Очерки круизной океанологии

Судя по тому, что известно о взаимоотношениях Солженицына и Панина, ирония здесь присутствует, но очень доброжелательная.

В моей собственной мировоззренческой конструкции центральное место занимает классификация данных мониторинга, внешне простая, но ведущая к важным следствиям. Все показатели состояния окружающей среды подразделяются на непосредственные результаты наблюдений, инерционные, климатические и расчетные оценки. Для каждой из этих четырех категорий есть определенные требования к получению и интерпретации данных. Если они не выполняются, данные заметаются под ковер и называются экспертными оценками. Таким образом, классификация становится исчерпывающей.

Подбирая аналогичные примеры исчерпывающих классификаций, я сначала вспомнил приписываемую Ежову мысль, что всё взрослое население страны делится на осужденных, подследственных и подозреваемых. Конечно, такие ассоциации в любой аудитории были бы неуместны. Позже нашелся более удачный пример из какой-то книги о русских землепроходцах (без точной ссылки здесь можно обойтись). Отправляясь в многолетние походы, они изредка присылали царю «отписки», «скаски» и челобитные. Легко сообразить, что в научном учреждении любому начальнику для сортировки документов, поступающих от подчиненных, достаточно трех аналогичных папок: отписки (они же – аннотационные отчеты), сказки (заключительные отчеты), челобитные (одинаковые во все времена).

Разнообразие научных дисциплин постепенно начинает конкурировать с биоразнообразием, и при этом ему пока ничего не грозит. Некоторые названия интересны сами по себе. Так, в одном из финляндских университетов есть кафедра славистики и балтологии (не путать с болтологией, которая объединяет все области гуманитарного знания). А в университете Торонто есть факультет эскимологии (не вина переводчика, что это скорее ассоциируется с Винни-Пухом, чем с коренными народами Севера).

Еще одна современная наука заслуживает развернутого комментария. Не имея ничего общего с краеведением, она сыграла важную роль в проекте «Кольская энциклопедия». Это вполне доброкачественное издание, содержательное, прекрасно оформленное, хорошо взвешенное по тематике и персоналиям. К 2010 году вышло два тома, А-Д и Е-К. Будучи увековечен в первом из них, я слежу за дальнейшей судьбой энциклопедии как незаинтересованный наблюдатель, а она внушает опасения. Дело в том, что издание финансировалось из областного бюджета, и это оказалось возможным только благодаря поддержке губернатора Ю. А. Евдокимова, теперь уже бывшего (не зря, наверное, редакция оставила букву Е для второго тома). Как нарочно, новый губернатор Д. Дмитриенко раньше в Мурманской области не работал и принял дела уже после выхода первого тома. (Можно представить себе визит редколлегии к губернатору: «Извиняемся, конечно, что Вашу букву уже проехали, но не дадите ли денег на продолжение энциклопедии?» Впрочем, они могут сделать допечатку с заменой страниц, удалив того же Дженюка или кого-нибудь из шести Дмитриевых.)

Когда мне понадобилось сослаться на это издание, выходные данные не внушали подозрений: Кольская энциклопедия. Том II. – СПб.: ИС; Апатиты: КНЦ РАН, 2009. И только позже я заметил в конце тома развернутые сведения о первом издателе: Институт соитологии, Санкт-Петербург. Может быть, опечатка, наподобие знаменитой «Британской энциклопудии»? Нет, название повторено не один раз, причем в обоих томах. Разъяснение нашлось в Интернете:

«Термины “соитология” и “соитолог” происходят от старого русского слова “соитие” и впервые были введены в обиход в феврале 2001 года. Учение о соитии разработано известным петербургским философом и писателем Неониллой Самухиной, опиравшейся в своих исследованиях на родовые знания по славянскому соитию и новейшие данные в области психологии, физиологии и медицины. Объединив единомышленников из ведущих академических институтов – психологов, филологов, историков, искусствоведов и специалистов в области эротико-сексуальных отношений, – она возглавила НИИ соитологии».

Институт соитологии функционирует с 2004 года и свой адрес не скрывает – Средний проспект В. О., 55. Помимо научных исследований он издает несколько серий эротической литературы, но региональные энциклопедии в списке изданий не представлены. Любопытно, конечно, как могло возникнуть содружество этого института с Кольским научным центром и областной администрацией, но пока я знаю об этом ровно столько, сколько можно почерпнуть из «Кольской энциклопедии».

Среди немногого, что я еще хотел бы совершить в своей жизни, есть такое: незадолго перед окончательным выходом на пенсию на каком-нибудь научном фуршете произнести тост: «За погибель рецензируемых журналов!»

Личной обиды на журналы у меня нет. Мои статьи ни разу не отклонялись, не возвращались на доработку и рано или поздно выходили в свет. Правда, в рецензируемых журналах, как их понимают теперь, я печатался мало, а без соавторства – и вовсе только один раз. Даже этот единственный случай не показателен, поскольку, по предложению редактора, я сам на себя организовал и написал рецензию.

В защиту своей позиции приведу два аргумента. Первый, совсем наивный, состоит в том, что журнал должен быть интересен для читателя (не выборочно, а весь) и формировать свою аудиторию. Если ограничиться только научной и научно-популярной журналистикой, то в советское время безупречны в этом отношении были «Химия и жизнь», «Знание – сила», «Земля и вселенная», близка к этому «Природа». Не называю «Науку и жизнь»: с одной стороны, она была перегружена официальными статьями о научно-техническом прогрессе, а с другой – пыталась угодить сразу всем – садоводам, шахматистам, домашним мастерам, молодым родителям и т. п. Переходя к журналам из списка ВАК, можно предположить, что «Вопросы литературы», «Вопросы философии», «Азия и Африка сегодня» и многие другие сейчас не менее интересны, чем были во времена интеллектуальных дефицитов.

Совсем не то с журналами, вроде бы близкими мне по прежним и теперешним научным интересам, – «Метеорологией и гидрологией», «Океанологией», «Известиями РГО» и др. Несправедливо сравнивать их с популярными изданиями, но журнал все-таки не должен быть складом разнородных статей с малочисленными и абсолютно несовпадающими целевыми группами читателей. При этом в таких журналах нет ни анализа современных проблем, ни дискуссий, ни авторского взгляда на организацию науки, планирование экспедиций, научную аттестацию и всё другое, из чего складывается наша профессиональная жизнь. «Метеорология и гидрология» в самые сложные для Росгидромета годы, кажется, ни разу не затрагивала острые темы – упадок сети, ликвидацию флота и экспедиционных наблюдений, потерю поколения специалистов. «Океанология» тоже обходится без обсуждения ситуации в океанологической науке и практике. Несколько лучше в этом отношении географические журналы («Известия РГО», «Известия РАН, сер. геогр.»), они хотя бы от случая к случаю обсуждают судьбу географии и ее место в современном мире.

Рецензии, как правило, печатаются заказные и формальные, а юбилейные заметки и некрологи – в стиле анкет или наградных листов. Редчайшим исключением была лет десять назад рецензия в «Известиях РАН»: «Без музыки, один, не пьяный», но это, как-никак, написал Дмитрий Орешкин о книге Игоря Зотикова – обе личности достаточно нестандартные. Вообще журналы с конца 80-х до начала нулевых (в частности, «Природа», «Вестник РАН»), были явно более раскрепощены в подаче материалов.

Другая претензия к журналам связана с местом, которое они занимают в жизни научного работника. В молодости мне представлялось (и, возможно, тогда в какой-то мере так и было), что любая публикация – это выдающееся достижение, своего рода пропуск в бессмертие. В ней обязательно должна быть оригинальная идея, непозволительно повторять уже опубликованное, даже частично. Организация работы в ведомственном институте (Мурманском филиале ААНИИ) способствовала этому заблуждению. Главным результатом считался научный отчет, следующим или таким же по важности – результаты внедрения. Публикации были желательным, но все-таки побочным показателем. Позже, в академическом институте, иерархия резко изменилась. Оказалось, что результативность сотрудника ценится по количеству и качеству публикаций, причем под качеством подразумевается только место опубликования статьи. Увидеть свое имя в печати стало уже не событием, а выполнением должностной инструкции.

Помимо этого, научные журналы дискредитируются коллективным авторством. Не буду останавливаться на соавторах-начальниках, но и приписывание технических исполнителей немногим лучше. С этой практикой я тоже познакомился в отраслевом институте. От добавления лишних фамилий никому не было хуже, на распределение зарплаты это не влияло. Как следствие, будущим историкам науки придется долго расчищать авторские указатели от фамилий сотрудников (чаще сотрудниц), которые могли ничего и не знать о смысле своей работы («наносим точки на логарифмическую бумагу, проводим по ним линии»).

Все эти выпады, казалось бы, опровергаются тем, что система рецензируемых журналов успешно действует и способствует расцвету науки в Европе и Америке. Не уверен, что это так. Современная организация науки – это что-то вроде фабрики научных результатов, где действуют отработанные методы и технологии, в том числе и в написании статей. А потом кто-нибудь вроде президента Кеннеди приходит к выводу: «У меня есть тысячи специалистов, которые могут построить пирамиду, но нет никого, кто сказал бы, стоит ли ее строить» (цит. по: Вестник РАН. 2001. № 9. C. 836, со ссылкой на выступление М. П. Кирпичникова в 1999 г.).

Не обойтись еще без одного замечания. Удивляет покорность, с которой научная общественность приняла требование ВАК об обязательных публикациях в рецензируемых журналах для соискателей. Казалось бы, весь процесс защиты – гарантия гласности и рецензирования. Автореферат представляет работу лучше, чем любая россыпь статей (да и не всякая диссертация легко распадается на статьи – у меня самого была такая), и адресно доводится до всех специалистов, что легко проверяется по списку рассылки. Диссертация получает три-четыре обязательных отзыва и несколько добровольных, среди которых знающий человек легко отличит настоящие от имитаций. Теперь уже трудно поверить, но в бюрократическое советское время даже на докторском уровне можно было заменить публикации депонированием всей диссертации или отдельных статей (другое дело, что сам процесс депонирования был таким громоздким, что мало кто им пользовался).

Не будет научных журналов – останутся без работы специалисты и институты, занятые составлением индексов научного цитирования. На этот рынок рискованно выходить с оригинальными мыслями, можно остаться незамеченным (или проигнорированным). Зато фактические данные там всегда в цене. Возьмем для примера статью: Арзанов Ю. Г. и др. Предварительный список жесткокрылых (Coleoptera) территории музея-заповедника М. А. Шолохова (Ростовская область) // Вёшенский вестник. 2004. № 3. С. 185–232. (Я ее не видел, но ссылка подлинная.) Теперь на нее должны будут ссылаться во всех работах по насекомым и вообще по фауне Среднего Дона и прилегающих территорий, а заодно и по охране степной природы. В свою очередь, авторы, развивая свой успех (то ли расширив географию жесткокрылых, то ли перейдя от жуков к бабочкам), смогут ссылаться на тех, кто их процитировал, и это обеспечит рост индекса в геометрической прогрессии.

Перейдем от научных журналов к организации конференций. В мои студенческие и аспирантские годы передовые журналисты вроде Ярослава Голованова объясняли читателям, что на таких мероприятиях докладчик и слушатели – не главное. Движение научной мысли происходит в кулуарах, где ученые общаются свободно, без повестки и в самых разных сочетаниях. Может быть, мне не повезло с научной средой, но все мои впечатления о конференциях – большие или малые залы, где аудитория безропотно получает ненужную ей информацию. Совсем недавнее воспоминание: после очередного доклада ведущий благодарит за интересное сообщение и отмечает: «Мы не так уж часто слушаем доклады о бактериопланктоне прибрежных вод Баренцева моря» (я бы считал, что интеллигентному человеку достаточно что-то узнать об этом один раз в жизни, а может быть, и одного раза много). И нигде никаких кулуаров, для них часто нет и места.

Как писал еще в XIX веке Генри Торо (цитирую по памяти): «Общение в наши дни стало слишком дешевым. Мы встречаемся, не успевая обрести друг для друга новых ценностей».

В моей небольшой коллекции есть два примера тематики конференций, абсолютно противоположных по масштабу и значимости проблем, причем оба относятся к одному региону, не самому ведущему в российской науке. В 1999 году Удмуртский университет провел международное совещание «Жизнь и факторы биогенеза» со следующими темами:

– определение жизни;

– происхождение жизни;

– Вселенная и жизнь;

– факторы среды и жизнь;

– геологическая история жизни и факторы биогенеза и эволюции;

– жизнь в ближайшем и далеком будущем (научный прогноз).

Когда мировые загадки решены, остается заполнить последние белые пятнышки в научной картине мира. Спустя пять лет во всероссийском перечне научных конференций встретилась такая: «Удмуртия в Первой мировой войне» (тема интересна еще и потому, что Удмуртия в виде автономной области впервые появилась на карте только в 1920 году).

Прогрессирует или деградирует российская наука? Приведу аргумент из близкой мне области. Посмотрим, как сменяли друг друга президенты Географического общества СССР, впоследствии – Русского географического общества, начиная с 30-х годов прошлого века. Примечательно, что по мере движения от начала к концу списка нарастает необходимость в пояснениях к фамилиям. Итак: Н. И. Вавилов – Л. С. Берг – академик Е. Н. Павловский (классик медицинской географии и паразитологии) – академик С. В. Калесник (разработчик теоретических основ физической географии) – академик А. Ф. Трешников (выдающийся полярник, руководитель экспедиций и институтов, соавтор схемы циркуляции Северного Ледовитого океана) – профессор ЛГУ С. Б. Лавров (автор трудов по экономической географии СССР, противник рыночных реформ) – профессор СПбГУ Ю. П. Селиверстов (геолог и геоморфолог, автор учебников, известен работами в Западной Африке и Монголии) – контр-адмирал, доктор технических наук А. А. Комарицын (начальник Гидрографической службы ВМФ, данных о вкладе в географическую науку у меня нет) – С. К. Шойгу (министр).

В каждом отдельном случае оценки могут быть неоднозначными, но общая тенденция к понижению, на мой взгляд, выражена четко. Это относится и к последней фамилии, если сравнивать перечисленных деятелей с позиций географии (да и науки вообще).

Мои личные отношения с географической наукой можно определить словами Окуджавы: «Нас юность сводила, да старость свела». Школьной любви к географии не хватило на то, чтобы пойти на географический факультет Львовского университета (что с большой вероятностью означало бы распределение в сельскую или райцентровскую школу). Квалификация инженера-океанолога, а затем научная специализация по морским волнам тоже не приближали к географии в широком смысле этого понятия. И только новые научные интересы и преподавание на кафедре географии привели к тому, чем, может быть, стоило бы заниматься изначально.

Как сказано другим великим поэтом XX века: «Было нечего надеть, стало некуда носить». В самом деле, по представлениям недавнего прошлого, мы теперь немыслимо богаты цветными картинками и видеопродукцией, компьютерной картографией, получили доступ к информационным ресурсам всего цивилизованного мира. Не видно только площадки, на которой география могла бы стать конкурентоспособной областью науки и культуры (не считать же таковой Географическое общество, в котором президент и главный попечитель, похоже, отождествляют географию с экстремальным туризмом).

Современная география удивляет пристальным вниманием к мелочам и безразличием к важному. Давно хотелось бы где-нибудь использовать хорошую цитату: «Мы, в сущности, решительно не знаем ни своей воды, ни своей земли, ни воздуха, ни растительности, ни животного мира, ни даже нашего мужика и местных порайонных, экономических и бытовых различий» (Докучаев В. В. Соч. Т. VII. М.: Изд-во АН СССР, 1953).

Помешало цитированию только то, что ни в институтской, ни в областной научной библиотеках не оказалось собрания сочинений Докучаева (и вряд ли кому-нибудь, кроме меня, оно может понадобиться), а для полноценной ссылки надо бы знать название конкретной работы. Это высказывание особенно актуально по отношению к «мужику». С тех пор как я в нескольких публикациях написал о мониторинге населения, прошла перепись 2010 года, по общему признанию, еще более бездарная, чем предыдущая. Помимо общей слабой достоверности она, как и раньше, не выдала информации о закрытых городах, гарнизонах, местах заключения, не показала реальных перемещений людей и тех самых различий, о которых размышлял Докучаев. Но при этом сотни географов на несколько лет вперед будут обеспечены материалами для публикаций и защит.

2011

Из истории российско-французских научных контактов

В середине 90-х годов мне пришлось недолго, но интенсивно поработать заведующим международным отделом Мурманского морского биологического института. С тех пор в моем личном архиве сохранилась небольшая переписка по поводу публикации одного нашего ученого (далее – доктор З., не путать с обладателем того же инициала, продолжающим работать в ММБИ) в международном журнале «Cellular and Molecular Biology», который издается в Нуази-ле-Гран, Франция. Точнее, у меня есть только копии трех писем главного редактора этого журнала профессора В., но они вполне достаточны для восстановления полной картины событий. Конфиденциальность здесь, безусловно, нарушена (никто не разрешал мне обнародовать эти письма), но могу сказать в свое оправдание, что письма так или иначе остались в нашем делопроизводстве, а история, о которой пойдет речь, в конечном счете не повредила ни отношениям двух наших стран, ни успешной дальнейшей карьере доктора З., который уже давно уехал из Мурманска.

Перевод сделан не очень тщательно, но по возможности с точной передачей смысла. Все шрифтовые выделения принадлежат автору писем.

Итак, письмо первое. К чести мурманской почты, она сумела разобраться с искаженным адресом (правильный, но на то время уже устаревший – пос. Дальние Зеленцы Мурманской обл.):

Noisy-le-Grand, 30 December 1993

Dr. Z.

Murmansk Institute of Marine Biology

184631 DELNYE ZELNTSKY

Murmansk Region – Russia

Уважаемый д-р З.,

Был рад получить Ваши добрые пожелания к Рождеству и Новому году. Выражаю Вам аналогичные пожелания в надежде, что Вы останетесь в добром здравии в наступающем году и продолжите выполнять интересные исследования.

Пользуюсь возможностью одновременно с этими пожеланиями напомнить Вам о деликатной проблеме, а именно, что, несмотря на два напоминания, посланных Вам, Вы до сих пор не оплатили свои оттиски, которые Вы заказали и подтвердили своей подписью готовность к оплате. Вы – единственный автор, который в 1993 г. не оплатил заказанные оттиски и не дал в связи с этим никаких объяснений.

Вы хорошо знаете, что заказ оттисков стоит определенную сумму денег. Поэтому теперь я лично прошу Вас оплатить эти оттиски в кратчайший срок, поскольку, не сделав этого, Вы вынудите меня принять некоторые решения, которые могут иметь для Вас последствия.

Если бы Вы не заказали оттиски, Вам было бы запрещено делать собственные фотокопии, и мне было бы очень легко узнать о таком запрещенном копировании.

В Вашем случае проблема выглядит иначе, поскольку Вы обязаны оплатить заказанные оттиски. Решение не платить представляет собой недостойное, неэтичное и антидеонтологическое поведение, которое свойственно только нечестным ученым.

До глубины души надеюсь, что мне не придется отнести Вас к этой категории и принять решение, о котором Вы пожалеете, особенно после того, как направили мне добрые пожелания. Если Вы приходите в магазин и заказываете, например, пару ботинок, что будет, если Вы уйдете с ботинками, не заплатив за них? То же самое с оттисками. Не забывайте об этом!

Искренне Ваш, Professor W., MD, Dsc, Dhc, MA

На это русский ученый мог бы ответить, что в супермаркетах положено списывать небольшой процент убытка «на забывчивость покупателей», и он вправе уложиться в эту статистическую погрешность (тем более, если все другие авторы уже рассчитались с журналом). Но, судя по следующему письму, была выбрана более примитивная тактика.

Noisy-le-Grand, 23 March 1994

Dr. Z.

Murmansk Institute of Marine Biology

184631 DELNYE ZELNTSKY

Murmansk Region – Russia

Сэр,

Это, определенно, последнее письмо, которое я Вам пишу. Если я не получу ответа в течение месяца, я напишу Президенту Российской академии наук о Вашем немыслимом поведении.

Это первый случай за 44 года моего профессорства, когда я должен иметь дело с подобной личностью, которая не уважает деонтологию и научную этику. У меня так много друзей в России, что я поражен, как подобный человек мог обмануть мой журнал, заказав оттиски и отказавшись оплатить их. Вам нет оправданий. Разве Вы приходите в ресторан и отказываетесь рассчитаться за заказанное и съеденное блюдо или покупаете ботинки и уходите, не заплатив? Вы знаете, как называется такое поведение?

Сэр, Вы научитесь уважать деонтологию и простую честность. Подумайте о последствиях! Я могу гарантировать, что Ваша репутация будет испорчена по всему миру. То, что Вы делаете – постыдно. Я не могу уважать таких типов! Если бы Вы хотя бы ответили, в чем дело! Нет! Ни одного ответа после нескольких писем! Не делайте вид, что не получали моих писем, я этому не поверю!

Глубоко озабоченный, Professor W., MD, Dsc, Dhc (multi), MAcSci (multi), MA

Стоит обратить внимание, что строчка степеней и званий профессора В. удлинилась, и я даже не смог бы полностью их расшифровать. Правда, среди них не видно чего-нибудь очень весомого – ни ордена Почетного легиона, ни членства в зарубежных академиях. Так или иначе, профессору В. пришлось сменить адресата (немного странно, что для этого понадобилось больше двух лет).

Noisy-le-Grand, May 30, 1996

The DIRECTOR

Murmansk Institute of Marine Biology

184631 DELNYE ZELNTSKY

Murmansk Region – Russia

Дорогой сэр,

Вынужден настоятельно пожаловаться на абсолютно НЕЧЕСТНОЕ поведение российского ученого д-ра З. из Мурманского института морской биологии, Delnye Zelntky, Мурманская область. Я считаю его жуликом худшего разбора!

Я любезно принял статью этого человека к публикации в моем журнале «Cellular and Molecular Biology», несмотря на то что в Мурманском институте морской биологии нет подписки на мой журнал. Мне доставило большие затруднения принять эту статью из-за очень слабого английского, а также, поскольку статья была не высшего качества.

Я лично исправил его плохой английский и помог ему в нескольких письмах улучшить результаты и представить их так, чтобы мои строгие рецензенты в конечном счете приняли эту статью. Обычно я не прилагаю таких усилий, когда мне присылают подобные статьи. Но я очень посочувствовал из-за его писем, в которых он так много и так часто жаловался на трудности в научной работе, не имея ни всех нужных инструментов, ни литературных источников, ни прочего…

После публикации статьи я востребовал оплату оттисков, которые он заказал и подписался под этим. Многие месяцы до декабря 1993 г. он просто не отвечал. Я написал ему (копия прилагается). С этого момента до настоящего времени я послал ему по меньшей мере шесть писем. Никакого ответа! Этот гнусный и бесстыдный тип делает вид, что его просто не существует.

Таким образом, я требую, чтобы этот человек заплатил то, что он мне должен, а именно, 250 долларов США, и чтобы Вы привлекли его к суду чести за это жульничество. Если я не дождусь результата, я буду преследовать его с помощью своих адвокатов и добьюсь его осуждения во французских и российских судах, чтобы он в конечном счете оплатил не только оттиски, но и все судебные издержки. НЕТ ОПРАВДАНИЯ для такой растраты, которая свойственна гангстерам худшего сорта.

Одновременно я пишу Президенту Академии наук в Новосибирске и Послу России во Франции.

Очень искренне Ваш, Professor W., MD, Dsc, Dhc, MA, LFMP, LAMF, MAcScNY and Br

Последняя строчка стала совсем непонятной, а в общем это письмо напоминает о нескольких поколениях французов, которые так и не простили нам царские долги. Не знаю, был ли у доктора З. разговор с директором, но на письме осталась спокойная резолюция: «разобраться и заплатить за счет ММБИ». Те, кто помнят, какая женщина была в те годы главным бухгалтером ММБИ и как она реагировала даже на более законные обращения за деньгами (тем более в долларах), легко представят, что проблемы у доктора З. еще не были исчерпаны. Я почему-то остался от них в стороне, но по всем признакам история закончилась благополучно, и профессор В. добился желаемого, как когда-то старичок-таджик из бессмертного рассказа Григория Горина «Хочу харчо».

А теперь такое вряд ли повторится, поскольку нас всех уже приучили внимательно читать договоры, даже если они напечатаны мелким шрифтом и на малознакомом языке.

Март 2012