Сделать шаг (отрывок из романа)

А я? Живу с родителями. Ну как живу – прихожу переночевать. Зарплата хоть и хорошая, но… маленькая. Зато тусуюсь ночи напролет. И на дачу, где Малыш с Шуриком проводят лето семьями, я заезжаю с друзьями попить алкоголя и оторваться с девчонками. Проходишь мимо братского участка, а там уже сынок Шурика с малышовской дочкой играют. Они же почти ровесники: сколько сейчас моей племяннице?.. Если день рождения у нее в сентябре… или в октябре? М-да, хреновый я дядька: плюшевого медвежонка, полученного от поклонницы, передаришь – и ладно…

Впрочем, чего нахлобучивать себя душевными угрызениями? У меня своя жизнь, и она мне нравится! Именно ради такой жизни я отказался от высокооплачиваемой, но скучной работы. А отсутствие семейных радостей – это плата за личную свободу, которую я ценю превыше всего. И считаю, что плата эта вполне умеренная. А что касается общественного статуса, то может ли хоть кто-нибудь из моих друзей детства похвастаться тем, что у него брали автограф? А на встречах ди-джеев нашей радиостанции со слушателями ко мне за росписью сотни выстраиваются. Ну, пусть не сотни, а пара десятков – это как, по-вашему, глупости? А фотографироваться с вами когда-нибудь кто-нибудь хотел? И не потому что дальний родственник, приехал из Караганды, десять лет не виделись и еще столько же не увидитесь после, поэтому фото на долгую память надо троюродной бабушке показать, потому как помрет и не увидит, каким её дальний-предальний внучок вымахал. Нет, не поэтому, а потому, что в школе или в институте эту фотку можно будет друзьям-подругам показать и заявить важно: «Да это мы просто с ним фестивалили в выходные. Ну, знаете, этот ди-джей с «Радио-1». И друзья-подруги завистливо и с уважением закивают – вот, блин, повезло, с Самим довелось зажигать! Когда я братцу подарил на день рождения подборку компашек «ДДТ», и на каждом личные пожелания Шевчука ему, Станиславу, Малыш с гордостью демонстрировал этот подарок своим друзьям. И был он не менее ценен, чем хорошие швейцарские часы. Если не более, потому что на вопрос, каким это ты боком с самим Шевчуком знаком, Малыш делал важное лицо и небрежно сообщал: «Да у меня же брат – ди-джей, они большие друзья-приятели». И сам как бы автоматически друганом Юрия Юлианыча становился. А про меня и речи нет – полный авторитет. И какая разница, что я Шевчука на тот момент только второй раз видел и смотрел на него, как те школьники-студенты смотрели на меня, известного ди-джея? Мелкое это дело, понимаю, но кому простое человеческое чуждо?

– Эх, ель, что за ель, производство – наша цель! Производство – наша цель, производство – наша цель, наша цель!

Полина, похоже, уже оглохла от наших воплей.

– Мальчики, какие вы эмоциональные!

– Полина, – Кира приобнимает девушку за талию, – мои эмоции – это результат сегодняшнего нашего знакомства. Вот он просто горлопанит, а я пытаюсь высказать свои чувства. Напрасно вы скептически улыбаетесь, это вполне серьезно! Хотите, я опущусь на колени?

Компания впереди дружно оборачивается на эти слова, при этом одна из двойняшек оступившись и застонав, приседает на траву у дорожки.

– Оксана, что случилось? – сестра испуганно наклоняется к ней.

Мы с Полиной одновременно срываемся к близняшкам. Кирыч, лишившись опоры, делает пару неуверенных шагов и заваливается в чью-то смородину. К нему, в свою очередь, спешат Шурик и Малыш.

– Похоже, мои чувства остались неразделенными, – ворчит Кира, с помощью брата и Шурика вылезая из кустов.

– Не оставляй надежду, Кирилл, – ободряет его Лена. – По-моему, сегодня твой день.

– Думаешь? – Кира скептически смотрит вперед, где в темноте остальные участники нашей веселой компании окружили сестер.

– Просто ногу подвернула, – сообщает пострадавшая, потирая голень.

– Попробуй встать.

Полина все-таки заводила в этой троице.

– Давай я тебе помогу, Оксанка! – Аня подхватывает сестру под мышки. Ну, теперь хотя бы снимется вопрос с именами: хромающая – точно Оксана.

– Все в порядке, – сообщает девушка, поднявшись. – Похромаю немного, и все.

Она пытается улыбнуться. Эта улыбка не адресована кому-то конкретно. Просто улыбка. Немного виноватая: типа, простите, что заставила вас волноваться. И вот в этой её улыбке… Не знаю, как передать… В общем что-то было. Заметил ли это кто-нибудь другой из нашей компании или нет, не суть. Скорее всего, не заметили, в общей пьяной суете не до того было. А я вот заметил. Заметил и оценил.

На даче у Костика не особенно развернешься. Если у тебя участок шесть соток, настоящую фазенду на нем не построишь. А родителям нашим в пору строительства хотелось еще и садом-огородом обзавестись. Ну, там, чтобы картошечка своя, огурцы-помидоры в парниках, клубника-крыжовник. На самом деле все эти посадки-высадки были больше похожи на какой-то нетрадиционный вид спорта: по весне всего сажается, в принципе, столько же, сколько собирается осенью, но зато суеты и запарок вокруг этого огорода немеряно. Причем, ладно бы родаки все эти соцсоревнования сами себе организовывали. Так нет, они нас всю дорогу привлечь стремятся. Поэтому-то я и не езжу на фазенду, когда там родичи – вмиг к полезному труду приобщат, а оно мне надо? Время сейчас, конечно, не ахти какое хлебное, в магазинах шаром покати, и собственные посадки выручают, но не такой же ценой, не вместо заслуженного отдыха! Родителям это в кайф, похоже, прёт их от сельского хозяйства – так они любовно клубнику пропалывают да картошку окучивают. Вроде городские жители, а туда же, ближе к земле тянет. Не, мне больше по нраву урбанистический вид, как пел Майк^[4].

Так вот, касаемо наших пригородных дворцов: все эти садоводческие домики при различии стройматериалов и фантазии доморощенных дизайнеров интерьеров сводились к одной-двум небольшим комнаткам и веранде. Про кухню я вообще не говорю: там с трудом один человек может развернуться, она с туалет размером, только вместо дыры в полу плита газовая располагается. У Костика совсем не разгуляешься – одна комната с печкой-буржуйкой у окна и веранда с диваном. Если не сидишь на диване, то, в общем, на веранде тебе и делать нечего, больше места там нет. Поэтому все мы набились в комнату, а веранду по умолчанию оставили тем, кто, ежели настанет момент такой, захочет уединиться.

Комнаты в этих дачных домиках – особый разговор. Как правило, несмотря на то, что, как я уже сказал, они маленькие, так их еще всегда стараются набить мебелью под завязку. Ну чтобы все было! И вот на этих шести квадратных метрах помещаются большой шкаф и небольшой буфет вдоль одной стены, диваны и кровати вдоль трех других (тут кому что больше нравится: у Костика два дивана и кровать, но возможны варианты), а по центру еще ухитряются стол обеденный втиснуть. Ну а уж полочки, бра всякие и прочую подобную дребедень развешивают там, где остается место, чтобы закрыть страшные выцветшие обои, оставшиеся от ремонта квартиры десять лет назад и пущенные на дачные стены в целях экономии. Вы думаете только у Костика так? Да в любой домик любого садоводства загляни – одна и та же картина за исключением нюансов, касающихся собственного вкуса. Но вкус – дело такое… Темное, в общем, дело и очень индивидуальное.

Что-то отвлекся я – о нас-то поинтереснее рассказывать, чем о садовом строительстве. А мы тем временем выставляем все запасы алкоголя и остатки закуски на стол и, рассевшись вокруг на диванах-кроватях, продолжаем вечеринку. Веселье уже приняло крайне хаотичный характер: компания разбивается на небольшие группы, и группы эти периодически меняются составом. Малыш с Шуриком обсуждают автомобили, Кирыч охмуряет Полину беседами о чем-то высоком, рядом Лера болтает с двойняшками и к ним присоединяется Лена. Все разговаривают, перебивая друг друга, и объединяются вместе только для того, чтобы выпить.

– Я вот «Ауди» взял родную, немецкую. Она семьдесят пять тысяч верст уже откатала, больше пяти лет ей, а состояние отличное. Это потому, что не по нашим колдобинам, а по автобанам в Гермашке. Никаких проблем – масло меняю только да бензин лью, – Малыш расписывает прелести своего автомобиля, Шурик с пьяной серьезностью кивает.

– Полина, вы не поверите, насколько пуст мир вокруг меня, – лицо Кирилла приобретает скорбное выражение.

– Мы снова на «вы»?

– Мне сложно опускаться до банального тыканья девушке, с которой можно говорить о высоком. Ведь пойми, я совершенно один среди всего этого моря людей. Все эти как бы творцы – мелкие бездуховные людишки. Они не понимают главного…

– И что же главное?

– А хрен его знает! Я тоже не понимаю, но в том-то и дело, что не понимаем мы это главное по-разному. Вот с вами я чувствую некую связь…

– Так мы все же на «вы» или на «ты»?

– Это так важно? На мой взгляд, главное – возникшая между нами связь…

– И что же это за связь?

– Пока я чувствую духовную, но ситуацию легко можно изменить…

Ну а мне приходится вести разговоры о судьбах рок-музыки – Костику удалось втянуть меня в бессмысленный и беспощадный спор:

– …Вот Оззи Озборн, он, что, может, по-твоему, устареть? – Костик воткнул в большой переносной магнитофон кассету, и оттуда загремела «No More Tears».

– Да не то что может, он уже устарел. Кость, эта музыка осталась в 70-х, ну частично, вот этими сольниками, в 80-х, но сегодня-то 90-е! Хард-рок скончался и разложился. Ты не заметил? Все эти запилы архаичные, длинные завитые волосы – на свалку. Слушай, время гранжа уже к концу подходит. Ты вообще в курсе, что «Nirvana» «Nevermind» записала три года назад, а в апреле Кобейн себе башню из ружья разнес?

– Да это все модернизированный хард-рок…

– Ты охренел?! Какой хард-рок – и рядом его нет! Ты интервью почитай с тем же Кобейном, Веддером, Корнеллом. Панк-рок и альтернатива американская – вот что они называют предтечей гранжа. «Sonic Youth» и «Pixies», а уж никак не «Deep Purple». Я тоже, например, вырос с песней «Smoke On The Water» в сердце, но мне и в голову не придет ставить ее в горячую ротацию у себя на радио. Сегодня время совсем другой музыки: «Faith No More» – уже классика, а твои кумиры все равно, что Элвис, – где-то там, за гранью времен.

– Слушай, сколько было этих однодневок, а вот Озборн да Ковердейл по-прежнему в строю…

– …Ага, живых мертвецов, занимающихся музыкальным бизнесом. Вместе с этими мудаками от «Soft metal». Ты мне еще про «Poison» или «Mötley Crüe» расскажи! В твоей же любимой Англии давно уже «Blur» в хит-парадах, а не «Вхите Снаке». Ты про брит-поп что-нибудь слышал?

– Поп он поп и есть, и место ему там же – в попе, – вот ведь как каламбурит, наверно, спьяну думает, что это очень остроумно, блин! – А про «WhiteSnake» зря ты так: «Fool For Your Loving No More» не вылезала, между прочим, из хит-парадов…

– Год какой был, Костян, блин, год какой?

– Господа! – Кира неуверенно поднимается с дивана с рюмкой в руках.

– Какие-такие господа, Кирюша? – Малыш прерывает разговор с Шуриком.

– Подожди, Стас, не перебивай меня, я хочу произнести несколько слов, прежде чем вы вернетесь к банальному пьянству…

– Ну как-то странно ты выражаешься – господа. Придется ответить…

– Вот! Вот, Полина, видите, с кем приходится выпивать…

Кира наклоняется к героине своего сегодняшнего романа, его качает, и романтический герой чуть не плюхается назад на диван. Удержав равновесие, он продолжает голосом, полным скорби:

– Разве вот эти люди способны оценить благородство душевного порыва? Не все, – Кира обвел туманным взором комнату, – некоторых из здесь находящихся я знаю с хорошей стороны, некоторых пока не имею чести знать близко, – снова многозначительно посмотрел на Полину и покачнулся, – но те, с кем знаком давно, вот эти два брата, например, – ничтожные люди… Я и рад бы сменить круг знакомств…

– …Но кто ж тебе позволит? – вворачиваю я.

– Не надо, друг мой, – Кира морщится, как будто проглотил какую-то гадость, – не надо! Я хотел сказать, что был бы рад сменить круг знакомств, но кто теперь оценит благородный порыв? И потом, как поет уважаемый мной Борис Борисович, «я точно такой, только хуже, но я говорю, что я вижу…»^[5]

– И за козлов придется ответить, – вновь подает голос Малыш.

– Станислав, вы смешны мне своими угрозами! Боже, в какое время мы живем, почему меня угораздило родиться сейчас, а не век назад?

– Позвоните родителям, – вставляет Шурик.

Кира всем корпусом поворачивается к нему:

– Не надо, Александр! Я знаю вас исключительно с положительной стороны, не уподобляйтесь этим мелким персонажам…

– Ну, дайте же договорить человеку! – улыбаясь, вступается за Кирыча жена брата.

– Спасибо, Лена, вот в тебе я не сомневался! Слушай, как ты живешь с этим чудовищем? Ты же прекрасная девушка…

– Не отвлекайся, Кирилл, продолжай.

– Да, так о чем я? Э-э-э… в прошлом веке я был бы благородным офицером, носил бы эполеты и вызывал таких, как эти двое, на дуэль. А сейчас мне приходится пить с ними водку и довольствоваться их общением. Как измельчал наш мир!

– Кирилл, это вы и хотели сказать? – подает голос Полина.

– Нет, Полина, я хотел сказать, что в этом куцем, душном, убогом мирке наконец-то забрезжил луч света. Этим лучом являетесь вы и ваши подруги, простите, еще не научился вас отличать – очаровательные студентки вуза, обучающего культуре. Культуре, бля! Где она наша культура, с кем вы труженики пера и… и…

– Топора? – подсказывает Костик.

– Не надо, Константин, вам как музыканту должно быть стыдно! Нет, друзья мои, творческая интеллигенция измельчала, если к ней относятся вот эти вот люди. И вся надежда только на вас, Полина. Вы прекрасны в своей юности – студенчество, все эти лекции, зачеты и курсовики, учебный план…

– Учебный план – это простой табак, а кто-нибудь, кстати, хочет испробовать плана настоящего? – оживляется Костик.

– Наркоманы. Жалкие ничтожные люди, – Кирыча снова качнуло, но на этот раз он не устоял на ногах и плюхнулся рядом с Полиной.

– Не переживайте, Кирилл, я оценила глубину благородства вашей души, – смеясь, произносит Полина.

– Мы тоже – очень проникновенная речь, – Лера салютует рюмкой, к ней присоединяются Лена и двойняшки.

– Спасибо… – не слово, а тяжелый вздох вырывается из уст Кирилла.

– Так как насчет покурить? – Костик достает коробок и вытряхивает «беломорину» из пачки.

– Я присоединяюсь! – тут же откликается Лера.

– Я – пас, – отмахивается Малыш.

– У нас лично «синее» мероприятие, – поддерживает брата Шурик, салютуя рюмкой.

– А ты? – это уже Костик обращается ко мне.

– Ну, давай, – говорю без особого энтузиазма, в надежде сменить тему разговора.

– И я с вами, – вдруг подает голос Лена.

– Любимая, ты что, тоже наркоманить? – удивляется Малыш.

– Что ты, любимый, просто воздухом подышать.

– Смотри, дорогая, чтобы без эксцессов…

– Какие эксцессы, дорогой, исключительно любопытство.

– Возьмите с собой офицера, пусть в прошлый век окунется.

Малыш кивает на Кирыча. Тот оставляет милое щебетание с Полиной и кривит губы:

– Стас, я реалист: никакая марихуана не даст мне иллюзии высшего света, если рядом будете вы.

– Зря ты так, – слегка обижается Костик, – у меня хороший ганджубас: две тяги, и ты уже в эполетах!

– Не сомневаюсь, но предпочитаю видеть реальность такой, какая она есть.

– Ну как хочешь, Кирилла. А мы пойдем на веранду – как раз все поместимся.

Выходим на веранду, усаживаемся на диван. Костя смешивает табак с травой и забивает папиросу.

– Ты что, действительно покурить решила? – спрашиваю Лену.

– Нет, просто захотелось сменить обстановку да с тобой посплетничать. Кирилл, похоже, не на шутку Полиной увлекся. Это ваши с Кирой подруги?

– Нет, вот их, – киваю на колдующих над косяком Костю и Леру. – Они договаривались вместе вчера ехать, но у этих в городе дела какие-то были. Вот Костя и попросил их прихватить по дороге…

– Понятно.

– А Кира просто нашел человека, которого можно загрузить. Это у него называется духовное родство.