Читать книгу: «Полночный концерт», страница 4
Яна подняла вверх швабру, чтобы потом обрушить её на голову неизвестному и прекратить раз и навсегда эти полночные концерты, и стала медленно, аккуратно подкрадываться к нему.
Он был так безмятежен. Он совсем не чувствовал грозившей ему опасности, только спокойно играл медленную, красивую, немного печальную, в размере вальса, романтичную мелодию. Звук был так лёгок и чист! Будто с каждой нажатой клавишей это чья-то слеза, звонко падала на пол. Только Яна всего этого не видела и не слышала, она сейчас была занята совершенно другим…
Девушка сократила расстояние до неизвестного вдвое. Каждый шаг её не издавал ни малейшего скрипа, ни еле уловимого шороха, ни звука прикосновения ступни к полу. Она двигалась очень медленно: мельчайшее неверное движение могло поставить всё под угрозу, подвергнуть риску её жизнь… Швабра была занесена над головой. Все мышцы девушки были напряжены, уже начинали болеть, но она совсем этого не чувствовала, совсем была от этого отвлечена.
Оставалось ещё полпути. Всё время до этого неизвестный преспокойно играл на пианино, как вдруг он остановился, секунду просидел неподвижно и потом резко обернулся на Яну. Девушка застыла в ужасе. Её словно парализовало. Мысли спутались. Она ничего не могла предпринять: ни ударить шваброй, ни кинуть её, ни убежать, ни закричать.
Неизвестный смотрел на неё. В свете горевшей лампы было видно его лицо: бледная кожа, в некоторых местах покрытая язвами, на голове редкие волосы вокруг огромной лысины на макушке и до лба, редкие, жиденькие брови с парой серебристых волосков, крупный нос, впалые бледные щёки, тонкие губы, такие же бледные, как и кожа, и глаза, большие, ярко-лазурные, хотя и впалые, но неестественно живые для этого лица.
Яну пронзило воспоминание, словно электрический разряд. Это был он – тот самый страшный человек, которого она видела во сне в первую ночь дома у Вероники Семёновны. Внезапно паралич спал, она ощутила, что может кричать, но неизвестный (хотя уже и известный) поднёс к губам худой дрожащий палец с длинным ногтем. Пианист пристально, не моргая, смотрел на неё, и взгляд его был глубок и печален… нет, невероятно несчастен! Исполненный страданием и болью. Это совсем не походило на тот недовольный взгляд, которым он внушал Яне ужас в её страшном сне. Секунды тянулись бесконечно долго, напряжение внутри девушки нарастало, и она не выдержала…
Раздался истошный крик, переходящий в визг и обратно. Пианист посмотрел на неё ещё более печальным, траурным взглядом, быстро встал и стремительно вышел из комнаты. Яна стояла прямо посередине пути, почти не оставляя места для проходящего человека, но он каким-то образом проскользнул мимо неё, не сдвинув её с места, не меняя положения её тела и не касаясь её. Пианист скрылся. На крик из спальни выбежала напуганная Вероника Семёновна.
– Яночка! Что случилось?!
Девушка перестала кричать: в её лёгких закончился воздух, она начала часто и глубоко дышать, покачиваясь при этом. Бабушка подхватила её под руки и посадила на диван.
– Что?! Что случилось?!
– Я… (вздох) Я… (вздох) с-снова его видела… (вздох)
Старушка смотрела Яне в глаза совершенно серьёзным взглядом.
– Кто это? Кто это?! – в истерике завопила девушка. – Мне это не почудилось! Не надо мне врать! Я знаю, вы что-то скрываете! Кто?! Кто это?!
– Это мой муж, – спокойно ответила бабушка.
Этот ответ, казалось, резко успокоил Яну: она замолчала и стала дышать носом, пустым взглядом смотря куда-то рядом с бабушкой.
– П-почему вы не живёте вместе? – тихо и грустно спросила девушка.
– Потому что… (глубокий и печальный вздох) Потому что он давно переехал жить в другое место…
– Куда?
– Тело – на кладбище, душа – в Царство Небесное…
Яне стало неловко.
– Простите…
– Всё нормально…
– Но… если он умер, то как он может быть здесь и играть на пианино?..
– После похорон… он стал каждую ночь приходить ко мне и играть на пианино… Но это происходит, только если оставлять входную дверь открытой…
– А если закрыть?
– Тогда он не может войти, и ты либо не можешь заснуть, либо всю ночь видишь кошмары, а от кошмаров потом ты просто начинаешь бояться спать и опять не спишь… Не знаю, зачем ему нужна открытая дверь… Но если дверь закрыта, то он начинает злиться. Я не хочу его злить и всегда оставляю дверь открытой…
– Ясно… – Яна была потрясена, и это единственное, что она могла сказать.
– Я не хотела тебя пугать, я не хочу, чтобы ты съезжала от меня! Ты мне очень нравишься. Я надеялась, что ты и не узнаешь, но ты просыпаешься от звуков его игры… Я-то не просыпаюсь, – Вероника Семёновна улыбнулась.
– Но если он не приходит играть, когда закрыта дверь, то почему он пришёл сегодня? Я ведь дверь закрыла!
– Я знала, что ты закроешь дверь, поэтому открыла её, когда ты уснула… – повисла неловкая пауза. – Наверное, ты сильно испугалась и съедешь от меня, да?
– Конечно я испугалась! Но я не съеду.
– О, спасибо! – старушка крепко обняла Яну. – Ну, ладно, пойдём спать! Завтра вставать рано!
Вероника Семёновна закрылась в спальне и сразу уснула, а Яна ещё какое-то время ворочалась, размышляя о мёртвом пианисте и своих дальнейших действиях.
Её размышления продолжились и утром. Бабушка приготовила ей завтрак, потом бегала объятая волнением, как бы девушка не опоздала в свой первый рабочий день. Конечно, она переусердствовала в этом и чуть не выгнала бедную Яну из дома за сорок минут до нужного для этого времени. Вероника Семёновна и до этого показывала всем свою подвижность и часто суетилась, вот только то, как это выглядело раньше, и то, как это выглядело в глазах Яны сейчас, были совершенно разными вещами. Девушка смотрела на старушку уже совсем по-другому и, глядя на неё, думала уже совсем о другом. И ранее она сочувствовала ей, ей было жалко, что такая интересная женщина проводит большую часть времени совсем одна, а теперь вся её подвижность, весёлость, игривость казались смехом сквозь слёзы, способом справиться с сильнейшей болью и ужасом или хотя бы попыткой спрятать все свои переживания за маской постоянного хорошего настроения.
Всё утро Яна думала об этой женщине и её непростой жизни, продолжалось это и весь день, и на перерыве, и в рабочее время5. Весь день был наполнен практически одинаковыми и постоянно повторяющимися мыслями.
«Хм… Не думала я, что стану жить в доме с привидениями… Совсем не думала… Мёртвый пианист. Это ж надо?! Не скрипит половицами, не воет за углом, не бьёт посуду, но играет на пианино! Кому расскажешь – никто не поверит! Хотя и в остальных случаях никто не поверит…
Как же мне её жалко! На вид весёлая и жизнерадостная старушка, а каждую ночь терпит такой кошмар! И по ней и не скажешь, что ей страшно, и не только по обычному виду, но и сегодня ночью, когда они с ним разминулись… Ах, как она страдает! В душе-то ей на самом деле очень больно и страшно, что каждую ночь к ней в дом мертвец приходит, и не просто мертвец, а когда-то самый дорогой для неё человек. За что он с ней так?! Он же любил её, зачем терроризировать её по ночам?! Зачем причинять ей это всё?!..
Может, он не захотел расставаться с ней после смерти? Проявил свою жадность и эгоизм и, наплевав на её чувства, стал приходить каждую ночь утолять свою жажду встречи с ней? Или же это месть? Месть за то, что они не умерли в один день, что она осталась жить, пока он мёрзнет в могиле?.. И так, и так ужасно!..
Нет, я должна ей помочь! Я должна помочь ей справиться с этим, помочь избавиться от него наконец, прогнать его, помочь прекратить её страдания! Да! Я сделаю это! Как? Не знаю… но я помогу! Как-нибудь я ей помогу!..» И так весь день.
После работы, когда Яна ехала домой на автобусе, её внезапно обуяла до этого неведомая тревога. Девушка поняла, что совсем не хочет возвращаться в дом Вероники Семёновны. Умом-то она понимала, что туда нужно вернуться, что всё с ней будет хорошо, но сердце, душа леденели, тяжелели, давили на грудь и живот, сжимали горло и всеми силами старались переубедить Яну. Девушка всеми силами сопротивлялась, но в какой-то момент она поддалась, и в голову полезли страшные мысли. Она в полной мере осознала факт прихода мертвеца и возможные его последствия. На примере требования открытой двери она сделала для себя вывод о сложности характера пианиста и ощутила следующую из этого угрозу для её жизни: что если он возненавидит её (если ещё этого не сделал)? Что если он в какой-то момент (может быть, сегодня ночью) взбесится и растерзает несчастную и всё, никто либо её не найдёт, либо ничего с этим поделать не сможет: спишет на несчастный случай за неимением подозреваемых – и дело с концом!.. Вот только автобус неумолимо вёз девушку по направлению к её остановке. «Делать нечего: надо ведь ещё вещи забрать,» – решила девушка, преодолевая сопротивляющиеся, окостеневшие ноги, встала и заторопилась к выходу.
До дома оставалось пройти ещё с десяток домов, и всё это время её терзали тревога, сомнения и дикое желание убежать. «Что такое?! Где же моя былая решимость?!» – думала Яна, передвигаясь короткими тяжёлыми шагами. Проходящая мимо незнакомая старушка даже остановилась и поинтересовалась, не нужна ли помощь. «Больная» помотала головой и продолжила свой путь. Оставалось свернуть за угол, и до дома Вероники Семёновны было бы рукой подать. Девушка остановилась и упёрлась ладонью в забор из тёмно-серого (от влаги и возраста) дерева. «Надо, надо! – повторяла она про себя. – Надо идти! Нет, не пойду! – было явное желание убежать как можно дальше от этого места. – Но надо!..» Она чуть ли не расплакалась. Разрешение дилеммы прервала собака, с громким лаем прибежавшая к этому забору и ставшая на него прыгать, скаля острые белые зубы. Яна отскочила от забора (на сколько это было возможно) и быстро направилась к дому бабушки. «С другой стороны, сейчас же не ночь и даже не глубокий вечер, что он мне сделает? И надо съехать! Точно надо съезжать!»
Быстрым решительным шагом она дошла до нужного дома. Пока она возилась с калиткой, Яну вдруг пронзил леденящий ужас. Она обернулась и осмотрелась. Стояла полная тишина, на улице кроме неё не было ни души. Подул лёгкий ветерок, закачались тоненькие берёзки, зашуршали листвой кусты, растущие через дорогу. «Ну что ты выдумываешь? – сама себе прошептала Яна. – Нет там никого! Никто не смотрит, не следит!» Ветер подул чуть сильнее, и в шелесте зелёных листьев она будто услышала шёпот: «Есть… Есть… Есть…» «И кого я хотела спасать?! Меня спасать надо!» – она засуетилась, нервно распахнула дверь и быстро закрылась изнутри. Яна посмотрела в щель между досок забора на те же кусты. Никто из них не появился. Девушка забежала в дом.
– О! Уже вернулась? – обрадовалась Вероника Семёновна; она подошла к Яне и обняла её. – Как же я счастлива, что ты решила остаться!
– Да. Да. – резко ответила та, выбралась из крепких объятий и побежала по ступенькам в свою комнату.
– Яночка, что-то случилось? – обеспокоенно прокричала ей вслед старушка.
– Ничего! – прокричала ей в ответ девушка и закрылась у себя.
«Но она такая милая! Такая добрая! Она так рада, что я осталась! Она любит меня. Мне так её жалко! – душа её сжалась, напоминая ей её ранние цели и стремясь побороть желание бросить всё и уехать. – Надо ей помочь! Надо!.. К тому же куда я сейчас поеду? Что же мне делать?!» «Надо подождать,» – пронеслась мысль, такая приятная и будто звучащая другим голосом, не тем, что обычно «произносит» мысли Яны, добрым, ласковым и убедительным. Девушка после этого успокоилась, а позже пошла на ужин.
– Вот скажите мне, – начала она, откусывая кусок котлеты и быстро жуя его.
– Жуй помедленнее, а то подавишься.
– Хорошо. А вот ваш муж… он на людей нападает?..
Вероника Семёновна чуть не подавилась.
– Да типун тебе на язык! Он добрейшей души человек! – сердито воскликнула она.
– А после смерти?
– Какой был – такой и остался! – бабушка бросила осуждающий взгляд, который через мгновенье стал заботливым и несколько печальным. – Ты боишься, что ли? Не бойся! Он просто играет и уходит. Никого не трогает!.. И не уезжай, пожалуйста! Хорошо?
– Да. – ответила девушка.
«Зря она последнее сказала… Она просто хочет, чтобы я осталась, и сейчас может наврать мне… – подумала она, упирая взгляд в тарелку. – Она сейчас всё, что угодно, скажет, чтобы успокоить меня!.. Хочет, чтобы я привыкла ко всему этому, как привыкла она. Надо её спасать! Надо исправлять ситуацию!»
За вечер Яна исполнилась решимостью и была готова к встрече с мужем Вероники Семёновны. В таком приподнятом настроении она отправилась спать, дожидаясь звуков игры на пианино. Она заранее подготовила швабру, своё верное «оружие», хотя за целый день она могла найти в сарае бабушки что-то более удобное в использовании и более надёжное: пусть и такие же неповоротливые грабли, тяпки и лопаты и намного более практичные молоток и топор. Засыпая, девушка представляла, как прогонит мертвеца силой (ну, или хотя бы сможет с ним договориться), предвкушала свою победу и грядущую спокойную жизнь… Но ночью всё пошло не по плану.
Пианист пришёл в то же время и по обыкновению сел играть. Так же, как и в первый раз его музыка проникла в сон Яны, вот только теперь из-за звучания фортепиано сон обернулся кошмаром. Во сне эта музыка из романтичной стала заупокойной мессой, которая потом превратилась в угрожающий марш, под который мертвецы восставали из своих могил и надвигались на девушку. Они шли достаточно быстро, тянули к ней свои холодные костлявые руки. Кто-то вылезал из-под земли, ещё сохраняя человеческий облик, другие вылезали голыми скелетами. В какой-то момент музыка стала зловещим вальсом. Облачённые во фраки скелеты-мужчины (правда, тут можно было судить лишь по одежде) приглашали на танец скелетов-женщин в нарядных старинных костюмах, выцветших, местами изодранных, покрытых слоем пыли, грязи и паутины. Передними сторонами зубов кавалеры касались пястных костей своих дам и, слегка касаясь рукой боковой части позвоночника между рёбрами и тазом, начинали кружиться в танце. Другая же часть мертвецов, ещё покрытых гниющей плотью, не поддалась этому весёлому настроению и продолжили, вытянув и растопырив свои уродливые пальцы, грозно надвигаться на Яну.
Яна в ужасе проснулась. Даже спустя несколько минут в её ушах эхом отдавались отзвуки того вальса, идя в одном ритме со стуком крови в ушах. Девушка поддалась панике, она поняла, что не может встать с кровати и тем более пойти «воевать». Её сковало ужасом. Казалось, будто музыка играет не в гостиной, а у неё в голове, а мертвец медленно своими холодными неживыми ногами уже идёт по душу девушки. Казалось, что пройдёт ещё секунд шесть и дверь распахнётся, ранее печальные глаза пронзят её безжизненно холодным взглядом, пока твёрдые костлявые пальцы сомкнуться вокруг её рук, и он утащит её и… сделает что-нибудь очень страшное (что конкретно, она не придумала, в голове представали картины и кровавой расправы, и захоронения живьём, и простого утаскивания души в мир иной, и многого другого). От ужаса и всплывших кошмарных видений мысли спутались и не могли дать Яне никаких рациональных идей.
Чуть ли не плача от страха и бессилия, она накрылась не только тонким пододеяльником, но и тяжёлым одеялом, под которым ей пришлось прятаться в страшной духоте. Только это её совсем не волновало, её голова была занята совсем другим. В таком положении она провела всё время, что мертвец провёл в доме, и даже после его ухода не решалась вылезти наружу.
Только когда начало светать, Яна понемногу стала выглядывать из-под одеяла, чтобы отдышаться, всё ещё ожидая увидеть рядом мужа Вероники Семёновны, но не обнаружив его в комнате мезонина, несмело высунула голову, а потом и вовсе откинула своё «ночное убежище». Сказать, что она была раздосадована своим поведением, – не сказать ничего. Она злилась на себя и внезапно нахлынувший страх, кусала локти, хватала себя за волосы, пару раз ударила подушку.
– Боже мой, дай мне смелости! – вполголоса выкрикнула она (если можно так выразиться). Это не было прошение, она использовала это как простое восклицание, не вкладывая в него никакого смысла.
Наконец-то успокоившись, девушка продолжила свой сон (на этот раз уже приятный и спокойный, умиротворённый).
Утро вторника прошло достаточно неприятно. Яна проснулась с сильной болью в голове и никак не могла от неё избавиться. Есть ей ни капли не хотелось, однако она заставила себя кое-как прожевать бутерброд и запить его чаем. Она выпила таблетку, но действия её ещё надо было дождаться. А вот что было интересно, так это особенно приподнятое настроение Вероники Семёновны. Бабушка была веселее, чем за всё время, что Яна видела её до этого, энергично хлопотала на кухне, ухаживала за своей юной соседкой, причитая, что проспала и не успела приготовить нормальный завтрак и теперь Яне «приходится давиться подобной гадостью». «Вон, – говорила она, – вижу, что даже есть это не хочешь!» После ночного происшествия девушке казалось это странным, если не раздражало её при её больной голове.
– И неужели вам не страшно? – Яна была искренне удивлена.
– От чего?
– Ну… Ночью… Когда он приходит?
– Ой! Да что ты? Сначала, конечно, было немножко страшно, но это только в начале. Это же мой муж, чего его бояться? А тебе что, страшно?
Яна промолчала.
– Да не будет тебе ничего, не бойся! Тебе это может показаться странным, но ты привыкнешь.
«Привыкну?! – удивилась про себя девушка. – То есть она совсем не хочет с этим бороться?! Привыкнешь… Как она привыкла?!.. Или она уже пробовала что-то сделать и у неё не получилось?.. Спросить? Не скажет. Лучше об этом и не говорить.»
Рабочая часть вторника прошла с меньшим количеством мыслей о мертвецах и в довольно подавленном настроении. Может, сказывалась больная голова (хотя она и скоро прошла), может, события этой ночи или просто плохой сон, хотя такая странная тоска была не только у Яны, но и просто витала в воздухе, и коллеги её были как-то грустны и апатичны. Девушка чувствовала себя опустошённой, работала медленно и с грустным лицом, что замечали некоторые и старались подбодрить её, предлагали свою помощь или ругали за непродуктивность, но ничего не помогало девушке.
Она не пыталась сопротивляться по пути домой, только шла медленно, понурив голову. «Привыкнуть? – только и всплывало в голове. – Может, так и надо?.. Смириться?..» В этот раз девушка снова посмотрела на те самые кусты через дорогу, но сейчас лишь вздохнула и побрела в дом.
– Яночка, что случилось? – спросила Вероника Семёновна и сама изобразила на лице печаль, хотя минуту назад, встречая девушку, улыбалась до ушей. – Неприятности на работе, да?
– Нет, что вы! – Янин голос так же был печален и тих, но, чтобы не волновать бабушку, она попыталась прибавить голосу лёгкости и веселья.
– Устала просто что ли?
– Да.
– Тогда сейчас поешь и иди отдыхать.
«Эх, если бы проблема была в этом!» – подумала Яна и ответила старушке измученным взглядом. В отличие от завтрака ужин был очень вкусным, и девушка ела его с огромным аппетитом и даже просила добавки, хотя в таком настроении обычно несильно хочется есть.
«Как же она смогла к такому привыкнуть?» – думала она, лёжа в своей кровати после ужина. Кровать была застелена покрывалом, а Яна была в одежде, явно не планируя сейчас засыпать, а только полежать подумать и, может, пойти вниз что-нибудь делать. «Как же так? Почему она не уедет отсюда, почему не попробует как-нибудь прогнать его? Почему? Или она уже пыталась и поняла, что можно только смириться? Но так ведь продолжаться не может! Если бы ко мне мертвец приходил играть на фортепиано каждую ночь, то я бы сошла с ума! Надо что-то делать! Сегодня пойду! Да!» – Яна, вновь проникнутая таким боевым духом, села на кровати, отыскала глазами лежащую около кровати швабру, взяла её в руки, повертела, представляя себя великим воином, и поставила у стены. Воодушевлённая, она побежала вниз увидеть бабушку, может, ещё выпить чаю или поделать что-то интересное в гостиной.
