Первые Бекетовско-Менделеевские чтения. Шахматовский вестник

© ПРОБЕЛ-2000, 2015

В.П. Енишерлов. Генерал-лейтенант Ф.Ф. Кублицкий-Пиоттух – участник Первой Мировой войны

Всемье пензенских Бекетовых многие, как это было принято в дворянских семьях в XIX веке, были военными. Прадед Александра Блока богатый пензенский помещик Николай Алексеевич Бекетов вышел в отставку мичманом, в молодости служил на кораблях эскадры адмирала Сенявина, участвовал в заграничных походах русских кораблей. Его неразлучный брат Дмитрий Алексеевич в Отечественную войну 1812 года вступил в партизанскую партию Дениса Давыдова. Бесстрашный ахтырский гусар Митенька Бекетов стал ближайшим боевым сподвижником поэта-партизана, а в мирное время остался его другом, адресатом писем и даже дружеских эпиграмм. Интересно, что через три поколения семьи Давыдовых и Бекетовых породнились между собой. У Николая Алексеевича Бекетова и его жены Екатерины Андреевны (урожденной Якушкиной) было три сына – Алексей, Андрей, Николай и дочь Анна. Отец хотел видеть своих сыновей военными, но Андрей Николаевич (основоположник русской ботаники, профессор) и Николай Николаевич (крупнейший русский физико-химик, академик) уговорили отца дать им гражданское образование, выбрали научную стезю. Лишь Алексей Николаевич Бекетов какое-то время нес военную службу. По окончании в 1842 году Главного Инженерного училища, где учился вместе с Ф.М. Достоевским, он был произведен в полевые инженер-прапорщики. В 1849 году он вышел в отставку по домашним обстоятельствам в чине штабс-капитана. Сестра Бекетовых Анна Николаевна была замужем за участником битвы при реке Альма в Крыму в 1854 году, прошедшим всю Севастопольскую оборону в Углицком пехотном полку, подполковником Михаилом Александровичем Енишерловым. Он автор интересного военно-исторического очерка «Описание битвы при р. Альме». Возможно, из-за давних военных традиций семья ректора С.-Петербургского университета либерала-шестидесятника А.Н. Бекетова, где господствовали исключительно научные и литературные интересы, была совсем не против, когда блестящий гвардейский офицер Франц Феликсович Кублицкий-Пиоттух попросил руки одной из четырех дочерей Андрея Николаевича и Елизаветы Григорьевны Бекетовых – Александры Андреевны, расставшейся с первым мужем и вернувшейся с маленьким сыном Сашурой в Ректорский дом в Петербург.

Казалось бы, к XXI веку жизнь Александра Блока исследована и описана досконально. Статьи и книги посвящены не только поэту, но и многим его родственникам, знакомым, адресатам лирики и писем. Но лишь вскользь, в некоторых мемуарах, монографиях упоминается его отчим – русский офицер, генерал, командир дивизии, отличившейся в 1-й Мировой войне – Франц Феликсович Кублицкий-Пиоттух. Мать Блока, Александра Андреевна Бекетова, буквально бежавшая от замечательно талантливого, с признаками гениальности отца будущего поэта, варшавского профессора-юриста и необыкновенного пианиста Александра Львовича Блока, в 1889 году вторично вышла замуж за гвардейского офицера, поручика Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттух, и с 9-летним сыном поселилась в квартире мужа в офицерском корпусе Гренадерских казарм на Большой Невке. Сергей Городецкий вспоминал: «Он жил тогда в Семеновских (Гренадерских – В.Е.) казармах на Невке ‹…› Огромная казарма на берегу реки со всех сторон окружена фабриками и жилищами рабочих ‹…› По казенным лестницам и коридорам я прибегал к высокой казенной двери, за которой открывалась квартира полковника Кублицкого-Пиоттух, мужа Александры Андреевны, матери Блока, и в этой квартире – две незабвенных комнаты, где жил Блок. Я их помню наизусть». Сложным делом о разводе Александры Андреевны с отцом А.Блока занимался брат Франца Феликсовича, блестящий юрист, в будущем тайный советник, начальник (губернатор) Алтайского округа (1900–1904), сенатор Адам Феликсович Кублицкий-Пиоттух. Он был женат на сестре матери Блока Софье Андреевне Бекетовой и ввел в семью Бекетовых своего брата Франца, профессионального военного, на первый взгляд далекого от научных, литературных, общественных интересов и либерального духа бекетовской семьи. Но Александре Андреевне приглянулся скромный гвардеец, с прекрасными грустными глазами. Биограф и тетка А. Блока М.А. Бекетова пишет, что Франц Феликсович был «одним из самых нравственных и порядочных офицеров в полку». Несмотря на внешнюю сухость он никогда не обижал пасынка. «‹…›доказательством тому служит то, – пишет М.А. Бекетова, – что Саша очень любил его, называл Франциком и ‹…› способен был о нем даже соскучиться. При всем различии их натур у них оказалось нечто общее: любовь к Сашиной матери и пристрастие к животным. Франц Феликсович тоже обожал своих домашних собак и кошек, а к жене был привязан исключительно. Она была ему дороже всего на свете – кроме службы, к которой он относился с необычайной ревностью и интересом».

Кублицкие-Пиоттух происходили из древнего, но давно обедневшего польского рода. Три брата Кублицких – Адам, Франц и Люциан (Блок звал его дядя Лука) всего в жизни добились сами – блестяще учась, трудно и упорно работая. В результате юрист Адам Феликсович стал крупным чиновником, сенатором, чья работоспособность и честность были почти легендарны. Люциан Феликсович, начав военную карьеру, затем вышел в отставку и дослужился до начальника Нерчинского горнозаводского округа, а младший брат, Франц, пройдя все этапы воинской службы, стал генералом, командиром дивизии в 1-й Мировой войне. Он окончил в 1878 г. знаменитое 2-е военное Константиновское училище в С.-Петербурге и был переведен в лейб-гвардии Гренадерский полк в чине прапорщика гвардии. В этом полку он прослужил более 20 лет, постоянно и неуклонно постигая военную науку и армейскую жизнь, поднимаясь по служебной лестнице. С 1885 по 1892 год он поручик (в это время он стал мужем А.А. Бекетовой), затем штабс-капитан, капитан. Шесть лет он командовал ротой, семь лет батальоном. В 1902 году Кублицкий-Пиоттух – полковник. Учения, парады, смотры, летние лагеря, военные игры – вот жизнь гвардейского офицера. В японской войне Франц Феликсович как и вся гвардия не участвовал. Приходилось ему, подчиняясь приказам, исполнять то, что было чуждо его прямой военной натуре и абсолютно не принималось А.А. Блоком и его матерью. Андрей Белый вспоминает, как 9 января 1905 года он, приехав из Москвы, сразу отправился к Блокам в Гренадерские казармы. Но казармы были пусты. «‹…›полк был отведен и расставлен в виде небольших отрядов по всему Петербургу ‹…› А.А. провел меня в столовую к завтраку, и я попал в цепь разговоров о петербургских событиях, сильно волновавших Блоков. А.А. и Александра Андреевна были в революционном настроении. Александра Андреевна беспокоилась за мужа, вынужденного долгом службы защищать какой-то мост и вместе с тем с глубоким отвращением относившимся ко всем видам репрессий. Александра Андреевна беспокоилась, придется или не придется Ф.Ф. встретиться с рабочими. А.А. более волновался тем, что будут расстрелы‹…›». Человек до мозга костей военный Ф.Ф. Кублицкий-Пиоттух был активным противником того, чтобы наделять регулярные войска полицейскими функциями. Троюродная сестра А. Блока О.К. Самарина (Недзвецкая) писала в своих воспоминаниях: «Второй муж тети Али, милейший дядя Франц, был, несомненно, тишайшим и добрейшим человеком. Судьбе было угодно сделать его военным, но я помню, как он совсем не со свойственной ему энергией осуждал посылку войск для расстрела «политических преступников», видя в этом преступление как по отношению к солдату, так и к офицеру (речь шла о расстреле нашей юной курсистки Спурре)…»

Встреча с Францем Феликсовичем и общение с ним произвели на Андрея Белого очень большое впечатление: «‹…› это был худой некрасивый военный с прекраснейшими глазами. Он скромно появлялся за стол, скромно садился и молча выслушивал наши полные негодования речи. Я помню, что я старался быть умеренным, входя в трудное положение Франца Феликсовича, а А.А. наоборот: выражался кратко, резко и беспощадно вплоть до несочувствия лицам, вынужденным хотя бы грубою силою поддерживать правительство. Помнится, мне было жаль бедного Франца Феликсовича. Вообще я заметил в А.А. некоторую беспощадность к его трудному положению в ту эпоху». В примечаниях к воспоминаниям о Блоке А. Белый назвал его отчима нежнейшим, чутким, прекраснейшим человеком, деликатным до щепетильности: «Он и ходил и сидел с таким видом, будто боялся невзначай обидеть кого-нибудь или задеть». Некоторые черты Франца Феликсовича Андрей Белый воплотил в образе поручика С.С. Лихутина в романе «Петербург».

Рыцарское благородство Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттух отмечали многие. Феликс Адамович Кублицкий-Пиоттух, человек сдержанный и совсем не склонный к эмоциональному выражению своих чувств, посветлел лицом, когда я как-то в разговоре спросил его о дяде Франце. Мы сидели в большой столовой московской квартиры Кублицких в Трубниковском переулке. На стенах – портреты Бекетовых, виды Шахматова – бекетовской подмосковной. Атмосфера что ни на есть мемуарная. Феликс Адамович открыл черный бювар и достал фотографию – генерал в полной парадной форме, в орденах смотрел с нее. «Он был совершеннейшим Дон-Кихотом, – сказал Феликс Адамович, протягивая мне фотографию генерала. – Франц Феликсович и внешне был похож на героя Сервантеса – эти усы, красивые и грустные глаза. А в жизни он был тверд, как сталь, верен долгу и своей прекрасной даме – жене Александре Андреевне».

«Она полюбила только романтическую сторону военных традиций ‹…› – писала о сестре М.А. Бекетова, – восторженно приветствовала рыцарские обычаи, уцелевшие от старины, умиляясь до слез почестям, воздаваемым полковому знамени, и, конечно, с гордостью смотрела, как муж ее едет на статном коне во главе своего батальона, отправляясь на военную прогулку или в лагерь. Франц Феликсович хорошо ездил верхом и очень непринужденно держался в седле, так что жена его, смотря на него из окна, чувствовала себя как шатлэна, провожающая своего рыцаря».

В драме Блока «Роза и крест» образ «рыцаря-несчастье» самоотверженного Бертрана несет явственные черты Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттух. Когда молодой художник Н. Куприянов принес показать Блоку рукописную книгу «Роза и крест», выполненную им наподобие изящного молитвенника с буквицами, заставками, концовками и иллюстрациями в духе средневековых миниатюр, мать поэта спросила: «А есть ли там портрет Бертрана?» И огорчилась, узнав, что Куприянов не рисовал Бертрана. Верный и бесстрашный Бертран – рыцарь, воин, будто списан автором с Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттух, и Блок никогда не отрицал их сходства.

В 1907 году отчим и мать Блока отправились в Ревель. Там полковник Кублицкий-Пиоттух вступил в командование Онежским пехотным полком. Александра Андреевна была рада, что полк базируется недалеко от Петербурга, и любимый сын может навещать ее (А. Блок несколько раз приезжал в Ревель), но тяготилась ролью командирши, обязательным приемам, встречам, общению с полковыми дамами, так чуждыми ей по духу. Франц Феликсович продолжал ревностно нести службу, постоянно выводя Онежский полк в один из лучших в армии. В феврале 1911 года полковник Ф.Ф. Кублицкий-Пиоттух «за отличие» был произведен в генерал-майоры и назначен командиром 1-й бригады 9-й пехотной дивизии, а затем располагавшейся в Петергофе 2-й бригады 37-й пехотной дивизии. В этой должности и застала его Первая мировая война. 19 октября 1914 года бригада генерала Кублицкого-Пиоттух отправилась на фронт. Александр Блок с матерью провожал отчима. «Сегодня ночью мы провожали Франца. Он уходит с эшелонами», – писал Блок жене в действующую армию.

Военные эшелоны, отправляющиеся на фронт, Блок не раз наблюдал, возвращаясь от матери с отчимом из Петергофа. Проводы войск произвели большое впечатление на Блока, и в сентябре появилось одно из лучших его стихотворений:

 
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца – взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон ‹…›
 

Начав войну командиром бригады, генерал-майор Кублицкий-Пиоттух летом 1915 года принял командование 2-й Финляндской стрелковой дивизии, в сентябре 1916 года ему было присвоено звание генерал-лейтенанта, и он продолжал руководить дивизией до апреля 1917 года.

Имя Франца Феликсовича встречается почти во всех письмах Блока с осени 1914 года к Любови Дмитриевне, находившейся в госпитале в расположении Юго-Западного фронта: «Франц пишет с дороги бодрые письма. Может статься, что вы с ним увидитесь» (26 октября 1914); «Франц уже прошел куда-то через вас, вестей оттуда что-то нет» (3 ноября); «Я получил твое письмо о Франце, мама – тоже» (9 ноября); «Вести о Франце пока хорошие» (17 ноября); «Франц недавно был в Бохнии, его части участвовали в четырех удачных боях» (26 ноября); «Сегодня приехал Раевский и привез какие-то тревожные вести о Франце» (5 декабря); «Я спрашивал, когда проехал Франц, ты этого знать не могла. Франц уже здесь, очень бодрый и хороший, опять уедет» (13 декабря); «Франц, вероятно, около 2-го января должен возвращаться и заедет к тебе опять, если будешь на старом месте» (23 декабря); «От Франца сегодня письмо только от 9-го, что он доехал и дивизия в резерве. Где – неизвестно» (21 января 1915); «У нас с 14 до 17 был Франц. Он получил дивизию (2 стрелковую Финляндскую). Теперь она уже в бою» (24 июля 1915) и т. д.

2-я Финляндская стрелковая дивизия оказалась в самом пекле великого отступления русской армии летом-осенью 1915 года под натиском германских войск.

А.И. Деникин, тоже командовавший тогда дивизией, писал в «Очерках русской смуты» об этом времени: «Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжелые переходы, бесконечная усталость – физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…»

2-я финляндская стрелковая дивизия, которую А.А. Свечин, командир одного из лучших её полков называет «прекрасной», вступила в войну в составе четырех 2-х батальонных полков и одного 3-х батарейного дивизиона. Затем полки в дивизии развернулись в 3-х батальонный, а затем в 4-х батальонный состав, а в батареях осталось по 5, а иногда по 4 орудия. И это при 12 батареях на дивизию у немцев. «За недостаток артиллерии, – пишет Свечин, – приходилось расплачиваться дорогой ценой пехоте ‹…› Она должна была проявлять свое искусство в полной мере, малейшее упущение строго наказывалось».