Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать

Несмотря на наличие позорных столбов, юные эквилары не пожелали заковывать в них пленников, оставляя под дождем и в столь беспомощном состоянии. Вместо этого они крепко привязали их к разным деревьям, так, чтобы пленники не видели друг друга. Листва хоть как-то защищала от дождя, да и позиция удобнее. Стоять спиной к дереву, это не стоять согнутым в оковах позорного столба с колодками. Тут кое-что привлекло внимание Готфрида, нечто нарушающее деревенскую идиллию и просто режущее глаз. Речь шла о белоснежной мраморной статуе, изображающей девушку, сжимающую в кулаках приспущенную до пояса тогу. Как большой поклонник и знаток женских фигур, Готфрид восхитился мастерством скульптора, воссоздавшего или же создавшего сей образ. Девушка стояла на подиуме как живая, рыцарю казалось, что она хочет подставить свое нежное тело дождю, а потому спускает тогу, еще миг и та упадет ей под ноги. Струи воды, стекающие по скульптуре, подчеркивали изумляющую детализацию и внимание к деталям. Увы, эстетическое наслаждение портили повреждения – у статуи оказалась сколота грудь. Неизвестно, от того, что ее так часто лапали или же намерено сломали? Готфрид с досадой цокнул языком, размышляя откуда среди деревенских хат взялось сие чудо? Тут его глаз зацепился за атласную ткань, болтавшуюся на ветру как какая-то драная занавеска на веранде одной из хат.

– Что тут вообще творится? В Луковках поселился какой-то дворянин? – рыцарь указал на трепещущую под натиском ветра, ткань, которой самое место в роскошном особняке, а не подле деревенской хаты.

– Спросим у Зотика, что все это значит, – предложил Леон, пожав плечами.

Друзья направились к двухэтажной хате из сруба, подле которой и оставили лошадей. Стучать не пришлось, дверь распахнулась сама, едва не врезав по носу гостям. Своих давних друзей радушно встречал тот еще гигант. Рыжеволосый, на две головы выше Леона и Готфрида, с широкими как распущенные паруса плечами и ручищами крепкими и длинными как мачты. Скажи рыжеволосый мужчина, что может колоть ими дрова, удивления это бы не вызвало. На его фоне, оба рыцаря выглядели щуплыми мальчишками, которым едва ли исполнилось десять лет. Голос гремел под стать фигуре: зычный, властный. Не мудрено, что такой здоровый и сильный мужчина управлялся со всем тем хозяйством, что имела его семья.

– Вот эт дела-делишки! Эт кто же к нам пожаловал? Неужто Леон и Готфрид, два брата разной крови, но единой искры. – Широко и простодушно улыбаясь во весь рот, поприветствовал юношей Зотик, обняв обоих и прижав к себе так, что им стало тяжело дышать. – А ну заходи скорее! Сейчас обсохните как следует! Голодные с дороги ведь небось, а?

– Ты сейчас нас задушишь! – возмутился Готфрид, пытаясь снять с себя ручищу Зотика, а тот лишь громогласно расхохотался и отпустил друзей, похожих сейчас на промокших птиц: волосы липли к лицу, плащи болтались как тряпки, утратив всякий намек на былую изысканность.

– Рады тебя видеть, Зотик, – заходя в дом, произнес Леон.

– Проездом али дело какое завело к нам?

– Обижаешь! Мы к тебе в гости дубина приехали. Не дрыгнуть же на тракте под проливным дождем, когда можно взглянуть, не вырос ли ты настолько, что макушкой бревна в потолке считаешь. – добродушно заметил Готфрид, выжимая отяжелевший плащ как тряпку на крыльце, после чего зашел внутрь и закрыл за собой дверь.

– Мы теперь странствующие рыцари, Зотик. Сегодня наш первый день в роли эквиларов. – поделился Леон, улыбаясь как ребенок, получивший в подарок заветную игрушку.

Зотик снова расхохотался, вперив руки в бока.

– Ну-кась хлопцы напомните мне, чем это экилары у нас занимаются?

– Эквилары, – поправил Леон и продолжил, – прежде всего это рыцари, но рыцари странствующие, Зотик, не входящие в регулярную армию и покуда не принесшие присягу или не вступившие в какой-либо орден, свободные и не стесненные в своих странствиях. В общем, куда хочу, туда иду, делаю себе имя делами и словами, примерно так.

– Напридумывали слов, будто тех, что есть им мало! Одно я скажу вам, друзья – это подходящий повод отметить, верно говорю?! Арина! Поди сюда! Накрывай скорее стол, смотри какие гости пожаловали! Не абы кто, а рыцари, сейчас я вам своих бабенок покажу, как хороши-то, мое загляденье! Как теперь к вам обращаться, уважаемые, кий Леон и кий Готфрид или халы?

– Правильно говорить «кай», но прошу мой друг, опустим эти формальности, – поправил друга Леон и улыбнулся, вспоминая, что сколько он помнил Зотика, его всегда приходилось поправлять. Тот родился в простой крестьянской семье и не получал образования в привычном смысле этого слова. Отец учил его рыбачить, охотится, строить лодки и дом, а также ухаживать за землей, урожаем и скотом, в общем всему, что умел сам и что считал важным. В свое время, Леон и Готфрид самостоятельно кое-как научили друга читать.

– И то верно! Какие вы мы мне каи или кии!? Вы ж мои лев и ворон, а я медведь! Не запамятовали еще, как мы друг друга в детстве звали, а? Кабы знал, что заедете, подготовился как следует!

– Год не видались, верно ведь говорю?

Готфрид кивнул.

– Ну как, ждут вас дома женушки-красавицы, заплетая косы у окна?

– Пока не до этого, – скромно ответил Леон, а Готфрид пожал плечами.

– С тобой-то все понятно! – расхохотался Зотик, посмотрев на Готфрида. – Скорее я в эти ваши рыцари и кай-килары подамся, чем наш вороненок гнездо совьет, да воронятами обзаведется!

Голос Зотика заглушал не просто шум дождя снаружи, но и гром тоже. Белокурая девушка с косой до самого пояса, скромно поприветствовала гостей поклоном и гостеприимной улыбкой. Поздоровалась с гостями и ее младшая сестра Анна, поспешившая затем на помощь Арине с ее застольными хлопотами.

– Так, надо вас переодеть, а то с вас льет так, что в пору за лодкой бежать, а лодки-то как раз сейчас у меня и нет! Прохудилась зараза…

– Боюсь твоя одежка будет сидеть на нас как тога на сильных мира сего из королевской столицы, – величаво и пафосно.

– Леон, наверное, будет не против, ему белое к лицу! – рассмеялся Зотик.

Здоровяк источал гостеприимное дружелюбие и радость. Его можно было описать как человека, который умеет радоваться любым мелочам и не хмуриться по пустякам.

– Ладно-ладно, шучу я! Подыщу что-нибудь из старой одежки, что для сынов на вырост оставлял. – Зотик хлопнул по спинам обоих рыцарей, от чего те чуть не споткнулись на месте и был таков.

Женщины накрывали на стол, а между тем показались и дети. Арина вышла за Зотика в тринадцать, тому тогда было четырнадцать. За шесть лет их пара успела разродиться тремя детьми. Старшей было пять, белокурая девочка, точь-в-точь как мать. Среднему мальцу исполнилось три с половиной, а самому маленькому, год. Парнишки пошли в отца и у них на голове плясали такие же кучерявые языки рыжего пламени, а щеки сияли веснушками. Пошебуршав в соседней комнате, Зотик принес сухие косоворотки и рушники, а через некоторое время, все семейство с гостями собралось за столом. Леон и Готфрид выглядели крайне забавно, сменив доспехи и расшитые гербами их домов одежды на свободные рубахи и льняные штаны. Ну прямо деревенские красавчики. За пределами стола остался лишь годовалый сын Зотика, мирно сопящий в своей кроватке. Средненький, названный Петром, все таращил глаза на мечи рыцарей и величайшей радостью для него стало то, что ему разрешили их даже разочек потрогать. Анна скромно тупила глазки, постреливая взглядом на статных рыцарей. Девице уже четырнадцать, а достойный жених еще не сыскался. Старшая дочь Яра заворожено смотрела на гостей, в Луковицах редко происходит что-то необычное, поэтому любые перемены вызывали живой интерес. Но с еще большим энтузиазмом она смотрела на миску с вареньем из шишек, которую к столу принесла мать. Помимо этого, хозяйка угощала рыцарей жареными цыплятами, сытой и варениками, румяным караваем хлеба, а Зотик, поставил на стол горячий самовар, заваривая гостям травяной чай.

– Я вас еще на подъездах к деревне приметил. Все равно льет как из ведра, делать нечего, сидел пялился в окно. Кого эт вы там повязали? – дав друзьям перекусить, поинтересовался Зотик.

– Разбойников, негодяи на тракте орудовали, воз столяров и плотников ограбили. – рассказал Леон.

– Людей тронули?

– Увы, убили.

– Пятерых мы положили на месте, оставшихся четверых пленили и привезли в ближайшую деревню, то есть к вам, на суд старосты.

– Да какой там суд душегубам! – Зотик вдарил по столу кулаком, от чего вся посуда звякнула, Арина вовремя подхватила самовар за ручки, чтобы тот не опрокинулся. – Сейчас петли скрутим и на сук сосенки нашей их отправим! Почему вы их сами не судили?

– Они сдались и сложили оружие. Нападать на безоружных – значит самим уподобиться разбойникам. Если их ждет казнь, пусть так, но все должно быть по закону. – ответил Леон.

– А может их к делу пристроить? Бабенку хотя бы, как-то не по-людски это, женщину вешать.

– Барышню, Готфрид, барышню, – поправил Леон.

– Чего это ты мой друг, ранее Зотика не поправил с этим словом?

– Зотик, не рыцарь, а посему волен изъясняться как пожелает, нам же, рыцарям, должно вести себя подобающе и подавать пример остальным.

– Прости, Леон, ты конечно же прав, – примирительно поднимая руки, ответил Готфрид.

– Во времена-то настали дурные! Даже девицы в разбой подаются, забывая о своем месте в этом мире, верно я говорю, а? – негодовал Зотик и под стать его речам, в соседней комнате заплакал ребенок.

– Верно-верно, – согласился слегка раздраженный Готфрид.

Арина встала из-за стола и пошла убаюкивать малыша, которого похоже разбудила не гроза, а особенно громкая и эмоциональная речь Зотика. Леон задумчиво посмотрел ей вслед, затем взглянул на Зотика. Сердце его переполнило странное, ноющее чувство чего-то упущенного или упускаемого прямо сейчас. Арина всего-то на год старше рыцарей, а у нее уже три ребенка, свой очаг, своя семья. С другой стороны, Зотик и не эквилар, ему ничего в этой жизни больше и не нужно, ибо он получил все, чего желал: дом, жену и хоровод ребятишек. То, что зачастую рыцари поздно остепенялись – дело привычное и понятное, но… Все дело было в «но». Леон попробовал представить себя на месте Зотика, – с супругой и детьми. Нет, такая картина никак не хотела висеть ни в одной из комнат его сознания, нарочито срываясь с гвоздей на пол и раскалывая рамку. Все комнаты его внутреннего замка уже завешаны полотнами, с изображением будущих ратных подвигов, сражающихся рыцарей, невиданных земель и замков. На самой большой картине со спины были изображены два рыцаря верхом, Леон и Готфрид, посреди пыльной дороги, в конце которой на горизонте затухало уходящее в закат солнце. Завести семью, дело нехитрое, это всегда успеется, а вот странствия по миру и подвиги, этого никак нельзя упустить. Первое могло идти после второго, но не наоборот, рассудил Леон. Между тем, Зотик продолжил начатый разговор про пленницу.

– Кто она у них там в шайке, постельная грелка?

– Лучница, – резко ответил Готфрид, чтобы упредить ответ Леона, но последний и так был в замешательстве из-за своих мыслей и не стал пока влезать в разговор. – Сам же знаешь какой у альвов глаз, да реакция, а эта еще и цинийка, в темноте видит. Тылы прикрывает и беглецов подстреливает, ну и твой вариант, само собой, одно другому не мешает. – углубился Готфрид в своей легенде, взглянув на Леона и дав понять, что так надо.

– Ясно, а то я уж думал может та самая… – почесав затылок, заметил Зотик.

– Та самая? – поинтересовался Леон.

– Розыскную грамоту тута прислали, по всему княжеству стал быть шлют. Читаю я неважно, но спасибо вам, худо-бедно умею, суть уразумел. Мол, в нашем крае орудует девица какая-то, чудурка или черномурка, вродь как-то так ее кличут. Атаманша, слыхали да? Во дела-то! Думал мож ваша, ан нет, видимо не ваша.

Рыцари переглянулись. Готфрид умоляюще посмотрел на друга и поспешил вернуться к ранее поднятой теме:

– Ну так как, Зотик, как думаешь, петлей их займут или делом?

– К какому такому их делу пристроить, Готфрид? Это ж надыть чтоб над ними стоял кто, караулил значится, а у нас тут рук свободных нет. В петлю их и делу конец, а альвийку… – Зотик задумался. – Так уж и быть, смягчили вы мое сердце – пятьдесят ударов плетью, прижечь раскаленным железом знак разбойничий и на волю, пущай идет на все четыре стороны, может наказом послужит черной козе… осе, тьфу ты, пес бы на ней ездил.

– Твои слова, да старосте бы в уста! – одобрительно воскликнул Готфрид.

– Наша пленница альвийка, клеймо с нее сойдет, Зотик и следов не останется.

– Ну, не сразу же, какое-то время походит и то хорошо, – заметил Зотик.

Зотик вдруг хлопнул себя по лбу и выругался.

– Псоватая морда тартыги! Запамятовал совсем и вам ни слова ни замолвил – я ведь теперича староста! Уж полгода как значится.

– Да ты нас обскакал медведь! Получил повышение прежде нас, поздравляю! – улыбнулся Готфрид радостный вдвойне, как за друга, так и от того, что удалось отвести смертную казнь от Чернобурки.

– Отличные новости, Зотик, рад за тебя. Страшно представить, как ты справляешься с такой ответственностью: семья, хозяйство, а теперь еще и Луковки. Буду усердно работать не покладая рук, чтобы когда-нибудь достигнуть таких же высот как ты, дружище. – добавил Леон.

– Спасибо друзья… знаете, а это вы мужики вовремя приехали. Не иначе, как сами Лучезары вас к нам заслали. – заметил Зотик.

– Что стряслось? – поинтересовался Леон.

– Не при бабах и детях… опосля. Вы пока ешьте-ешьте, я вам сейчас о другом деле замолвлю словечко. Был бы очень рад, если бы вы приняли в нем участие. Значится на охоту я собирался с мужиками. Кабан лютый в нашей вотчине обжился, да повадился на людей кидаться. Уже троих дровосеков задрал. Бабы в лес боятся по грибы ходить, покуда там такое лихо буянит. Собрался-то я собрался, токма мужики мои пахари, да лесорубы… не по себе мне, откровенно говоря, покуда бестия эта по нашим лесам рыщет.

– Охотников из Соловьев звали?

– Сезон же, на промысел все уехали в Лиранское княжество, за пушниной летучих этих как их там… ну змиев крылатых.

– Понял, ты про Змеиную долину, сейчас как раз гон начался.

– Был у нас местный охотник, вызвался кабана порешить, да так и сгинул сам. Здоровая ряха говорят.

– Кто говорит? Есть те, кто его видел?

– Знахарь видел, в лес значится за травами пошел, да и наткнулся там на зверину эту. На дерево говорит так взлетел, что белки бы извелись от зависти.

– Знахарь прежний? – на всякий случай уточнил Леон, смущенный последним фактом о дереве.

– Прежний-прежний, тот самый божий одуванчик, что рака от твоего носа отнимал восемь лет назад, – Зотик хохотнул, вспомнив живописную картину, когда рак цапнул Леона за нос и никак не отпускал. – Ну, что скажите, господа рыцари?

– Мы с радостью составим тебе компанию, наш славный великан. Ибо для рыцаря дело чести и прямая обязанность помогать всем страждущим и попавшим в беду, а ты ведь нам, помимо этого, старый друг. Прошу лишь извинить за то, что прежде нам нужно докончить начатое и посетить небесный гарнизон на южном приграничье.

– Понимаю. Опять начались терки у южной заставы? Неужто рогачи племенные повылезали и пустились в набеги? Давненько я вестей с южных деревень не слыхал, надеюсь не спалили их еще. И чего этим атабам в своих шатрах не сидится! Хорошо же, однако, что Луковки не у границы. – выговорился Зотик, параллельно уплетая уже третьего жаренного цыпленка.

– Ничего серьезного, Зотик, прошу не волнуйся прежде времени. Мой батюшка желает знать, как обстоят дела в южном гарнизоне. Как ты помнишь, на плечах моего отца лежит защита княжества. По крайней мере по части советов, от сражений мой отец давно отошел.

– Вот-вот. Нашему князю поменьше бы мешало пирушки закатывать, да побольше следить за своими землями. Князь он в конце концов или пустомеля какой? На других все свешивает, а самому дела нет до того, что и как у него творится.

– Его можно понять, Зотик. Три года назад как он дочь потерял, так с тех пор сам не свой, пытается заглушить горе как может. Она ведь была его единственным ребенком и наследницей, в конце концов. – договорил Леон.

– Не заглушить, а залить скорее, а то и вовсе утопить в вине! – хохотнул Зотик. – Давно был сыскал себе невестку новую, да обрюхатил! Глядишь и малец бы родился, был бы наследник, делов-то.

– Языком мести – не лапти плести. После пережитого, утратил наш князь свою мужскую силу, тут хоть с десяток невесток найди, толку-то?

– Мда-а, дела! Я и не знал. – задумчиво протянул Зотик, почесывая подбородок. – Ладно, хватит об этом! Вы когда в крепость? Может в баньку успеем, а?

– Отличная идея! – потирая руки, согласился Готфрид.

– Согласен, но делу время, а потехе час, – после дозора и охоты сможем, – предложил Леон.

– Добро! – согласился Зотик и хлопнул в ладоши. – Анна, а ну не налегай на сладкое, раздует как корову! Кто тебя тогда замуж возьмет, а? – буркнул Зотик, приметив как Анна с охотой уплетает шишечное варенье.

– Почему мы живем в мире, где нельзя уделить делу час, а потехе – все оставшееся время? – раздосадовался Готфрид.

– Ты себе можешь позволить такую роскошь, если пожелаешь, – подчеркнул Леон.

– Ты про наследство… – понял Готфрид и отмахнулся рукой. – Управляющий, нанятый твоим отцом, все эти годы и без меня неплохо справлялся. Не по мне это, чахнуть в отцовском доме, будучи запертым в четырех стенах. К слову, познакомился с управляющим сегодня утром, нормальный такой мужик, преданный своему делу до фанатизма, удивляюсь тому, как он отцовское поместье еще в храм не превратил.

– Ясно все с вами, странствующие рыцари, смотрите там осторожнее у крепости, коли в атабские лагеря пойдете. Атабы, конечно, туповаты, что топор моего соседа и мне даже иногда кажется, что от наших свиней и то проку больше, но уж больно сильный, крепкий и свирепый это народ.

– Твоим бы свиньям доспехи выдать, да копья, потренировать немного и получилось бы неплохое ополчение, – рассудил Готфрид и Зотик расхохотался, представив себе такое зрелище.

– Увы, тогда бы нам пришлось отражать нападения не только атабов, но и восставших свиней, ибо в силу их простоты, кто бы среди них рассудил, что хорошо, а что плохо? – поддержал шутку Леон и Зотик расхохотался пуще прежнего.

Дверь ближайший комнаты открылась и на Зотика шикнула Арина:

– Тише ты, ребенка разбудишь же, я его только успокоила.

Зотик виновато закивал в ответ супруге.

– Шутки шутками, но нельзя игнорировать уроки истории, – внезапно сказал Готфрид, став серьезным. – Да, атабы особо умом не блещут, но они крупнее и сильнее всех прочих рас, а их простоватый ум может стать легкой мишенью для тех, кто этим самым умом как раз обладает, но не обладает военной мощью. Вспомните восстание в Лиране сорок-два года назад, когда какой-то хитрый купец подмял под себя несколько племен атабов и чуть не устроил государственный переворот во всей провинции.

– Ага, сейчас вспомним, – хохотнул, правда заметно тише Зотик. – Точно мы там были и воевали, сорок лет назад-то!

– Готфрид прав, стадо баранов под началом льва победит львов под командованием барана. Так вот тут нам главное и не поменяться местами. – поддержал Леон.

– Ну брат Леон, ты, как всегда, не в бровь, а в глаз! А как лихо князя нашего в бараны записал! Сказанул так, что всем ясно о ком речь, но ни на кого конкретно ты не указал! Башковитые вы всегда были, лев и вороненок. Да вы ешьте! Ешьте гости дорогие, чего такие стеснительные? Леон я смотрю опять умчался куда-то в облака, что ты там разглядел? – высказался Зотик, приметив как Леон повернулся к окну, глядя на не утихающий ливень.

– Леон не смотрит, он слушает, – пояснил Готфрид.

– А чего там слушать-то? Как по подоконнику барабанит?

– Для романтика и звук дождя становится музыкой, – отозвался Готфрид.

– М-м? Простите меня друзья, я право задумался над нашим положением. Я имею в виду всю ситуацию в Линденбурге: набеги атабов, притязания на наши земли Лирана. Наш князь уже не молод и когда его не станет, на его место будет метить не один десяток претендентов, кто знает какими они будут. Я тут задумался и вспомнил, как мы под началом Гуго Войда осаждали крепость разбойников в морском подлесье… никак название не мог вспомнить, какой-то там кит.

– Каменный кит, – напомнил Готфрид.

– Леон-Леон, да не о том ты грезишь! У меня вот у женушки сестра до сих пор еще никем не сватанная. Посмотри сам, как хороша собой, а уж как поет чудесно! Того и гляди засидится в девках, уже ведь четырнадцать ей! – покачав головой, посетовал Зотик и кивнул в сторону покрасневшей белокурой девицы, что сразу потупила взгляд.

– Безусловно, Анна прекрасная и достойная славного мужа дева. Но вот, что я тебе скажу, друг мой Зотик, по моему разумению, я не желаю выбирать себе невесту и не желаю, чтобы ее выбрали мне. Я хочу встретить свою единственную просто увидев ее и поняв это, не разумом, но сердцем. На небе так много звезд и, наверное, мало кто осмелиться спорить о том, что одна красивее другой. Мне нужна моя звезда, которая будет сиять лишь мне, ярче остальных.

Слова Леона очаровали девушку, она смотрела на него завороженным взглядом, полным трепетного восхищения.

– Ах, Леон-Леон! Все такой же мечтатель, как и раньше! Витаешь в облаках, того и глядишь, в невестки себе птицу какую сыщешь! – расхохотался Зотик, похлопав по спине юного романтика.

– Прошу меня извинить, природа взывает к своему рыцарю-защитнику! – Готфрид встал из-за стола и накинув на плечи едва просушенный над печью плащ, вышел из дома. Леон и Зотик продолжили беседу.

– Мой-то средненький представляешь как чудит, говорит на днях, – мол папа, а почему дровосеки не боятся рубить деревья, на них же небо держится!

Петр оторвал взгляд от рыцарских мечей и заулыбался, услышав, что говорят о нем.

– Восхищен фантазией твоего сына, это же надо было такое выдумать! Небо, покоящееся на кронах древ точно на колоннах. Молодец Петр! – улыбнулся Леон, взглянув на мальчика.

Петр подошел к отцу и тот взял его одной рукой. В огромных руках Зотика ребенок выглядел крохотным. Отец усадил сына к себе на колени и поцеловал в макушку.

– Дети – это счастье, Леон. Покуда не появятся, не понимаешь этого, думаешь о том, как кому-то в голову вообще приходит завести этих шумных засранцев! – Ехал мальчик маленький, на лошадке серенькой – по ровненькой дорожке, по ровненькой дорожке, по кочкам, по кочкам, по ухабам, по ухабам, прямо в яму – бух! – Зотик раздвинул колени, и Петр едва не провалился, но отец удержал его за руки.

Ребенок пришел в дикий восторг от этой игры, а Леон, подперев подбородок, с умилением наблюдал за другом и его сыном. Анна смотрела на Леона и мечтательно вздыхала, втайне надеясь на то, что рыцарь обратит на нее внимание. Леон был рад встрече с давним другом и его семьей. Да и вообще, он испытывал блаженное и обволакивающее как теплое одеяло, чувство уюта от выдавшегося застолья. Хорошо вот так пить горячий травяной чай, есть лакомства, приготовленные Ариной, пока за окном беспощадной плетью дождя серую землю хлестал ливень, гневаясь раскатами грома.

***

Готфрид задумал не иначе как преступление. Перво-наперво, он осмотрелся, – вокруг никого, все сидят по домам, а серая пелена дождя сильно ухудшает видимость. Отлично, все складывается удачно. Сердце рыцаря бешено колотилось, он ощущал себя ребенком, прокравшимся на кухню, дабы не дожидаясь пока мать закончит готовку, украсть вкусненькое. Прикрывая себя плащом от дождя, рыцарь направился совсем не в ту сторону, где располагался нужник. Тут перед глазами что-то мелькнуло, и рыцарь сначала подумал, что это вспышка от молнии. Но нет, это… радиант, Готфрид был готов поклясться, что тот же самый, что вился вокруг него на тракте. Он сам не знал почему ему так показалось, может он и ошибался. Когда медуза поменяла форму на крылатую лошадь, Готфрид убедился в том, что радиант и правда прежний. Более того, только сейчас Готфрид осознал, что в момент их встречи радиант принял форму того, о чем думал Готфрид. Тогда рыцарь воображал себе, как его верный конь Диат обретает крылья и на нем он взмывает в небеса для сражения с солнцем. Образ крылатой лошади впечатлил Готфрида еще в детстве и с тех пор не оставлял. Быть может потому, что это напоминание о матери, увлекавшейся живописью. На ее последней картине был изображен этот образ. Вероятно, вновь приняв этот облик, радиант хотел напомнить Готфриду, что они уже знакомы. Кто разберет эти призрачные осколки неведомой силы?

«Вот же примотался-то, а!». – подумал Готфрид, крадущийся как вор в ночи, хотя вокруг и так никого не было.

Чтобы проверить свое предположение, юноша сосредоточился на том, ради чего вышел на улицу и к его удивлению, радиант изменился. Из крылатой лошади он обернулся женской фигурой пепельного цвета, крохотной как сказочная помесь бабочки и человека. Из самых приметных черт, существо имело пепельные волосы и две бирюзовые бусинки-глаза, на условном лице без черт. Девочка уселась на левое плечо Готфриду и болтала тонкими ножками. Ее пепельные волосы плавали в воздухе как в воде, то поднимаясь вверх, то растекаясь по горизонтали. Готфрид попытался смахнуть ее с плеча, но его рука прошла сквозь крохотную фигурку, а та лишь поднесла руку к лицу и закивала головой – хихикает, понял Готфрид.

– Лады, хочешь со мной, идем, только тихо, ясно? – прошептал Готфрид и фигурка закивала головой, удивляя рыцаря тем, что все прекрасно понимает.

Будь сейчас другое место и время, Готфрид бы несказанно удивился происходящему с радиантом. Однако сейчас все его мысли и чувства, раскаленной цепью приковало к себе задуманное. Прошмыгнув мимо конюшен и обойдя одно из деревьев, к которому был привязан разбойник, Готфрид подскочил к тому, где находилась Чернобурка. Отчего-то он думал, что сейчас застанет лишь веревки на земле и это было бы по-своему хорошо. Рыцарь застал альвийку поднявшей голову вверх, словно смотрящую в листву дерева, глаза ее были закрыты, и девушка подставила лицо каплям дождя.

– Я знаю, что у тебя есть еще стилеты. Где? – быстро проговорил Готфрид, подойдя к альвийке.

– Правая голень, – не удивляясь Готфриду со странным компаньоном на плече, ответила Чернобурка.

Когда речь шла о любой возможности освободиться, все остальное сколь бы удивительным ни было, для разбойницы не имело ровным счетом никакого значения. Рыцарь присел и ощупал голень девушки, найдя в передней ее части нечто твердое. Сняв сапог, он закатал штанину и вынул из крепящегося ремешкам чехла, стилет. Заботливо вернув сапог на место, Готфрид поспешно перерезал веревки, удерживающие альвийку у дерева, и протянул ей ее оружие, рукоятью вперед. Все его оружие осталось в доме, как и доспехи. Альвийка схватила стилет и не глядя засунула в кожаные ножны на поясе. Столь же молниеносно, Чернобурка дерзко схватила другой рукой рыцаря за ворот рубахи и дернула на себя так, что их лбы едва не столкнулись. Вместо этого столкнулись их губы в жгучем и полном страсти поцелуе, как если бы они были давними любовниками, встретившимися после длительной разлуки. Готфрид отбросил свой плащ прямо на землю, схватив девушку за талию и привлекая к себе всем телом, хотя она и так была рядом. Сейчас он ощутил доселе непознанную хрупкость, словно держал в руках ребенка, а не разбойничью атаманшу. Внутренняя искра, вспыхнувшая где-то в груди ранее, еще в лесу, теперь обратилась неудержимым пожаром, когда столкнулась с другой такой же искрой, хранимой в груди у плененной разбойницы. Никто из двоих и не думал прекращать начатое, а Готфрид, напирая прижал альвийку к стволу дерева. Та даже и не думала выбивать себе свободу, всецело отдаваясь тому урагану страсти, что породила эта пара, предпочитающая в одежде черный цвет. Сейчас Готфриду было все равно, увидит ли их кто-то и что Леон или Зотик тоже могут выйти на улицу. Он не думал, он просто не мог думать, даже если бы захотел изо всех сил. Готфрид пал, сраженный той страстью, что распалила в нем эта чертовка. Когда он отстранился, то тяжело дышал, опьяненный недостатком воздуха от затяжного поцелуя и всего произошедшего в целом. На него смотрели бирюзовые глаза, и кое-что новое, – улыбка девушки, не ухмылка, а настоящая улыбка! Ах, как же ему хотелось поведать миру о том, как красиво она улыбается! Но в нем не находилось слов для столь простого подвига. Радиант в виде женской фигурки все еще сидел у него на плече, но Готфрид о нем уже и думать забыл, как и обо всем остальном мире.

– Ты и правда сумасшедший! – обессилено выдохнула Чернобурка, как будто отдавшая поцелую все свои силы.

– Наверное… я не знаю… не хочу знать, – ответил рыцарь, глупо улыбаясь и вымокая под дождем.

Готфрид хотел добавить что-то еще, но Чернобурка приложила указательный палец к его губам, а затем развернулась и убежала прочь, растворившись в серой пелене дождя. Готфрид поднял свой плащ и веревки. Смыв грязь с плаща под дождем, рыцарь прокрался к нужнику и избавился от веревок. К его изумлению, радиант за ним в деревенский нужник не последовал. Перерезанные путы в том месте, где была связана альвийка ему были ни к чему. Сейчас все его мысли приковала к себе Чернобурка и повсюду следующий за ним радиант не волновал Готфрида совершенно. Впрочем, если бы сейчас по пятам за ним следовал огромный хищный завр, рыцарь бы не заметил и его.

***

– Я уже успел соскучиться по домашнему уюту! На улице черти что, гроза не ослабляет хватку. – отжимая в очередной раз плащ на крыльце, посетовал Готфрид и зашел в дом. Радиант остался снаружи, не смея следовать внутрь. Женская фигурка подплыла к окну и осторожно заглянула внутрь, подсматривая за застольем друзей.

– Опять дороги развезет так, что не пройти, ни проехать! – прокомментировал грозу Зотик.

Петр утомился от игр с отцом после еды и уснул прямо у него на руках. Рыжий великан унес его в комнату и вернулся к друзьям. Анна откланялась, покинув застолье и занялась вышивкой.

– Кстати, Зотик, а что это за статуя у вас стоит посреди деревни. Выглядит если честно так, как если бы с неба упала. – вдруг вспомнил Готфрид.

– А-а, баба-то без титек? Эт точно, боги задели ненароком ее на краю своейной обители, вот она к нам на голову и рухнула. – хохотнул Зотик, развивая шутку.

– Если честно и мне крайне любопытно, откуда она, – отозвался Леон.

– А мне любопытно, почему у нее передок сколот, упала на землю грудью? Видимо не маленькая грудь была, раз все остальное уцелело. – пошутил Готфрид.

– Да эт бабы наши, собрались да попортили, чтоб мужики их и дети не пялились. Ворчали, мол шибко уж как настоящая, мол нехай на холодную грудь зенки таращить и лапать, покуда теплая под боком. Тут еще один мужик придумал поверье, что мол это статуя самой богини Эйнилеи и если потереть ее грудь, то удача будет сопутствовать в каждом деле.