Весь день напролёт проговорили мы с матушкой. Больше слушал. Вечером решили разнообразить беседу прогулкой, попросил показать село. Оно отдаленно напоминало мой дорогой по солнечному детству Большой Улуй, что в Красноярском крае. Оба возведены при помощи топора и пилы, основной строительный материал того и другого поселения – дерево… Рубленые дома по-сибирски приземисты, многие поставлены лет пятьдесят-шестьдесят назад, потемневшие от времени, но крепкие. Главное сходство с Большим Улуем – сосновый бор, высокой стеной подступающий к краю села.

Быть у бора и не войти под его своды… Дорога забирает круто вверх, бор на возвышенности, у опушки асфальт заканчивается, дальше спрессованный колесами автомобилей песчаник… Сосна дерево как ни одно другое солнечное, впитывая зелёной кроной энергию небесного светила, превращает её в золотисто-коричневые стволы, внутри которых движется медово-прозрачная смола – живица. Ударь по стволу топором, рана тут же целебно заполнится живым янтарём. Земля в бору покрыта мягким ковром отслужившей свой век хвои. Недавно пронёсся по округе сильный ветер, сухие ветки, сброшенные с дерев, пламенеют игольчатым огнём. Под стволами россыпи серо-коричневых шишек. Воздух сухой, пахнет корой, перегретой хвоей. Но стоит прошуметь дождю, разольется между стволами густой аромат хвойного леса…

Сосны, уходящие в небо, можно сравнивать с мачтами, натянутыми струнами, ракетами на старте. Воздух не шелохнётся в тишине, но если приложить ухо к стволу, кажется, что слышен гул верхового ветра, потоки которого проходят высоко-высоко под облаками…

По лицу матушки вижу, не один я очарован вековым бором. Не спрашиваю, но уверен, мыслями она в лесу своего детства – в Башкирии…

– А вон мой детский дом, – показывает матушка на двухэтажный корпус, виднеющийся между стволов. – Тут у меня малыши, – рассказывает матушка, – восемь-двенадцать лет. Однажды пришла к ним с бородинским хлебом и солью. Даже не скажу, почему вдохновение нашло на такой гостинец. Сама любила в детстве с солью и чесноком. Как им понравилось! Налетели. С тех пор обязательно, собираясь к ним, покупаю. Однажды плюс к этому конфеты «подушечки» принесла. Напали: матушка, мы так это любим! Черный хлеб, соль, чеснок и «подушечки». Фильмы просят обязательно военные. Подобрала православные мультики – про битву на Куликовом поле, Ослаблю, Илью Муромца. Довольные! В самую точку попала. Смотреть чинно не умеют – кричат, шумят, диктора не слышно. «Князь Владимир» – мультик на ура восприняли. Хочу найти им голливудский «Александр Македонский», а еще фильм из моего детства – «Даки». Хлеб едим, фильмы смотрим… На исповедь вожу, причастие… Сложнее начинать работать со старшими, с малышами легче… Теплые детки. Их только обнимай… На земле живут. «Вату катать» некогда. Летом за ягодами ходят, варенье варят. Огород свой в детдоме. Сначала не могла поверить, когда директор сказал, что ни один воспитанник не курит. Пятьдесят человек, и ни один…

Мы возвращаемся из бора. Село внизу. Небольшая тихая речка, мост, за ним дома. Идем по спуску к реке, вдруг ловлю себя на ощущении – чего-то не хватает в этом летнем вечере. Чего? Стада. Не хватает стада. Мычащего, блеющего, усталого, сытого, оно втекает разноголосой широкой рекой в центральную улицу, заполняет её от забора до забора. Коровы идут лениво, им и хочется домой, получить корку хлеба от хозяйки, скорее опростать вымя, освободиться от тяжести молока, да ноги устали за день. Среди скотины можно увидеть женщин, ребятишек с хворостинами. Они ведут под индивидуальным надзором своенравных буренок. Если иную норовистую кормилицу вовремя на околице не перехватить, запросто пустится колобродить по селу, бегай потом, ищи по переулкам. Смирных коровок хозяйки ожидают у открытых калиток. А если какая хозяюшка зазевается дома или замешкается на дальнем конце огорода, корова с переполненным выменем встанет у ворот, замычит: открывайте, доить пора, а вы даже во двор не соизволите впустить.

Шумный проход стада венчает летний день. Вот скотина загнана, зазвенели струйки молока о дно подойников, начался деревенский вечер…

Но стада нет. Не держат коровок. Редко где по дворам мычат они, редко у какого дома виден стог сена.

– Мало у кого коровы, – говорит матушка, – не хочет народ возиться со скотиной.

Мы останавливаемся на середине спуска, я достаю фотоаппарат и делаю снимок села на память.

– Здесь мой нынешний редут, – улыбается матушка.

Говорит с иронией в голосе и печалью. Иеговисты пустили корни в селе, недавно появились неоязычники. Напористые, воинственные. Я считал, последние лишь в городах гнездятся, представленные интеллигенцией-образованщиной да задурманенными ею юнцами. Приходилось слышать на гневе замешанные монологи неоязычников, что христианство-де, вторгнувшись в пределы Руси, уничтожило древнейшую славянскую культуру. Что на это сказать? Испанские конкистадоры в Южной Америке мечом и огнем уничтожали язычников (кои, кстати, людей приносили в жертву своим богам), а не сумели сравнять с землёй цивилизации инков, майя, ацтеков, многое сохранилось… Куда, спрашивается, у нас все «великое» девалось?

– В магазине одна ко мне подступила: «Вы чем в церкви причащаете людей? Вином ведь! Вином! Спаиваете нацию!» – рассказывает о сельских неоязычниках матушка. – С виду неглупая женщина… Момент специально выбрала, чтобы аудитория была, очередь собралась, тогда и вылепила… Ей ничего не докажешь. Пыталась разговаривать, в ответ агрессия, неприязнь…

Недавно родственник написал мне: на Украине, в Николаеве, неоязычники пытались поджечь два православных храма. Цитаты из рун написали на заборах… Не униаты, которых никак не обвинишь в «дружелюбии» к Православию, не радикалы-националисты, а современные язычники…

Делаю еще несколько снимков панорамы села. Кое-где поднимаются из труб струйки дыма: топят бани – суббота. Лучи заходящего солнца нисходят на крест высокой колокольни, он горит золотом, и сами собой приходят слова молитвы:

Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое,

победы православным христианам на сопротивные даруя

и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.