Открытое восприятие помогает разобраться также в причинах самого отчаянного поведения – детских истерик. Нам часто кажется, что ребенок закатил истерику ни с того ни с сего, «на ровном месте». Если вы не можете понять, что случилось, не стройте гипотез, вспомните, что было за 5–10 минут до этого. Примерно столько времени нужно, чтобы обида и раздражение накопились до критического уровня. Зная темперамент своего сына или дочери, вы точнее сможете определить период накопления недовольства до критической отметки.

Сюжет третий

Постоянные потасовки, тычки, драки – мама восьмилетнего Васи и пятилетнего Вани в отчаянии! Вот вчера старший ударил младшего ногой, попал в пах, сделал ему очень больно. Мама рассказывает о своих плохих чувствах к старшему сыну и описывает то, что произошло вчера. Они играли с конструктором, вернее, конструировал старший – он любит делать это один. Младший вертелся вокруг брата. В детской было тихо, поэтому мама занималась другими делами. Потом раздался вопль, крик, слезы. Угрюмый старший и орущий младший.

Мы спросили у мамы, а что было за 10 минут до этого? «Я проходила по коридору из кухни и заметила, что Вася играет, отвернувшись от Вани, – поясняет она, – а тот берет детали конструктора и подбрасывает их брату из-за спины. Детали пролетали у него над головой, но Вася никак не реагировал».

Новая информация меняет первоначальную версию о «плохом» старшем брате. Оказывается, младший скучал и старался привлечь внимание старшего. А тот был увлечен игрой, полностью на ней сосредоточен. Легко можно предположить, что в следующие 10 минут провокация продолжалась, пока терпение старшего не иссякло. «Когда вы заметили это за десять минут до инцидента, могли бы вы тогда предложить младшему какое-то отвлекающее его занятие? Например, помочь вам или рассмотреть новую книжку?» «Мне это не пришло в голову, – сказала мама. – Меня успокоило то, что старший спокойно и увлеченно продолжал свое дело. Обычно я волнуюсь, не обижает ли он младшего. К раздражающим приставаниям младшего я не отнеслась серьезно». Очень важно: не только заметить, но и принять всерьез.

Четыре шага к открытому восприятию

Мы открыто смотрим на ребенка для того, чтобы отнестись к увиденному со всей серьезностью. Множество отдельных обрывков впечатлений нужно собрать воедино для того, чтобы увидеть суть того, что происходит с ребенком. Они как отдельные части, детали, фрагменты, из которых предстоит сложить единое целое, чтобы получилось что-то цельное. Их не получится соединить автоматически. Каждый раз нам предстоит соотносить части увиденного одну с другой, рассматривать во взаимосвязях, пока не найдем то, что объясняет все эти фрагменты. В каком-то смысле этот процесс напоминает детективное расследование. Если хотя бы одну «улику» не можете объяснить, версия неверна – нужно искать дальше.

Что можно увидеть? Жесты, мимику – выражение лица, особенно выражение глаз; уровень возбуждения; одежду; расположение в пространстве комнаты. И еще многое – все то, что можно заснять видеокамерой. Но затем все лежащее на поверхности (и иногда упущенное нашим вниманием) нужно собрать в одно впечатление, которое и будет сутью ситуации.

Такое собирание происходит интуитивно. Интуиция схватывает суть мгновенно, и результат оказывается точным, но только когда накопилось достаточно информации, когда мы ничего не упустили из виду. Память нужна для того, чтобы помнить факты; мышление – чтобы видеть взаимосвязи; готовность смотреть открыто, непредвзято помогает не пропустить что-то. А для того, чтобы включить в систему фактов наши собственные чувства, мы должны доверять себе и миру.

С чего начинается открытое восприятие?

Эти четыре шага мы делаем мгновенно, поэтому, размышляя над вопросом «что я увидел(а), заметил(а)?», полезно вспомнить подробности и представить весь процесс наблюдения как в замедленной съемке.

На детской площадке играют дети. Трехлетний Захар пришел с мамой – с собой они принесли новенькое детское самозаряжающееся ружье. Захар сосредоточенно переламывает ружье пополам, раздается щелчок, после чего ружье возвращается в исходное состояние – можно стрелять. После двух – трех выстрелов Миша, ему почти пять, подбежал к маме Захара и зло выкрикнул: «Вы зачем пришли опять в наш двор? Уходите! Гуляйте у себя во дворе, я знаю, где вы живете». Затем он начал теснить Захара, не давая «перезарядить» ружье, стал обзываться. Дело приняло неприятный оборот. Мама Захара хотела помочь сыну и отчитать Мишу как обидчика. Но вместо этого спросила: «Миша, постой, а ты хотел бы зарядить ружье?» Миша обернулся и вместо ответа задал неожиданный вопрос: «А зачем вы Захару покупаете все это? И карт на педалях, и арбалет, и ружье! Он всегда приходит с чем-то таким!» «Тебе все это тоже нравится?» – «Уходите, гуляйте в своем дворе». Миша насупился.

«Миша, мы можем с тобой вместе договориться с Захаром, чтобы он и тебе дал пострелять». – «Правда? Я бы такое никому не дал». – «А ты попробуй все же договориться. Я буду рядом и помогу тебе». Миша утих, встал рядом с мамой Захара и какое-то время с интересом понаблюдал за действиями с ружьем. Скоро оба мальчика уже играли друг с другом.

Что сделала мама? Надо отдать ей должное: она не бросилась выручать своего мальчика, но была очень внимательна и открыта. И Мишу она поняла. Минуты, когда мальчик стоял рядом с ней, говорят о его чувстве благодарности за это понимание. А дальше случилось то, что случается между детьми, когда они чувствуют себя понятыми: негативный накал сходит на нет, и появляется возможность окунуться в свободное пространство игры.

Открытое восприятие – не искусственная техника. Именно так и случается в жизни, когда конфликты разрешаются мирным путем, а первоначальная неприязнь сменяется дружбой. За поверхностным и привычным вдруг прорывается суть того, что происходит с нашим визави. И суть эта оказывается не враждебной нам, а, наоборот, по-человечески понятной. Открытое восприятие позволяет дать понять другому человеку, что мы увидели его ситуацию, его логику и не столько чувствуем угрозу с его стороны, сколько понимаем его актуальную потребность и состояние.

Один из примеров такого открытого восприятия мы встречаем в знаменитом диалоге арестанта Иешуа Га-Ноцри с римским прокуратором Понтием Пилатом, героями «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова.

«– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

И тут прокуратор подумал: "О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…" И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. "Яду мне, яду!"

И вновь он услышал голос:

– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова».

Диалог, основанный на понимании, и есть то самое воспитание ребенка по направлению к нему самому. Он уместен с людьми любого возраста, не только с детьми. Иешуа, как вы помните, оказал большое влияние на Пилата.

САМОПОЗНАНИЕ
Вопрос, который стоит задать себе

• Был ли в моей жизни опыт разговора, в котором мой собеседник смог понять меня, даже если я поступил(а) нехорошо?

На что мы смотрим, когда смотрим на ребенка?

На его физическое благополучие. Интуитивное понимание позволяет почувствовать, что ребенку сейчас неудобно, жарко, голодно и т. п. Заметив физиологический дискомфорт и устранив его, можно предотвратить детский плач и даже конфликт.

На уровень возбуждения, степень оживления. Зная особенности темперамента своих детей, мы имеем представление, насколько каждый из них обычно энергичен. Слишком высокая активность, когда ребенок не может остановиться и успокоиться, как правило, предвещает ссору, слезы, истерику. Снижение активности может указывать на усталость, истощение или плохое самочувствие. Когда возбуждение возрастает неожиданно, мы можем судить о том, что игрушка понравилась или что ребенок хочет продолжать общение со своим сверстником, ведь оживляет то, что нравится.

На активность ребенка. Высокая активность, когда он увлечен игрой, отличается от возбужденного состояния и желания что-то делать не останавливаясь (тревожно ходить из угла в угол; переставлять с места на место игрушки). Заметив, что возбуждение переходит в агрессию, мы можем успокоить ребенка, ответив себе на вопрос: «Что ему не нравится сейчас?»

На факты. Чем занят ребенок, что говорит, чем увлечен? Важно почувствовать ребенка из его перспективы, посмотреть на него с его точки зрения: как ему сейчас? Зачем он это делает или говорит, что с ним происходит?

Чтобы понять другого человека в его собственной логике, смотреть нужно на все сразу, ничего не отвергая и ни на чем не застревая, – на все, и как бы сквозь это все.

ПРАКТИКУМ

Учимся воспринимать открыто

Как бы вы ответили на вопрос: «Что в процессе открытого восприятия у вас получается, а что пока нет?» Кому-то из родителей сложно вспомнить детали, они сразу высказывают суждения, а кто-то, наоборот, все подмечает, может перечислить детали и факты, но в цельный образ они не собираются. В начале обучения прежний способ мышления закрывает взор, и ярлыки навешиваются сами собой. Цель этого практикума – открыто понаблюдать за собой, за своим способом восприятия. Начните с наблюдения за другими детьми, не своими.

Как правило, по привычке сначала включится сканирующее детекторное наблюдение, и только потом, если настроиться заново, получится перейти к наблюдению открытому. Вот тогда-то и проясняется что-то новое, удивляющее. Закрытое детекторное наблюдение сфокусировано на чем-то внешнем, поверхностном: «Кто слишком шумит? Кто не играет? Заметна ли у детей агрессия? Почему эта девочка все время одергивает трусики? Почему этот мальчик тихонько стоит в стороне?» Такой наблюдатель-контролер быстро обнаруживает что-то соответствующее или, наоборот, не соответствующее ожиданиям. Детекторному наблюдению обучать не нужно, все мы им владеем. И чаще всего не сознаем, что от него зависят наши критерии допустимого и недопустимого. Противоположное детекторному, открытое восприятие требует навыка, тренировки непредубежденного созерцания. Оно принимает в расчет только то, что нас эмоционально затронуло.

«В пятницу у нас на даче гостил соседский мальчик Стас, – рассказывает Марина. – После дневного сна он не спешил одеваться, сидел, задрав ноги на спинку стула, и, меняя позу, раскачивался. Разговаривая с моим сыном Мишей, шорты он надел на одну ногу и показывал Мишке на своих трусах изображение гусеницы. Потом он надел шорты правильно, но схватил футболку и стал размахивать ею над головой. Надел футболку на голову, сделав из рукавов "волосы", и заливисто рассмеялся. Затем он вывернул рукава джемпера, и они тоже превратились в "волосы". Стас крутил головой, тряс "волосами", хохотал в голос. Потом показывал, что у него выпал зуб. Сложив пижаму, он положил ее на кровать и тут же стал прыгать на ней. Убрал пижаму в свой рюкзачок, достал из него зуб, завернутый в салфетку. Развернул и стал разглядывать, пуская при этом пузыри. Показав зуб Мише, он осторожно завернул его и положил в карман. Через пару секунд вновь достал зуб из кармана и снова развернул. Подбежал к нашей бабушке и протянул зуб ей. Бабушка разговаривала по телефону и только рассеянно погладила Стаса по плечу: "Иди, играй!" Он побежал к детям, стал всем показывать зуб. Дети начинали играть в лего, Стас сел на коленки рядом с ними и продолжил пускать пузыри через щель во рту – зуба-то теперь у него нет. Вдруг он схватил деталь из лего, вставил ее в рот, демонстрируя "лего-зуб". Он рычал и мотал головой, вытаскивал "лего-зуб" изо рта и тыкал им в лицо Мише. Миша уворачивался».

Что трогает вас в поведении Стаса? То, что он не «умеет себя вести»? (Это и в самом деле может раздражать.) Что он мог подавиться деталью лего, которую брал в рот? (Мы можем почувствовать тревогу или даже испуг.) Что мог травмировать другого мальчика, когда тыкал ему в лицо игрушку? (Возможно, вы негодуете.) Что Стас кривлялся, как маленький клоун, в поисках чужого внимания? (Эмоциональная реакция может быть похожа на высокомерное отвращение.) Что он пытался всех веселить, привлекал внимание, искал контакта, требовал обратить внимание на его зуб и не получил внимания? (Это уже не кажется смешным, вызывает скорее сочувствие к Стасу.) «Проблемный ребенок. А может быть, гиперактивный. Его следовало бы показать психологу». Примерно так может выглядеть цепочка мыслей родителей, которые заботятся, но не воспитывают, и уверены, что их детям не следует часто видеться с таким мальчиком.

Попробуйте убрать предубеждения в сторону, расслабиться, посмотреть открыто на этого дачного гостя и вновь ответить на вопрос: «Что трогает вас в его непривычном для вас поведении?» Спросите себя, нет ли в вашем эмоциональном отклике на Стаса чего-то более глубокого, чем раздражение или иные виды напряжения. Это будет ваш первый шаг.

Сделав первый шаг, вы непременно почувствуете (а возможно, услышите в себе) отчаянный призыв: «Посмотрите на меня! Вы меня видите?» (второй шаг). Конечно, ребенок ведет себя демонстративно, по-клоунски. И если теперь, забыв о своем раздражении, тревоге, негодовании (третий шаг), мы разрешим ему (иначе говоря, признаем его право) желать быть увиденным, мы непременно поймем суть поведения этого «проблемного мальчика». В сущности, мы почувствуем его большую потребность быть увиденным и еще больше – быть принятым всерьез.

Размышляем дальше, в контексте его жизненной ситуации (четвертый шаг): ему, как и всем людям, нужно быть увиденным. И пока он маленький, увидеть его должен взрослый, а этого, похоже, не происходит в его жизни или бывает слишком редко, мало. Или мало именно для него: ему нужно больше внимания и больше доброжелательных разговоров взрослых с ним о нем самом. Он хорошо научился приспосабливаться к отсутствию понимания, он выучил сто тысяч способов привлечь внимание любого: ярко предъявляет себя, заинтересовывает, но через его забавные кривляния просвечивает тоска по взрослому, которого не обманет его «цирк».

Из короткого наблюдения за поведением мальчика мы многое узнали о нем. В этом чудо открытого восприятия: небольшая по объему информация выводит нас на глубокую истину о человеке. Это логика сердца, она так же точна, как и логика математики. (Об этом писали и французский философ и математик Блез Паскаль, и датский философ Серен Кьеркегор, и Эдмунд Гуссерль) Этой же «логикой сердца» закончился разговор Иешуа с Пилатом:

«– Ну вот, все и кончилось, – говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, – и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, – арестант повернулся, прищурился на солнце, – позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.

Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

– Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый связанный, – что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, – и тут говорящий позволил себе улыбнуться.

Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.

Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:

– Развяжите ему руки».

Что мешает открытому взгляду на ребенка?

1. Чувство неуверенности.

Увижу ли я то, что нужно? Могу ли я доверять своему восприятию? Надежнее доверять теориям, заключениям специалистов, мнениям сторонних наблюдателей. Нам не обойтись без мужества, ведь это действительно рискованно – доверять своим субъективным ощущениям!

2. Слишком быстрое мышление.

Думать быстро – хорошо, но не в ситуации открытого наблюдения. Установка «Я уже все поняла! Что тут непонятного?» – почти гарантированная неудача. Попробуйте взглянуть еще раз, удержите внимание чуть дольше – и вы, возможно, удивитесь тому, что были почти слепы.

3. Ваш деятельный активный характер.

Возможно, вы думаете так: «Мне достаточно и того, что я увидела. С этим что-то нужно делать. Срочно!» Открытое наблюдение исключает импульс немедленно реализовать какое-то намерение. Учитесь не спешить, начните развивать установку философского любопытства: интересно, как тут обстоят дела?

4. Сравнение с прошлыми событиями или проецирование увиденного в будущее.

«Надо же, как дети хорошо играют. Что бы им вчера так не поиграть, когда мне надо было заняться своими делами!» Суть вещей принадлежит настоящему моменту.

5. Привычка находить ошибки.

Установка, которую можно было бы назвать «учительский красный карандаш»: «Стас не умеет себя вести!», «Нельзя пускать пузыри, это неприлично». За оценками, как правило, тут же следует реакция: «Стас, не прыгай на кровати!» Однако в момент, когда начинаются действия, открытое наблюдение заканчивается. У хорошего воспитателя язык «в шрамах» – он его вовремя прикусывает.

Из отдельных чувственных впечатлений, поступающих к нам через пять органов чувств, складывается образ, картина, составленная как бы из кусочков мозаики. И эта общая картина есть нечто большее, чем сумма частей, потому что они располагаются рядом друг с другом не случайно и не являются независимыми друг от друга. Общая картина в значительной степени возникает из взаимодействия отдельных частей, которые находятся в отношениях друг с другом, и каждая из них извещает «об одном и том же. Это и есть суть. Тем не менее целое всегда остается чем-то большим, чем то, что мы можем в нем постичь. В таком восприятии нет ничего случайного и произвольного, оно точно рассчитывается и проверяется.

ПРАКТИКУМ

4 упражнения для того, чтобы научиться смотреть открыто

1. Тренируйте внимательность. Какого цвета носочки на вашем ребенке сегодня? А на его приятеле в детском саду? Автобус ведет тот же самый водитель, что вчера? Кассир в супермаркете – как ее зовут (имя написано на бейдже). Что-то изменилось около дома по сравнению со вчерашним днем? Как зовут соседку из квартиры напротив?

2. Не спешите. Засеките время и сосредоточьтесь на ком-то или чем-то на две – три минуты. Смотрите внимательно, например на чашку кофе, или тикающие часы на стене, или кресло. Вы заметили, как трудно удерживать внимание целых две минуты? О чем вам говорит вид этого предмета – его форма, размер, особенные детали? Что-то вас тронуло? Что все это сообщает вам? Попробуйте выразить емкой фразой. Конечно, если у вас не возникнет к этой вещи какого-то чувства, она не откроет вам своей сути.

3. Ищите точные слова, описывающие суть увиденного. Реальность «имеет право голоса», поэтому мы не можем создать смысл произвольно, как нам хочется. Когда слово найдено, мы точно знаем, что это именно оно. Мы чувствуем также, когда слово не подходит. Мы даже не понимаем особо, как и почему то, что говорится, не соответствует нашему переживанию, но мы точно чувствуем: здесь нет соответствия, надо подобрать другое слово.

4. Учитесь принимать реальность такой, какая она есть, ничего ей не приписывая и не додумывая. Этот навык подружит вас с реальностью, а значит, обеспечит успех. (Успешные люди дружат с реальностью.)

Глава 2
Учиться в увиденном замечать себя

Открыто, доверительно, не оценивая и ничего не предполагая (философы говорят – беспредпосылочно) – непросто смотреть именно так. Непросто именно потому, что в такие моменты мы видим еще одну, важнейшую часть реальности – самих себя.

ПРАКТИКУМ
Замечаем непростые для себя моменты

Две сестры играют в песочнице. Саше 3 года, Полине – 6 лет. С ними папа. Пытаясь залезть поглубже в выкопанную ямку, старшая девочка неловко поворачивается и задевает младшую ботинком по лицу. Саша горько плачет.

Папа: «Больно, Саша?»

Саша: «Да».

Папа: «Немного течет кровь вот здесь».

Саша: «Я хочу к маме».

А что было дальше? Что бы вы сказали на месте папы? Выберите из шести вариантов тот, который ближе вам.

1. «Полина, что ты сделала?» – обращение к старшей дочери.

2. «Почему ты хочешь к маме, Саша?» – вопрос к младшей дочери.

3. «Полина, попроси прощения у Саши за то, что ты ее ударила».

4. «Перестань плакать, Саша. Не так уж и больно».

5. «Я уверен, она не нарочно».

6. «Когда больно, тебе помогает, если рядом мама?».

Скажем сразу: первые четыре варианта неудачные. И вот почему.

1. «Полина, что ты сделала?» – обращается папа к старшей дочери. Угадывается грозный тон судьи, который уже знает, кто виноват. Назревает конфликт между папой и старшим ребенком. В послании к Полине считывается: ты должна понести наказание, даже если у тебя не было дурных намерений по отношению к сестре. Для Полины послание звучит так: если происходит несчастный случай, виновата должна быть я. У Полины появляется обида, она чувствует себя одинокой. Саша пока не получила внимания.

2. «Почему ты хочешь к маме, Саша?» – на этот вопрос трехлетнему ребенку ответить трудно. Она смутится, растеряется и, скорее всего, еще сильнее заплачет.

3. «Полина, попроси прощения у Саши за то, что ты ее ударила» – словно судья, папа назначает санкции. Девочка вполне может попытаться отказаться просить прощения. Прощение должно вырасти из глубины души. Поэтому Полина почувствует себя несправедливо наказанной: сестру она ударила не специально, она не злилась на нее и не была агрессивна. Как следствие, она может начать не доверять самой себе: может быть, я агрессивна, даже когда не чувствую агрессии?

4. «Перестань плакать, Саша. Не так уж и больно» – эти слова отражают нежелание самого папы выдержать напряжение и, может быть, его нетерпимость к слабости в любых видах: все должны быть сильными, выносливыми, как он сам. Разве плохо, если мы воспитаем это у наших детей? Возможно также, папе неприятно чувствовать себя виноватым: он ведь недоглядел за детьми. Кровь и слезы младшей дочки словно укоряют его в этом. Самой Саше слезы идут на пользу, ей становится легче.

5. «Я уверен, что это была случайность, Саша». Хороший ответ по отношению к Полине. Саша же останется неуслышанной.

6. «Когда больно, тебе помогает, если рядом мама?» Чтобы оценить этот вариант ответа, посмотрим на ситуацию открыто. Что мы видим?

Папа видит, что:

– дети мирно играли и… Если папа отвлекся и не заметил этого важного «мирно», ему нужно спокойно и доброжелательно разобраться, задав открытый вопрос: «Полина, что случилось?» (Но не «Что ты сделала?»);

– на лице у младшей дочери кровь;

– она плачет от боли и идет к нему;

– растерянная старшая дочь замерла в песочнице и пристально смотрит вслед младшей;

– папа берет плачущую Сашу на руки, вытирает кровь;

– девочка вдруг сквозь слезы восклицает: «Я хочу к маме!»

«Что это было?» Вопрос о сути того, что случилось. Ответ очевиден: нечаянный инцидент в песочнице, никто не виноват. Однако выяснилось кое-что еще: дочка хочет к маме. Этот фрагмент мозаики может оказаться для отца непростым моментом, если за этим обнаружится его слабость. «Почему ей недостаточно меня? Разве я люблю ее меньше?» Эти слова ребенка могут задевать его. Произойдет это или нет, зависит от его отношений с мамой (хорошо ли папе в роли папы; это обычно определяется мамой), а также от характера самого папы (любит ли он соревноваться). Если все в порядке, тогда сам собой приходит понимающий ответ, основанный на открытом восприятии:

Папа: «Когда больно, тебе помогает, если рядом мама?»

Саша: «Да».

Папа: «Кровь уже останавливается, Саша. Еще немного поболит, и все будет хорошо». И тут же – к Полине, уже готовой заплакать: «Уверен, это была случайность, Полина! Иди сюда, моя хорошая, все нормально».

Саша успокаивается: ее поняли. Полину тоже поняли. Если бы папа оставил Полину один на один с пугающей виной и ответственностью, травма старшей девочки могла бы быть глубже, а последствия в будущем серьезнее, чем Сашина рана. Это осталось бы с Полиной надолго: из-за нее была травмирована младшая сестра. Она не поняла, что она сделала. Понял папа: «Ничего страшного, я уверен, ты нечаянно». Это соответствовало ее собственному смутному чувству: она испытывала азарт, но агрессии у нее не было. Когда папа сказал: «Я уверен, что это случайность», когда назвал «моей хорошей» и позвал, чтобы обнять, сердце Полины отозвалось: «Да, согласна, так все и было».