Полное собрание сочинений. Том 3

Рисунок 8 – Графики распространения приоритета

Здесь «Об.» – объем, т.е. количество образов, на которые распространяется приоритет изначального образа; «Инт.» – сила приоритета (интенсивность) относительно исходного. Как видите, в первом случае объем распространения большой, но высокая убываемость, во втором случае – наоборот; потому и различные свойства. Кстати, ранее я говорил, что разброс мышления (взаимодействия образов) может быть очень большим (а равно и наоборот), и была названа одна из причин: относительно высокая средняя пересекаемость образов. Вот вам вторая причина: если объём и интенсивность распространяемости (да и по отдельности тоже) высоки, т.е. если на рисунке 8.1 провести ровную линию между крайними точками, то образы будут получать относительно много приоритета и, как следствие, мыслительные цепочки от них будут достаточно сильными; забивающими предыдущие (отсюда и «перескоки»). Если у человека разброс мышления небольшой (линия, приближенная к вертикальной), значит наоборот, ибо основная цепочка (цепочка с наибольшим средним приоритетом) даёт слишком мало «пищи» побочным; человек может долго думать об одном и том же, не теряя мысли.

б) Достаточность. Характеризует уровень приоритета образа, достаточный для продолжения от него мыслительной цепочки. Конечно, никакой чёткой границы здесь, скорее всего, нет, но ведь хоть какая-то есть – пойдёт дальше цепочка от образа или не пойдёт. И опять же, если достаточность низкая, это может проявлять себя, например, в высоком разбросе мышления, если высокая – наоборот. Но, несмотря на размытость данной характеристики, вполне очевидно, что она всё-таки существует. Ведь на каком-то уровне приоритета цепочки обрываются? Обрываются. И если исток сознания в физиологии, а физиология у всех хоть немного, но отличается, то и эта граница будет различной, т.е. достаточность для каждого индивидуальна.

в) Спад. Характеризует продолжительность наличия у образа приоритета без его «подпитки». Ведь ясное дело, что со временем мысли (образы) забываются, т.е. падает их приоритет, но через какое время? О том и говорится.

За примером ходить далеко не надо. Те же входные образы: один не вспомнит окружающую обстановку и через 10 с., другой будет помнить 40 с.; вот вам и разброс спада. Помимо этого, интенсивность спада приоритета может проявлять себя во внимательности / невнимательности (хотя и всё остальное на эту характеристику сознания так или иначе влияет). Если спад высокий, генеральный образ будет удерживаться долго, если низкий – мы будем наблюдать низкую концентрацию внимания, неусидчивость, человек будет, образно говоря, за все хвататься и ничего не доделывать (здесь скорее мысленно, нежели реально). А более… и сказать-то нечего.

4) Характеристики перехода скрытое – открытое мышление.

Можно было бы отнести их к характеристикам приоритета, т.к., от приоритета зависит, будет ли образ скрытым или открытым. Но можно посмотреть и с другой стороны: как низок или высок порог перехода образа из скрытого в открытый. Т.е., грубо говоря, какой должен быть приоритет – 3 или 10, чтобы образ проявился в ОЧ. И т.к. этот переход зависит только от того самого порога, то и характеристика здесь одна:

а) Прозрачность отображающей части. Характеризует уровень приоритета образа, достаточный для перехода его из сознания в ОЧ (из скрытого состояния в открытое). Само собой, что при высокой прозрачности ОЧ, множество образов и мыслительных цепочек будут открыты, при низкой наоборот.

Прозрачность субъективно можно оценить по тому, как у человека взаимодействует мышление и восприятие действительности. Если человек часто задумывается, не откликаясь на внешние раздражители, или вообще не видит, что творится вокруг – это явно говорит о высокой прозрачности ОЧ. Т.к. в этом случае образы сознания занимают довольно большой объём ОЧ, оставляя относительно мало места входным образам. Если же человек на все обращает внимание, окружающий мир у него всегда «под контролем», его «картины» сбивают малейшие шорохи, то это указывает на низкую прозрачность ОЧ. Ну и, как говорилось не раз, при высокой прозрачности ОЧ (хотя может быть и в случаи «поломки» механизма перехода), и в случае обретения образом высокого приоритета, мы будем наблюдать такую патологию, как галлюцинацию.

Данная характеристика так же не представляет из себя ничего сложного (да и что здесь вообще представляет?), и эмпирически её совсем нетрудно пронаблюдать. Однако нам напрашиваются ещё несколько характеристик. Во-первых, скорость перехода, быстродействие. Ввиду слишком малых значений отставания проявления образа от получения им достаточного для перехода приоритета, увидеть это время просто невозможно, но ясное дело, что скорость работы психики у всех разная, а значит и эта характеристика должна быть, пусть она и выводится чисто теоретически. Во-вторых, если есть преобразование входной образ – внутренний (а оно есть), то и здесь можно выделить две характеристики: та же скорость преобразования и отношение полноты образов. О последнем добавлю: входной образ всегда явно чётче внутренних (за исключением известных патологий), но насколько чётче? Как сильно образ «разбавляется» при переходе? И это наверняка также во многом зависит от индивидуальных особенностей организма каждого конкретного человека. Впрочем, последние характеристики относятся к взаимодействию сознание-ОЧ только в том случае, если преобразование входного образа во внутренний идёт именно через ОЧ, а не где-то там ещё, в то время как ОЧ только показывает образы и не более того. Ответить на этот вопрос (там или там?) я не берусь, да и вряд ли кто возьмётся в ближайшие десятки лет. А если нет чёткой базы, то к чему лить воду? Но, повторюсь, теоретически все эти характеристики есть и относятся именно к взаимодействию сознание-ОЧ, хотя далее я о них и говорить почти не буду.

Безусловно, можно выделить еще множество характеристик относящихся к сознанию, но это будет позже, после разбора взаимодействия сознание – подсознание и прояснения памяти. Более того, я специально не писал о таких характеристиках сознания, как, например, внимательность или гибкость; это всё характеристики проявления, но не характеристики основ (на которое я, бесспорно, и претендую). Так же нельзя не отметить того факта, что все эти характеристики находятся в тесной взаимосвязи друг с другом, причем так, что увеличение одной характеристики, может напрямую вызвать увеличение другой и наоборот. Например, если у человека высокая достаточность, очевидно, что объем взаимодействий у него будет небольшим. Если низкое убывание распространяемости, наверняка будет высокий разброс мышления и т.д. Или малый объем взаимодействий может указывать и на малый объем мышления, и на низкую прозрачность, и на высокую достаточность, и на высокое убывание распространяемости. Или нестабильность мышления, низкая концентрация внимания может указывать и на низкий спад, и на высокий разброс мышления, который, в свою очередь, может быть вызван малой неясностью образа (высокая погрешность) с той или иной распространяемостью и низкой достаточностью или даже сочетанием большого объема взаимодействий и низкой достаточностью… Поэтому, кстати, понять в чём причина той или иной особенности сознания человека, т.е. отклонение той или иной характеристики, очень сложно. И это связано, как и говорилось, с одинаковыми проявлениями совершенно разных характеристик. Именно исходя из последнего положения, можно заключить обо всей бесполезности попыток понять работу сознания (да и психики в целом) по одним только внешним проявлениям.

Все вышеозначенные характеристики – это характеристики только сознания. А психика человека – это далеко не одно сознание, но и память, «Сверх – Я», а также вторичное и первичное подсознание. Потому не следует пытаться понять человека, основываясь только на этих характеристиках; этого слишком мало. Больше – дальше. Сейчас же не будем забегать вперёд, увлекшись этими самыми характеристиками, а проясним то, что в сознании осталось неясного. Всё основное, по моему мнению, сказано, но существует ряд вопросов, без ответов на которые может сложиться не совсем верное представление о данной структуре. И решение этих вопросов ожидает вас в ближайшем будущем; буквально начиная со следующей главы.

Восприятие

О восприятии уже было частично сказано в одной из прошлых глав. Но здесь, в этой главе, акцент будет сделан именно на восприятии как таковом. Напомню, что восприятие – это процесс преобразования входных образов во внутренние; так было сказано ранее, хотя это только одна сторона медали, но об этом ниже. Также из прошлого можно утверждать, что входные образы «мгновенны», т.е. после появления в ОЧ сразу же преобразуются во внутренние и как таковые (входные) не хранятся и вообще в психике никак не используются, само собой, кроме как источника для образования внутренних образов. Сформированные входными образами внутренние образы небольшой промежуток времени (20…30 с.) имеют достаточный приоритет к использованию их в сознании, затем они его утрачивают и переходят на хранение в память. Безусловно, также некоторый приоритет приобретают и те образы, которые пересекаются с вновь образованными; но это так, к слову.

Всё это было сказано в предыдущих главах, однако не было разъяснено, как новые внутренние образы взаимодействуют с прочими, уже существующими образами, т.е. как они участвуют в мышлении. Это взаимодействие, прежде всего (т.е. не считая влияния на прочие мыслительные цепочки), есть не что иное, как сравнение новых образов с уже существующими. Вот здесь-то понятие восприятия можно и расширить, тогда восприятие – это преобразование входных образов во внутренние с их последующим анализом. Ведь мы всегда знаем, что нас окружает, с чем мы сейчас имеем дело. Мы понимаем окружающий мир не post factum, т.е. только после специального (которое может быть, а может и не быть) обращения сознания к появившимся образам, а всегда. Это указывает на то, что в скрытом сознании постоянно происходит анализ входных образов, или (говоря другими словами) их разложение и классификация. То, что мы этого не видим, указывает не на отсутствие такового процесса, а исключительно на его невидимость. Ибо, повторюсь, мы всегда, независимо от того, обращаемся мы к входным образам или нет, знаем, что нас окружает.

Доказывается просто: если внезапно появился неизвестный образ, он обращает на себя внимание, хотя мы, может быть, никакого обращения к новым входным образам и не делали (на окружающее не обращаем внимания, думаем о чём-то своём); он сам проявляет себя, а уже потом мышление переключается на него. Но если бы анализа входных образов не было, то откуда сознанию знать, что вот это – известный образ, а этот не поддаётся никакой классификации? Мы бы так и не воспринимали ничего нового, пока умышленно не обращались к этому новому. Однако новое само обращает на себя внимание; оно активно к прочему мышлению, а значит, приобретает некий приоритет ещё до обращения к нему, что и означает наличие анализа входных образов в скрытом мышлении.

Безусловно, возможна такая ситуация, при которой появляется некий новый образ, не пересекающийся или малопересекающийся с существующими. Это есть случай, когда невозможно классификация нового образа. В зависимости от слабости пересекаемости новый образ может вызвать целую гамму эмоций: от чувства удивления или недоразумения до чувства панического ужаса. Эти чувства могут быть как приятными (приятное удивление, восхищение), так и неприятными (чувства непонимания, опасения, ужаса…). При этом приятные чувства возникают, как правило, когда новый образ, во-первых, не несет угрозы и, во-вторых, тем не менее, достаточно пересекается с некими существующими образами, так, что его, по тем или иным свойствам (признакам), можно отнести к какой-то группе (классифицировать). К примеру, какой-то удивительно необычный диван. Понятно, что это диван, но он обращает на себя внимание, хотя и не вызывает чувства страха. Но если это будет нечто такое же стоячее (т.е. не несущее видимой угрозы), но совершенно непонятное, то страх, опасение, обязательно появится. В обыденной жизни, конечно, неприятные чувства возникают реже, но зато они гораздо интенсивнее приятных. Это объясняется тем, что любой новый образ, непересекающийся или пересекающийся крайне мало (границы неопределенны) с уже существующими, вызывает страх, вплоть до ужаса, ибо для любого живого существа все, что неизвестно – опасно; это, если можно так сказать, врожденная предосторожность; такая особенность восприятия.

Во избежание возможной путаницы и неправильного понимания отмечу, что далеко не все чувства, возникающие при встрече с чем-то новым, коренятся исключительно во взаимодействии новых образов и образов существующих. К примеру, вы увидели какую-то удивительную машину, у вас сразу же может возникнуть чувство зависти к ее владельцу, но это чувство коренится не в самом сознании, а во взаимодействии уже существующих образов и ВКС; новый образ здесь лишь стимул. При этом следует различать, чем было вызвано такое чувство, взаимодействием «новый образ – существующие» или «новый образ – существующее – существующее». В первом случае источник чувства – взаимодействие нового образа со старыми, а во втором старых со старыми, которые приобрели приоритет благодаря новому. И понять, где как, – достаточно сложно. Впрочем, эта дифференциация не принципиальна.

Необходимо отметить ещё и то, что входными образами могут быть и образы, возникающие не из внешнего мира, а из самого человека. Противоречия здесь никакого нет, ибо тело человека также трансцендентно психике, как и окружающий мир, а потому те же чувства удивления, страха или ужаса могут быть и по отношению к своему телу. Их большая интенсивность обусловлена только дополнительным действием инстинкта самосохранения. Здесь наиболее «ужасной» для сознания (хотя чувственной и не всегда таковой) является ситуация умирания, ибо образа умирания, за неимением такового опыта, не существует. Именно поэтому человек за мгновения вспоминает всю свою жизнь: предсознательно происходит поиск похожего образа без удовлетворительного результата. Та же, в принципе, ситуация возникает в моменты ужаса: в голове возникает путаница из невероятного количества уже известных образов и, как следствие, вспоминается вся жизнь; ведь здесь также происходит поиск того, к чему можно классифицировать новый образ (ситуацию, если угодно).

Если же входной образ, являющийся источником нового образа, не исчезает длительное время (появился перед вами какой-нибудь монстр и никуда не исчезает вот уже целый час) начинает происходить поиск по свойствам, суть по ассоциациям. Ужас при этом постепенно переходит в страх и затем становится банальным удивлением. Объясняется это тем, что со временем новый образ теряет приоритет и плюс к этому становится «уже существующим». Отсюда и снижение внимания, и ослабление чувств.

К слову сказать, из вышеозначенного можно сделать ряд выводов касательно структуры и работы сознания. А именно:

1) Сознание может (как минимум) работать неуправляемо. То, что оно работает, а не впадает в хаос без управления, проявляет себя в том, что зачастую человек через доли секунды все же находит похожий образ; чаще всего в ситуации «показалось». Хотя, как кажется, сам человек находится ступоре, т.е. сознанием уж точно не управляет. Однако ж, работа происходит.

2) Скрытое мышление существует. Т.к. образы проявляются частично и неясно, сразу же исчезая, хотя и являются целостными. Это говорит о непроявляемости части образов, т.е. скрытости как самих образов, так и операций между ними.

3) ОЧ существует. Причем быстродействие в ней значительно ниже, чем в сознании. Это опять же проявляет себя в том, что «видны» только части образов, хотя очевидно, что сознание оперирует ими, как целыми (из свойства неделимости образа, составляющих образа). Следовательно, взаимодействие образов и их проявление – это не одно и тоже. А значит, есть некая часть психики, «показывающая» образы, и это – не сознание.

Только из этих наблюдений, на мой взгляд, очевидных каждому, можно сделать выводы о том, что сознание можем продуктивно работать без управления (и работает); что существует предсознание, и существует ОЧ. Не спорю, всё это только косвенное подтверждение и не более того. Хотя для особо неверующих о таких примерах знать полезно. Впрочем, это уже совсем другая история.

Интуиция

Интуиции всегда предавалось излишне большое значение, вплоть до единственно верного (или по крайней мере высшего) способа познания, или что интуиция едва ли не искра или откровение божье. Но что психологически есть интуиция, и каково её действительное значение?

Интуицию можно определить (охарактеризовать) как озарение (в одном из смыслов), т.е. внезапное появление в сознании мысли решающую какую-то проблему или некого предчувствия, причём без подводящих мыслей к этому (оценка здесь индивидуально-умозрительная). Хотя «решающее» – это далеко не всегда верно. Гораздо чаще нас осеняет какая-то мысль, которая на поверку оказывается тупиковой. Только, почему-то, такая интуиция или игнорируется (мол, такого и нет вовсе), или говорится, что это и не интуиция вовсе. Но почему же не интуиция? Точно такое же внезапное появление мысли, направленной на решение задачи. Так что извольте признать то, что интуиция может вести к неправильному решению, а значит, она не различает правильно / неправильно. Отсюда, исток интуиции следует искать в самой работе сознания, а не где-то там «по ту сторону». И начнём мы с истоков интуиции, как озарения.

Вернёмся к определению: «…внезапное появление… мысли… или предчувствия…». Но что значит эта «внезапность»? Внезапность же означает такое появление образа в открытом мышлении, при котором все мыслительные цепочки, подводящие к нему, оставались скрытыми. Это действительно возможно. Сознание (открытое) загружено образами с высокими приоритетами, не решающими проблему, при этом в предсознании идут свои мыслительные цепочки из образов, приоритет которых недостаточен для проявления в ОЧ. Но в один прекрасный момент в скрытом мышлении появляется образ с достаточным приоритетом, который (приоритет) повысился из-за того, что данный образ стал ближайшим к генеральному образу «решить задачу», тогда-то он и становится «видимым». Видится это как внезапное, «ниоткуда», появление образа решения. В таком случае и говорят, что это интуиция (точнее здесь «озарение»). Хотя, сами понимаете, всё дело здесь всего лишь в скрытости подводящей к образу-решению мыслительной цепочки и практически «случайному» появлению приоритета у данного образа.

Тому можно найти подтверждение. Как правило, интуитивное решение (опять же – озарение) возникает в тот момент, когда мышление не очень сильно забито решением проблемы; когда нет усиленного «обдумывания». Озарение, в подавляющем большинстве случаев, появляется в моменты расслабления. И это расслабление – не обязательно отказ от решения, а чаще всего-навсего передышка; когда мыслительная цепочка с наибольшим средним приоритетом теряет его. В такие моменты сознание может «дать волю» другим мыслительным цепочкам и плюс к этому высвобождается некоторое пространство ОЧ. Как следствие, проявляются те образы, которые до того были невидимыми из-за слишком высокого приоритета основной мыслительной цепочки. Помимо этого, причина озарения ещё и в том, что в процессе решения задачи (т.е. когда приоритет образов, связанных с данной задачей, наибольший) приоритет распространяется на большое количество образов (из-за его «высокости»). Потому параллельные цепочки в решении постоянно сбиваются: из цепочек слишком часто выбираются образы для других цепочек, и, тем самым, цепочки часто обрываются, так и не дойдя до «последнего» образа, что не даёт сформироваться новым образам. Однако в случае снижения приоритета генерального образа (если прекратить решение, или если человек устал) образы из цепочек изымаются меньше, и цепочки становятся длиннее, что зачастую и приводит к решению. Это, в общем-то, и есть озарение.

Помимо интуитивного решения задачи (озарения), интуитивно – значит в определённом русле: «мне кажется, что решать надо именно так…», «чувствую, надо применить эту формулу…» или даже «какое-то у меня предчувствие нехорошее…»; хотя почему именно так – человек объяснить затрудняется, что и есть «я думаю так интуитивно». Здесь также: в скрытом мышлении существуют образы, повышающие приоритеты именно тех образов, которые представляют собой именно такое направление в решении задачи. Ввиду скрытости этих обуславливающих образов мы и говорим об интуиции. Говоря другими словами, у образа-решения приоритет поддерживается образами с настолько низким приоритетом, что они совершенно не видны, однако в сумме, у этого образа-решения приоритет оказывается достаточным для того, чтобы его видеть. Но, спрашивается, откуда же у этого образа появится высокий приоритет, если те образы, на которые он «опирается», имеют очень низкий приоритет? Но ведь приоритеты суммируются. Есть, например, десять образов с приоритетом по 1 у каждого, пересекаются с каким-то одним образом, то они повышают его приоритет, в сумме, на 10. Потому последний образ видится, а те нет. Ведь недаром же умные люди говорят, что основа такой интуиции – это опыт. Опыт же означает наличие большого числа различных образов. Они-то в итоге и подталкивают к какому-то конкретному решению, хотя сами, повторюсь, и не проявляются.

И снова: надо полагать, что интуиция может быть и ложной, вести по неверному пути или предлагать неверное решение проблемы, а потому на свою гносеологическую значимость и истинность она претендовать уж никак не может; очевидно, что не все мыслительные цепочки «истинные». Так ли это на самом деле? Безусловно. За примером далеко ходить не надо. Каждый, наверное, хоть раз в жизни сдавал какой-нибудь экзамен и тянул билет, интуитивно «чувствуя», что именно этот билет является наиболее простым. И часто такая интуиция была «истинной»? Совсем не часто. И даже при удаче дело здесь, надо думать, скорее в случайности, чем в правильности интуиции. Таким образом, интуиция есть продукт скрытого мышления и ни о чём большем не говорит.

Но есть и ещё один, совершенно особенный, вид интуиции. Если первый вид – это озарение, второй – предчувствие, то третий… тоже предчувствие, но несколько иное. К примеру, внезапно появившееся предчувствие того, что с близким вам человеком что-то случилось, или предчувствие, что на этом самолёте лететь не стоит, хотя никаких условий к такому предчувствию вроде бы и нет. Не спорю, в подавляющем большинстве случаев такая интуиция обманывает, ведь её причина всего лишь в некотором предсознательно-подсознательном опасении. Но бывают и совершенно удивительные случае, вплоть до того, что человек внезапно просыпается посреди ночи с интуитивным предчувствием «чего-то нехорошего». Как объяснить? Уж извините, но без «мистики» никак не обойтись. Я полагаю, что имеется некое, если угодно, шестое чувство. А значит, имеются и некие «шестые» образы. Появилось воздействие, появились образы, однако в мышлении мы такие образы практически не используем, а потому приоритет им взять неоткуда. Сами же они слишком малочисленны, чтобы поднимать свой приоритет друг за счёт друга. Как следствие, такие образы не идут далее скрытого мышления; видны лишь понятные обычному мышлению отголоски, которые и чувствуются как то самое «предчувствие». Но, как видите, сам механизм такой же: открытое наличие образа со скрытыми в предсознании истоками. Потому, кстати, и чувства, возникающие в такой ситуации, очень уж напоминают чувства в ситуации предчувствия того, что именно так надо решать задачу.

Подытожим: интуицию можно рассматривать как озарение и как предчувствие, хотя, по сути, это одно и то же. И исток этих интуиций (я всё же буду их разграничивать, хотя это и не совсем верно) в том, что имеется открытый образ, и имеются его скрытые корни, скрытая подпитка приоритета. Отсюда и предчувствие, и озарение; всё из скрытого сознания. Конечно, слишком просто, мелко, вульгарно… зато соответствует действительности, или, по крайней мере, действительность на это очень даже активно указывает.

Речь

Сразу отмечу: я буду достаточно много говорить не только и не столько об речевых образах, но и вообще обо всех образах-знаках, будь они подвидами хоть зрительных, хоть слуховых, хоть осязательных видов образов. Речевые образы, несмотря на их колоссальную распространённость, всё-таки далеко не единственный вид образов знаков; это частность и не более того. И перво-наперво я скажу не об этих гигантах мысли, а вообще о принципах работы сознания с образами-знаками.

И первый вопрос: в чём отличие образов-знаков от всех остальных образов? Главное: индифферентность образов-знаков ко всем видам образов. Речью можно обозначать не только слуховые образы, но и зрительные, обонятельные, вкусовые… В общем, все. Так же и для зрительных (да и всех прочих, пусть они и гораздо менее распространены) образов-знаков: ими можно обозначать и запахи, и звуки, и бог знает что ещё. Но что обозначают эти образы? Почему мы называем что-то так, а не иначе? Ответ прост и давно известен: мы обозначаем общее. За редчайшем исключением в виде имён собственных (что не принципиально) весь наш запас знаков – это обозначение чего-то общего; знаки – это обобщённые идеи реального, существующего в человеке. И мы называем это так, потому что у этого есть какие-то признаки, по которым можно отнести это к данному знаку. Кошка – это животное с таким-то телом (самые типичные черты), шерстью, и которое мяукает. Согласитесь, если вы увидите нечто, что без шерсти и, например, гавкает, вы явно не сразу сообразите, что это кошка, хотя и форма тела у данного животного может быть совершенно кошачьей. Это и указывает на то, что классификация (отношение образа именно к этому знаку) происходит по тем или иным признакам, которых, к сведению сказать, может быть очень и очень много. Или стол – это всё, что с крышкой, на ножках, и на чём не сидят. Если вы увидите стол, но с мягкой обивкой крышки, на которой сидят люди, вы засомневаетесь, а стол ли это, или такой оригинальный диван? Так же и со всеми видами образов, причём вышеприведённые примеры – это ещё очень даже просто, а бывает такое… И представить страшно.

Итак, мы называем нечто так, потому что в сознании имеются признаки именно этого; если появились соответствующие признаки, они взывают свой знак, и он проявляется нам. При этом, что немаловажно, те признаки, а тем более все образы с данными признаками, мы можем и вовсе не видеть. Во-первых, т.к. приоритет у каждого из них маловат (не всегда, но бывает), а во-вторых, т.к. ОЧ не резиновая. Но раз уж самые распространённые для человека образы-знаки – это речевые образы (речь), то давайте, наконец, к ним и обратимся.

Это всё было о том, откуда появляются образы-знаки, но как вообще получается связная речь? Здесь мы видим существенную трудность: ассоциация непосредственно по речевым образам не есть связанная речь. Действительно, что есть словесные ассоциации? Это «вор»-«двор», «щепка»-«кепка», значительно меньше пересекаемость например в «ваза»-«василёк» и т.д., ибо составляющие речевых образов есть буквы. Такое ассоциативное мышление хотя и существует, однако оно не есть собственно речь. Это, например, тот случай, когда на услышанное словосочетание вы тут же вспоминаете какую-то песенку с таким же или очень похожим словосочетанием. Сами понимаете, никакой нормальной речи в таком случае получиться не может; здесь нет смысла как такового, в то время как речь есть связывание по смыслу.

Проблема эта решается тем, что речь, т.е. слова, – это, как уже было сказано, знаки, обозначающие или вызывающие определённые образы и их совокупности или же устойчивые целокупности образов, причём зачастую и различных видов. Именно по этим вызванным образам идут мыслительные операции далее, при этом далее образы также могут обозначиться как слова. Говоря другими словами, те образы-знаки, что мы видим – это лишь отголоски мыслительной деятельности, их оболочка, проявление, а не сам процесс мышления. Т.е. речь есть не прямая цепочка типа «слово 1» → «слово 2» → «слово 3», а всегда цепочка типа «слово 1» → вызванные образы 1 → образы 2 (обуславливающие) → «слово 2» и т.д. При этом всё, кроме «слово 1» и «слово 2» остаётся в скрытом мышлении и никак (обычно) себя не проявляет. Хотя, конечно, возможны и такие ситуации, когда я всё-таки изначально представляю себе образ и лишь затем обозначаю его. Или наоборот: услышав слово, я представляю себе вызванные им образы, однако такое происходит не так часто. Очевидно, что объём взаимодействий в данном случае несравнимо больше чем при прямых ассоциациях и кажется просто невероятным, впрочем, если бы речь была явлением простым, то и животные речью так же обладали бы, однако такого не наблюдается, а значит (и эволюционно) речь действительно есть явление значительно более сложное нежели обычное мышление.

Теперь об одной очень важной особенности речевых образов. Данные образы, в отличие от всех остальных, могут без промежуточного звена (окружающий мир) сразу из выходных обращаться во входные. Действительно, мы не можем только одним мышлением «добавить на вход» (перевести внутренние образы во входные) зрительные образы, слуховые, осязательные и все прочие; человек их непосредственно не генерирует; эти образы всегда имеют источником окружающий мир. Речевые же образы могут генерироваться самим человеком, что и есть речь. В начале жизни человек проговаривает некоторые свои мысли вслух, затем он переходит на шепот и, наконец, речь переходит в разряд внутренней речи. Что касаемо проговаривания вслух, то мы можем представить следующую цепочку: мышление→действие (проговаривание)→ ОЧ (входные образы) → внутренние образы → мышление. Т.е. образ через проговаривание поступает в ОЧ уже как входной образ, преобразуясь затем во внутренний, снова в мышление, снова ОЧ, действие, входной образ, внутренний и т.д. Такая цепочка, т.е. выход образа в мир и сразу же его «изъятие» обратно имеет преимуществом для речевых образов (а как следствие и для тех образов, которые данные образы обозначают) обладание дополнительным приоритетом, ибо как уже было отмечено, внутренние образы, вызванные непосредственно входными, некоторое время имеют дополнительный приоритет. Говоря другими словами, это есть не что иное, как опосредованное поднятие образом собственного приоритета.