Недосказанное. Волшебство. Сборник рассказов

– Добрый вечер. – буркнул начальник, с раздражением отметив, что нимфа сидит недопустимо близко к вожатому Роману. – Тихонова, мне нужно с Вами поговорить.

Света Тихонова вышла вслед за Федором Борисовичем, а из-за закрытой двери послышались смешки.

– Что случилось, Федор Борисович? – немного встревоженно спросила мечта и греза начальника лагеря.

«Какая она милая! Сама юность, сама свежесть!»– в очередной раз восхитился Федор Борисович.

– Светлана, я хотел обсудить с вами предстоящий конкурс юных талантов. – стараясь говорить мягко и в то же время покровительственно, пусть чувствует, что он не глупый мальчишка как эти, а настоящий, зрелый мужчина, сказал Федор Борисович.

Девушка непонимающе на него посмотрела.

– А, что Вы хотели обсудить? – неуверенно спросила она. Федор Борисович снисходительно улыбнулся. Вот глупышка, ничего не понимает.

– Ну как же, я же начальник. Я должен быть в курсе всего, что происходит в лагере. Меня даже немного огорчило, что Вы не пришли посоветоваться, так сказать, со старшим товарищем. – игриво пожурил он Свету и нежно взял ее под руку придвигаясь к ней ближе.

– Ааа…. – Девушка даже не знала, что сказать, так как была наслышана, что «придурошного Колобка» нельзя беспокоить по пустякам, и лучше не беспокоить вообще. Почувствовав его прикосновение, она начала осторожно отодвигаться в сторону. – Я думала …

Она не успела договорить, что она собственно думала, потому, что в этот момент из-за кустов, расположенных сбоку от Федора Борисовича, появилось нечто, кажущееся в свете фонаря почти черным, с огромными белыми глазами и горящей зубастой пастью. Света замерла с открытым ртом и расширившимися глазами. Поняв, что происходит, что-то странное, причем в непосредственной близости от него, Федор Борисович повернул голову и тоже открыл рот.

– Привет землянин. Я житель планеты Мирах созвездия Андромеды. Мне необходим твой мозг для исследований. – странным голосом сообщило существо и протянуло светящиеся руки к Федору Борисовичу.

– Аааа! – заорал начальник лагеря тонким бабским голосом и бросился бежать, забыв про нимфу и про все на свете.

Света внимательно посмотрела на странное существо и не удержавшись рассмеялась.

– Телянин, опять ты со своими выходками! – стараясь говорить строго, сказала вожатая.

– А интересно, Колобок в штаны навалил? – поинтересовался Телянин, прибывший с планеты Мирах.

– Володя! Как тебе не стыдно?! – в притворном гневе закричала Света, хотя ей тоже был интересен ответ на этот вопрос.

После глупого и позорного бегства Федор Борисович решил, что нужно дать нимфе несколько дней, что бы событие немного забылось, а уж потом продолжить ухаживание. Он потом ей объяснит, что просто у него очень ответственная должность, все за всех решать. обо всем думать, вот нервишки и шалят, а так разве бы он позволил обвести себя вокруг пальца глупому мальчишке.

Через два дня после ночного происшествия Федор Борисович, выйдя утром на улицу и порадовавшись отличному солнечному дню, заметил возле доски объявлений группку детей и вожатых, что-то с интересом рассматривающих. Причем, то, что они рассматривали вызывало у всех собравшихся бурное веселье. Все кто проходил мимо и из любопытства останавливался посмотреть тоже начинали смеяться. Федор Борисович подошел поближе, в конце концов начальству тоже не чуждо любопытство и нужно же ему знать, что там так развеселило всю собравшуюся компанию. Бросив взгляд на доску объявлений Федор Борисович застыл с видом человека, готового совершить массовое убийство, дабы убрать всех свидетелей.

Поверх объявления о конкурсе талантов красовался плакат, на котором был изображен маленький пузатый человечек с лицом искаженным ужасом и чертами лица удивительно похожими на начальника лагеря. За маленьким человечком гналось чудовище с огромными глазами и зубастой пастью, а внизу красовалась надпись «Инопланетянин похищает разум Колобка для научных экспериментов».

– Убрать сейчас же! – взвизгнул Федор Борисович. Так как никто не пошевелился он сам шагнул вперед и сорвал дурацкий плакат, вместе с куском объявления о конкурсе. – Разойтись всем. Быстро! – брызгая слюной заорал начальник, комкая в руках остатки плаката. Пожимая плечами, хихикая и шушукаясь, толпа разошлась.

Федор Борисович направился в сторону столовой, куда группками входили дети и вожатые на завтрак.

Отряд Тихоновой уже сидел за столом.

– Вожатая третьего отряда и Телянин, пройдите в мой кабинет. – скомандовал Федор Борисович. Больше он этого не потерпит. Тихонова, хоть и нимфа, но ее обязанность следить за маленькими выродками из своего отряда. А этот гаденыш сейчас получит по полной программе и завтра же соберет свои манатки и отправится к маме домой.

– Доброе утро. – поздоровалась Света.

– Здрассьте, Федор Борисович. – имел наглость поздороваться автор идиотских выходок и плакатов.

Федор Борисович заложил руки за спину и нервно заходил по кабинету .

– Света, скажите мне, почему в вашем отряде творится черт знает, что? Вы за детьми вообще смотрите? – раздраженно спросил большой начальник.

– Смотрю, Федор Борисович. А, что произошло? – несколько ошарашенно спросила Света.

– Наша вожатая прекрасно за нами смотрит. – нахально, без тени смущения или раскаяния заявил мерзопакостный воспитанник нимфы. – Еще ни разу никто так хорошо не смотрел за своим отрядом как хорошо смотрит наша вожатая Света. Мы все ее очень любим, она для нас пример для подражания, она всегда следует заветам великого Ильича и нас учит.. – тараторил несносный Телянин.

– Вон! – заорал Федор Борисович. – Пошел вон!

Света вытаращила глаза, а ее воспитанник ухмыльнувшись спросил:

– Вы, что-то имеете против заветов Ильича?

Федор Борисович почувствовал как испарина покрывает его лоб, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Володя, выйди пожалуйста. – тихо сказала Света. Телянин пожал плечами и вышел.

– Федор Борисович! – голос Светы звучал сердито. – Вы понимаете, что это ребенок! Так нельзя! Вы не имеете права так вести себя с детьми.

– Это не ребенок! Это чудовище! – стараясь не сорваться на крик прошипел начальник лагеря. И завтра же его здесь не будет. Ясно Вам, Светлана!

– Не думаю. – сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя этот идиот «Колобок» ее уже достал. Как можно было назначить для работы с детьми такого придурка?

Федор Борисович подошел к девушке своей мечты, так вероломно вставшей на защиту маленького мерзавца, вплотную.

– И что же, скажите на милость, помешает мне отправить этого наглого щенка домой? А?

Света с отвращением смотрела на толстое потное лицо со злобно сверкающими маленькими глазками. Пересилив себя она улыбнулась Федору Борисовичу самой обворожительной улыбкой.

– А Вы знаете кто у него отец?

Федор Борисович чувствовал себя несчастным. Нимфа его предала. Мерзкого маленького засранца выслать из лагеря нельзя. Даже то, что он главный его уже не радовало. Что толку быть главным, если любой сопляк может посмеяться над тобой. Если вместо заслуженного уважения получаешь пренебрежение и насмешливое шушуканье за спиной. Даже прозвище ему дали унизительное «Колобок». Подумаешь, что он не очень высокий. Ну и что. Зато во всем остальном он вполне очень даже. Мать всегда говорит, что он красив благородной, аристократической красотой. Настроение было хуже некуда. Но спустя некоторое время Федор Борисович успокоился. Скоро ведь конкурс. Их лагерь должен победить. С любовью не вышло, так пусть разжалованная нимфа хоть для дела постарается. Подготовит все как надо. А, что бы ничего не сорвалось, он выделит часть своего драгоценного времени и сам за всем проследит. Федор Борисович, буквально воспрянул духом.

Придя на следующий день в зал, где проходила подготовка к конкурсу, Федор Борисович обнаружил, что бывшая нимфа вообще ни на, что не годится. Каждый делал, что хотел. Один участник читал какие-то дурацкие стихи. На вопрос Федора Борисовича, что за ерунда и пошлятина для такого ответственного мероприятия Тихонова возмущенно сказала:

– Это сонет Шекспира, Федор Борисович.

– Не надо меня учить. – махнув рукой, сказал начальник лагеря. – Я, между прочим, Светлана, тоже человек образованный. Никаких сонетов. Я долго думал и решил, что никакой отсебятины не будет. Дети споют какую-нибудь патриотическую песню. А потом будет «Буревестник». По ролям, так сказать. Должно отлично получится. Очень подходящая вещь и полностью соответствует политике нашей партии.

Света смотрела на начальника лагеря круглыми глазами.

– Федор Борисович, это же конкурс талантов. Каждый должен себя сам проявить. – тоном матери, объясняющейся с неразумным ребенком, сказала она.

Федор Борисович снисходительно посмотрел на нее. Глупая пустышка. Как он мог подумать, что она нимфа.

– Не надо, Светлана. Если талант есть, он и так проявится. А никакой самодеятельности нам не нужно. Приедут товарищи из райкома. Все должно быть как положено. Думаете комиссии райкома понравятся сонеты Шекспира. Нет. Буревестник. Вот то, что нужно. И им, и нам.

Выстроив отряды по обеим сторонам дороги ведущей к лагерю,Федор Борисович с торжественным видом стоял перед воротами в ожидании товарищей из райкома. Вот, наконец, вдали на дороге показалась черная волга.

Федор Борисович шагнул вперед, радушно улыбаясь и готовясь радостно приветствовать солидных дядек из серьезной парторганизации. Дверца машины открылась и взорам всех собравшихся явился один единственный райкомовец, причем не намного старше вожатых и совершенно несолидно выглядящий, скорее как кинозвезда, нежели как серьезный ответственный человек.

Света радостно улыбнулась. « Уж этот просто умрет от счастья, увидев твоего Буревестника» – злорадно подумала она.

« Этот оценит Буревестника!» – довольно ухмыльнулся Вован, слегка толкнув плечом друга Серегу и подмигнув ему, мол вот повеселимся.

« Какая миленькая. – глядя на Свету подумал райкомовец. – Ну ладно. Ради такой можно и дурацкий конкурс посмотреть. А начальничек у них тот еще. Прямо на лице написано, что полный кретин».

«Может пусть свои сонеты читают. – уныло думал Федор Борисович. – Этот самовлюбленный комсомольский вожак точно в искусстве ничего не понимает и не оценит всей глубины замысла. Господи, ну неужели нельзя было нормального кого-то прислать.» Федор Борисович совсем скис. Грамота за конкурс, буквально ускользала из рук.

В зале набилось полным-полно народа. Было душно. Погода стояла жаркая, а тут еще столько людей, мерзкие дети шумят, шушукаются, беспрерывно кто-то подскакивает, хихикает. Федору Борисовичу казалось, что он находится в центре какого-то адского улья. Пот лил с него в три ручья. Он только и успевал, что отирать лицо, злобно посматривая на несносных детей и идиотов вожатых, неспособных навести порядок. Рядом сидел кинозвезда-райкомовец, нежно воркующий, что-то на ушко бывшей нимфе. Она то и дело заливалась звонким смехом. «Может все-таки сопляк оценит все труды, все старания. – мрачно думал Федор Борисович, водя платком по взмокшему лбу. -Может, все же прочувствует глубину и значимость.»

Первым номером была «Вставай страна огромная». Дети спели так себе. Федор Борисович и сам это почувствовал. Нужно было все-таки, что-то другое. Может «Катюшу» или «Синенький скромный платочек». Ну да ладно. Он-то все надежды возлагал на Буревестника. Пока этот самец-соблазнитель не вылез из райкомовской машины. Федор Борисович почувствовал, что желудок начинает скручивать узлом от волнения. Песню райкомовец, почти не слушал. Все никак не мог оторваться от Светочки. Господи, кого прислали? Кобеля похотливого, а не ценителя детских талантов. Вот наконец занавес раздвинулся и перед зрителями предстала весьма своеобразная картина.

На сцене стояли дети, наряженные в костюмы разнообразных птиц , упоминавшихся в бессмертном произведении Алексея Максимыча.

Зазвучала музыка, Федор Борисович сам подобрал, что бы за душу взяло. Что бы ни один человек в зале не остался равнодушен. Дети начали по очереди читать. И молнии сверкали, это за кулисами включали и выключали фотовспышку, и гром гремел. И гагары по сцене бегали, и чайки белыми крыльями махали, и буревестник кружился. Райкомовец, продолжая щебетать со Светочкой, время от времени бросал равнодушный взгляд на сцену. «Все! Не выиграем мы конкурс. Этому идиоту вообще наплевать, что там происходит» .– обреченно признал поражение Федор Борисович.

–Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… – Звонко прочитал очередной участник постановки, и Федор Борисович, с беспокойством, узнал знакомый голос Телянина. Володя Телянин, одетый в черную накидку поднял руки и закрыв темной тканью лицо медленно, пингвиньей походкой поковылял к краю сцены. «Что он делает?»– тревожно подумал Федор Борисович. Подковыляв почти к самому краю, пингвин-Телянин опустил руки и зверским голосом прокричал. – Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!

На лице у малолетнего мерзавца была искусно сделанная маска как две капли воды походившая на физиономию начальника лагеря. Зал взвыл от смеха. Райкомовец, оторвавшийся от своей хорошенькой собеседницы гоготал на весь зал, время от времени, совершенно бессовестно поворачиваясь к Федору Борисовичу, видимо, что бы убедиться в полном сходстве и взглянув на своего соседа начинал бить себя руками по ляжкам и ржать еще сильнее. В общем оставшуюся половину стиха мерзкий пингвин расхаживал по сцене, наклоняясь в зал, принимая дурацкие позы, подпрыгивая и семеня мелкими шажками. Райкомовец рыдал, вытирая слезы ладонью, зрители выли, хохотали, топали ногами и среди всеобщего веселья один начальник лагеря сидел неподвижно с каменным лицом.

Федор Борисович не смотрел на сцену. Он не смотрел на беснующихся зрителей и изнемогающего райкомовца. Он видел перед собой худую детскую шею двенадцатилетнего мерзавца, которую он сжимает своими руками все сильнее и сильнее. Когда раздался шквал аплодисментов, Федор Борисович, слегка вздрогнув, вернулся в реальность. Пальцы рук у него были скрючены, как будто он действительно кого-то душил. Он с силой выдохнул и всхлипнул.

– Ну просто гениальный номер! – все еще продолжая всхлипывать от смеха, райкомовский красавчик пожал руку Федору Борисовичу. – Парень просто талант. – райкомовец подмигнул начальнику лагеря. Тот дернул глазом в ответ, только это подергивание не было дружеским подмигиванием. У Федора Борисовича случился нервный тик.

Через неделю курьер привез из райкома грамоту за победу в конкурсе молодых талантов, с особой благодарностью начальнику лагеря тов. Скороспелову Ф. Б.

Федор Борисович с ненавистью посмотрел на вожделенную бумажку с гербовой печатью. Он бы сей момент порвал ее и выкинул в мусор. Но это был документ, а с документами на которых стоит номер и печать так поступать нельзя. В случае чего по головке не погладят. Так рухнула последняя заветная мечта Федора Борисовича. Отчего-то получалось, что исполняясь, заветное желание оказывалось не таким уж и заветным, а даже наоборот.

Нужно вообще очень осторожно загадывать желания. Они ведь могут и исполниться.)

Июль 1981г.

Мужская дружба и никаких женщин.

Лето. Жара. Жестяные листы, покрывающие крышу, раскалились так, что можно запросто обжечь кожу. Подложив большие картонки, Вован и Сергей разлеглись как на пляже, загорая на солнышке.

– Серега, ты когда вырастешь кем хочешь быть? – зажмурив один глаз от слепящего солнечного света спросил Вован.

– Футболистом, конечно. А ты?

Вован улыбнулся.

– А я буду великим художником. Буду по миру разъезжать. Везде будут плакаты «Выставка работ гения современности Телянина В.Р.». Поклонники, автографы, мировая известность. Красота!

Полежав еще немного Вован повернулся к другу.

– Я, например, никогда не женюсь. Все девчонки дуры набитые. Только и могут хихикать и глупости болтать. У меня будут всякие там натурщицы. Представляешь, красивые и молчаливые. Вот это я понимаю. – Вован мечтательно посмотрел в голубую высь, представляя свое замечатальное будущее с большими плакатами, сообщающими о его гениальности, толпами поклонников и прекрасными, молчаливыми красавицами, все как одна влюбленными в гения, в него то есть.

– А я тоже не женюсь. – немного погодя лениво, сказал Сергей. – Я все время буду на тренировках и в разъездах по всяким чемпионатам. Зачем мне жена?

– Молоток Серега. От женщин одни беды. – с видом знатока жизни утвердительно сказал Вован. – А когда будем уже старыми, ну лет по сорок, отправимся с тобой вдвоем в кругосветное путешествие. На шикарной яхте. Класс?

– Класс. – соглашается Сергей.

– Мы же всегда с тобой будем дружить, правда? – то ли спрашивает, то ли утверждает Вован.

– Конечно. Как же иначе? – улыбается Сергей . – Вместе до самого конца .

– Заметано, братан!

Сентябрь 1989г.

Та самая, большая и чистая…

01.09.1989г.

– Ой девушка, девушка! У меня слабое зрение. Помогите до аудитории дойти. А Вам говорили, что вы очень красивая?

Девушка смеется.

– Как же Вы со слабым зрением разглядели?

– А у меня интуиция хорошо развита. И вообще, мне кажется у Вас дар. Вы меня исцелили, можно сказать. Я уже намного лучше вижу. Меня, кстати Володей зовут. Можно запросто, Владимир Родионович, как Вам больше нравится.

– Вера. Ну, что Владимир Родионович, думаю, что Вы уже достаточно прозрели, дальше сами дойдете?

– Вера, чудесное имя, мне оно так нравится, можно я на вашем плече еще повишу, что бы уж совсем зрение восстановилось. А то, знаете, слепой архитектор это уж совсем как-то неудобно. Боюсь сложности в работе будут возникать. Уж помогите инвалиду, не оставьте без куска хлеба на старости лет.

20.09.1989г.

– Привет, Ковальская! Вот я тебя сейчас увидел и понял. Ты это она! Та, которую я искал всю свою жизнь.

– Володь, отстань. Самому не надоело бред нести?

– Бред!!! Да как тебе не стыдно, Ковальская. Человек тебе, можно сказать, в самых сокровенных чувствах признается, а ты? Бессердечная женщина! Ну ладно Ковальская, ну чего ты ломаешься, ну я же вижу как ты сама страстью ко мне пылаешь! Ох, какой взгляд! Как грудь вздымается! А ты Ковальская, наверное горячая штучка! Может проверим?

– Телянин! Отстань! Сейчас врежу, мало не покажется .

– Ой какие мы грозные, какие неприступные. А меня, между прочим, Ковальская, это очень даже заводит. Ай! Ты чего дерешься? Дикая женщина! Покалечишь будущего гения, лишишь мир великого творца! У тебя, Ковальская, глаза красивые и улыбка тоже ничего. Мне даже нравится как ты ржешь на весь институт. Прямо заливаешься вся, аж люди шарахаются, что тут за сумасшедшая по коридорам ходит. Можно глядя на тебя, как ты смеешься, оборжаться самому. Нет, Ковальская, чего ты на меня так смотришь? Любишь, так и скажи, я пойму.

– Ну ка дыхни! Ты, чего, Телянин, пьяный, что ли?

– Не пьяный я. Чего ты на меня наговариваешь? Я ей в любви признаюсь, а она обзывается. А давай, Ковальская, плюнем на все и отправимся с тобой в плаванье по бескрайнему океану большой и чистой любви! Ну давай поцелуемся, Ковальская, я ведь тоже ничего себе, давай проверь, не пожалеешь…