Солнце в ежевичнике

© Стася Холод, 2022

© «Издание книг ком», о-макет, 2022

Повести

Солнце в ежевичнике

I

Где ночует солнце? Когда Джордж был маленьким, он думал, что в приютском ежевичнике. Мистер Уильямс брал его на руки, и они вместе наблюдали, стоя у открытого окна, как сияющий шар неторопливо скатывается туда, неистово пламенеет в листве, потом угасает и, спрятав последний золотой луч, засыпает до утра.

Джордж думал: «Неужели ему там не холодно и не колко?» Закат отгорал, сгущались сумерки, из сада доносились загадочные звуки и шорохи, и Джорджу представлялось что-то невероятное, а мистер Уильямс относил его в кроватку и рассказывал какую-нибудь чудесную сказку. В ту пору воспитатель сам собирал для него спелую ежевику. Джорджу запомнились иссиня-чёрные ягоды, налитые вязким смолистым соком, такие крупные, что на ладони их умещалось всего две или три.

С годами они становились более мелкими, но не менее вкусными, и так же, как все мальчишки, Джордж объедался ими и вылезал из зарослей чумазый и счастливый. Стоит ли говорить, что пирожки с ежевикой они уплетали за обе щеки, и компот из неё получался отменный, а когда повар мистер Тэмпл варил на зиму варенье и джем, над приютом плыло облако сладкого аромата.

Мистер Уильямс тоже делал заготовки, но несколько иного толка. Он редко ходил в аптеку, таблетки и микстуры считал медленным ядом и знал наверняка, что отвар из ежевичного листа – лучшее лекарство от любой простуды. Воспитатель сушил его на чердаке и раскладывал по холщовым мешочкам, а Джордж ему помогал. Здесь необыкновенно легко дышалось и мечталось, поскольку воздух был напоен духом целебных трав и очарованием прошлого.

Джордж относился к истории Блэкберри-хауса с большим интересом и трепетом, и немудрено, ведь сам способ его появления здесь был, если можно так выразиться, старинным. Всех его товарищей оставили в родильных отделениях муниципальных больниц. Наверное, это очень обидно, когда тебя оставляют. С ним же всё было иначе – его, наоборот, нашли.

Однажды вечером к мистеру Уильямсу прибежали взволнованные мальчишки и сообщили, что в ежевичнике заблудился котёнок, ему там темно и страшно, он жалобно мяукает, и воспитатель, не теряя ни минуты, отправился на выручку, освещая дорогу электрическим фонариком, с которым ходил в кладовку. Ежевичник Блэкберри-хауса хитросплетением тропинок мог соперничать с Кенсингтонским лабиринтом, но мистер Уильямс всё же нашёл его, нашёл и понёс в приют, сопровождаемый ликующими сорванцами, каждый из которых так и норовил заглянуть в пищащий свёрток. Он дал ему красивое и гордое имя – Джордж.

Чердак был настоящим кладезем бесценных вещей. Если хорошенько покопаться, здесь можно было отыскать учебник грамматики, изданный при королеве Виктории, пуговицу, оторвавшуюся от форменного сюртука сто лет назад, да так и не пришитую, грифельную доску или колпачок для тушения свечей… таинственные весточки из приютской жизни минувшего века – века, когда телефон был в стадии разработки, а строительство железных дорог вызывало в Англии жаркие споры. Пёрышко с засохшими чернилами, потрёпанная тетрадка со смешными рожицами на полях, запах свежего ежевичного листа – прошлое и настоящее сливались здесь воедино, и это завораживало и навевало странное чувство, будто времени не существует, а есть одна большая вечность.

И Джордж решил написать книгу о приюте Блэкберри-хаус по примеру местного краеведа, только тот занимался историей всего Холбрука, был дружен с мистером Уильямсом и ему первому приносил для прочтения уже готовые главы. У воспитателя вообще было много друзей: и лаборант из кабинета химии, и водопроводчик Пол Рэй (они познакомились, когда в душевой приключился потоп), и даже водитель экскурсионного автобуса.

Библиотекарь благоволил к Джорджу и доверял ему ключи от книгохранилища, и он проводил там немало времени в поисках материалов для своего исследования. Как-то раз он обнаружил альбом с довоенными марками, каких уже не купишь ни на одной почте, показал своему приятелю Генри Никсону, и они со всех ног помчались к воспитателю. Мистер Уильямс коллекционировал марки с детства, и неудивительно, что все его ребята неплохо разбирались в филателии, но едва ли кому-то из них доводилось сделать ему такой подарок! Он был сам не свой от радости, любовно гладил пожелтевшие от времени страницы, расправлял уголки. Вдруг из альбома выпала фотокарточка. На ней улыбались двое мальчишек в школьных блейзерах, и, увидев их, мистер Уильямс изменился в лице.

– Что с вами? – испугался Генри.

– Кто это? – спросил Джордж. – Вы их знаете?

– Да… Знал когда-то, – с трудом произнёс воспитатель, протирая стёкла очков.

– Они из нашего приюта?

Мистер Уильямс ничего не ответил и велел им пойти поиграть в футбол, а вечером позвал к себе на чай и рассказал историю этих ребят.

Их звали Джордж и Эд, они были закадычными друзьями и всё делали сообща: сбегали с уроков, обследовали заброшенные железнодорожные пути, ходили в кино. Им ужасно нравилось кататься на качелях, отважно взлетая до самого неба, и воображать себя пилотами, ведущими самолёт. Они часто говорили о том, кем станут, когда вырастут: сначала – пожарниками, потом – машинистами, потом – разведчиками и продавцами мороженого, а может, сначала продавцами мороженого, наедятся его от пуза и уж потом – разведчиками, но обязательно вместе, чтобы не расставаться.

Джордж был старше Эда на целых две недели и считал, что тот должен его слушаться. В играх и проказах он был заводилой и ответ за них нередко держал один. Самому Эду такое положение вещей не очень нравилось, но попробуй с ним поспорь, когда он старше на целых две недели.

Друзья любили родную Картрайт-стрит, и свой многоквартирный дом в рабочем квартале, и бетонную площадку, на которой играли в мяч, и думали, что так будет всегда, но началась война. Осенью 1940 года школу, где они учились, эвакуировали в тихий провинциальный городок. Многие ребята были огорчены и не хотели покидать Лондон, но только не Эд и Джордж: они давно мечтали о путешествиях.

Ученики в сопровождении молоденькой учительницы выгрузились из поезда на станции Холбрук, и их отвели в зал ожидания. Они должны были поселиться у местных жителей, которые приходили туда и выбирали, кому кто приглянется. Сначала разобрали девчонок и тихих опрятных мальчиков, о каких у школьных забияк обычно чешутся кулаки, потом распределили остальных, но на наших друзей охотников так и не нашлось. А ведь они раз десять, не меньше, устраивали замечательную воздушную тревогу. Эд выл сиреной, а Джордж носился по залу, раскинув руки, и очень правдоподобно изображал пикирующий бомбардировщик, к тому же из кармана у него торчал лучший в классе деревянный самострел. Одна пожилая леди уже совсем было согласилась их принять, но Эд, желая её рассмешить, примерил газовую маску, и она передумала.

– Что, доигрались? – сказала мисс Смит чуть не плача. – Говорила вам, ведите себя прилично. Куда я вас теперь дену?

Эд произнёс дежурную фразу:

– Мы ничего не сделали, – но ей от этого легче не стало.

Собравшись с силами, она вооружилась телефонным справочником, пустила в ход все свои организаторские способности и наконец договорилась с директором Блэкберри-хауса, старинного приюта для мальчиков, расположенного в полутора милях от городка. «Может, это и к лучшему», – подумала мисс Смит. Она не представляла, кто из жителей долго вытерпит у себя дома эту парочку, и была рада, что сама избавилась от неё хотя бы до окончания войны. Джорджа и Эда такой поворот событий тоже устраивал. Они видели фахверковое здание приюта из окон поезда и уже тогда предположили, что там водятся привидения.

Незнакомые ребята встретили их радушно, напоили чаем из ежевичного листа и по случаю приезда гостей открыли новую банку варенья.

– Какое оно душистое! – восхитился Эд.

– Это потому, что в нём много солнца, – сказал Джайлс Липмэн. – Так мистер Айнсворт говорил, а сейчас он на фронте.

– А кто это – мистер Айнсворт?

– Наш учитель. Враги ужас как его боятся. – И Джайлс показал им газетную вырезку с фотографией бравого пехотинца. – Мистер Чарлтон тоже хотел, но его не взяли.

– Почему?

– Решили, что он слишком старый.

– Не старый, а пожилой, – поправил Мэтью Паркер. – И потом, если бы он ушёл на войну, кто бы сейчас учил нас?

Мистер Чарлтон передвигался, тяжело опираясь на трость, и без очков почти ничего не видел, но когда наставники Блэкберри-хауса уходили на фронт, он рвался со всеми, но ему отказали, тактично объяснив, что он нужен здесь, иначе кто должным образом позаботится о будущем Англии?

– Списали, негодники, – горячился старик.

Мистер Чарлтон считал, что его место в окопе, что он ещё крепок и силён и ему в самый раз – в атаку, и ребятам стоило большого труда, чтобы его успокоить. Он был превосходным рассказчиком, знал столько всего интересного, о чём не прочтёшь ни в одном учебнике, и умел вдохнуть жизнь в любой, даже самый скучный, засушенный параграф. Воспитанники Блэкберри-хауса учились на совесть. Здесь не принято было отступать, и, если задачка не получалась, её решали до глубокой ночи. Как-то раз Эд посетовал, что ему тяжело и хочется спать, и тут же услышал в ответ:

– А мистеру Айнсворту, думаешь, легко в окопах?

Джордж и Эд отринули лень и тоже подтянулись. Они вообще почувствовали себя старше и ответственней, и у них появилось много новых увлечений. Эд навсегда запомнил вечера в Блэкберри-хаусе: веселье огромной ватагой, и захватывающие истории мистера Чарлтона, и аромат ежевичного чая, особенно вкусного, когда пьёшь его в кругу друзей, но как только из репродуктора раздавался треск, все замирали, словно в оцепенении, и, затаив дыхание, слушали военные сводки. Джордж и Эд знали – самолёты Люфтваффе бомбят Лондон. Начались каникулы, и они почувствовали непреодолимое желание увидеть свой город хотя бы одним глазком. Ребята решили самовольно съездить туда, навестить родных, покататься на качелях и – обратно в Блэкберри-хаус. Они дали одноклассникам слово, что непременно вернутся к началу учёбы, и в подтверждение этому Эд оставил им на хранение своё сокровище – альбом с марками.

Лондон изменился до неузнаваемости. На месте парка развлечений чернели глубокие воронки, из которых устрашающе торчала железная арматура искорёженных качелей. Они увидели родную Картрайт-стрит, по которой когда-то бегали взапуски, истерзанную и полуразрушенную, и горы дымящихся кирпичей на месте знакомых с детства зданий, и обугленный остов школы… и ими овладел гнев.

– Стыдно отсиживаться в провинции, когда враги бомбят твой город, – сказал Джордж.

Друзья остались в Лондоне и вступили в подростковый добровольческий отряд пожарных. Они отвозили на тачках и сбрасывали в Темзу бомбы замедленного действия, засыпали песком зажигалки, помогали выносить раненых и расчищать завалы. Как-то раз во время налёта Джордж и Эд дежурили на крыше многоэтажного дома и вдруг увидели старика. Он был чем-то похож на мистера Чарлтона и, судя по всему, потерял очки. Оглушённый треском орудий и рёвом моторов, он топтался на одном месте, беспомощно постукивая тростью о брусчатку, вместо того чтобы спешить в укрытие.

– Надо помочь ему добраться до Сент-Лукаса, – сказал Джордж.

В подвале этой небольшой церкви жители их квартала прятались от бомбёжек. Джордж бросился вниз. Эд хотел пойти с ним, но тот велел ему оставаться на посту. Джордж подбежал к старику, взял под руку и повёл в переулок… и тут прогремел взрыв.

Мистер Уильямс резко поднялся и подошёл к окну. Он не хотел, чтобы ребята видели его слёзы. Джордж и Генри тоже притихли.

– А что было потом с Эдом? – спросил Генри, горестно всхлипнув. – Он вернулся в Блэкберри-хауз?

– Вернулся, правда, с опозданием на десять лет. Он закончил педагогический колледж и приехал сюда уже в качестве воспитателя. Эд был младше на две недели, но получилось так, что он вырос, и в его волосах появилась первая проседь, а Джордж навсегда остался школьником. Сейчас у Эда есть любимая работа, много добрых приятелей и просто хороших знакомых, но Джорджа ему по-прежнему очень не хватает. Порой он рассказывает другу о своих делах, и ему кажется, что тот его слышит.

И Джордж понял, в честь кого он носит это красивое и гордое имя, и ему ужасно захотелось увидеть Лондон. Лондон, который во время Блица защищали не только британские ВВС, но и такие же мальчишки, как он, по улицам которого ходили Джордж и Эд, ставший впоследствии их славным мистером Уильямсом. Он непременно должен побывать в Лондоне.

* * *

…Каждую субботу Холбрук наводняли вооружённые фотоаппаратами туристы. Их привлекала римская базилика, рыночная площадь, средневековая тюрьма, во дворе которой стояли настоящие колодки, и возможность полазить по городской стене. Блэкберри-хаус в этот плотный график, как правило, не вписывался, но однажды экскурсионный автобус остановился, и из него высадились двое – мужчина и женщина. Они попросили у директора разрешения осмотреть приют, и тот с радостью позволил, подчеркнув, что Блэкберри-хауз – единственное в графстве благотворительное учреждение, не утратившее свой первоначальный облик.

– Реставрация здания проходила так, чтобы не нарушить внутреннюю планировку. Сюда провели центральное отопление и электричество, но интерьеры сохраняют колорит ушедшей эпохи, – сказал мистер Айнсворт с гордостью, – даже шкафы и пюпитры в библиотеке остались с XVIII века. А какие там росписи на потолке! Я сейчас позову Джорджа. Он расскажет всё это гораздо лучше меня. Джордж очень способный, начитанный мальчик, страстно увлечён историей. В краеведческом музее его все знают. Кстати, он пишет о Блэкберри-хаусе книгу, только это – между нами.

Джордж редко общался с посторонними людьми: приют жил обособленно, да и в близлежащем городке к его обитателям относились по-свойски. Должно быть, поэтому первая часть рассказа у него получилась несколько скомканной, но мистер и миссис Гилмор слушали внимательно, были терпимы к оговоркам и повторам и помогли ему преодолеть робость. Под конец он почувствовал прилив небывалого вдохновения, а следом на него обрушилась лавина бурных похвал.

– Директор сказал нам по секрету, что ты пишешь книгу, – подмигнул мистер Гилмор.

Джордж смутился:

– Мистер Айнсворт очень добр ко мне, но, уверяю вас, он преувеличил. Я пока только собираю материалы: вырезки из газет, снимки, воспоминания старожилов.

– Ты и город знаешь так же хорошо?

– Нет, что вы! Хотя мистер Форстер, наш краевед, проводит с нами занятия по истории Холбрука. Если бы вы к нему обратились… вот он всё знает.

– Мы бы хотели послушать тебя. Ты проведёшь для нас экскурсию по городу?

Джордж смутился ещё больше, но было видно, что ему приятно:

– С удовольствием, если, конечно, мистер Айнсворт позволит.

Супруги как-то странно переглянулись, и мистер Гилмор сказал:

– Это я беру на себя. Мы приедем в следующий уик-энд.

– Мы что-нибудь вам должны? – спросила миссис Гилмор у директора.

Тот отказался от денег, но предложил сделать памятную запись в книге для гостей и пригласил супругов к себе в кабинет на чашечку кофе.

Когда они вышли за ворота, мистер Гилмор спросил:

– Ну, как он тебе?

– Мистер Айнсворт? Сноб и зануда. Могли бы приставить к детям и кого-нибудь посовременней.

– Нет, я говорю о Джордже.

…Увлечение Джорджа все воспринимали серьёзно и доброжелательно, но порой он опасался, что, кроме наставников и воспитанников Блэкберри-хауса, а также жителей Холбрука, беззаветно любящих свой городок, это окажется никому не интересно, а потому был приятно удивлён. Он ревностно относился к достопримечательностям и красотам родных мест, понимал, что не должен осрамиться перед настоящими лондонцами, и очень хотел представить Холбрук достойно, толково и вместе с тем занимательно.

Джордж всю неделю тщательно готовился: перечитывал конспекты, размышлял, как лучше построить рассказ, в пятницу допоздна репетировал, призвав в качестве слушателя Генри, а в субботу спозаранку стал ждать экскурсионный автобус, но тот просвистел мимо, даже не притормозив. Ребята пошли купаться на речку, а Джордж всё стоял у окна и смотрел на дорогу, – может, они приедут на автомобиле, – и с досадой провожал глазами то мусоровозку, то расписной фургон пекарни «Вайт и Джонсон», то грузовичок мебельного магазина. Мистер Уильямс несколько раз отправлял Джорджа на спортивную площадку, но тот быстро возвращался. Такие милые, общительные люди не могли обмануть, и он уже начал беспокоиться, не случилось ли чего с его новыми знакомыми.

Они появились только в следующую субботу. Директор встретил их не так радушно, как прежде, неохотно отпустил с ними Джорджа и предупредил, что к пятичасовому чаю он обязательно должен быть в приюте. Пешеходная тропа в Холбрук огибала живописные купы деревьев, петляла мимо каменных оград. День выдался как на заказ, и прогулка по городу доставила всем её участникам удовольствие. Напоследок мистер Гилмор предложил зайти в кафе.

– А что у нас со временем? – спросил Джордж.

– Времени ещё куча, – заверил мистер Гилмор, однако башенные часы уже пробили четверть пятого.

– Мне пора, – тихо, но твёрдо сказал Джордж.

– Нет-нет, мы не можем отправить тебя в приют голодным! Воля твоя, но ты заслужил сытный обед, – вмешалась миссис Гилмор.

– Но ведь мистер Айнсворт сказал…

– Мало ли что он сказал!

Джордж опешил, но мистер Гилмор сгладил неловкость, как бы продолжив реплику жены:

– И всё это должно исполняться. Перекусим, а потом возьмём такси, и оно за пять минут домчит нас до Блэкберри-хауса.

В кафе Джордж выбрал то, что дешевле, – пепси-колу и жареный картофель.

– Ну вот ещё – еда называется, – возмутился мистер Гилмор и заказал на своё усмотрение уйму дорогостоящих лакомств, так что Джорджу сделалось неудобно, и он пожалел, что не настоял на своём.

…Джордж уже провёл их по всем интересным местам в округе, но мистер и миссис Гилмор нагрянули опять и упросили отпустить его с ними в поездку по графству. Это было очень мило с их стороны. Время шло, а визиты продолжались, и мистер Айнсворт, как ни странно, разрешил Джорджу брать у них гостинцы и книжки и даже отпустил его с мистером Гилмором на футбольный матч. Между делом Джордж узнал, что супруги Гилмор живут в двухуровневой квартире с отдельным входом и палисадником, что мистер Гилмор занимает важную должность в крупной торговой фирме, а миссис Гилмор – домохозяйка и обожает вкусно готовить.

В начале июня в городе проходила весёлая эстафета. Воспитанники и наставники Блэкберри-хауса состязались в ловкости и шустрости со скаутским клубом. Мистер Гилмор тоже принял в ней участие, разумеется, на стороне приюта, и показал себя с лучшей стороны, потом на берегу реки был пикник, во время которого все оценили кулинарное искусство миссис Гилмор: она привезла целую корзину ароматных, посыпанных сахарной пудрой пончиков. А на обратном пути по дороге в Блэкберри-хауз они напрямик спросили Джорджа, хочет ли он быть их сыном.

* * *

Мистер Уильямс сидел на скамейке и читал газету, а в двух шагах от него гремела война: двор превратился в поле боя, воздух раскалился от жаркой схватки. Генри, забыв, что на нём новые шорты, полз по-пластунски с пистолетом наготове: он должен был пересечь линию фронта, добраться до зарослей крапивы и разведать обстановку.

– Бах-бах-бах! – рвалась граната.

– Тра-та-та, – стрекотал пулемет.

Джордж, раскрасневшийся и взлохмаченный, с деревянной «Ли-Энфилд» наперевес, подкрался к мистеру Уильямсу, закрыл ему ладонями глаза, и тот, по обыкновению, стал угадывать, кто это:

– Ричард, Эндрю, Нэйл, Стив, Джордж…

Нет, Джордж не собирался брать мистера Уильямса в плен. Он хотел сообщить ему потрясающую новость: сегодня за ним приедут родители. У воспитателя сделалось такое лицо, будто он проглотил раскалённый кирпич:

– Как, уже сегодня?

– Да, они только что звонили мистеру Айнсворту. Они постарались быстрей всё оформить, – ну, там всякие справки, бумажки, – так как ужасно соскучились. Мистер Уильямс, а почему вы такой грустный? Вы не рады?

– Нет, что ты, очень рад. Я всегда хотел, чтобы у тебя была дружная семья. Уверен, тебе там будет хорошо. Пойдём наберём ежевики на дорожку.

Первые ягоды мистер Уильямс делил поровну, чтобы никому не было обидно, а тут он отдал Джорджу целую банку.

– А как же вы? А как же ребята?

– Бери-бери, не беспокойся. От нас урожай никуда не денется, а в городе такой нет… Ты правда хочешь, чтобы мистер Гилмор стал твоим отцом?

– Да, – кивнул Джордж, – только я подумал, а как же моя книга?

– Писать о родных краях издалека даже сподручней. Ты увидишь и Холбрук, и Блэкберри-хауз, и всех нас словно с вершины холма, сможешь осмыслить свою жизнь здесь и рассказать о ней правдивей. Если, конечно, новые впечатления не вытеснят из твоей памяти наш скромный приют.

II

Квартира мистера и миссис Гилмор была модно обставлена и оснащена по последнему слову техники. Когда Джорджа отправили мыть руки, он ахнул от неожиданности, попав в грот, сияющий абрикосовым кафелем, зеркалами и позолотой. Это великолепие ни в какое сравнение не шло с приютскими душевыми кабинами. Но больше всего его удивило не шикарная мягкая мебель в гостиной, не сверхмощный пылесос, не миксер для приготовления коктейлей, а полное отсутствие книг. Зато его новый отец состоял в Ассоциации рыболовов-любителей и знал всё об удочках, спиннингах и клёве. Мистер Гилмор обещал, что следующим летом они поедут в Шотландию, будут жить в маленьких, затерявшихся среди гор гостиницах, удить рыбу в кристально-чистых голубых озёрах и подниматься на высокие хребты, но это – планы на будущее, а сейчас им предстояло решить, как провести ближайший уик-энд.

– Куда бы ты хотел пойти? – спросил его мистер Гилмор, и Джордж сказал, что в Вестминстерское аббатство.

– Что там делать-то? – удивилась миссис Гилмор.

– Ну, как это – что? Там полным-полно интересного. Наверное, Джордж наслышан о церкви Святого Петра, о часовне Генриха VII и Скунском камне или хочет увидеть коронационный трон. Так ведь?

Джордж кивнул, хотя на самом деле ему надо было туда не за этим.

– Ну, не знаю, – пожала плечами миссис Гилмор, – он ещё с классом туда не раз пойдёт. По-моему, лучше сходить в кино.

На том и порешили. В понедельник поутру мистер Гилмор уехал в офис. Чтобы Джордж не скучал, миссис Гилмор принесла из кладовки два мешка игрушек и заверила, что там есть ещё на случай, если с этими ему возиться надоест. Джордж был благодарен ей за заботу, но играть один он не привык и вскоре спустился к ней на кухню.

Миссис Гилмор готовила жаркое.

– Мама, давай я тебе помогу, – сказал Джордж.

Она почему-то вздрогнула от его слов и спросила растерянно:

– А ты умеешь?

Вместо ответа он ловко и быстро нарубил морковь и взялся за цветную капусту.

– Ну и ну. Откуда такая сноровка? А ещё говорят, что приютские ничего не умеют.

– Это смотря в какой приют попадёшь. Вот у нас в Блэкберри-хаусе все ребята по очереди дежурили на кухне, а кто себя плохо вёл, те и вне очереди.

Миссис Гилмор натянуто улыбнулась.

– И вы не возражали? Ведь это не мальчишеское дело.

– Почему не мальчишеское? Наш директор, когда был на войне, готовил на полевой кухне, и однополчане хвалили его стряпню. Вообще, все знаменитые повара – мужчины. Разве не так? Мистер Уильямс говорит, что мы всё должны уметь сами – в жизни пригодится.

Джордж действительно был завсегдатаем кухни, поскольку мистер Уильямс отправлял его туда чаще других и за меньшие промахи. Зато он так наловчился чистить спаржу и картошку, что повар не мог на него нарадоваться, и он редко возвращался в дортуар без заслуженной награды – сочной морковки или кочерыжки. Джордж умел и рыбу в кляре обжаривать, и готовить яичницу-болтунью, и даже лепить слоёные пирожки. Как-то раз он решил сделать маме сюрприз, и когда она вернулась из похода по магазинам, обнаружила в духовке сковороду с запеканкой.

– Отменно! – сказал мистер Гилмор за ужином. – Где ты раздобыла такой рецепт? У тети Нэнси?

На другой день Джордж снова предложил ей помощь, она же мягко, но настойчиво посоветовала ему в преддверии учебного года позаниматься английским и алгеброй.

Государственная школа смешанного типа ошарашила Джорджа размерами. Впечатление было такое, будто туда свезли детей со всей Англии, и в коридоре стоял рёв, как от Ниагарского водопада.

– А ты правда из приюта? – На этот вопрос он ответил двадцать раз по числу одноклассников.

– Моя мама говорит, что приютских детей надо жалеть, – сообщила девочка с яркой заколкой в густых, вьющихся волосах.

– А на мой взгляд, жалеть надо тех, кто рассуждает о вещах, о которых не имеет ни малейшего понятия, – парировал Джордж.

Не совсем удачное начало. Честно говоря, он по-другому представлял себе первое знакомство с новыми товарищами.

– А как ты оказался в приюте? Твои настоящие родители умерли, да?

Тут ему следовало быть осмотрительней и хитрее, но он сказал, как есть, а слово не воробей. Тем временем между ребятами вспыхнул спор, похож ли он на Тео. Мнения разделились. Одни говорили, что «да», только у того были волосы темнее, другие – что «нет». Джордж сначала принял это за розыгрыш, потом всё же не выдержал и поинтересовался, кто такой Тео.

– Разве ты не знаешь? – удивились ребята. – Тебя взяли вместо него.

Оказывается, у мистера и миссис Гилмор был родной сын. Он погиб пару лет назад в результате несчастного случая. И Джордж понял, откуда ощущение обитаемости, посетившее его, как только он вошёл в детскую: царапины на полировке и переводные картинки на крышке проигрывателя, да и по потёртым футлярам пластинок нетрудно было определить музыкальные предпочтения их прежнего хозяина. Игрушками до него тоже явно кто-то играл, но Джордж принял это как должное. У них в Блэкберри-хаусе был даже «Игрушкин лазарет»: старшие ребята пришивали плюшевым зайцам оторванные уши, чинили сломанные автомобили, что-то подклеивали, что-то подкрашивали. Джорджу это нравилось. Казалось, будто помогаешь друзьям, с которыми не виделся целую вечность. Однако, как получилось, что такой же мальчишка, как он, учился в той же школе, мечтал кем-то стать, может быть – шофёром, а может – пожарником, и вдруг погиб? Ведь войны нет… Он думал, что в мирное время умирают только пожилые люди. И вот Джорджа взяли вместо него, и он будет теперь жить в его комнате и слушать его пластинки. Джордж почувствовал вдруг необъяснимую, щемящую тревогу. Он знал, что ушедшим друзьям нельзя найти замену, но их можно и должно помнить. А сыновьям?

* * *

Все новички в приюте первое время дичились и даже самым весёлым играм предпочитали одиночество. Мистер Уильямс говорил, что их надо поддержать в трудный момент, и тогда они привыкнут к новой жизни и полюбят Блэкберри-хауз, и почти всегда оказывался прав: испуганные волчата вскоре превращались в обыкновенных мальчишек, озорных и жизнерадостных.

Джордж же, напротив, попал в семью – небывалая удача для одиннадцатилетнего, если учесть, что всем подавай ничего не помнящих и не соображающих малышей. Может быть, это вообще тяжело, когда твои желания вот так внезапно сбываются? Например, у Джорджа появилась своя комната, о которой он так мечтал. Всё бы хорошо, но в неё нельзя было ворваться с криком и гиканьем и плюхнуться на кровать, запустив в соседа подушкой. Не то чтобы ему запрещали бегать и резвиться, просто, находясь среди взрослых, невольно примеряешь на себя их манеру поведения – не лететь же сломя голову одному. В общей спальне допоздна стоял шум и гвалт, и мистер Уильямс порой несколько раз за вечер приходил их унимать. Там постоянно кто-то возился, сопел или бормотал, там Джордж чувствовал присутствие товарищей даже во сне и только сейчас понял, как это важно. Здесь же царила гнетущая тишина, лишь еле заметно колыхалась тюлевая занавеска, да по подоконнику монотонно стучал осенний лондонский дождь. Порой он просыпался среди ночи, не мог понять, где он, и пугался. Впрочем, это было не единственной его проблемой. Миссис Гилмор часто грустила, вспоминая Тео, и Джордж решил заботиться о ней и по возможности веселить. Чтобы отвлечь её от разговоров, неизменно заканчивающихся слезами, он рассказывал ей забавные случаи из жизни Блэкберри-хауса, но, как оказалось, делал только хуже.

– Не могу понять, что происходит, – говорила она мистеру Гилмору, – у него на уме один приют. Мы так хотели, чтобы он поскорее забыл это мрачное заведение. Хотели дать ему новую, счастливую жизнь.

– А ты его расспрашиваешь о ней?

– О ком?

– Об этой самой новой жизни? Интересуешься его делами?

Оказалось, что нет.

– Ну вот, а ещё жалуешься.

И мистер Гилмор задался целью добиться большего. В субботу они с Джорджем отправились играть в волейбол. Они давно нигде не были вместе – с того первого уик-энда. Мистер Гилмор очень уставал за неделю, а потому все выходные сидел перед телевизором с баночкой пива или уезжал в Ассоциацию рыболовов-любителей. Джорджу вспомнился летний спортивный праздник, всеобщее упоение игрой, азарт соревнований, шум и смех. Здесь же был слышен лишь стук мяча, глухой и как будто подневольный. Порой Джорджу казалось, что приёмный отец забывает о нём и думает о чём-то своём. О чём? Наверное, о том, как это несправедливо, что Тео ушёл, а Джордж занял его комнату. Джордж уже много раз слышал от миссис Гилмор, как они поженились и ждали сына, как заранее придумали ему имя и хотели дать всё, чего сами в детстве не получили.

– Как у тебя дела в школе? – спросил мистер Гилмор.

– Мисс Хоккинс мной довольна.

– А ребята? Ты подружился с кем-нибудь?

Джордж не знал, что отвечать. Тут ему хвастаться было нечем: одноклассники не принимали его к себе и дразнили подкидышем. В подростковом клубе тоже была скучища, зато он познакомился там с Джоном по кличке Ржавый – очень умным человеком. Они играли в настольный теннис и разговорились. От него Джордж узнал, что такое презервативы, и ещё много интересных вещей. Джон прогуливал школу, сбегал из дома, имел на своём счету приводы в полицию, – одним словом, жил смелой жизнью, и все мальчишки хотели с ним водиться, но рассказывать об этом приёмному отцу Джордж почему-то не стал.

По вечерам он не знал, куда себя девать. Родители допоздна сидели перед телевизором, но Джордж к такому времяпрепровождению не привык, и оно ему быстро надоело. В приюте телевизор был только один, его смотрели редко и лишь в присутствии наставников, да и то исключительно «Жизнь птиц» или что-нибудь о шедеврах мирового зодчества, и Джорджу думалось, что директор утаивает от них всё лучшее, а сам наслаждается захватывающими передачами. На деле же оказалось, что эфир забит нудными сериалами и новостями про шахтёрские стачки, взрывы и убийства.