Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором

Глава 3

Совмещенный отряд двигался по видимым лишь Добрику ориентирам. Грозна со своими людьми держалась позади, прикрывая тыл. Наша свита надеялась, что разбойники потихоньку сбегут, но те и не думали. Тома гордо восседала на коне, лицо цвело улыбкой. Я полюбопытствовал, о чем же они с Грозной договорились.

– Я сказала: «Ты присягнешь на верность и пойдешь служить войницей Тамариной. Я, в свою очередь, спасу тебя от казни – это раз, и разрешу жить по своим правилам, например, иметь одного мужа, и не буду возражать или вмешиваться. Это два. Главное, чтобы внешне все выглядело благопристойно». В общем, как у нас тобой.

– Ее такое устроило? – ответно прошептал я.

– О лучших условиях она мечтать не могла. И… у нее не было выбора.

– А ее люди? Как ты решила вопрос с четырьмя, если амнистий – три?

Я также собрался негодовать по поводу зря использованных возможностей, которые могли пригодиться в будущем, но улыбка Томы стала еще довольней, по ширине соревнуясь с чудным при тихой погоде гоголевским Днепром:

– Я предложила Грозне, чтобы троих она взяла мужьями. Разумеется, фиктивно. Поскольку она по титулу – войница, брак с ней автоматически даст им достоинство войников и спасет жизни. Они продолжат служить мне, но в ее отряде. По амнистии я взяла только четвертого.

Красиво, черт ее дери.

– Поздравляю.

Сказано было чуть не с завистью. Тома оценила.

– Спасибо. Новая войница задала единственный вопрос: можно ли оставить имя Грозна? Я ответила, что не возражаю, но не знаю, нормально ли это с точки зрения правил и законов. Грозна пояснила, что сейчас решаю я, а затем, если понадобится, вопрос будет вынесен на усмотрение Верховной царицы.

Задумчивый взгляд Томы некоторое время изучал небо.

– Темнеет, – сказала она. – Надо возвращаться.

– Возвращайтесь. – Я даже не повернул лица. На нем все было написано крупным шрифтом.

После секундной паузы Тома объявила:

– Готовьте лагерь! Ночуем здесь.

– Нехорошие места, – пробурчал кто-то из бойников.

Интонацией он лишь донес мнение, возражать по-настоящему никто не осмелился.

Промедление меня не устраивало.

– Сколько идти до других развалин?

– Часа четыре, – сообщил Добрик.

– В какую сторону?

Он беспокойно оглянулся на Тому. Она заговорила сама:

– Ты не попадешь туда один среди ночи. Уверяю, если там кто-то есть, они тоже не уйдут в ночь. Дождись хотя бы рассвета. И поужинать надо, я должна заботиться о своих людях. Даже о тебе.

Как ни зудело в одном месте, пришлось согласиться. Мы начали обустраиваться. Одни рубили дрова для костра, другие тащили лапник и жерди для навеса. Я нетерпеливо ходил по лагерю и кусал губы.

Грозна со своими людьми расположились чуть поодаль, но ужин готовился один на всех. Над разгоравшимся костром водрузили котел на перекладине.

– Здесь есть озеро? – громко поинтересовалась Тома. – Воду для котла откуда брали?

– Там из земли ключ бьет. – Ближайший бойник указал на кусты под склонившимся деревом. – Озеро тоже есть, но в другой стороне, минут десять идти. Около озера место для привала лучше.

Он явно недолюбливал «нехорошие места», которыми кишели окрестности, но хорошими или плохими, как хорошо сформулировал Добрик, места делают люди. Если здесь вдруг обнаружится некая мистика, я удивлюсь. До сих пор мистика в моей жизни проявлялась только дома: пропадали из виду понадобившиеся мелочи или автобус постоянно уходил из под носа. Другие несообразности вполне объяснялись наукой. Кроме пути, которым мы попали в этот мир. Но и работе Святого причала рано или поздно найдется отгадка.

Тома придерживалась такого же мнения, но, будучи начальницей, народного недовольства без внимания не оставила.

– Чем место у озера лучше этого?

– Там по ночам на тот свет не зовут.

– С вами ангел, забыли? Если позовут, я отвечу. – Тома гневно стукнула ладонью по рукояти меча, восстанавливая порядок в умах. Вопрос решился, она вспомнила про озеро, с которого начала. – Добрик, можешь порекомендовать своей цариссе… хорошего мойщика?

Лицо дворецкого пошло цветными разводами, как забытый в пакете хлеб плесенью, но благоухало по-прежнему розами. Как умудряется? Какими-то духами пользуется? Честно говоря, в диком мире пота и прочего естества никому бы не помешало. Однажды обращусь за советом. Но не скоро. Сначала в образе брутального и вонючего мачо нужно мир перевернуть, а там посмотрим.

Зато на Тому ухищрения дворецкого действовали безотказно. Если во мне, как мужчине, она ценила ум и надежность, в Юлиане – красоту, простоту и любовь, то в лице Добрика жизнь подкинула ей игрушку, приятную во всех отношениях: красивую внешне, отменно пахнувшую, обладавшую чудесной выдержкой и по приказу хозяйки готовую на все. Со времен кукол Томе ничего подобного в руки не попадалось, и ее пальцы вцепились (пока – виртуально) в новый объект.

Хорошо это или плохо? Зависит от отвечающего. Если взять нас четверых, то с разным отношением к происходящему счет был два-два: я и Юлиан новый выбор не одобряли, считая его опасным, Тома с дворецким придерживались противоположного мнения. Пока нет фактов, которые доказали бы правоту нашей половины, придется уважать чужой выбор. О том, что всю катавасию в попытке позлить и мелко укусить я устроил сам, вспоминать не хотелось.

– Трое из наших бойников в свое время имели честь мыть цариссу Варфоломею, – выдавил Добрик через силу. Чувствовалось, что вопрос о мойщиках вызвал в его душе бурю, и в глазах прокрутились невероятные клипы с высоким ограничением по возрасту. – Претензий к их умениям не возникло. А до цариссы Варфоломеи они мыли двух предыдущих владелиц Западной границы. Но если царисса Тома позволит… – Долгая вымученная пауза закончилась ожидаемым: – Я тоже владею подобным умением.

К чему интриганка и вела. Браво. Тома деланно нахмурилась:

– И кого же ты мыл?

– Цариссу и старших дочек, но это было давно, затем только царевну Карину, пока она жила в башне. С тех пор ни разу мойкой не занимался, поэтому могу порекомендовать Бочара, он…

– Пойдем, рекомендатель.

Лицо Юлиана просто кричало: «А как же я?!»

«Милый, – виновато-успокаивающий взор Томы ответил обволакивающей любовью, что просто облизывала добротой и топила в нежности, – ты же все понимаешь. Я же не для себя, а чисто из соображений государственного значения».

«Понимаю». – Могучие плечи Юлиана поникли.

«Не я такая, жизнь такая», – продолжал оправдываться Томин взгляд, периодически скользя назад в проверке: следует ли за ней указанный персонаж государственного значения.

Я прихватил зверюг, о них просто-напросто забыли: Томе подарили новую куклу, а Юлиан всецело погрузился в мысли о главном. Главное побеждало, второстепенное рассеивалось или вынужденно отступало, и Юлиан смиренно шагал сзади, не забывая поглядывать по сторонам. Бойников, которые с удовольствием отправились бы с нами к озеру – подальше от чем-то неправильного по их мнению места – непререкаемый жест начальницы оставил на месте.

– Опасно! – попробовали настоять они.

При этом не уточнили для кого. Мол, понимайте как хотите, но нас желательно тоже взять.

– В мире все опасно, от всего не застрахуешься. Со мной будут невесторы, дворецкий и звери.

Грозна издали покачала головой, но вмешиваться не стала.

Озеро оказалось близко, Тома остановилась на кромке воды и раскинула руки. Юлиан с одной стороны и Добрик с другой наперебой бросились разоблачать ее. Хмыкнув, я быстро покидал свои доспехи с прочей амуницией на пол и ухнул в ледяную жижу. Второй каскад брызг подняли Шарик с человолчицей, с довольным визгом ринувшиеся за мной.

Тома ничего не замечала, она блаженствовала. Быть цариссой оказалось сказочно, исполнение любых капризов восторгало и выдергивало из реальности, оставив там, за гранью, совесть и трезвомыслие.

Или… завидую? Непросто не замечать, как под четырьмя ладонями млеет запрокинувшая лицо Тома, как счастлива она, и как не менее счастливы ее добровольные слуги. Добрик был хорош, но рядом с таким красавцем, как Юлиан, у любого появится чувство неполноценности. Впрочем, у всех свои плюсы и свои минусы. Тома решила взять оптом.

Мы со зверьем уже обсыхали, а мытье цариссы только вышло на основную стадию. Некоторые действия заставили уважать знания дворецкого и интуицию Юлиана.

Легкий рык ударил по нервам: Пиявка и Шарик заволновались.

– Кого-то чуют. – Юлиан прислушался к собственным ощущениям. Трепещущие ноздри не выдали ничего существенного. – В лесу кто-то есть, но далеко. Проверить?

– Нет. – Тома с тревогой вгляделась во тьму. – Возвращаемся. Быстро.

Лагерь спокойно ждал нашего возвращения. Со спокойствием тут же покончили. Отправленные Томой трое бойников через полчаса вернулись ни с чем.

– Никого.

– Но кто-то был, – однозначно заявил Юлиан. – Если этот кто-то не следит за нами, то сам от нас прячется.

– Зачем за нами следить? – удивилась Тома.

– Забыла про покушения? – напомнил я, а Юлиан поддержал кивком.

– Их больше не будет.

– Сомневаюсь. Некоторые обещания даются специально, по принципу червяка на крючке.

Говоря это, я все же не верил, что слово, которое дала Зарина, может быть нарушено. Но я сам не выполнил условий, поставленных Томе, и отправился на поиски. Можно ли считать мои действия нарушением для применения крайних мер?

Зависит от. Если представить, что решение принимает Дорофей – почему нет?

Наплевать. Тот, кто следит (если именно следит, а не прячется, как здраво предположил Юлиан), не нападает. Значит, у него нет такого приказа.

Мы отужинали и разместились на ночлег. Тома нежилась между мной и своим парнем, не забывая кидать заинтересованные взоры в сторону расположившегося чуть поодаль дворецкого. Пора возвращать сестренку в реальность.

– Есть мысли, как выручить Шурика? – прошептал я.

– На месте разберемся, – отмахнулась Тома.

– Я бы поискал варианты заранее, – настаивал я.

Зря. Тома вжилась в роль правительницы – как дворянки столбовой, так и владычицы морской. И вообще.

– Шурик сам виноват. – Вместо поиска возможностей она стала обвинять. Самый худший способ решать проблемы. – Нечего было к чужим женщинам приставать. Одобряю местные законы насчет сестрации таких любителей клубнички.

Как любят говорить в фильмах, «мы ее теряем». До чего же местный вариант матриархата портит женское сознание. Я вновь зашептал:

– Лежа раненым в башне, не узнать местных законов так, как их преподали нам в школе. Может, Шурик просто хотел быть галантным. Или пошутил неудачно.

– Он пошутил, а нам теперь головой рисковать. Кстати, тоже вариант: подождать, пока сестрируют, и сам выйдет.

Я отвернулся. О чем говорить с женщиной, у которой шила в одном месте не хватает? Как с мужиком, когда у него что-то в том же роде.

– Шучу, – примирительно принеслось вслед.

– А тебе не приходило в голову, – вновь обернулся я, – что Шурика можно взять третьим невестором?

– Ни за что! – Тома нервно скосила глаза на дворецкого.

Добрик мирно посапывал, подложив ладони под щеку. Если сравнивать внешне, одессит проигрывал по всем статьям, но разве внешность для мужчины главное? К тому же, местный брак – это, как со мной, не на всю жизнь, а только до возвращения домой, фиктивно.

– Подумай, ты отказываешься от лучшего выхода из всех возможных, – потянул я ту же ниточку. – Здесь нет сословных ограничений. Пусть Шурик числится крепостным, ты имеешь такое же право взять его в мужья, как и мастерового-дворецкого.

– Даже не думай об этом.

– Из-за Добрика? – И дернуло же меня сосватать сестренке дворцового очаровашку.

– Добрик ни при чем. Хотя нет, он тоже при чем, но не в этом контексте.

– Не понимаю.

– А зря.

На время мы замкнулись каждый в себе. Я перебрал все, что отыскалось в запасниках памяти. Все равно не понимаю. Если дело не в Добрике, не в заполненной нише третьего мужа – в чем же? Стесняется, что обзавелась полузверем-Юлианом? Или настолько свыклась с кандидатурой дворецкого, что теперь не хочет ломать возможной идиллии? Не собирается же Тома обрастать настоящими мужьями?

– Раньше Шурик тебе нравился, – сделал я еще одну попытку. – Ты даже целовала его.

Вот теперь воткнувшийся в меня взгляд сказал все.

– Именно! Пусть он теперь даже мысли не допускает, что я могу желать его в мужья.

А как иначе спасти человека? Неужели она не понимает?

Или… понимает? Если спасем Шурика, придется улетать, но сначала – собирать всех вместе, испытывать причал, рисковать всем: положением, жизнью…

Если не выручать Шурика, то у Томы будет не жизнь, а малина. И, как говорил Шурик, зачем ей тогда весь этот гембель?

– Спи. – Тома отвернулась от меня к Юлиану. – О Шурике поговорим позже.

– А не окажется слишком поздно?

– Спи, говорю.

Если она думает, что может мне приказывать, то дико ошибается.

– Мы не закончили.

Спина Томы содрогнулась от моего толчка. С другой стороны озадаченно и недобро выглянул Юлиан. Я продолжил:

– Если ты против того, чтобы Шурик стал невестором, потому что у тебя уже комплект, и вакансий вроде как нет, тогда я больше не невестор. Вытаскивайте Шурика без меня.

Томе пришлось обернуться.

– Как же Юлиан справится в одиночку? Он Шурика даже в лицо не знает.

– Теперь это не мое дело.

– Утро вечера мудренее, говорит народ. Давай поверим народу.

– Ошибаться могут все, в том числе целые народы. Если ты учила в школе историю, должна знать.

– Что же предлагаешь?

Уже ничего. Главное сказано, теперь пусть Тома обдумывает, смиряется и соглашается. Шурика можно вернуть только в ранге невестора.

– Красивых снов, – буркнул я.

И тут завыло. На бойниках, казалось, даже белые балахоны побелели.

– Вот, – прошептал один, – начинается.

– Что начинается? – строго спросил я.

Ну, воет кто-то, и что? То ли зверь, то ли человек. Или что-то среднее. В ужастиках и не так воют, хотя там все происходит на экране, а здесь – в темноте и где-то под боком. Как я ни храбрился, а сердце екнуло.

– Сейчас чью-то душу заберут, – донесся дрожащий голос одного из бойников.

– Кто?

– Черти. Кто же еще.

Если черти, то не страшно. Я сам черт по местным понятиям. Значит, встречусь с братьями по крови.

Юлиан неуверенно указал пальцем:

– Там.

Тома вжалась в землю, но меня больше интересовала реакция зверюг. Шарик с Пиявкой принюхались, после чего их напрягшиеся тела расслабились, и они спокойно продолжили спать дальше. Это заставило меня подняться.

– Не надо, – хором взмолились бойники. – Не тревожьте чертей. Может, обойдется.

– Добрик, а ты что молчишь? – спросил я. – Нужно бояться нехороших мест?

– Их же не зря прозвали нехорошими. – Дворецкий опустил лицо.

– Что было с теми, кто не боялся?

– Кто ж знает, они ведь не возвращались.

– Ты лично таких знал?

– Лично нет.

– А кто знал?

Тишина.

– А рыкцари сюда не боялись ходить?

– Им в любом месте сам черт не брат.

Вот и ответ. Животные не боялись, разбойники тоже. Получалась пугалка для хороших людей, чтоб не мешали плохим в их делишках. Стоило подняться ветерку…

– Юлиан, пошли. – Я первым шагнул во тьму.

Жуткие завывания впереди продолжались. Юлиан освещал путь горящей палкой.

– Ты знаешь, кто или что это? – Кажется, он тоже трусил, но изо всех сил старался не показать.

– Звуковой эффект. Ты никогда не дул в горлышко бутылки?

– Куда?

– В свистульку. В палку с отверстием. Короче, нам надо найти дырку, в которой воет ветер, и засыпать ее чем-то – песком или землей.

– Ветер не может стонать, как человек.

– Поверь, он еще не то может. Пришли.

Юлиана ощутимо трясло, я отобрал у него лучину и сам двинулся на звук. Стоны и вой неслись с разных сторон. Пришлось постараться, находя гудящие впадины во вросших в землю развалинах. Некоторые отверстия показались рукотворными. Кто-то специально позаботился, чтобы здесь не ходили посторонние.

Закончив работу, мы отмылись в озере.

– Это вы? – с испугом раздалось при возвращении.

– Нет. Нас съели.

Исчезновение воющих звуков на Тому впечатления не произвело, она восприняла это как должное.

С места поднялась Грозна.

– В суеверия не верю, – сказала она, подойдя ближе, – сама не раз пользовалась ими для выживания, но в лесу происходит что-то для нас нехорошее.

Тома удивленно моргнула, а я уточнил:

– В чем оно, «что-то нехорошее», выражается?

– Какие-то передвижения. Уже давно, пару дней. Я не видела, но чувствую хребтом. Если б не умела чувствовать, давно кормила бы червей в волчьих выбросах. Раньше не сказала, потому что не была уверена. Сейчас я уверена – в лесу, кроме нас, кто-то есть.

– Насколько близко к нам?

Грозна пожала плечами:

– Вряд ли близко.

Тома поглядела на меня, затем на Юлиана. Я тихо радовался, но виду не подавал. Любой, кто скрывается, может оказаться тем, кто мне нужен. Или тем, кто выведет меня куда нужно. С разрешения Томы я задал Грозне вопрос:

– Кроме усиления дозора мы можем принять какие-то меры?

– До утра – вряд ли.

Тома поставила точку:

– Тогда всем красивых снов.

Глава 4

Через некоторое время я растолкал Добрика и приложил палец к губам:

– Чшш! Тихо. В какой стороне вторые развалины?

– Ночью нельзя!

– Напомнить, о чем тебя сейчас спросили?

Дворецкий моргнул и вздохнул.

– Туда. – Он нехотя указал в сторону гор. – Нужно идти на скалы, пока между двумя передними вершинами не скроется дальняя, тогда надо повернуть вправо и идти до озера. Оттуда – опять на горы, по правой стороне обойти непролазную чащу, и за низиной появится срытая крепость.

– Спасибо. Спи. С Томой нашим разговором поделишься утром, а если решишь сделать это немедленно, то учти, что я невестор на особых условиях – если ты вдруг еще не заметил.

– Заметил, – угрюмо подтвердил дворецкий.

– Вот и молодец.

А у самого сердце сжалось: где заметил один, заметили и другие. Пришлось дополнить:

– Ведь я просто интересовался, куда мы двинемся завтра, правда?

Добрик просветлел: подсказанный выход из сложной ситуации выводил его из разряда соучастников.

Пиявка радостно завиляла кормой. Вот бы все мне так радовались, как это безмозглое, но предельно верное создание.

– Зверюге по нужде надо, – сообщил я вскочившему дежурному бойнику. – Мы отойдем немного, чтобы вам утренний аппетит не портить.

Вопросов не возникло, часовой уселся на место.

Теперь нужно спешить. Минимум двое сейчас могут доложить хозяйке о моем уходе. Пусть даже о подозрениях на уход.

Пиявка бежала в ночи резво, я едва успевал находить опору в том месиве, которое человолчица пролетала с легкостью. Хоть сам на четвереньки становись.

Волки не встретились. Счастье. Или везение. Короче, судьба благоволила. Горы, чуть видные в куцем свете луны, медленно, но приближались, а дальняя вершина, о которой говорил проводник, постепенно пряталась. Если он не соврал, то скоро я буду на месте.

Озерцо обнаружилось на рассвете, а к конечной точке маршрута мы с Пиявкой выходили уже при ярком дневном солнце. Горы синели, закрывая горизонт, могучие деревья на их фоне казались расплодившимися муравьями. В окружении нескольких таких зеленых муравейников нашлось искомое. Как и древние строители, я бы тоже поставил крепость именно там – если свести окружающий лес, оттуда можно контролировать все окрестности вплоть до предгорий.

Закрыв глаза, я постарался представить, как меня вели среди ночи с мешком на голове. Спереди – горы, где-то справа – башня Западной границы, а деревня, где меня с таким позором поймали, по левую руку. Очень похоже. По соседней горе мы спускались с царевнами, уходя от погони. Имейся у меня бинокль, я разглядел бы даже лесочек, где мы с царевнами разбили лагерь.

Сейчас впереди не было заметно никаких движений и признаков чужого присутствия. Как и в лесу, несмотря на уверения Грозны. Как и в предыдущей срытой крепости, где, между прочим, нас поймала в ловушку Грозна. Потому сначала нужно осмотреться, сделать пару кругов. Я ищу Зарину, но мало ли кто еще ищет кого-то. В подземелье, где в свое время держали меня с Юлианом, может оказаться кто угодно. Мне надо предусмотреть все и быть готовым к любой неожиданности.

Пиявка заволновалась.

– Ррр! – понеслось в обратную сторону, откуда я только что прибыл.

Меня догнала Тома? Очень своевременно. А то предчувствия у меня нехорошие.

Предчувствия не обманули. Волнение человолчицы переросло в страх, она попятилась. Волки?!

– Вверх! – приказал я.

Пинок подействовал надежнее слов. Я мигом взлетел за Пиявкой и уже с ветвей оглядел приближавшихся.

Не волки. И не Тома. Несколько человек умело и быстро шли по моему следу. Сквозь листву я насчитал четверых, но могло быть больше. Все в крестьянской одежде, вооружение – мечи и копья. Гнуков нет, что порадовало.

Рано обрадовался. Из-под деревьев появился пятый, с гнуком в руках.

– Здесь! – одновременно вскинулись вверх руки трех следопытов.

Дерево окружили. Легкий свист призвал из лесу еще нескольких преследователей. Они вынырнули как из-под земли, и вся недавно пустая местность ожила и зашевелилась. Из кустарника на месте крепости появились еще люди. Не все направились сюда, большая часть бесшумно растеклась по округе, занимая удобные для обороны места. Многие держали в руках запрещенное оружие.

Под деревом велись тихие переговоры, голоса едва доносились. Трое показались знакомыми – редко встретишь вместе гулкого, картавого и шепелявого.

Пиявка жалобно рыкнула и заскулила. Ей не нравилась роль жертвы.

– С ним человолк!

– Это Чапа, цариссин невестор.

Правильно, вряд ли еще у кого-то есть свой человолк. А голос мне тоже знаком. Внизу – старый знакомый, Тихон. Он участвовал в набеге на комнату в башне. С ним были Немец, здоровяк и бывший раненый – троица мародеров с предгорий. И еще кто-то.

Тихон здесь, и, значит, мои поиски окончены.

– Мне нужна Зарина! – громко объявил я из ветвей.

– Она всем нужна.

– Срочное дело. Мне нужно увидеть ее прямо сейчас.

– А мне нушны шторофье и нофые шубы, и што?

Я проигнорировал Немца:

– Тихон, ты все видел и знаешь, как Зарина ко мне относится. У меня важное послание. Важнейшее. Дело жизни и смерти.

– Насчет последнего сейчас поможем, – высказался неизвестный с гнуком.

– Подожди. – Тихон предупреждающе поднял руку. – Пусть скажет, с какой вестью прибыл. И как нашел. Молодой цариссе запретили идти вдогонку.

Новый звук, похожий на стрекот цикад, пронесся над лесом. Это оказался сигнал. Люди с оружием попрятались в кустах, исчезая, как по мановению волшебной палочки. Те, кто поджидал меня внизу – тоже. Они рухнули в траву, копья выставились в направлении леса, стрелки натянули тетивы. Обо мне забыли. Будь у меня дальнобойное оружие, расстрелял бы их сверху, как в тире. Правда, у меня есть праща на ноге, но чем она поможет на дереве, где нет ни камней, ни места, чтобы раскрутить? Вот же дурацкие правила, ограничивающие законопослушных людей в выборе оружия самозащиты. Преступник всегда пользуется не тем, что разрешено, а тем, что оптимально для выживания.

Со стороны, откуда я прибыл, доносился шум. Лошади. Много. Через минуту сквозь листву мелькнул до боли знакомый флаг.

– Ловушка! – заорал я из ветвей. – Не подходите!

Пиявка шарахнулась от моего голоса и чуть не свалилась с ветви. Ее рычание подхватило мой ор, такой дуэт нельзя не услышать. Но копыта коней продолжали мерно топать к центру ловушки. Они там что, с ума посходили?

– Тома! – снова крикнул я. – Здесь засада!

Тома слышала. И все засевшие в кустах слышали. Никто не сделал ни малейшей попытки заткнуть мне рот стрелой, вместо этого затаившееся воинство поднялось с замаскированных позиций.

– Смерть ради жизни! – хором гаркнули десятки глоток.

– За лучшую жизнь! – завершила Тома фразу, с которой на нее однажды покушался фанатик.

Я ничего не понимал.

– Приветствуем цариссу Тамару! – Мои недавние противники склонили головы.

– Приветствую доблестных воинов добра и света. – Поднятая ладонь остановила свиту, Тома спешилась и в сопровождении Юлиана двинулась к нам.

У ее ног бежал учуявший подружку Шарик, на посторонних он внимания не обращал. То есть, угрозы от них он не чувствовал.

– Это ваш человек с человолком? – Тихон показал на скрывавшую меня крону дерева.

– Если с человолком, то без сомнений. – Тома повысила голос: – Чапа, спускайся, я сейчас все объясню.

– Желательно бы.

Я спрыгнул вместе с Пиявкой. Оружие перенаправилось на человолка, воины добра и света отпрянули. С большим трудом у них получилось опустить гнуки, клинки и копья.

Пиявка скалилась и огрызалась, я тоже был не в лучшем настроении.

– Что все это значит?

– У меня теперь собственная армия. – Тома приблизилась. Победная улыбка сияла на ее лице, глаза сверкали. – Теперь мы столько всего сможем!

Мы? Ну-ну.

Сзади Тому от всюду чудившихся ему покушений прикрыл Юлиан, а у ног Пиявка в дружеской возне сцепилась с Шариком. Из бывших противников встать близко осмелился только Тихон, к которому я не испытывал враждебности. Но где-то здесь должны обретаться Дорофей и ему подобные, кто неоднократно старался отправить меня и Тому на тот свет. Они теперь тоже в ее подчинении? А как насчет меня? Кто я теперь для них – командир, хотя бы младший, чужак-посторонний или соратник (почему-то хочется сказать – соучастник)?

– Сначала пусть скажут – Зарина здесь? – Я был готов кинуться на Тихона, если он снова уйдет от ответа.

Брошенный им на Тому взгляд дождался подтверждения – можно отвечать. Как же быстро все переменилось. То убить жаждали всеми силами и средствами, даже ценой жизни, а теперь разрешения сказать спрашивают.

– У человека две ноги, две руки, но только одна голова, – проговорил Тихон. – Если головы тоже будет две, тело не выживет. Зарина передала власть и подтвердила законность новой цариссы. Ей ничего не оставалось, как уйти.

– Давно?

– Сразу же, прямо из башни. Никто не знает, куда.

– Даже Дорофей?

– Они ушли вместе.

Ответ просто убил.

Тома взялась тихо рассказывать, мешая мне утонуть в колодце с болью.

– Варфоломея создала тайную организацию, ее назвали Паутиной. Нечто вроде рыцарского ордена. Лучше сравнить с масонской ложей – сюда тоже не попасть без рекомендации, потом нужно делами доказать убеждения, пройти посвящение… – Тома слегка встряхнула меня, чтобы слушал внимательнее. – Лозунг сообщества – смерть ради жизни, за лучшую жизнь. Нынешняя жизнь не устраивает многих, но все молчат, ведь за инакомыслие – смерть.

– Ну да, если все равно умирать, то лучше с пользой, – скривился я, волей-неволей втягиваясь в разговор.

Тома улыбнулась сработавшей уловке, но ерничанья не приняла:

– Хотя бы ради счастья детей. Или детей их детей. Паутина работает не на сейчас, а на будущее.

– За счастливое будущее только что сражалась Деметрия. Принесло это кому-нибудь счастье?

– Власть нельзя свергать, ее нужно брать постепенно, – возразила Тома. – Интересы и планы у Деметрии были свои, у каждого отряда рыкцарей – свои, у крестьян, которые поддержали восстание – тоже свои, совершенно другие. И некоторые царберы немало воды помутили в своих гарнизонах. У нас…

Надо же, «у нас». Быстро осваивается. У меня нашлись силы кисло ухмыльнуться.

– Каждый член ячейки, – продолжала Тома, – дает обет и присягает главе рода, создавшего и курирующего Паутину. Сейчас во главе оказалась я.

Заставить меня прочувствовать величие момента должна была долгая пауза, но эффект не получился. Я тупо глядел в землю, в отличие от Юлиана, который просто ахнул от услышанного. В его глазах Тома давно была царицей, а теперь стала богиней. Вот так, из ничего, в буквальном смысле из-под земли у нее появилось связанное клятвой и круговой порукой собственное войско.

Не дождавшись подобных восторгов от меня, Тома сказала:

– Отступники пошли не тем путем, у них был разброд в целях. Деметрия могла обмануть, прикрывшись ложными обещаниями. У нас такое невозможно. Все завязано на одну семью, глава семьи – гарант всех договоренностей. Если человек падет в борьбе за счастье будущих поколений, его семье оказывают почести и переводят на лучшее положение, приближая к башне. Это стимул для остальных. Варфоломея и ее дочки всегда держали слово. Только наследник основательницы может возглавить Паутину, и сейчас это я.

Ожидаемого энтузиазма от меня Тома снова не дождалась. Повторный упор на предмете гордости вызвал у меня угрюмый оскал – я понимал, к чему приведет дальнейшее. В стране, где за каждой стенкой сидит по подслушивальщику и подглядывальщику, достаточно одному члену Паутины попасть в руки Верховной царицы, и на этом все кончится. Совсем все. Причем, всем.

А Тома все еще надеялась на мои понимание и поддержку.

– Идея Паутины в том, что все равны, – вещала она с восторгом. – При равных правах тоже нужно следить за порядком, и мы создаем структуру, которая, когда придет время, обеспечит людям безопасность. Этому подчинено все. Отдать жизнь за главу организации – подвиг, за который семью поднимут на ступень выше. В Паутине несколько ступеней. Новые члены начинают с низшей, но, к примеру, подвиг павшего поднимает его близких, и его дети начнут с более высоких позиций. Паутина восстанавливала Зарину в правах, чтобы получить прежние возможности. Считалось, что только Зарина, как прямой потомок, может претендовать на лидерство. Теперь все уладилось, права и обязанности гаранта перешли ко мне.

– Зарина сама сказала это?

– Да, – кивнула Тома. – В лесу, куда меня выводили, в присутствии большинства членов Паутины. Мне принесли присягу, и я стала обладательницей собственной невидимой армии с неописуемыми возможностями.

Меня интересовало другое.

– Куда могла уйти Зарина?

– Она не сказала. На прощание она просила не преследовать и не искать, чтобы не сделать хуже. Вместе с ней ушел Дорофей. Он слишком долго жил с дочерьми Варфоломеи и меня, как приемную дочь, считал вероломной захватчицей. Теперь мне нужно подтвердить свое вознесение, поднимать по иерархии лучших членов организации и их близких и расширить Паутину на другие вотчины.

Позади послышался шум. Тома нервно обернулась:

– Что там?

– Ваш?

Несколько человек держали Добрика с заломленными назад руками. Красивая рубаха была порвана, лицо расцарапано, под глазом наливался синяк.

– Это мой дворецкий! Отпустите!

– Как скажете, царисса. – Державшие разжали руки, и Добрик смог выпрямиться, хотя не сразу. – Он пробирался к дороге.

– Добрик? – Тома посмотрела ему в глаза.

Дворецкий рухнул на колени:

– Простите! Я ваш – душой и телом, я жизнь отдам…

– Отдашь, – хмуро подтвердил Юлиан.

Острие его меча уперлось в спину дворецкого.

– Рассказывай, – приказала Тома.

– Я не мог поступить по-другому. – Голос Добрика сломался. – Я на службе у Верховной царицы. Мне приказали попасть в Паутину, но меня туда не брали, требовали только помогать.

– Ты все-таки помогал?! – У Томы дернулся глаз. – И в подземелье?! И врал мне прямо в лицо?!