Игры с небом. История про любовь, которая к каждому приходит своим путем

© Таша Муляр, текст, 2024

© Давлетбаева В.В., иллюстрации, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся.

Первое послание св. Ап. Павла к Коринфянам

Через месяц после свадьбы она поняла, что не любит своего мужа. Всё бы ничего, но она была на седьмом месяце беременности, что, согласитесь, заставляет задуматься. Малыш толкал будущую мать изнутри и требовал отца, а это было ответственностью матери.

Глава 1
Айша

Как это часто бывает в молодости, познакомились они на общей вечеринке. Айшу позвала подруга, Германа пригласил друг.

Он был старше неё почти на десять лет. Остроумно шутил, элегантно курил, с прищуром смотрел на женщин.

Во всём его облике было что-то неуловимое, ускользающее, эдакая загадочность на грани с мужественностью и обещанной нежностью одновременно. Она к нему не приближалась. Наблюдала на расстоянии весь вечер. Присматривалась и примерялась. Её или не её история. Понять не могла. Когда тебе двадцать с небольшим, а мужчине тридцать – это уже приличная разница.

Компания была большая и шумная. Что отмечали, не помню. Помню только, что собирались в мастерской у Мишки-художника. Откуда подруга Айши его знала, тоже неясно. В конце 90-х таких мастерских уже почти не осталось. Те, что были, продавались под офисы или шикарные квартиры. А тут целый дом художников, чудом сохранившийся в их 2001 году. Вроде Мишкин отец владел этой квартирой-мастерской, и тот, пользуясь возможностью, принимал у себя всю их дружную компанию.

Огромные окна были небрежно закрыты холщовой тканью. Днём через щели струился свет, в его лучах играли пылинки. Вечером же огромное помещение, размеры которого из-за многочисленных скульптур и недописанных холстов, стоящих тут и там, определить было невозможно, было погружено в полумрак. Редкие бра и торшеры, раскиданные хаотично, высвечивали куски полотен с застывшими на них пейзажами и натюрмортами. Любопытные лица взирали с портретов, будто желая присоединиться к собравшимся.

Вечеринка близилась к концу, густой туман сигаретного дыма не позволял видеть дальше коленок рядом сидящей подруги; ряды опустевших бутылок вина различных сортов – кто что принёс – стояли по всей мастерской, грустя без своего содержимого, потерянного навсегда. Печальный Крис де Бург вспоминал свою «Леди в красном», а мерно движущиеся под его голос пары прильнули друг к другу со страстью, прямо пропорциональной количеству вина. И Айша решилась подойти. Предварительно она расспросила подругу.

– Ты знаешь, кто это?

– Ты о ком?

Айша показала глазами в сторону «клумбы» из девчонок с «садовником» внутри.

– А, так это же Герман, «кто ж его не знает», – процитировала подруга известную песню и засмеялась. – Загадочный и недосягаемый, со всеми и ни для кого, Мишкин друг.

– Пойду познакомлюсь… Такой уж и недосягаемый? – Айша встала, прошла мимо смеющейся компании, внимательно приглядываясь к Герману. Зашла в ванную комнату, достала расчёску, привела в порядок свои роскошные каштановые волосы. Уж как она не дала их отрезать? Чудом сохранила. Все уговаривали мать отрезать, чтобы не возиться с косами и непослушными причёсками. Айша была маленькая – как родилась маленькой, так ею и осталась, а может, в мать пошла – росточку всего 160 сантиметров, хрупкая, гибкая, с прозрачной кожей и невероятными зелёными глазами – это в отца. Глаза меняли цвет от освещения и одежды, как хамелеоны, принимали на себя цвет окружающего пространства и оттого казались колдовскими, особенно когда она распускала волосы, доходившие до пояса. На контрасте с каштановой волной глаза сияли и манили в буквальном смысле слова. Айша же ещё, в силу своего возраста, не понимала своей чарующей красоты, а просто, как любая девчонка, хотела быть привлекательной.

Герман сидел в окружении самых видных дам вечеринки, рассказывал очередную невероятную историю, переводя взгляд с одной на другую и намеренно не выделяя никого. Это было непривычно.

Обычно ещё в начале вечера все одинокие примерно прикидывали, кто кому подходит, знакомились и держались рядом.

Были и такие, как Айша, – решившие, что сегодня не их вечер. Они переговаривались между собой, перекидывались ничего не значащими словами друг с другом и с хозяином вечера, обсуждали картины, расставленные по всей мастерской, медленно потягивали вино или быстро осушали рюмки с водкой, покуривая очередную сигаретку. А этот, ишь ты, собрал вокруг себя толпу девчонок – и вроде со всеми, а вроде и ни с кем.

Зазвучала модная тогда «Люби меня, люби» группы «Отпетые мошенники», на Айшу подействовали вино и романтический флюид танцующих пар – она рискнула. Откуда смелость взялась?

– Девушки, а что это вы Германа захватили? Совсем не даёте ему отдыхать. Всех историй не переслушать! – Айша шагнула в центр «клумбы» из благодарных любительниц остроумных баек. – Разрешите вас пригласить? Объявляю белый танец!

Она обвела взглядом сидящих вокруг, поправила волосы, волной спускавшиеся по плечам, взяла Германа за руку и, как само собой разумеющееся, повела его в центр комнаты.

Он явно не ожидал такого поворота, хотя было видно, что уже устал от своих слушательниц и хотел куда-нибудь срулить, а тут – вот тебе на! – такое предложение.

«Симпатичная. Молоденькая только совсем, ну да ладно, пойду разомнусь», – подумал Герман.

Мужчина поднялся, словно просочившись сквозь свой «кружок по интересам», и в этот момент ощутил аромат каштановых волос и маленькую тёплую ладошку, крепко взявшую его за руку.

«Ну и хватка у малышки». – Он с интересом и даже с некоторым недоумением пошёл за ней.

Потом он поехал её провожать. Долго кружил по ночной Москве на старенькой «Ниве». Было неожиданно, что у него такая простая машина, весь образ говорил об обратном. Она ожидала увидеть какую-нибудь старую иномарку. Тогда стало модным привозить их из Польши или Германии. Привыкшие к отличным дорогам и прекрасному обслуживанию на своей родине, машины, оказавшись в России, выглядели достаточно «непуганными». Вроде как страшно, но вида не показывают.

– Почему «Нива»? – удивлённо спросила она.

– Это отца машина. Он, когда из семьи ушёл много лет назад, нам с матерью её оставил в качестве отступного. Вроде как извинялся. Мол, продадите – будут деньги. Алименты не платил никогда, ушёл и ушёл. Я уже взрослый был, двадцатилетний. Ну, и мы с матерью решили, перекрутимся. Продавать не стали. Права получил. Научился у мужиков в гаражах ремонтировать. Езжу пока. Хотя у меня есть вторая машина. Друг из Германии гоняет. Отличный мерс привёз. Покажу тебе потом. – Всё время, пока говорил, он лихо выруливал из двора на шоссе, мчался в сторону центра. – В «Станиславский» едем! Была там?

Клуб находился на Тверской. Несмотря на позднее время, Москва жила, сияла, переливалась и манила. Клуб оказался достаточно камерным. С хорошей музыкой и отсутствием орущей публики, которой она, провинциальная в прошлом девочка, откровенно боялась. Она никогда не была не то что в клубе – даже в ресторане. С институтскими друзьями встречались либо у кого-то дома, либо в соседнем с вузом кафе. Герман заказал шампанское, блины с икрой. Принесли буквально два блинчика и стеклянную банку чёрной икры – невиданная роскошь. Он рисовался перед ней, делая вид, что для него это всё обычно, просто такая жизнь у него, а она в неё встроилась, прикоснулась к нему. Ей было с ним непривычно. Какой-то чужой и в то же время очень притягательный. Странное ощущение.

– Прости, спрошу у тебя, хотя тебя с этим вопросом достали все, наверное… Но почему Айша? Ты же не восточная девушка.

– Да, вопрос частый. – Айша улыбнулась. – Я уже привыкла к нему после того, как из Казахстана уехала, где родилась. Меня так акушерка назвала в роддоме. Роды были тяжёлые у мамы, а я живая оказалась. Айша – это «живая». Вообще, имя арабское и популярное в Казахстане. Мама хотела Дашей назвать, а вышла Айша.

– Интересно. Первый раз встречаю девушку с таким именем и такими загадочными глазами. – Герман налил ей шампанского и поднял бокал. – За знакомство, Айша!

– Очень приятно! – Она подняла свой бокал в ответ и легонько коснулась края его бокала.

– А как тебя дома зовут, ну, какие варианты имени?

– Мама звала Аишечка, подружки – Аша, ещё можно Аиша, даже Дашей можно при желании.

– А почему ты сказала «мама звала»? Что с мамой?

– Мама умерла несколько лет назад. Давай сегодня не будем об этом. Лучше расскажи про себя и свою семью. – Шампанское уже ударило ей в голову; учитывая, что до этого было вино в компании друзей, а она вообще старалась не пить, организм с трудом воспринимал спиртное. Ей будет утром плохо, а может, и сейчас будет нехорошо, уже начинало подташнивать.

– Закажи мне, пожалуйста, воды.

Он встал и пошёл искать официанта, раздумывая о новой знакомой. Загадочная девочка с зелёными глазами. Тонкая, хрупкая и в то же время со стальным характером. Такая чистая и такая взрослая. Интересный сюжет закручивается…

Айша приехала в Москву из Казахстана. Точнее, там она родилась и выросла, а путь её в столицу был очень трудным, через огромную боль и поиски себя. Не каждому даётся пройти такой путь в столь юном возрасте. Ещё и поэтому она сама удивилась своей смелости, когда рискнула пригласить на танец взрослого мужчину, окружённого толпой женщин. Неслыханно.

Отец бил мать нещадно. Старшая сестра Айши уехала из дома давным-давно. Вырвалась, как только школу окончила. Бросила мать с маленькой Айшей на руках и вечно пьяным отцом, уехала в один миг, почти без вещей, как только позвал её приятель. Больше она сестру не видела. Мать переживала страшно, но та больше не писала и не звонила – будто её и не было. У них с сестрой была большая разница в возрасте. Мать родила Айшу поздно. Отец никогда не скрывал, что не хотел её. Бил мать беременную, чтобы выбить из неё ещё одну нахлебницу. Но девочка чудом родилась, умудрилась вырасти и стать единственной защитницей матери.

 

Отсюда, кстати, и имя её – арабское имя у русской девочки – Айша Егоровна Данилова. Роды у матери были тяжёлыми, что неудивительно при таких обстоятельствах. Родила она её раньше срока. После очередной перепалки, когда срок уже перевалил за семь месяцев, муж в очередной раз возмутился, обратив внимание на огромный живот жены, контрастирующий с её худощавым телом, и толкнул. Она споткнулась о табуретку, перелетела через всю кухню и забилась в угол у холодильника. Резкая боль буквально скрутила изнутри, ребёнок забился и затих. На полу стало расти, растекаясь, липкое кровавое пятно…

Врач скорой, оценив обстановку, попросил водителя включить сирену. Ехали спасать мать, про ребёнка уже и не думали. Девочка родилась совсем маленькой, почти игрушечной. Когда акушерка взяла в руки практически выпавший из роженицы скользкий сине-красный комочек, ей, несмотря на многолетний опыт, тоже показалось, что ребёночек не жилец. Она сочувственно посмотрела на мать и пошла обрабатывать новорождённую. Но, видимо, у Господа были свои планы на эту невесомую девочку. Комочек содрогнулся, венка на шее запульсировала, и девочка закричала.

– Айша. Будет Айшей. Живая, значит, живущая – по-нашему. Мою бабушку так звали. – Она похлопала малышку по спинке, ловко перевернула, перепеленала и показала матери. – Деятельная и энергичная моя бабушка Айша была, царствие ей небесное. Хорошая девочка вырастет – Айша.

Так и стала она не Дашей – а мать хотела именно Дашеньку, думала, что это мягкое такое имя, домашнее, доброе для младшей доченьки, – а пришлось Айшей назвать. Как же по-другому-то после такого случая?

Иногда у отца случались моменты просветления. Он будто перевоплощался. В дом словно входил другой человек. В эти редкие дни он мылся, надевал старый потрёпанный костюм, шёл на базар и приносил ароматные, навсегда пахнущие для неё детством огромные яблоки с розовыми румяными «щёчками». Оказывалось, что этот человек, высокий и худой, с пронзительными карими глазами и виноватым взглядом, очень любит их с матерью. Именно про это он говорил во время своего «возвращения» к ним. Всю жизнь она вспоминала его потом именно таким – добрым и внимательным, просящим прощения, с ароматными яблоками в сильных руках. А того, другого, которого было очень много в её жизни, память вычёркивала и стирала, тщательно вымарывая и заменяя эти воспоминания.

– За что, ну за что ты могла его полюбить?! – кричала она матери, рыдающей в углу комнаты, окровавленной и в синяках после очередных побоев. – Это же чудовище, монстр, его нельзя любить, он недочеловек!

– Не говори так про отца, мала ещё, чтобы судить.

– Мама, ну мамочка, давай уедем отсюда! Он же убьёт тебя рано или поздно!

– Он хороший человек. Это я виновата. Расстраиваю его всё время. Неправильно себя веду. Вот он и срывается.

– Мама, ну при чём тут ты?! Он убивает тебя и меня заодно. Давай уедем, умоляю тебя!

Мать не поддерживала эти разговоры. Замыкалась в себе. Лебезила перед отцом и отчаянно старалась вести себя «хорошо» – не нарушать его правила и покой, не перечить, предугадывать желания, чтобы не довести до очередного срыва. Но ситуация повторялась. Он опять был чем-то недоволен, орал, бил, потом, осознавая, что натворил, напивался и опять бил. Падал в забытьи. Среди этого кошмара рос ребёнок – Айша, или Аишечка, как звала её мама. Она не спала ночами с детства, пряталась, как волчонок, под столом, когда начинался очередной кошмар, забивалась под кровать. Потом, став постарше, бросалась защищать мать, но от этого становилось только хуже. Отца бесило, что кто-то мешает ему «воспитывать жену». Доставалось обеим.

После клуба Герман отвёз её домой. Девушка жила у маминой знакомой. Помог выйти из машины. Галантно открыл дверь белой «Нивы», подал руку и проводил до лифта.

– Ну что, Айша, спасибо за вечер! Ловко ты меня из «клумбы» весёлых девчат вытащила. – Герман вызвал ей лифт.

– Тебе спасибо! Мне даже неловко, что ты так на меня потратился. Клуб, икра, столько времени со мной ездил по всему городу. – Она смущённо смотрела на него снизу вверх, опасаясь, что он полезет целоваться, и весь флёр чудесного вечера исчезнет.

– Чай и кофе не предлагать, я поехал. Созвонимся! – Он дождался, когда лифт закроется, и не торопясь вышел из подъезда. «Забавная птичка-невеличка. Как с другой планеты, – отметил про себя. – И имя такое необычное – Айша, почти гейша», – усмехнулся он.

Первые месяцы их встречи скорее напоминали общение двух друзей, один из которых постарше и поопытнее в жизни, а второй только ума-разума набирается.

Герман появлялся неожиданно, в полной уверенности, что он всегда к месту и вовремя.

Айше нравилась их дружба, она даже не представляла, что это может перерасти во что-то большее. На её взгляд, они были слишком разные, что ли. Не думала она о нём как о своём мужчине. Дружба – да. Ей было интересно в его компании.

Он рассказывал, как провёл день, про новости от своих московских друзей. Иногда вскользь упоминал о своём бизнесе. Что-то они продавали и покупали с приятелем вдвоём. Иногда у него звонил телефон, он перезванивал по городскому и долго, обстоятельно что-то объяснял звонившему. Она спрашивала у него совета, рассказывала, что прочла, как дела у неё в институте. Такие вроде бы простые разговоры ни о чём. Сами не заметили, как сблизились. Или это только ей казалось, что они стали какими-то «своими» среди всех остальных «не своих»?

Беда всё-таки случилась. Отец в очередной раз избил мать до полусмерти, а сам вырубился в пьяном угаре. В тот день Айша пришла домой позднее обычного, задержалась у подруги – экзамены на носу, и она ходила к однокласснице готовиться. Было стыдно перед её семьёй. Айше казалось, что все вокруг знают, как они с матерью живут, и осуждают её за спиной. Но выхода не было – дома заниматься было нереально.

Айша открыла дверь своим ключом и удивилась гнетущей тишине. «Что-то неладно», – пронеслось в голове. Она быстро скинула обувь, повесила курточку и влетела на кухню.

Мать лежала на полу – лицо в крови, не лицо, а месиво, – неестественно раскинув ноги, словно в безумном танце.

Все стены были в красных пятнах; казалось, что у одного человека просто не может быть столько крови. На столе стояла пустая бутылка из-под водки, вторая валялась на полу, довершала картину сломанная табуретка с вырванными ножками.

– Мам, мама, мамочка, да очнись же ты! – Айша даже боялась до неё дотронуться, женщина выглядела словно безжизненная кукла со спутанными волосами, перепачканная красной краской. Девушка быстро взяла полотенце, намочила под краном, протёрла от крови распухшее лицо и заметила пузырящуюся кровь в уголке губ – дышит!

– Потерпи, потерпи немножко, я сейчас!

В соседней комнате, лицом в подушку спал тот, кто звался её отцом. Не обращая на него внимания, мысленно отметила, что сейчас он безвреден. И думая о том, что же сегодня такого случилось, что он так озлобился на мать, Айша стала звонить в скорую.

Через месяц мама стала приходить в себя.

– Аишечка, доченька, какая же ты у меня молодец, так тебе тяжело – и учёба, и отец дома, да ещё и я на твою голову. Ты бы пореже ко мне ходила. Я справлюсь, кормят тут нормально, да я и не ем почти, болит у меня всё внутри… Что уж ты приходишь каждый день, жалко мне тебя.

– Мама, я знаю, как лучше. Ты лежи, не беспокойся. Экзамены я сдам, ты поправишься, и я тебя заберу отсюда.

До окончания школы оставалось ещё два месяца. Айша для себя всё решила. В тот день, когда маму забрала скорая, Айша вернулась из больницы и, пока отец был ещё обездвижен порцией водки, собрала свои и мамины нехитрые пожитки. Получилась всего-то одна спортивная сумка, с которой когда-то очень давно ходила на каток. В пакеты собрала учебники – их же в школу сдавать, мамины и свои туфли, сапоги – зима будет, а откуда они возьмут деньги на сапоги? Вынесла вещи на лестницу, вернулась в квартиру, из серванта взяла свадебную фотографию отца с матерью. Эта фотография была её воспоминанием о детстве. Тогда отец был ещё похож на того, с фото. Красивый, статный, с добрыми глазами и смешным жабо на рубашке, он нежно обнимал маму в простом, непохожем на свадебное белом платьишке. Развернулась и пошла к выходу. На пороге остановилась, вернулась в кухню. Взяла ручку и написала на тетрадном листе записку: «Это конец. Не ищи нас. Айша». Положила листок в центре стола, прижав солонкой, и вышла из квартиры.

Герману нравилась эта девочка. Он как-то незаметно привык к ней заезжать. С ней можно было просто поговорить, зайти тогда, когда хочется, а не когда нужно, посидеть и пообщаться без обязательств. Она всегда ему искренне радовалась – именно это и подкупало, наверное. Герман не особо задумывался, зачем она ему. Просто, когда путь лежал мимо, звонил, чтобы услышать в трубке: «Как здорово! Конечно, рада! Ура! Жду» – громко и с детской непосредственностью. Она распахивала дверь и вылетала ему навстречу, щебечущая, как утренняя весенняя птица, всегда в настроении, всегда с улыбкой и облаком этих потрясающих волос… А как она на него смотрела!

Ему нравились её глаза и то, что в них отражалось, – он сам.

Около года назад Герман вышел из очень тяжёлых отношений с женщиной, на которой чуть не женился. Они встречались почти пять лет. Все эти годы отношения были неровные, нервные, съедающие их обоих. Она то приближала его, то отдаляла, всячески обесценивая его место в своей жизни. Прервала их связь сама, сказав, что уезжает в другую страну и выходит замуж за иностранца, с которым познакомилась через интернет. Это было неожиданно, непонятно и унизительно. Удар по самолюбию. Он до сих пор отходил от всего этого и был совершенно не готов к чему-то новому, серьёзному, а тут – птичка такая, лёгкая и весенняя.

Айша жила в квартире маминой приятельницы. Хотя кем точно приходилась им с мамой тётя Тоня, как её называла Айша, она сказать толком не могла. Никакая она не тётя и не подруга, но, кроме неё, в Москве у Айши никого не было.

Когда та много лет назад забрала мать из той больницы с твёрдым намерением не возвращаться к отцу, встал вопрос, куда ехать и где жить. На мать полагаться было нельзя, она была совершенно раздавлена и физически, и морально. Всё время твердила только одно: «Даш, ну поедем домой. Пожалуйста. Он не сможет без нас, пропадёт совсем». И ей пришлось в свои шестнадцать с небольшим принимать взрослое решение и брать ответственность на себя.

Они поехали в Воронежскую область, где неподалёку от города Лиски жила двоюродная сестра матери, с которой та не общалась почти двадцать лет. Только новогодние открытки посылала, и то не каждый год, да пару раз встретились на семейных похоронах. Сестра уехала из Казахстана сразу после школы – вышла замуж и за мужем уехала. Мать по молодости пару раз ездила к ней. Вспоминала, как там тепло и зелено. Безветренно. Поля с арбузами и подсолнухами. Природа другая совсем.

Денег им одолжили Айшина одноклассница и её родители. И Айша с матерью уехали в дальнюю даль, в незнакомую жизнь.

Однако тётки на месте не оказалось. Их телеграмму с почты никто не забрал, и их никто не ждал. Айша с матерью шли по деревне, была ранняя весна. Школу Айша так и не закончила в том году, не успела у себя, уехала, а на новом месте сразу не смогла устроиться и осталась на второй год в выпускном классе. Деревня была небольшая, у всех заборы одинаковые, по краю деревни – поле. Снег уже сошёл, и вороны летали стаями, собирая проснувшихся червяков и жуков. Огороды и сады стояли неприглядными, непромытыми ещё весенними дождями.

Они подошли к дому. Залаяла собака. Дверь отворилась.

– Осторожнее ступайте. Мокро у нас ещё очень. Весна поздняя в этом году, тепло никак не наступит. – Из дома тётки вышла полная высокая женщина. – Тихо, Уголёк, сидеть! – скомандовала она псу. Собака была огромной, под стать женщине. Чёрного цвета с белыми подпалинами и удивительными синими глазами.

– Да, спасибо, мы тихонько идём, – прошептала почти про себя мать. – А где Людмила?

– Так она тут не живёт. Уже давно уехала в город. – Женщина приветливо открыла дверь. – Вы заходите, холодно стоять. Давайте я вам за чаем расскажу. Вижу, что вы с вещами и с дороги.

Это и была тётя Тоня, которая Айше совсем не тётя. Она снимала дом у маминой сестры. Та, кстати, так и не объявилась и на связь не выходила. А Тоня пригрела их.

Бывают такие люди – уютные. От них веет теплом, с ними комфортно общаться, кажется, что ты знал их всегда, просто потерял в жизни, а потом нашёл.

 

Ощущение родства на уровне инстинкта. Антонина Ивановна была женщиной крупной, с широкой костью и объёмными бёдрами, тёмные волосы собраны высоко и закручены в тугой узел почти на макушке, высокий белый лоб, лучистые тёмные глаза и крупные губы. Она шустро перемещалась по дому, одновременно собирая на стол, размещая их с матерью небольшой багаж, рассказывая про тётку Людмилу, дом, наливая ароматный чай, удивительно пахнущий какой-то незнакомой травой. От всей её фигуры, аккуратного домашнего платья с фартуком, бархатного голоса так веяло теплом, что Айшу буквально накрыло спокойствием. «Да, тут надёжно, можно остаться», – подумала она, уже прихлёбывая горячий чай с пирогом, поставленным на стол щедрой хозяйкой, захватившей их в плен своего обаяния.

Женщины подружились. Тоня помогла матери устроиться на работу в посёлке. Сходила с Айшей в школу и договорилась, чтобы её на следующий учебный год зачислили. Она же и отправила через год Айшу в Москву, дав ключи от своей квартиры и уговорив поступать в педагогический.

Мать долго болела. Больная ходила на работу, дома категорически отказывалась сидеть, говорила, что на работе ей легче. А когда Айша уехала в Москву, мама сбежала – по-другому это и назвать было нельзя – обратно домой, к отцу.

Всё время их спокойной, казалось бы, жизни без отца мать в душе не находила себе места. Думала о нём, страдала без него. Она тщательно скрывала это от Айши, но та пару раз застала её, одиноко сидящую на кухне ночью. Мама раскачивалась на табуретке с чашкой чая и разговаривала с ним вслух.

Вот ведь, где любовь… Только любовь ли это? Как можно любить того, кто тебя истязает?

Через несколько месяцев после возвращения он избил её до состояния, несовместимого с жизнью. Стояла ночь, рядом никого не было. Она умерла от потери крови. Обнаружив её утром, отец покончил с собой.

Девочка стала сиротой. Сестра не в счёт. Она её толком никогда и не видела, та даже на похороны родителей не приехала.

Айша осталась у Тони – не тёти, но самого близкого в тот момент человека. Именно Тоня поддержала её, приняв в свою жизнь, как родную дочь, о которой она всегда мечтала. И вот этим её мечтам суждено было сбыться таким неожиданным образом – Тоня обрела почти взрослую «племянницу», а осиротевшая девочка – единственного близкого человека. Она же помогла Айше с похоронами родителей.

– Взрослому человеку тяжело родителей хоронить, а тут – дитё ещё. Вместе поедем. – Тоня взяла из рук Айши телеграмму. – В такой ситуации слов нет. Просто невозможно ничего говорить, когда сердце разрывается. Знай и помни: ты не одна. У тебя есть я. – Тоня обняла свою Аишечку, прижав к себе хрупкую заплаканную и испуганную девочку.

– Ты справишься. Мы справимся.

И действительно, Айша ощущала Тонину поддержку не только на словах. Это была настоящая, деятельная помощь. Она и с похоронами помогла управиться, квартиру родительскую в порядок привести и сдать. Продать её Айша не могла, там ещё сестра была прописана, а они не общались. Решили пока сдавать. Пусть и небольшие совсем, но всё же деньги. Семейные фотографии, дорогие сердцу мелочи, кое-какие вещи убрали на антресоль над кухней, всё остальное перемыли, выкинули ненужное и через некоторое время нашли арендаторов.

Антонина Ивановна – «тётя Тоня» – жила на два дома. Она уже выкупила дом у Айшиной двоюродной тётки – там, в посёлке, у неё был свой бизнес-интерес. В Москву приезжала редко, так что Айша жила преимущественно одна в Тониной двухкомнатной квартире. Вначале она очень стеснялась, чувствовала себя обязанной платить за проживание.

– Айша, даже не думай! Будешь мне квартиру охранять и пыль стирать. Вдруг надумаю приехать – встретишь и блинов испечёшь. Видишь, какая от тебя польза! – смеялась Тоня в ответ на очередные Айшины извинения и обещания переехать в общежитие.

Так и прижилась.

* * *

Ей всегда хотелось замуж, чтобы иметь «настоящую» семью.

Вначале это было скорее из зависти к одноклассницам, за которыми в младшую школу приходили «настоящие» – добрые и улыбающиеся – отцы, брали за руку и уводили домой, в счастливую семью, где мама пекла пироги и накрывала стол, где все вместе садились есть, обсуждая, как прошёл день. Где были хлопочущие бабушки с дедушками, где не разрешали гулять без шапки, есть зимой мороженое и выхаживали, когда у тебя температура.

Она наблюдала за этим со стороны. Иногда попадала в гости к подружкам на час-другой, получала там вожделенный пирожок и тарелку нормального супа. Одноклассницы жаловались на своих родителей, чрезмерно их опекающих, а Айше так хотелось, чтобы кто-нибудь отругал её за отсутствие шапки зимой.

Когда подросла – отчаянно хотелось уйти из дома. Мечтала, что выйдет замуж, переедет, как сестра, и будет жить без этого кошмара. С кем угодно, но не с отцом. Но, в отличие от сестры, она очень любила мать и не могла её бросить.

Её отдушиной были книги. Читала запоем. Дома не получалось – выходила в подъезд. Сидела на подоконнике, подложив под себя захваченную из дома куртку, и читала. Благо рядом была библиотека, можно было брать что захочешь. Вот уж когда она давала волю своей фантазии. Улетала в своих мечтах, соединялась с героями, путешествовала во времени, грезила этими историями. Конечно, больше всего ей нравилось читать про любовь. Возвращаясь в свой реальный скандальный дом, отрешённо, как сквозь туман, смотрела на реальную жизнь, чтобы не сойти с ума.

Чем старше она становилась, тем отчётливее понимала, что просто замуж она не хочет. Ей необходимо найти «его» – своего человека.

В ней затаился огонёк любви, который она хранила и лелеяла, берегла, ещё до конца не понимая, какая же силища в этом пока маленьком огоньке, сколько нерастраченной любви в ней живёт.

* * *

С Германом они встречались почти три месяца, если так можно назвать то, что между ними происходило. Скорее приятельствовали. «Может ли быть дружба между мужчиной и женщиной?» – рассуждала про себя Айша.

Герман и внешне, и своим поведением очень соответствовал Айшиным фантазиям о возможном муже. Он был в меру загадочным, элегантным, образованным и не таким, как все, – это, собственно, и было ключевым. Он не походил на других ухажёров, которые сразу лезли целоваться и быстро предлагали перейти к самой серьёзной части отношений. На удивление он вообще не интересовался ею как женщиной, а она не рассматривала его как возможного мужа. В момент знакомства, когда сама к нему подошла, – возможно, да, но за время их дружбы что-то изменилось. Их отношения со стороны выглядели странными.

– И что, он ни разу не лез к тебе? И вы ещё не спали? За три месяца? – устроила Айше допрос с пристрастием вернувшаяся в Москву тётя Тоня.

– Нет! Говорю же, мы просто дружим. Он приезжает, я его кормлю, мы сидим, по полночи болтаем ни о чём, потом он едет домой. Он всегда вежливый, бывает, что-то из продуктов привезёт. Ну, там, тортик или фрукты, вино – ничего серьёзного. Иногда, когда мимо едет, берёт меня с собой, и мы по его делам ездим, Москву мне показывает, он же здесь родился, а я ничего не знаю.

– Да, странно всё это, – вздохнула Тоня. – Может, у него со здоровьем что-то не то? С такой видной девкой встречаться – и ни-че-го.

– Да брось, тёть Тонь, какая уж я видная? Вон сколько вокруг него москвичек красивых! А я что? Так, только на поболтать. Кожа, кости и глаза! – Айша засмеялась.

– Ты присмотрись к нему, может быть, это ход такой, от тебя ждёт инициативы, чтобы ты сама захотела его.

– Ой, я даже не думаю об этом! У меня и опыта нет в таких делах. Ну, ты же знаешь.

Опыта у неё действительно не было. В её жизни был только один мимолётный роман, хотя и романом это назвать сложно. В восемнадцать лет Айша решила проститься с девственностью. Отметить этим событием столь важную дату. Все её подруги были уже не девочки, и она чувствовала себя какой-то «отсталой». Ей казалось, что если она сделает ЭТО, то вроде как-то повзрослеет. Айша тогда заканчивала первый курс, была московская весна с сумасшедшими вечерами, пронизанными ароматом цветущих яблонь и вишен, после учёбы половина их группы поехала гулять в Парк культуры. Айша ещё утром объявила, что у неё день рождения и ей в этот день хочется чего-то необычного! В пединституте с мальчишками всегда было трудно, а на их факультете дошкольного образования вообще не водилось ни одного. Поехала сплошь девичья команда хохотушек. Весёлой стайкой влетели они в парк, ходили от аттракциона к аттракциону, а затем набрали мороженого и сидели на набережной, наблюдая за проплывающими прогулочными катерами с туристами.