Нестихи. Книга вторая

Я не искал острых ощущений, я не имел пустот, тех, что заполняют, учащенно дыша. Мой мир был крив, но устойчив. Теперь в нем падает штукатурка, и из щелей струиться вода и свет.

А там, за шаткими стенами с небес свешивается огненный локон, и Луна мерцает в её хвосте. Не в силах удержать себя, я пустился в путешествие в поисках Ultima Thule, в поисках моей далекой страны.

Можно быть рядом, можно держать её дороги в своих ладонях, но не приблизиться к ней ни на шаг. Можно бродить по её закоулкам, но не пройти сквозь столбовые ворота. Можно взобраться на все её башни, но не увидеть площадь в огнях. Её не объять, даже если обнять.

Но все просто. Просто эту страну не надо пытаться понять, она не загадка, она не задача.

Она есть. Просто есть. Как та стена света…

Она есть, чтобы знать, что существует что-то бОльшее, что-то невозможное… чтобы вновь поверить в чудеса.

Чтобы вновь убедиться в нерукотворности этого мира.

«ВЕНЕРА»

Расскажи, как там на Венере? Какая там погода? Наверно, чУдная.

Ты говоришь, что там нет иных времен года, кроме весны и золотой осени? Красиво.

И там бабочки живут по 300 лет, каждый день меняя крылья? И поэтому рощи, где они обитают вечно устелены разноцветным ковром, который нежно хрустит под босыми ногами. И идти по нему, словно скользить по щёлку?

И день начинается с чистого рассвета, и голубое солнце всходит на золотом небе?

А ветра? Бывают у вас там ветра? Утром теплые, а в жару прохладные? И все пахнут сиренью и кипарисами? И из любого окна видно море?

А дожди? Каждый заказывает себе сам, когда хочется попрыгать по молочным лужам или пройтись по радуге?

А чем на Венере пахнет счастье? Тишиной и дерево? Теплым деревом и пушистой тишиной? Как прохладная подушка после жаркой полевой дороги?

А что вы там едите? Васильковые облака? Прямо ложкой? Прямо с неба?

Но у вас же бывают беды? Нет? Почему? А, вот как… Вы не вмешиваетесь в правила мирозданья? Но вы же ссоритесь друг с другом? Ну хоть иногда? Ну хоть по мелочи? Ты хочешь сказать, что смех не позволяет вам серьезно к несоответствию?

Но почему ты оказалась тогда здесь? У вас на Венере закончилась любовь? А разве любовь – это так важно? Но ведь голубое солнце и золотой небосклон, разве этого мало?

А откуда этот ветерок, что колышет твоё облачное платье? А… Так вот что значит золото в твоих волосах и голубые брызги глаз… Ты была там небом?

И каково тебе на Земле? Здесь надо постараться, чтобы увидеть брильянты.

Но посмотри в мои глаза. Среди этих достопримечательностей ада, смотри в мои глаза. Ты видишь с них ворота? Единственное преимущество Земли в том, то этом пекле есть выход.

Тебе понравится на той стороне. Там нет небес, там нет воды, там есть только ты и я. А это больше, чем триллион вселенных. Ты безошибочно выбрала сталкера.

«ТРИ ВЕТРА»

Жара. Духота. Занавеска безвольно висит, словно покинутый храм. Самое время поговорить о ветре.

Кто-то считает, что ветер – ёлок не просто пригоршня воздуха.

Адепты этого учения верят, что ветер легок и свободен. Он не имеет долгов и забот. И если он залетел в окно, то это лишь его воля.

Эти люди устраивают праздники и носят на голове прозрачные и трепещущиеся накидки. Они трясут деревья и шелестят травой. Они с детскими и наивными глазами выходят по утрам на дежурство и играют на флейте незамысловатые мелодии, веря, что они нравятся ветру.

И любое дуновение считают добрым знаком. Жаль, что ветер не знает об их существовании.

Другие же считают, что ветер похож на хвостатый столб. И все порывы из одного родника. Не столб носится по миру. Столб неподвижен. Он пронизывает всю Вселенную. И мы без тормозов кружим на нашем голубом и дымном шаре, неряшливо цепляясь шляпами и хлопающими дверями за его протуберанцы. Но штурманы в своих будках порой теряют бдительность, и корабль неотвратимо несет на прозрачные глыбы упругого ветра, что разбросаны в сумрачной пустоте. Эти windберги не знают пощады. Они не имеет целью развеять туман или притушить жару, не имеют целью разрушить города и вспенить волны. Они не имеют цели.

Единственное, что по нраву летящему воздуху, это нести в своих ладонях нежные цветки сакуры. Тогда он улыбается и танцует. А если нет поблизости дикой вишни, то тогда понять мысли ветра не получится. Он выше мыслей. Он сам повод для них. Такой ветер похож на божество, и нет повода для радости в этом учении.

Но в глубоких пещерах, что находятся у вершин гор, живет племя, незнающее времени. И поэтому они и не ведают поклонов или страха.

Они по вечерам скручивают ветер в бурлящий комок и катают его по каменному столу, пока готовится их кислый чай с маслом и соленым вареньем. А потом весело швыряют ветер в ущелье и глядят, как тот разворачивает крылья и ярко-прозрачной бабочкой уносится вниз в скрытые облаками долины. И так день изо дня.

А где-то на ультрамариновом небосводе качаются звёзды, и невидимые и безымянные порывы сдувают с них серебряную пыль, что кружит и с тихим перезвоном оседает на висках молчаливых капитанов бескрайнего плавания.

«ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ»

Пустая Москва. Белая Москва. Город переливается иллюминацией, как стеклянная страза. Она слегка покачивается, будто игрушка на огромной рождественской елке в бальной зале. Но не от танцев и веселья. От сквозняка, который тут же заполнил послепраздничную пустоту. Эхо отыгранного вальса уселось на обитый полосатым бархатом стул с высокой спинкой, отдышалось и, беззвучно скользя по паркету, что игриво отразил огромную люстру, двинулось к полуприкрытым белым дверям, с резной филенкой, и скрылось в реверансе…

На одиноком столике в забытом бокале продолжало бурлить шампанское, искрясь и не замечая, что все уже разошлись, и уже никому не нужен его золотистый задор…

Москва ежилась в легкой курточке и огромном шарфе. Она уже давно привыкла к более теплому ветру.

Но оконное стекло кафе заботливо спасало, уютно отражая плывущие мимо фары и невидимые струи холода.

Над столиком зависло облако ароматов и воспоминаний, тех, что как подзорный калейдоскоп, по-своему открывают неведомые дали.

Еще нет бездомный собак, что в одиноком удивлении, бродят в поисках ответов.

Еще окна святятся праздником.

Еще дверные ручки не съежились от страха.

И скорая не спеша возвращается на базу.

Еще время Рождества.

Лимон, словно что-то летнее, плавает в чае и манит. Пирог надкушен, но не сломлен, не побежден.

Слова, как пар над чашкой, легки и вкусно пахнут. В этих маленьких облачках живут беззаботные феи прошедшего, пускай даже грустного, но все равно прошедшего, значит прощенного.

Как по волшебству, из воздуха и улыбок рождаются испанские поля, московские дворики, американские мокрые ветра, греческие серебряные волны, и все радует глаз и щекочет душу, будто бенгальский огонь над ладонью.

И даже кривой и промозглый переулок, что пересекает память, не становится преградой, а становится аллей. И из старых стен проступает сиреневая весна. И время отлучилось на минуточку. Но только что-то сдавливает грудь, когда рассевается это хрупкое облако…

и остаётся лишь дорога по замершему городу…

среди огней и колючего ветра.

Дорога к маю.

«БЛИКИ НА ШАРЕ»

Серый рассвет,

Сквозь колючее утро

Мимо себя

Со счастьем навылет.

Нет горизонта, потому что нет неба,

И облака хрустят под ногой.

Нету опоры – всё вязко и хрупко

или всё ветрено, словно туман.

Клочья, осколки, нелепые письма,

Нити без связи,

Сумерки в поле.

Как в феврале, всё белесо и колко.

Вьюга-подруга, незваная гостья

Не убегает и не уносит

Просто сидит в уголке.

Захлопнулся шар – бесконечность повсюду

или предел – если мерить на ощупь.

Но где-то есть звезды, и где-то есть запах,

Запах надежды,

Чего же желать ещё?

Но всё это лишь блики на шаре,

Что вертится детской прихоти ради

На праздничной хвое средь прочих игрушек,

Сверкая в провалах меж тиканьем стрелок....

«АВГУСТ»

И снова осень заблестела в твоих волосах. И снова небо поднимается выше на крыльях перистых облаков. Необычная смена сезонов – после зимы, перепрятав за глухими стенами капель и жару, время вновь разукрашивает воздух золотом. Дыхание сбивается от такой жесткой склейки и мир, как чай в стакане на столике нескорого поезда, колючей дробью дрожит и не укладывается в ровный глоток, обжигая губы. Как сказал мудрейший – наступает времятресение. Как будто финальная страница романа опалена огнём, и книга закончилась нелепо, без развязки, на полуслове. И уже никто никогда не узнаёт, встретил ли герой рассвет, сидя на несметных сокровищах, глядя на смеренный океан…

Вечер включил люстру-Луну, которая проявилась сквозь сумрачное марево и повисла, похожа на лимонную дольку – прозрачна и желанна. Трасса струится и мигает на излучинах. Храм чернеет на тлеющем небосклоне, и верная звезда блестит над крестами, как Прощальная Надежда.