Он достал телефон, и его лицо мгновенно осветилось и показалось восковым. Сжатые губы под черными волосами выглядели приятно. Наверное, у него твердый рот. Жаль, что он курит.

Он позвонил мне на следующий день и монотонно рассказал про что-то психологическое и любопытное. И я заключила, что иногда монотонность бывает возбуждающей, когда хочется слегка придушить собеседника и закрыть поцелуем рот.

За моим окном снова был дождь, но я не чувствовала его запаха. Все казалось очень безвкусным и бесцветным, и я загрустила. В трубке где-то очень далеко доносился женский голос.

– Подождите, мне нужно немного посидеть с ребенком, – сказал мужчина.

Я посмотрела на своего, спящего с громадной машиной подмышкой, и решила, что мне не надо.

– Хорошо, – согласилась я и провела ногтями по стеклу по кошачьи – стекло скрипнуло, и стало неприятно под кожей; я нажала «сброс».

Он перезвонил через пять минут – я зачем-то засекла время. Я успела перейти в зал и лечь на диван. Лампочка под потолком бесила, но плафон люстры разбился при переезде.

– Простите, что так долго, – извинился он. – Вот теперь я совершенно свободен и совершенно ваш. Потому что теперь я ушел в гроб.

Я закинула ногу на спинку дивана и попросила:

– Расскажите о вашем гробе, иначе я умру от любопытства заранее.

– Вы не должны этого делать. Но вам были бы к лицу красные бусы на белом.

– Странная фантазия, но я вас не выбирала, – и я снова подумала о его детстве.

В доме напротив горели желтые окна и, наверное, меня было видно. Дома стояли совсем близко, почти как в Питере, и между ними было совсем мало воздуха. А на моих окнах не было штор, потому что шторы были страшные и старые, и я решила не доставать их из коробки. И теперь я жила в аквариуме.

– Мы живем у тещи в квартире в двушке. Теща громко включает Малахова, ребенок постоянно орет – знаете, я и не знал, что дети постоянно орут. А я – писатель, понимаете?

Я понимала. Тогда еще я, кажется, думала, что поэтесса.

– Между двух комнат, – продолжил он, – есть ниша. Я переделал ее в кабинет. Это мой личный квадратный метр жилплощади. Здесь душно и тесно и всегда горит свет так, что не знаешь, какое время суток. Но я доволен. В конце концов, при таком положении даже умирать не страшно – что меняется, по сути? Один гроб меняется на другой – более праздничный, с шелковыми простынями и подушкой. Я вас повеселил?