Недосказанное. Волшебство. Сборник рассказов

– Телянин, ты совсем дурак? Руки убери, и иди со своей любовью, знаешь куда?

– Ой, да подумаешь! Я тебя от одинокой старости, можно сказать, спасти хотел. Тоже мне фифа нашлась! Вер, ну стой! Подожди, ну пошутил же. Вер, да ладно, не буду больше, даже если сама умолять начнешь…

Июль 1991г.

Домой.

– Иван Данилыч, доброе утро .

– Привет, Зоя Васильевна. Чего такая грустная?

– Иван Данилыч, можно мне в отпуск на неделю раньше пойти?

– Чегой-то? Неужто я тебе так опротивел? Или больные надоели со своими утками и болячками? – доктор весело смеется, глядя на милое доброе лицо медсестры. Она ему нравится, он даже немножко влюблен в нее. Совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы радоваться каждому приходу на работу. Что бы жизнь казалась приятней и веселее. Зоя Васильевна, для него как лучик солнца, освещающий однообразные хмурые дни суровой жизни в маленьком северном поселке на краю света.

–Брат у меня заболел. Телеграмму прислали.

Доктор хочет, что бы она была счастлива, что бы наконец устроила свою судьбу. Такой хороший человек, а все у нее не складывается. Вот теперь брат ее. Заболел. Небось, как всегда по пьяни чего-нибудь произошло. А она сейчас помчится к нему, будет выхаживать, в очередной раз, а потом вернется расстроенная, уставшая. Благодарности, никакой, как всегда не дождется. И отпуск, вместо отдыха превратится в неприятную каторгу общения с противными, недостойными ее родственниками. Сейчас приедет к ним, и больной брат, вместе со сварливой женой сразу на шею к ней и запрыгнут и не слезут до самого отъезда.

Доктор перестает улыбаться. Смотрит внимательно и то ли грустно, то ли сердито на красивое лицо медсестры. В прекрасных серых глазах печаль. Иван Данилыч, вздыхает. Ничего он ей не объяснит, ничего не изменит. Такие женщины всегда готовы бежать, лететь, кого-нибудь спасать. Жалеть, одаривать теплом своей широкой души тех, кто, по хорошему, и не достоин их сострадания и сочувствия.

– А если я скажу нельзя. Ты ж все равно, через неделю помчишься к этому идиоту. Зой, ну, что они там сами не справятся? Ну, что ты как мать Тереза, постоянно пытаешься спасти мир? Поживи ты для себя! Поезжай в отпуск на море или еще куда. Они все равно не ценят ничего, что ты для них делаешь, родственнички твои. Только жизнь тебе поломали. Плюнь ты на них. Взрослые ведь, сами разберутся.

Зоя смотрит грустно. Вздыхает. «Такая славная женщина. Прямо прибил бы этого ее братца вместе со стервой женой»– со злостью думает доктор.

– Брат ведь, Иван Данилыч. Нужно помочь …

– Ладно, иди в свой отпуск. Отправляйся драить полы, варить супы и выслушивать всякие гадости за свою же доброту. Это ж так приятно и ужасно разнообразит твою скучную, лишенную смысла жизнь. Но, так и знай, я против. Мог бы запретить, запретил бы. – сердито говорит Иван Данилыч.

Зоя улыбается. Вздыхает. Ей тоже нравится врач. Он хороший человек, отзывчивый и людей лечить это его призвание. От бога. Жалко, что он одинокий.

– Спасибо Иван Данилыч.

– На здоровье. – бурчит врач и хмуро утыкается в какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе, давая понять, что разговор окончен.

Дверь открыла тощая, растрепанная, как всегда недовольная, жена брата.

– А, явилась, наконец. – с вызовом в голосе, вместо приветствия, говорит она. – Конечно, чего ж торопиться то. Я ж могу сама все. Подумаешь, что я работаю, пашу как лошадь, так еще за этим алкашом чертовым теперь еще ухаживаю. Кого ж это волнует. – злобно ворчит она, впуская родственницу в полутемный коридор грязной запущенной квартиры. Зоя, протискивается мимо гостеприимной родственницы, стараясь не обращать внимания на ее слова. Она привыкла. Жена старшего брата еще в молодости была не подарком. С самого начала, доброго слова от нее никто не слышал. Характер такой. А с годами, прожитыми не особо счастливо, все только усугубилось. Злоба и недовольство, наполняющие ее, щедро выплескиваются на окружающих, при каждом удобном случае.

– Как он? – спрашивает Зоя.

– Как?! – переходит почти на крик жена брата. – Да как всегда! Что ему сделается му..ку этому? Другой бы убился, а этот ничего, только ногу сломал. А я теперь ухаживай тут за ним. Тварь, чтоб он сдох, твой братец чертов. Всю жизнь мне поломал. – на бледном, изможденном лице вспыхнули алые пятна. В тусклых, бесцветных глазах горит неприкрытая ненависть. – Ладно. Это ты отдыхать приехала, в отпуск . А мне на работу пора. Смотри, не вздумай ему водки купить. Ты ж сердобольная. Он же поноет, ты и побежишь, жалостливая наша.

– Не побегу. – обещает Зоя.

Жена брата быстро надевает поношенные туфли с облезлыми носами и молча выходит из квартиры с силой захлопнув за собой входную дверь.

Брат лежит на продавленном диване, вытянув загипсованную ногу на драный подлокотник. Неприбранная комната, завалена всяким хламом. Перед диваном, стоит облезлая, голубая, деревянная табуретка, на которой сердобольная супруга оставила больному стакан жидкого чая и бутерброд с куском неаппетитного вида колбасы.

Увидев Зою брат хриплым голосом говорит:

– О, Зойка! Приехала, а я слышу Лидка там на кого-то в коридоре разоряется. – небритое, заросшее седой щетиной лицо растягивается в подобии улыбки.

«Господи! Ведь был первым красавцем в селе. Все девчонки с ума по нему сходили» – с грустью глядя на брата думает Зоя. Что жизнь с людьми делает. Да нет, не жизнь, что люди сами с собой делают.

Зоя подходит к дивану, в нос бьет запах перегара и немытого тела.

– Зойка! – брат смотрит почти нежно, с надеждой. – Сходи, четвертиночку купи. А?!

– Вась, ты посмотри на себя. До чего себя довел со своей водкой. Чуть не убился на стройке. Ни за какой водкой я не пойду. Вы мне зачем телеграмму прислали? Что б я за водкой тебе бегала? Вась, пора уже за ум взяться. Ты уж седой почти, а вся жизнь мимо тебя прошла. Ни семьи нормальной ни детей.

Зоя сокрушенно качает головой. В глазах грусть. Ничего она не изменит. Человек уж большую часть жизни прожил, теперь уж, навряд ли, что-то по-другому будет. Что бы, что-то изменить, желание должно быть. А у ее брата желания никакого не наблюдается. Ему только четвертинку нужно, а все остальное для него и не важно уже.

Перестав улыбаться, брат смотрит обиженно, с упреком.

– Телеграмму Лидка отправила. Охота была ей со мной возиться? Вот она тебя и вызвала . Ты ж ее знаешь. Змея! – с обреченностью в голосе говорит он младшей сестре.

– Сам себе жену выбрал. – пожимает плечами Зоя. – Она добротой-то никогда особо не отличалась.

– Да, выбрал… – вздыхает он и снова смотрит на Зою. Взгляд жалкий, умоляющий. – Зой, сходи за водкой! Нога болит. Мне много не надо. Просто в качестве лекарства. Понимаешь?

– Нет. – твердо говорит она. Глаза брата суживаются. Лицо становится злым.

– Вот суки! Все вы бабы одинаковые. Мужик мучается, страдает, а вам плевать. Чего ты вообще приперлась? Сидела бы там в своем поселке, за больными идиотами подтирала бы. – он уже почти кричит, от беспомощности, от безысходности, от понимания того, что она права и он сам превратил свою жизнь в грязную, заваленную хламом квартиру и вечно недовольную, орущую на него жену. Одна радость, одна цель – выпить. Ничего больше нет. Куда? Куда все ушло? Ведь когда-то он о чем-то мечтал. Влюблялся, кружил головы девушкам. Хотел выучиться на инженера. Куда это все делось, как получилось, что жизнь прошла мимо, просыпалась сквозь пальцы как песок зажатый в ладони. Вот все было, стоило только руку протянуть и раз, ничего уже нет, ничего не осталось.

– Зой! Пожалуйста! Одну и потом я все. Завяжу, клянусь. Зой!

Она молча вышла из комнаты. «Не нужно было приезжать. Прав Иван Данилыч».

Неуютная, такая же грязная, как и вся остальная квартира, кухня заставлена грязной посудой. Мешками с мусором. Зоя заглянула в холодильник. Пара вареных картошин в оббитой, закопченной эмалированной кастрюле пахнули на нее странным несвежим запахом. На другой полке кусок сморщенной заплесневелой колбасы. Больше ничего нет.

В раковине горой свалена немытая, бог знает сколько, посуда. На подоконнике чахлый, загибающийся цветок в треснувшем горшке.

«Господи, как они так живут?» Тут впору себе за водкой бежать, что бы отвлечься от всей это гнетущей, наводящей тоску и безысходность обстановки. Засучив рукава, Зоя принялась за мытье посуды и наведение, хоть какой-то чистоты и порядка. Из комнаты неслись мольбы, угрозы и пространные разглагольствования о несправедливости жизни и необходимости получить вожделенную четвертинку. Обещания, которым не суждено было сбыться, и даже время от времени рыдания и проклятия.

Покончив с кухней Зоя отправилась в магазин. Есть то, что-то нужно. Если обитатели захламленной квартиры привыкли питаться воздухом и несъедобными остатками еды, то она так не может.

Вернувшись с двумя тяжелыми, до верху набитыми разнообразной едой сумками, Зоя застала хозяйку квартиры уже вернувшейся домой.

– А, благодетельница пришла. – насмешливо бросила жена брата, окинув жадным взглядом полные сумки в руках Зои, но даже не подумала забрать их, пока «благодетельница» снимет обувь. Зоя поставила сумки на стол и начала выкладывать продукты.

– Водки не купила? – строго поинтересовалась жена брата, сверля родственницу неприязненным взглядом.

– Нет. – сказала Зоя. Ее начинала раздражать и женщина, стоящая напротив нее, и эта квартира, и страдающий брат, сам разрушивший свою жизнь и доведший себя до нынешнего жалкого никчемного состояния.

– Вот. – жена брата с грохотом опустила на пол сложенную раскладушку. – Уж простите, ваше Величество. Королевских кроватей у нас нет. – насмешливо сказала она. – Придется вам потерпеть, вы ж там у себя к перинам, небось пуховым привыкли. Мы-то люди скромные.

Хмыкнув, она вышла из комнаты. Зоя смотрела ей вслед с жалостью. Насколько нужно быть несчастной, что бы всех так ненавидеть? Неужели она всегда была несчастной? Ведь она была почти такой же, когда они только познакомились с ее братом, когда он только встретил ее и объявил родне, что женится на ней. Тогда они были красивой парой. Молодые, оба обращали на себя взгляды окружающих. Откуда это в ней? Она же и тогда, в двадцать лет была переполнена какой-то желчностью, язвительной злобой. А Ваське это нравилось. Он говорил, что с ней не скучно. Что она способна держать в напряжении накал страстей. Разжигает в нем огонь. Что он чувствует, как будто раз за разом добивается ее взаимности и это кружит голову, заставляет кровь бурлить и сердце биться в груди все быстрее и быстрее. Бурление крови прошло и сердце уже еле-еле бьется, и на смену страсти пришла неприкрытая ненависть и враждебность.

Зоя с трудом разложила перекошенную раскладушку. Все в этом доме перекошено, в процессе использования. И вещи и чувства.

В комнате снова появилась унылая фигура Лиды. Она молча плюхнула на раскладушку тощую подушку и жиденькое, протертое байковое одеяло.

– Белья у меня лишнего нет. Скажи спасибо братцу алкашу. Все пропил, сволочь. Еще странно, что с голоду не померли. – злобно процедила она.

Зое тоже было удивительно, что они еще не померли с голоду. Судя по содержимому холодильника, обнаруженному ею сегодня после приезда, еда тут появлялась нечасто.

Зоя легла, постелив предварительно на «пятнистую» тощую подушку свою кофту. Натянув одеяло, она прикрыла глаза. В соседней комнате слышались раздраженные голоса, ссорящихся, в очередной раз, родственников. Время от времени раздавались крики. Зоя постаралась мысленно отгородиться от этих звуков. Она устала и чувствовала себя подавленно в этой негостеприимной, унылой квартире, в атмосфере которой, видимо навсегда обосновались безысходность, злоба и тоска. Место несбывшихся надежд и не сложившихся судеб. Она начала погружаться в сон. В соседней комнате, что-то загрохотало. Крики стали громче.

– Да, что б ты сдох, скотина! – орала любящая супруга.

– Тварь поганая! Всю жизнь мне испортила! – вторил ей супруг.

«О, боже!» – подумала Зоя, к счастью для себя уже проваливаясь в сон.

– И куда ты собралась? Я, что, как всегда сама все должна делать? – сердито глядя на Зою вопрошала Лида. – Думаешь сварила пару раз суп и пол подмела и уже святая? Вечно хочешь, что бы тебя добренькой считали и хорошей.

– Лид, я тут две недели у вас пробыла. У меня скоро отпуск заканчивается, а у меня еще свои дела есть. – сказала Зоя, возмущенно смотрящей на нее родственнице. Та презрительно скривила губы.

– Дела! – передразнила она Зою. – Какие у тебя дела? Живешь одна, никому не нужна, никого у тебя нет. Дела! Нашлась деловая, вечно строишь из себя. Жила тут на всем готовом, ела пила. И теперь, конечно, давайте, родственнички. Как хотите, моей королевской особе Ваше гостеприимство больше не нужно. – все больше и больше распаляясь перешла уже на визг вздорная, злобная жена брата. – У тебя небось еще неделя или две. Вот и сиди тут, ухаживай за этим придурком. Я не нанималась! И так всю жизнь говно за ним вожу. Осчастливили меня муженьком! Спасибо вашему семейству. Нашли дуру! Наградили подарком судьбы. Чтоб он сдох! – проорала она свое любимое пожелание, никак не воплощавшееся в реальность. – Что б вы все сдохли, твари.

Глаза на худом, раньше времени утратившем молодость и красоту лице горели ненавистью. Лида тяжело дышала, тощие костлявые кулачки сжались и подрагивали от бессильной ярости.

Много лет назад у Зои, шестнадцатилетней красавицы, по которой сохли все парни, так же как по ее брату, Васе, все девушки, был жених. Зоя была совсем девчонкой, а ее возлюбленный был старше на два года. Пришла повестка. Любимого Зои забирали в армию. Было пролито немало слез. Зоя, прижимаясь к своему возлюбленному дала много клятв и обещаний дождаться. Расставание было трогательным и трудным. Два года в таком юном возрасте казались бесконечно долгими.

Зоя, как и обещала, преданно и верно ждала возвращения своего единственного и ненаглядного. За восемь месяцев до возвращения Зоиного жениха из армии, брат Вася, встретил Лиду и после быстрого и бурного романа женился на стройной гордой красавице. Оказавшись в доме брата и сестры новой хозяйкой, родители Васи и Зои рано умерли и они уже несколько лет жили вдвоем, Лида быстро взяла дело в свои руки. Зоя, как в сказке превратилась, если не в Золушку, то в кого-то очень похожего на героиню сказки. Все заботы по дому легли на юные хрупкие плечи. Узнав, про роман сестры мужа и про то, что так удачно обретенная вместе с мужем домашняя прислуга, в самое ближайшее время выпорхнет из гнезда и, выйдя замуж, заживет своей жизнью, Лида решила, что этому не бывать. Не самой же ей заниматься хозяйством. Ничего. Зойка молодая. Успеет еще найти свое счастье. Лида написала Зоиному жениху, что его любимая передумала и выходит замуж за другого. То ли парень был такой легковерный, то ли его собственные чувства были недостаточно сильны. Но он написал Зое гневное, оскорбительное письмо, в котором сообщил, что в село не вернется, раз она так с ним поступила, а начнет строить свою жизнь в городе, неподалеку от которого он служил. А она, неверная и подлая дрянь, может строить свое счастье с другим, если, конечно и его в конце концов не обманет и не предаст. Зоя получив письмо едва не лишилась рассудка. Она так страшно переживала, что брат, в конце концов, добившийся от своей жены правды, едва не прибил ее. Зоя даже заболела, а придя в себя и немного успокоившись, объявила, что уезжает учиться на медсестру. Лида хотела воспротивиться, запретить . Не для того она отвадила жениха, что бы теперь сестра мужа уехала в город учиться. Ее место здесь, возле плиты и тазов с грязным бельем. Но Вася пригрозил, что если жена еще раз встанет на пути у Зои и попробует влезть в ее жизнь, он ее на самом деле прибьет. И так убедительно сказал, что Лиде ничего другого не оставалось, как смириться. Зоя окончила медучилище, вернулась в поселок и устроилась медсестрой в местную больницу. Брат с женой, к тому времени переехали жить в город, находящийся за сто тридцать километров от их села. Лида захотела вырваться от опостылевшей ей тяжелой деревенской жизни. В городе все должно быть по другому. Интереснее, проще, намного приятнее и привлекательнее.

Зоя так больше и не влюблялась и замуж не вышла. Да и не за кого было. Молодые ребята либо уезжали в поисках лучшей жизни кто в близлежащие городки, а кто и далеко, в крупные города, туда где можно было выйти в люди, добиться чего-то. Те кто оставался пили все как один по черному. Зачем такой муж. Уж лучше одной. Всю свою нерастраченную любовь, всю душевную доброту и тепло Зоя отдавала больным. Ее любили и коллеги и пациенты. Соседи относились с сочувствием, жалея, что не устроила свою судьбу добрая и красивая Зоя.

Видя, что родственница твердо решила уехать, Лида распахнула дверь.

– Давай, давай! Катись. – прошипела она. – Не забудь только, что ты тут ела и пила, и спала в отдельной комнате, как королева.

Зоя посмотрела на жену брата и тоже насмешливо улыбнулась. Достав кошелек, она протянула заходящейся в собственной злобе женщине несколько купюр.

– Вот, возьми. У меня больше нет. Только на обратную дорогу оставила. – сказала она. Цепкая костлявая лапка жены брата моментально ухватила протянутые деньги и крепко зажала их.

Лида напрочь забыла, что все две недели продукты покупала Зоя. Она же готовила, убирала, стирала. И даже успела привести в более менее сносное состояние квартиру, за годы жизни в ней четы Преображенских, превратившуюся в место почти не пригодное для жизни.

– Можешь потом еще прислать. – нагло заявила Лида. Я не нанималась инвалида содержать. Он твой брат, между прочим. Итак всю жизнь его на себе тяну. А ты одна, тебе особо ничего не нужно.

Зоя, собравшаяся уже выйти из квартиры, повернулась к Лиде.

– Знаешь, мне тебя так жалко! – сказала она. Лицо Лиды задергалось, она хотела сказать в ответ, что-нибудь оскорбительное, обидное, но от неожиданности ничего в голову не приходило. Зоя вышла на лестничную клетку и пошла вниз.

Уже к вечеру добравшись до дома и войдя в калитку Зоя в изумлении заметила, что на месте старого покосившегося крыльца новые ступеньки. Прочная гладко отесанная толстая подпорка держит козырек крыши над крыльцом. Перила широкие, надежные. Тоже новые. Зоя подошла к крыльцу. На одном из окон красовался новый наличник. Старый тоже был, как и крыльцо совсем развалившийся. Зоя опустилась на ступеньку и прислонилась к светлому деревянному столбу, поддерживающему козырек крыши. Гладкое, любовно обработанное умелыми ловкими руками дерево пахло смолой. Зоя закрыла глаза, по щекам катились слезы. Поманило счастье и опять не сбылось. Осталось только новое крыльцо, как напоминание о несбывшемся, снова не состоявшемся в ее жизни. Пока она занималась бесполезными попытками хоть как-то наладить быт и жизнь неблагодарных родственников, здесь побывал тот, кто мог наладить ее собственную жизнь и свою. Тот кто мог подарить ей счастье. Свою любовь и тепло. А теперь все. Не получилось. Он исполнил, что обещал. Он же мужчина, такой, который держит данное слово. Приехал, как и обещал. Ее не было. Он починил это треклятое крыльцо и уехал обратно, вернулся в свою одинокую неприкаянную жизнь и оставил ее с ее неприкаянной и такой же одинокой жизнью. На душе было очень горько. «Ваня! Почему все так глупо получилось? Почему всегда так?». Зоя отерла рукой слезы. Что толку от них. Ничего уже не изменишь. Значит судьба ее такая и ничего тут не поделаешь. Зоя смотрела перед собой на темнеющее вечернее небо, на деревья, на соседние дома, в которых загорались огоньки. Над соседской баней вился уютный дымок. Зоя подперла рукой подбородок и сидела ни о чем не думая на новеньком крыльце, сделанном для нее почти незнакомым мужчиной, который мог бы стать ее судьбой. Но не сложилось.