Записки графомана

Венерический авантюрист

Чтобы окончательно не сбрендить, мне требовалось как-то проявить себя. Пусть сама судьба меня испытает, пусть сама действительность укажет мне путь. Если мне и суждено что-то хорошее в этой жизни, то так тому и быть, если же суждено сгинуть с лица земли никем, и ничем при этом не запомниться, подобно миллиону пузырьков света и пыли, подымающихся от шоссе в жаркий полдень… то пусть так, я возражать не стану.

− У меня был друг, говорю я негритянке с букетом венеры по имени Кэсс, которая в этот момент мне смачно отсасывала. Его преследовала неотступная мечта вернуться в материнское лоно… Я раздвигаю заросли густого кустарника, сидя на карачках, и однажды мечта осуществилась. Всё хорошо, говорит Кэсс, всё хорошо. Иди ко мне, мой мальчик.

Раздался стук в дверь, выпадение пуповины, и Кэсс подошла открыть. В комнате тут же оказалось с десяток оголтелых спиногрызов, и каждый из них яростно требовал в рот соску, кровоточащую агушей, cнова и снова, не в силах остановиться. Каждый в своих внутренностях. Слышали когда-нибудь как вопиют уста? Я годами слышал. Свои. Я не хотел домой, никого не хотел видеть, мне нужно было исчезнуть на пару дней. Лечь на дно. Затеряться среди людей пропащих, безумных, проклятых. Они − реальность мира, и я горжусь, что я с ними. Идите, проваливайте отсюда. Поиграйте в пейнтбол. Поиграете со своими пиписьками. Наигравшись с писькой Кэсс, я решил дать своему приятелю с ней познакомиться. Истекающая соком пелена мне тут же приоткрылась, всепоглощающе забирая меня, словно засасывая во внутрь, в бездонный бак, и я сорвался с обрыва. В кипящую лаву срывался я снова и снова. Утопая в её менструальной шахте. Потный и изнеможенный, я, словно умытый плодными водами и первородной смазкой, смеюсь, смотря в глаза смерти. Бесконечной и растягивающейся всё шире и шире в довольной ухмылке. И яркая вспышка света проникает сквозь кровоток ко всем моим членам и внутренним органам… от такого же безграничного и безудержного веселья, которое после того благодатного дня, и я уверен в этом точно, мне уже не испытать никогда. Даже близко не приблизиться.

Полнейший отрыв

Мне бы только кончить, детка. Я почти на подходе. Правда? спрашивает Стелла. Конечно правда, говорю. И тут я не лукавил. Обычно стопроцентную истину чувствуешь за версту. А наглую и лживую выдумку понимаешь с полуслова. Стелла делала мне минет, когда кто-то пристроился к ней сзади. Дело шло к утру. И вроде бы тени на стене заиграли новыми красками. Алый и туманный рассвет отражался в зеркале. В нем проступали четких три силуэта. Какая-то мохнатка села мне на лицо своей сварливой пиздёнкой, и мне пришлось лобзать её до тех пор, пока та не засосала меня внутрь, в бездонный колодец, в свое беспробудное и бесконечное нутро. Я не видел света, не видел тени, не видел вообще ничего, что обычно можно увидеть в нашем привычном мире.

Да благословит господь землю обетованную! Да благословит пизду бескрайнюю и туманную. Благословит сучий сок, льющийся в стаканы из-под красного вина. Благословит господь землю, населенную всякой богоугодной тварью. Свидетелями, саентологами и политиками. Аминь. Аминь три раза. Аминь. По радио подошла к концу церковная утренняя передача. Ту жидкость, словно святую воду и воистину священный напиток, испил я сполна. Наглотался надолго и по самые не балуй, да так, что пришлось вызвать врача на дом, делать искусственное дыхание. Сестра, вдох. Молоденькая медсестричка подошла вплотную и, сдернув с меня штаны, произвела внутримышечную инъекцию. Ещё разок. Доктор Кёрви старался помочь ей, но она до того была нерасторопна, ещё настолько юна и невинна, что не целовалась, наверное, ни разу с парнями. Она не почувствовала, как мой приятель подал голос. А теперь раздвинь ножки пошире. Да, красотуля, писька у тебя что надо. Можешь ею гордиться. Юная пилотка сработала четко и своевременно. Теперь отсасывай. Отсасывай! ВСЁ ДО ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ ОТСАСЫВАЙ! Доктор забегал по комнате как заведенный зверёк, аплодируя самому себе.

Беспонтовый ездок

Большой Стэн приперся на перрон, чтобы проводить меня. Стоит у ларька с сигаретами, чешет яйца и судорожно оглядывается по сторонам в поисках дамских пиписек, которых на перроне всегда полным-полно. Рядом скачет, точно обезьянка, бьется прямо-таки в агонии от раздирающей её на куски похоти, его новая подружка, симпотяга Сюзи Куник. Куником её прозвали, потому что один отъехавший на спидах псих делал ей куннилингус восемь часов, не отрывая губ от её пизды. Даже воды не пил? Не-а. Мда, жутко. Стэн похлопал Сюзи по жопке. Эй, малышка, что у тебя здесь такое? Будто нашел сундук с сокровищем, Стэн по локоть лишился руки в её трусиках. Таким сосредоточенным я никогда его раньше не видел. По лбу его бегали капельки потуги, лицо покраснело до неузнаваемости, можно было подумать, сейчас его разорвет на части. Достав нечто внушительное по размерам из нутра, недр совести и многоликости, из бездонной ямы смерти, страха и сонливости, из бесконечной и бескрайней пустыни, из безысходности и небытия, достав, он передал сверток мне. От него жутко разило пиздой. Такого едкого и забалдевшего запаха стоила бы целая армия пёзд, легион… спасибо, спасибо, дружище, говорю. Там, куда ляжет мой путь, сгодится всё что угодно. Багажа со мной всё равно никакого. Я сунул свёрток за пазуху и отправился против течения безжалостных пассажиров, готовых в секунду разорвать меня на части, лишь бы немного перевести дыхание. Запыхавшихся и измотанных. Каждый со своей обезвоженностью на плечах. Каждый со своими тараканами в голове.

Эта прекрасная блажь

Жизнь, кажется, стала налаживаться ровно в тот момент, когда надежды на то, что что-то наладится, совсем не осталось. Начнём с того, что теперь в кармане у меня водились лаве. Мне не приходилось больше слоняться без дела по улице и собирать мусор. Я купил новую одежду, бритвенный станок, в магазине спортивных товаров пару гантель, и установил турник в комнате. У меня были работа, наличные и свой уголок, где я мог расслабиться. Кажется, это всё что только нужно нормальному человеку. Только кайф продолжался недолго. Словно нырок глубоко в подземелье памяти, раздался голос Большого Стэна. Точно в самом ужасном кошмаре, я небрежно уронил трубку на рычаг. Извините. Вы ошиблись номером. Помимо новой одежды и образа жизни, поменялась дикция, с помощью которой раньше я, давясь, выплевывал из себя хоть слово. Поменялся сам голос, изменилась прическа, цвет волос, кожа, и самое главное − лицо. Теперь меня нелегко будет узнать в толпе вот таким вот залетным пассажирам типа Большого Стэна, который, я уверен в этом точно, всё это время сидел на чемоданах и только и ждал удачного случая. Липкий и приторный запах западни щекочет глаза, и они вдруг гаснут, как лампочки в магнитофоне, рот перекашивает лик смерти.

Доктор Кёрви сдирает с меня бинты и промывает кожу специальным раствором. Начать сначала. Начать сначала. Приговаривает он.

− Можете ли вы рекомендовать нам нового клиента? Возможно, деловой коллега или ваш сосед? Необязательно близко знать человека, чтобы понять, что он может воспользоваться услугой, которую мы предлагаем. Колян чудесным образом переродился, воскрес, словно вернулся с того света. Оттуда не возвращаются, говорю я. Я жив. Живее всех живых. Видишь? Последним ударом стала телеграмма от Стеллы, написанная её рукой, и в этом сомнений быть не может.

Стелла пишет:

Я собиралась прочесть всего пару фраз, просто чтобы у меня там намокло, и дилдо легче вошел во влагалище. Но первое же предложение, которое я прочитала, оно было про женщину, молодую и неопытную, она всегда была так возбуждена, что кончила бы даже если бы вообще ничего не делала… Это предложение так меня возбудило… вуууух, я почувствовала себя такой страстной и вульгарной, что уже не могла оставаться на грани текста, мне захотелось войти в него, войти в эти слова, и это вхождение… пока я сидела с дилдо, вставленным в пизду (наверное со стороны это смотрелось безобразно и противно)… это вхождение было сродни движению по коридорам и стенам, сотканным из моей нарастающей сексуальной энергии. Так я оказалась в пространстве, которое не было моим телом….

Наигранное пустословие

Тут я понял, что так просто мне от них не отделаться. Я понял, что то предприятие, в которое я свято верил и чтил все эти годы, не стоило и выеденного яйца, не стоило того, чтобы его начинать. Теперь-то я хорошо усвоил урок, который так хотела преподать мне действительность. Я бесспорно перевоспитался. Очистился и готов следовать плану незыблемому и единственно правильному, тому, который предлагает мне сама же действительность. Нерушимая и неприступная. Истинная и бескомпромиссная. Зачем выдумывать велосипед? Ты всё равно вернешься, рано или поздно ты всё равно вернешься к отправной точке – той, с которой начал. Той, которую не следовало начинать.

Я понял, что вассалы из ТОРС ОМП (сокр. от "тайная организация по разработке и созданию оружия массового поражения") жестоким образом надо мной надругались. Новая жизнь с чистого листа и без забот на которую они строили для меня планы, она была всего лишь миражом и никогда на самом деле не существовала. То был всего лишь плод чьего-то больного воображения, чьего-то прогнившего до корней самолюбия. Иначе и быть не могло. В общем, мне ничего не осталось, кроме того чтобы подчиниться. Расслабиться, заказать вечернюю телепрограмму, перевернуться поудобнее, забыть обо всём и получать удовольствие.

О, как же смешно выглядят все мои былые убеждения и принципы, которые были придуманы даже не мной, словно вылепленные из дерьма, раздутые на пустом месте и не имеющие ничего общего с моей жизнью. Жизнь, которая не имеет ничего общего с этой планетой. Жизнь, которая так рьяно отстаивала свои права, а теперь отстранилась и затихла. Она больше не пылает ярким огнем. В ней нет искры, и этим она прекрасна. Она не содержит в себе ничего, кроме незыблемой истины и здравого смысла. Она есть совершенство, наяву пустившее свои корни глубоко в недра благоразумия и рассудительности.

Теперь-то я понял, что должен делать. Я увидел себя в роли универсального солдата Рокки Бальбоа. Я увидел те скрытые пути и витиеватые дорожки, ведущие далеко вперед.

Благодарности.

Спасибо Кате и Вике за то, что приложили свои руки и оставили неизгладимый след в истории человечества.