней умеем.

Я поднялся в номер, который приготовил для нас с Машкой. Все по фэн-шую! Шампанское в серебряном ведерке, крупная клубника, сладкая, блестящая, как у кота яйца. Ювелирочка, куда же без нее. Маша никогда не носила часов, вдруг захотела. Намек понял и принял. Я вообще не мастер по романтике, но постарался. Точнее, заплатил, чтобы персонал сделал все по красоте.

Коробочку в карман положил, клубнику хотел попробовать, освежиться, да стук в дверь отвлек:

– Ты как здесь?

– К тебе, – и бутылку коньяка показала. – Можно посидеть с тобой? Просто поговорить.

Я смотрел на нее долгим нечитаемым взглядом, отработанным годами. Я уже восемнадцать лет в силовых структурах, ровно половину прожитой жизни, и чутье у меня отменное. На все. В том числе на бабский интерес. Я с подросткового возраста ощущал его. С детства в спорте, к пятнадцати вымахал вровень отцу, ну и не совсем урод, что уж тут. Мне девок клеить всегда легко было. Я для них плохим парнем был, который умел делать хорошо. Риск, адреналин, оргазм. В прошлом это все, конечно, но не все женщины это понимали.

Марина в принципе неплохо маскировала заинтересованность, прятала ее, возможно, даже сопротивлялась, но сегодня решила подобраться поближе. И ведь симпатичная: темные волосы блестели, мордашка славная, фигура вполне себе. Чего Антону не хватало? Лучше бы жену драл, чем с бутылкой обнимался.

– Ну, проходи, – отступил, пропуская в интимный полумрак. Никаких крамольных мыслей у меня не было, а в остальном я не тот человек, которого можно изнасиловать.

Марина осторожно прошла в номер, осмотрелась, скинула туфли на высоком каблуке и с ногами забралась в кресло. Платье достаточно скромной длины, но лодыжки с коленями оголились. Она, кажется, этого не заметила, а я… есть чуть-чуть. Настроение у меня смещено в сторону эротики, везде чудится.

– Я так жалею, что вышла замуж за Антона. Не всегда, но иногда накатывало.

Я разлил коньяк и подал ей бокал. Марина сделала большой глоток.

– Я очень люблю Настю. Иногда, конечно, бесит это щастье материнства, но жизни без нее не представляю, но порой хочется все бросить…

– Зачем ты мне это говоришь? – пригубил терпкого двадцатилетнего. Хорош, согрел изнутри, но не затуманил мозг. Не знаю, почему, но я никогда не мог напиться. После смерти матери с алкоголем все сложно: иногда выпиваю, редко, но бывает. Иногда, правда, нажраться хотелось. Так, чтобы себя не помнить, но не выходило. Организм сопротивлялся: моему разуму и телу нужен полный контроль. После того случая с пидором-водилой… Я чуть не убил человека. Не по долгу службы, не на задании, а потому что ненавидел, сдержаться не мог. Отец помог, отмазал, карьеру не похерел, но внутри стоппер появился – не терять контроль над эмоциями, владеть собой или быть беде.

– Потому что тебе плевать, – бесхитростно ответила Марина. – Подруги жалеют. Мать тычет, что я зажралась, что я реальных алкашей не видела. Настя маленькая, с ней не поделиться. А ты просто терпишь мою болтовню.

Я хмыкнул невесело, жену вспомнил: наверное, идеальных браков не бывает, в каждой семье свои тараканы. У нас, увы, тоже все не идеально. Раздражаемся, бесим друг друга порой. У нас обоих сильный характер: Маша никогда не прогибалась, а меня выматывало противостояние. На работе борешься. Домой приходишь и тоже борешься! Мы с ней стопроцентные противоположности: если я хочу в одну сторону, Машке обязательно нужно в другую. Я не уступаю, ибо мужик, но она-то чего! Баба ведь! И тем не менее ни на какой другой я бы не женился. Люблю вредную заразу!

– А у вас как? – тихо шепнула Марина.

– По-разному, – бросил, залпом опрокидывая в себя коньяк. – Как у всех.

Я не стремился вывалить свои семейные проблемы, но не без интереса слушал Марину. Что даже откликалось. Созвучно с моими мыслями было.

– Ладно, поеду домой. Поздно уже. А этот, – кивнула куда-то в сторону, – пусть дрыхнет.

Она поднялась, сделала шаг и, потеряв равновесие, упала на меня. Прямо на колени прилетела.

– Ты пьяна.

– Есть немного, – улыбнулась она, убирая волосы с лица. Пах потянуло запретной тяжестью. Я собирался сегодня трахаться. Номер этот снял, романтик ебучий устроить хотел. Для жены. Для Машки…

Жена. О ней думать не получалось. Помутнел образ, завеса похоти накрыла его. Как тут сосредоточиться, когда по стволу ерзают?! У Марины были закрыты глаза, а голова лежала у меня на плече, но в отключке не была… Ее бедра плавно покачивались, насаживаясь на шишку через брюки.

Моя рука инстинктивно поползла вверх по гладкому бедру, ладонь споткнулась о резинку чулок, потом разгоряченной промежности коснулись. Я сжал лобок через белье и безошибочно нашел возбужденный клитор. Поглаживать и надавливать, кружить подушечкой большого пальца начал. Полоска трусов сочилась соками, дыхание сбилось, мои плечи горели от вцепившихся в них пальцев. Ширинку разрывало, ствол на волю просился, хотел жарко и горячо. Жестко и грубо. Сладко и медленно. Везде хотел. Бляядь!

Марина откинула голову и томно выдохнула, вибрируя внизу, как напряженная пружина, которую наконец послабило. На моих пальцах блестела смазка. Много. Давно не еблась, что ли? Марина глаза нехотя открыла и потрясенно ахнула. Соскочила резво, платье поправляя.

– Кирилл, блин! Блин! Мы напились и… и…

Я тоже поднялся. Член поправил, хоть чутка ослабляя давление. Тесно мне в одежде! Платок достал и руки вытер.

– Не было ничего, – пригвоздил взглядом. – Ничего не было, ясно?

Она энергично закивала, обнимая себя руками. Ну прямо невинная овечка. Сама пришла, кончить успела, а теперь глазами хлопает!

– Да ладно, чего ты? Кайфанула же, – саркастично напомнил. Текла ведь. Как текла, бля… Я огромным усилием воли не нагнул ее прямо сейчас и не трахнул. Ведь не отказала бы, наоборот, кричала, просила, чтобы посильнее и подольше.

В голове мутно, а в брюках жизнь ключом била. И с этим нужно что-то делать. Совесть свою успокоил тем, что не тыкал членом ни в одну живую женщину, помимо жены. Я только в кулак дрочил. Мало мне быстрых пары раз в неделю. Мало!

Достал телефон и такси вызвал. Для Марины. Меня водитель отвезет.

– Сейчас машина приедет, домой поедешь.

– Кирилл, – замялась Марина, – мы ведь это… Почти…

– Забудь я сказал, – бросил и ушел. Домой поехал.

Было почти три часа ночи. Я бесшумно поднялся в спальню, в ночном сумраке снял парадный мундир, полчаса дороги ничуть не уменьшили моего желания, а сонная длинноногая со вздернутой кверху попкой Машка срывала резьбу. Будить не буду, так возьму. Сзади.

– Черт! – тихо выругался, заметив темную голову, вынырнувшую из-под одеяла. На моем месте! Сколько раз говорил, что не нужно брать Пашку в нашу постель! У него своего комната. Охрененная, кстати!

Я разозлился, в гардеробной трусы взял и в ванную пошел. Завтра всем устрою разбор полетов. Машке, Пашке, Зое Степановне.

Я полностью разделся, закинул белье в корзину, телефон бросил на столик со всякой пахучей ерундой, вывернул ручку душа, почти забрался, но телефон мигнул сообщением.

Спасибо

Номера я не знал, но аватарка не обманула. За что она меня благодарила: за мужа, оргазм или такси? Так разве благодарят?!

Спасибо на член не натянешь

Написал и бросил мобильный. Психанул, да. Искупаюсь и удалю, от греха, как говорится. Вода обожгла спину, по лицу хлестала пощечинами. Ну да, я козел, пощекотал бабу левую, но мог и больше позволить себе, и никто бы не узнал, но я к жене ехал. Ее хотел! А она спит. Еще и с сыном. Знала же, что приду и захочу. Специально, что ли?!

Вытер лицо, полотенце на плечи набросил, настроение дерьмовое. Потянулся к телефону, там еще одно сообщение. Видео. Я ударил по значку воспроизведения.

– Ебать… – протянул, жадно рассматривая картинку. Одна ножка на бортике ванны, съемка снизу, наманикюренные пальцы медленно разводят темно-розовые половые губы, клитор теребят, внутрь ныряют. И тихий стон. Марина жжет…

Интересно, чей хер представляла? Я завелся. Руку на корень положил и пару раз провел, сжимая крупную головку. Хорошо. Разрядку хочу. Я трижды гонял видео. Всего пять секунд. Так мало. Но я кончил. Бурно. Вся раковина в сперме.

– Блядь.

Удалил нахер все: следы и переписку. Потом вернулся в спальню. Сына подхватил и в детскую отнес. И под бочок к жене. Утром от нее свое возьму, сейчас немного попустило.

Глава 2

Маша

Я проснулась от того, что мои груди жадно мяли. До боли, до острого чувства нужности. В ягодицы уперлось недвусмысленное доказательство, что муж действительно соскучился. Кто ж ему виноват, что ветрянкой не болел и не прививался!

– Ты во сколько вернулся?

– Неважно, – прорычал и трусики стащил до колен, рукой между ног скользнул, возбуждая, подразнивая. – Машка, трахаться хочу… – и на полную ворвался, не продохнуть. Рукой клитор массировал, так уверенно и ловко, что я поплыла сразу. Весь дискомфорт от резкого вторжения прошел. – Хорошо, правда? – шептал мне на ухо, покусывая шею. Я повернулась и губы подставила: целоваться хочу, по-взрослому. Мы так много позволяли себе в постели, но когда последний раз в засос целовались. Не вспомнить.

– Мама, я пласнулся! – услышала сквозь стук крови в ушах. – Можно к вам?

Я буквально соскочила с Кира, одеялом прикрылась, отдышаться не могла.

– Да блин! – взвыл Кирилл. – Семь утра, ну что тебе не спиться?!

– Мам, а почему папа такой злой? – бесхитростно поинтересовался сын.

– Папа не злой, – надавила взглядом на мужа, – просто он не выспался. Поздно лег. Паш, иди на кухню. Сейчас блинчики печь будем.

– Здолова!

Как только Паша выбежал из нашей спальни, Кир вскочил. В чем был. Точнее, не был ни в чем. Он все так же возбужден физически, но сейчас от него исходили волны раздражения.

– Маш, что за херня? В доме теперь что, только туалет мое место?

– Кир, ну ты что передергиваешь? – я пыталась замять нарастающую ссору. Но муж никогда не шел на уступки. Никогда не делал шаг навстречу. Сначала принимала это спокойно, списывала на властный характер, но я тоже человек со своим мнением. Я не всегда бываю права, но и Кир тоже. Только я готова это признать, а он нет.

– Да! Я передергиваю! Только и осталось это! Может, ты передернишь, а? – и мощным членом мне в лицо ткнул. Я бы не против, но не с такой агрессией. Кир всегда был доминантен, но не жесток. Я оттолкнула его и поднялась. Халат накинула, завязала и вышла. Пусть остынет.

Были ли у нас проблемы? Были, конечно. Как у многих, кто прожил в браке не один год. Как у многих, у кого сложные дети. Как у многих, кто устает и не боится этого признать. Я очень любила мужа, сына, свою семью, но отдавала отчет, что между нами пропало понимание. Не знаю, когда это произошло, но не хочу, чтобы проблема прогрессировала. Нашему браку нужна помощь.

– Зоя Степановна, вы уже встали?

У нас была хорошая няня: тридцать лет в педагогике, Пашка любил ее, со своим уставом не лезла никогда. Мы пользовались ее услугами, когда нужен свободный вечер или мне нужно по делам, а сын дома. Вчера Зоя Степановна позвонила, потому что я велела. У Паши до сих пор случались приступы сильных головных болей. В такие моменты только от меня брал таблетки и со мной рядом успокаивался. Сейчас приступы намного реже. Раньше случались чаще. Врачи твердили, что перерастет. Или нет. Как карта ляжет. Меня не устраивал такой вариант. Я хотела точно знать, что мой сын будет здоровым. Ведь моя вина, что так вышло тоже была…

– Да. Машенька, простите, что не услышала, как Павлуша встал. Что к вам в спальню побежал…

Неужели слышала, как кричал Кирилл? И Паша слышал. Это самая болезненная тема. Мои мальчики не могли поделить меня. Оба ревновали. Отдалялись друг от друга. Это моя боль. И прокол как жены и матери. Я не смогла грамотно построить взаимоотношения между ними. Но если Паша просто еще маленький, то Кирилл в принципе не хотел работать в этом направлении. Потому что он мужик и у него все под контролем. Это я сына воспитываю не так. Вот если бы он! Вот тогда бы да! Только у него времени нет.

– Все хорошо, Зоя Степановна. Я блинчики пока испеку. Накроете на стол в беседке? Вы же позавтракаете с нами?

– Ой, балуешь ты меня, Мария.

– Да бросьте, – и сыну крикнула. – Паша, иди умываться! А то без блинов останешься!

Я замесила тесто, сковороду поставила на плиту. На поднос мед, варенье и сметану. Такая чудная погода. Чувствую, лето будет жарким.

– Блины? – Кир подошел сзади, через плечо заглянул. Обнял, к себе прижал. – Прости, Маш. Перегнул, согласен.

Субботин извинялся? Что-то большое в лесу умерло.

– Но и ты не права. Носишься с Пашкой.

Ан-нет, показалось. В лесу все живы.

– Он пацан, а ты девчонку сопливую из него растишь.

– Так расти мужика, Субботин, – обернулась в его руках. – Расти. Я ж не против.

– И пойду. Зарядку делать будем. А с тобой, – за грудь схватил и сжал, – вечером разберусь.

Я вышла с блюдом пышных блинчиков во двор. Солнце уже было высоко. Беседка утопала в зелени, небо кристально чистое, как и воздух. Мы жили на Соколе, в поселке Художников. Кир получил участок в подарок от отца, Павла Аркадьевича, но дом строил практически лично. Контролировал все. Ему хотелось, чтобы внутри было сочетание комфорта и удобства, а отделка снаружи времен Щусева и Марковникова. С высокой крышей, мансардой, широкими сводами и деревянными окнами. Настоящими! Никакого металлопластика!

– А где мои мужчины? – спросила у Зои Степановны.

– У бани, – головой покачала. – Прохладно все же закаляться, – и добавила: – Я считаю.

Я ничего не ответила. Просто пошла в сторону сруба. Банька у нас была хороша: русская, душистая, жаркая, с вениками березовыми. С каким наслаждением иногда по бокам мужа проходилась, ух!

Два красавчика: один огромный, сильный, мощный, как медведь, второй щуплый мальчишка, дрожавший осиновым листом. Сын у нас образовал симбиоз из внешности папы и мамы. Темные волосы отца, а глаза мои, серо-голубые. Подбородок такой же упрямый как у Кира, а губы бантиком, как у меня.

– Не холодно еще?

Я сдержала желание наорать на него. Июнь теплый, но не настолько, чтобы обливания устраивать.

– Нормально, да, Паха? – и долбанул его по спине тяжелой рукой. Сын энергично кивать начал, а у самого зуб на зуб не попадал.

– Давайте вытираться и завтракать, – предложила, чтобы ни одно мужское эго не пострадало.

– Не, мы еще отжиматься будем.

– Ну ты отжимайся, а мы с Пашей пойдем блины лопать, – и поманила сына. Он бросился ко мне на руки. Дрожал, жался, согреться хотел. Мой мальчик. Я так любила его. Хотела. А еще хотела до декрета закончить ординатуру. Мне было двадцать четыре, когда забеременела, год оставался. Я пахала в больнице до самых родов. По пятнадцать часов на ногах. Гипертонус, нервы, хронический недосып – а еще акушер-гинеколог. Все бежала, торопилась, думала, после декрета выйду и сразу врачебную деятельность начну. Как итог сложные роды прямо во время смены. Из-за моего упорного желания родить самой, сын получил травму шейных позвонков. Как он плакал первые месяцы жизни. Как меня грызло чувство вины. Спасибо Киру, ни разу не упрекнул, поддержал, врачам платил. Я подняла всех. Он оплатил все. Мы практически справились. Практически. Вот только друг друга терять начали…

Я услышала, как громко фыркнул муж, но не обернулась. Мне казалось, что до определенного времени дети – это дети, неважно, какого пола. Мальчикам можно плакать, их можно жалеть, их нужно любить.

– Мам, а почему папа меня девчонкой называет? – надулся Паша, кутаясь в полотенце. – Я не девочка! У девочек пися другая!

– А ты откуда знаешь? – изумилась я.

– Вела в садике показала. У нее нет кланика, но я все лавно учил ее писять стоя.

Я расхохоталась и обняла его. Садик – отдельная тема: у нас сопли перманентно, а ковид заставил всех перестраховываться, поэтому мы с Пашкой неделю ходим, три дома. Недавно, вот, ветрянку принес. Поэтому работать полноценно не получалось, так, чтобы навык не терять на полставки гинекологом подрабатывала, практически бесплатно. Не ради денег, только для опыта и практики. Я очень надеялась, что скоро иммунитет сына адаптируется, и я смогу начать работать. Я восемь лет отдала медицине. Я мечтала стать врачом. Но свою семью я люблю больше, если я им нужна, значит…

День мы провели вместе, но я кожей ощущала нетерпение мужа. Няня уехала, Пашу я уложила. Мне передался кураж Кира, поэтому практически вбежала в спальню, на ходу избавляясь от одежды. Муж стоял в одних шортах, смотрел в окно. По мускулистой спине медленно сползали капельки воды. Я скинула топ и прижалась голой грудью. Соски затвердели, болезненно чиркнули по его пылающей коже.

– Наконец-то… – резко повернулся и поцеловал меня. Так жадно, как давно не делал. Потом толкнул на кровать и снял шорты. Член налитой в руке взвесил.

– Трусики сними, – приказал хрипло. Я подчинилась. – Пальчиками со складочками поиграй.

Я призывно раздвинула ноги, медленно облизнула кончики пальцев и опустила на лобок. Кровь огнем бежала по венам, порочным жаром оседая в самых чувствительных местах. Клитор болезненно реагировал на мои прикосновения. Он хотел не руки, а головку, упругую и гладкую. Муж дразнил меня, демонстративно мастурбируя. Показывая, как он хочет, как его разрывает от желания.

– Иди ко мне, – поманила, выгибаясь, показывая, что предложить ему могу.

– Машка, трахать всю ночь буду.

– Мама! – услышала из детской. – Мам, мне холодно.

Я села и на дверь посмотрела.

– Кир…

– Нет, – рявкнул и ко мне в плотную подошел. – Покричит и уснет. – Головкой по губам водить начал, размазывая прозрачную каплю вожделения. Соски больно пощипывая. – Я хочу тебя. Везде хочу. Сдохну, если не… – надавил и проскользнул в рот. – Какой кайф, Машка. Кайф, – ускорился, проталкиваясь глубже. В волосы зарылся двумя руками, жестко зафиксировав голову. Не вырваться.

– Мама, мне плохо, – снова жалобное.

Я попыталась отодвинуть бедра мужа, но он еще жестче, агрессивней трахал меня в рот.

– Пусти, – наконец вырвалась. – Я так не могу, Кир!

– Я блядь тоже так не могу! Здесь скоро жить невыносимо будет! – в сердцах выдал.

– С нами? – тихо уточнила я, натягивая одежду. – Ну что молчишь?

Кирилл только громко языком щелкнул.

– Я укрою его и вернусь, – проговорила. Мне кажется, нам пора серьезно все обсудить. Что-то не то с нами происходит.

– Можешь не торопиться! – бросил в спину. Обидно. И больно. Мы оба родители, но виновата я.

Детская была соседней, но комнаты большие, а шумоизоляция хорошая, поэтому в спальне мы чувствовали себя вполне комфортно. Но, если орать, то услышать можно все.

– Ну что случилось? – подошла к кроватке в виде бэтмен-мобиля. Свет не зажигала, наощупь коснулась сына. – Да ты горишь…

Потрогала ноги и спину. Горячий, а ступни ледяные.

– Мне плохо и голова снова болит.

– Сейчас, милый, сейчас, – бросилась в гардеробную под изумленный взгляд мужа, сумку свою взяла и обратно к Паше.

– Что такое? – услышала обеспокоенный голос Кира.

– У него жар, сознание спутанно, – проверила зрачки. – Здесь больно? – коснулась затылочной части.

– Да, – Пашка держался, не хлюпал носом, но слезы катились по щекам.

Черт, у него еще вчера голова болела, но я не придала значения, думала, все как обычно.

– Вызывай скорую, – посмотрела на мужа, – ребенок пять лет, подозрение на менингит. – Я сама чуть не плакала.

– Давай отвезу…

– Кир, вызывай скорую! – прикрикнула я.

Он скрипнул зубами, но подчинился. Я начала собирать Пашу и себя.

– Это я виноват? – он поймал меня за руку, когда доставала документы для госпитализации. Он уже был собран. С нами хотел, но его не возьмут. И в инфекционку не пустят.

Я поняла, о чем он. Мы долго друг на друга смотрели, потом я ответила:

– Нет. Не ты.

Кир с силой сдавил челюсти, скулы буквально разрезали кожу, настолько ярко проступили. Казалось, он мне не поверил, но у меня не было времени баюкать его раненое эго. У меня ребенку реально плохо!

– Приехали.

Кирилл схватил сына, и мы пошли встречать скорую.