Здесь и сейчас

Глава 6

2009г. Москва

Сашка поссорился с девушкой. На работу пришел мрачный, надутый. На вопрос Насти, о том, что случилось, буркнул, что-то невразумительное и пошел работать. Загремел в углу инструментами, двигая и швыряя все с шумом и грохотом, каждым своим движением выражая нервозность, злость и обиду на все и на всех. Настя покосилась на бушующего помощника, но решила не лезть. Подуется, отойдет немного и потом все расскажет, уж она его успела изучить. Сашка не умеет долго держать в себе переживания. Ему обязательно нужно поделиться, облегчить душу.

Юный помощник давно освоил основные премудрости и тонкости искусства реставрации и Настя, почти не проверяла, что и как он делает. Так, время от времени, для порядка. Но Саша, можно сказать, всегда делал все точно и аккуратно, и она с чистым сердцем доверяла ему даже самые ответственные операции, не беспокоясь, что он испортит дорогую вещь или сделает, что-то не так и придется, потом переделывать.

Пару дней назад им в мастерскую доставили старинное кресло. Благородный палисандр потемнел от времени, приобретя еще большую глубину цвета и изысканность. Высокую спинку кресла украшала чудесная резьба. Вещь была уникальная. Из тех, что радует глаз своей индивидуальностью, неповторимостью и красотой. И при этом крепкая, основательная, вполне функциональная. Настя такие вещи любила. Считала, что у них есть свой характер, в них живет частичка души, вложенная мастером при изготовлении. Поручив Сашке работу с креслом, Настя занялась другими делами.

Настиному помощнику предстоял долгий, трудоемкий процесс. Нужно было сошкурить, очень осторожно, старое покрытие благородного буро-коричневого цвета с фиолетовым отливом, в тех местах, где имелись повреждения и царапины, или просто появились потертости от длительного использования. Зашпатлевать мелкие неровности и вмятины. Это был процесс и вовсе ювелирный. Нужно работать специальными крошечными инструментами. Почти так же, как дантист ставит пломбы – крошечную дырочку нужно аккуратно заполнить шпатлевкой, потом убрать излишки и очень осторожно отшлифовать. В самом конце предстоял еще один не менее сложный и важный процесс – точный подбор цвета покрытия совпадающего с изначальным. Что бы места подвергшиеся реставрации не выделялись и не были незаметны.

Все утро в мастерской слышался звук, производимый энергичным трением шкурки по дереву. Спустя некоторое время Настя перестала замечать эти «вших-вших» доносившиеся из угла, где с хмуро-сосредоточенным видом старательно трудился Сашка.

Незадолго до обеда в помещение мастерской вошла, а вернее, стремительно ворвалась тяжело отдувающаяся, порывистая в движениях, и необычайно ярко одетая дама, из тех, чей возраст определить не представляется возможным. Примерно от тридцати пяти и до бесконечности. Габаритами примечательная особа, вполне могла поспорить с небольшим эсминцем. Поверх пышного тела, переливаясь и слепя глаза, колыхалось, атласное платье ядовито-пурпурного цвета фуксии. На выпирающей под прямым углом, относительно остального тела, монументальной груди лежали, жемчуга, спускавшиеся с полной шеи. Лицо посетительницы выражало смесь детской наивности и радостного удивления. Даже восторга. Довершала яркий образ удивительной дамы причудливая прическа из завитушек, маленьких пучочков и отдельно торчавших прядей светлых волос. Настя во все глаза уставилась на незнакомку. Было ощущение, что в мастерскую влетела гигантская экзотическая птица.

– Добрый день, – поприветствовала Настя, не в силах оторвать глаз от удивительной особы.

– Боже! Вы не представляете! Вы не представляете, как я рада, что я Вас нашла! Боже! Как у Вас тут интересно! Сколько всего! Какие интересные вещички! Атмосфера творчества и созидания! Великолепно! Я обожаю, обожаю творческих людей! И все, что связано с самим процессом! – протрубила дама, низким грудным голосом, вертя головой во все стороны с нескрываемым почти детским любопытством. Казалось, что она сейчас запрыгает и захлопает в ладоши от восторга.

Настя с трудом подавила смех. Незнакомка выглядела и вела себя весьма комично, особенно учитывая ее немалые габариты.

– Вы Настя! – радостно завопила дама ткнув пухлым пальцем в сторону хозяйки мастерской.

– Да, – не могла не признать Настя правоты утверждения, что она это она.

– Я Вас так и представляла! – вновь зайдясь от восторга, прогудела дама. – Мне Вас порекомендовал Семен Борисович. Понимаете, я не знала, что делать! Я была в отчаянии! А потом я вспомнила про Сеню. Он разбирается в таких вещах. Он мне поможет, решила я. И, когда я позвонила, Сеня сказал: «Фая, я знаю, кто тебе нужен!» и дал Ваш адрес. Представляете?! – она даже все-таки чуть-чуть подскочила от переполнявшей ее радости. Настя начала быстро повторять про себя таблицу умножения, чтобы не расхохотаться. Даже Сашкины «вших-вших» стихли, хотя, возможно, их просто заглушала собой импульсивная, громогласная посетительница.

– Я бы позвонила Вам, Настя, но Семен Борисыч, он ужасно рассеянный. Ужасно! Всегда все теряет. Он потерял Вашу визитку. Представляете?! А адрес, к счастью, помнил.

Настя порылась в памяти, припоминая, кто такой этот рассеянный Семен Борисович. Должно быть тоже какой-то оригинал, если они близко общаются со столь экстравагантной дамой. Наконец, в памяти всплыл образ маленького интеллигентного старичка, который привозил на реставрацию несколько старинных книг, с поврежденными кожаными переплетами и пару безделушек из фарфора. Он был очень милый и очень тихий, спокойный человек – полная противоположность своей громкоголосой знакомой.

– Я решила, что непременно, непременно должна к Вам приехать! Уж раз Сеня сказал, что Вы поможете, значит так и есть. Он в этом разбирается. Настя!!! Помогите мне! – она так заорала, что Настя подскочила от испуга. – Вы должны меня спасти! Умоляю!

Больше всего Настя боялась рассмеяться, поэтому, она только сделала неопределенный жест рукой, предлагая гостье поделиться своим горем. Говорить и спрашивать о чем-то она, по крайней мере, в данный момент, была не в состоянии.

– Вот! – обладательница платья психоделического цвета и трубного голоса, слона на водопое, извлекла из сумки длинную плоскую шкатулку и помахала ею перед Настиным носом. – Вот! Видите! Видите! Кошмар! – она ткнула пальцем, с ногтем, окрашенным в тон платью, в трещину на крышке шкатулки и отколовшийся уголок. Это я!!! Представляете! Я ее уронила. Как я себя ругала! Вы даже не представляете! Это же вещь, которая в нашей семье бог знает сколько времени. Семейная реликвия! Пусть это безделушка. Но это память!!!

Она с надеждой посмотрела на Настю ярко-голубыми круглыми глазами.

– Вы мне поможете? Умоляю, Настя!

К этому моменту, Насте, наконец, удалось взять себя в руки, и она поспешила заверить несчастную, испортившую семейную реликвию, чудаковатую женщину, что ничего непоправимого не случилось, и она все исправит.

– Не переживайте, – ободряюще сказала Настя. – Через пару дней будет как новая.

– Правда?! Какое счастье! – наивно-восторженные глаза еще сильнее округлились, теперь в них отражалось неподдельное восхищение хозяйкой мастерской.

Посетительница прижала руки к сердцу.

– Настя!!! Вы не представляете, как Вы меня обнадежили! Я вся извелась! Места себе не находила! Ведь сама, этими вот руками, – она энергично потрясла унизанными перстнями ладонями перед Настиным носом, – взяла и бац!!! Уронила. – Настя снова слегка вздрогнула. Вероятно, от этого «бац» вздрогнули и все остальные, кто находился на всех трех этажах здания. Настя заметила, что у сидящего в другом конце мастерской Сашки, неотрывно глядящего в их сторону, глаза такие же круглые, как и у их новой клиентки. Она подавила очередной приступ смеха.

Эксцентричная особа расплылась в радостной улыбке.

– Меня зовут Фаина Вячеславовна, но Вы зовите меня просто Фаина. Терпеть не могу всяких отчеств. Это каждый раз напоминает о возрасте, – она игриво хихикнула. – Я буквально воспрянула духом! Такое облегчение! Знаете, думала вызвать мастера к себе домой, но вдруг, попадется какой-нибудь непрофессионал и только все испортит. Я сама в этом ничего не понимаю. Поэтому и попросила Сеню помочь. Вы же понимаете, это не какая-нибудь безделушка, которую, если сломалась, можно выбросить и просто купить новую.

– Разумеется, – уверила Настя, что она все понимает.

Фаина еще минут десять тараторила безостановочно обо всем, что только приходило ей в голову и, наконец, к облегчению совершенно оглушенных и ошалевших обитателей мастерской, распрощалась и ушла.

– Просто полоумная тетка. Кошмар! – потрясенно сказал Саша, когда они остались вдвоем. Настя засмеялась.

– Она своеобразная, но мне кажется, вполне милая. Просто чудачка.

– Милая сдвинутая, и трубит как слон в джунглях. Когда она в первый раз завопила, я себе чуть мастихин в руку не воткнул, – пробурчал Саша.

– Ты чего сегодня такой? Молчишь все утро. Теперь вон ворчишь, как старый дед. Меня, она, например, насмешила. Такая порывистая и восторженная, – весело улыбаясь, Настя посмотрела на помощника. – Что там у тебя случилось? Рассказывай, хватит дуться в углу и пыхтеть как паровоз.

– Ничего.

Настя пожала плечами. Ничего, та ничего. Ей-то что. Она подошла посмотреть, как поживает кресло и с ужасом увидела, что Саша ошкурил практически всю деревянную поверхность спинки, сняв, заодно, и верхний слой резьбы.

– Сашка!!! – заорала она не хуже чем перед этим громогласная гостья. – Ты что сделал?!

– Ну, задумался малость, – сказал он, стараясь не смотреть в глаза начальнице. – Сейчас исправлю.

– Исправишь?! Да ты полспинки шкуркой стер! Это же уникальная вещь! Я тебя убью!

Конец дня они провели, реанимируя изуродованное излишним усердием Сашки кресло. В, конце концов, как и предполагала Настя, он поделился причиной своего расстройства. Настя, уже немного отойдя от шока, вызванного его чрезмерными стараниями, посочувствовала и как могла, поддержала несчастного влюбленного.

– Не переживай. Помиритесь. Все ссорятся, зато потом так приятно мириться, – улыбнулась она.

– Нет. Не помиримся. Я сказал, что подал документы в художественную академию, хочу учиться. А она сказала, что я дурак, хочу заниматься всю жизнь какой-то фигней и ничего не добьюсь. Что я как был пустым местом, так им и останусь, и мне ничего в жизни не светит. А ей неудачник не нужен, – шмыгнув носом, сердито сказал Сашка.

– Ну, значит, она не твоя судьба, раз не может тебя понять, и вы смотрите на все по-разному. Каждому нужен именно его человек. Она – не твой, раз так думает и так к тебе относится, не принимает твоего выбора, – пожала плечами Настя. – Такое бывает. Это больно, неприятно. Когда такое случается, кажется, что в жизни ничего хорошего уже не будет. Что это конец. А потом происходит, что-то, что снова делает твою жизнь счастливой, и ты только удивляешься, как мог думать, что ничего не будет и жизнь закончена. И прошлые неприятности и переживания кажутся ничего незначащими и не важными. Просто глупым пустяком. И тогда ты даже рад, что все именно так получилось.

Сашка вздохнул.

– Я думал, что она меня любит…

Понимая, что сейчас он все равно не способен трезво рассуждать, потому, что рана слишком свежая и болезненная, Настя похлопала его по плечу.

– Все у тебя еще будет. У тебя вся жизнь впереди. Не грусти. Лучше понять, что это не твое сразу, не дожидаясь пока пройдет полжизни, и вдруг окажется, что ты их потратил понапрасну. Поверь. А то, что ты хочешь учиться это же замечательно. И ты не пустое место. Ты способный и целеустремленный. И работа должна приносить удовольствие. Не все меряется деньгами, ты сам говорил, когда уговаривал взять тебя на работу. – Настя улыбнулась. – И самое главное – ты хороший человек. И я рада, что мы с тобой встретились.

Он взглянул на нее.

– А ты счастлива? Это твое? Твоя судьба? Твой человек?

В другое время она щелкнула бы его по макушке или по носу и сказала, что-нибудь вроде того, что много будет знать, скоро состарится, но сейчас у них был доверительный разговор и он был действительно расстроен. Его предал близкий человек, тот, кому он доверял, к которому, возможно, испытывал сильные чувства. И спрашивал он не из чистого любопытства, а потому, что для него это было действительно важно. Знать, как это бывает у других. Бывает ли и в самом деле по-другому или все несчастны, и ждать чего-то от жизни бессмысленно и не стоит напрасно обманываться, чтобы потом не разочароваться еще сильнее.

Настя улыбнулась и потрепала светлые волосы.

– Я счастлива. И это мой человек, – уверенно сказала она. Сашка почувствовал, даже не по ее словам, а по интонации, по каким-то теплым ноткам в ее голосе, что это, действительно, правда. Он улыбнулся и кивнул – хорошо, значит, все еще будет. Надежда есть. Нужно идти дальше, а прошлое оставить позади. Просто им оказалось не по пути, у них разные дороги. И судьбы разные.

– А я, когда только начал здесь работать, был в тебя влюблен. Совсем чуть-чуть, не серьезно, конечно, – сделал признание Сашка.

Настя рассмеялась.

– Надеюсь, твоя влюбленность прошла не из-за того, что я не оправдала твоих ожиданий и оказалась ворчливой злобной каргой, а не прекрасной принцессой из сказки?

Он тоже засмеялся.

– Да нет, ты ничего. Даже, можно сказать, классная. Но я же знал, что мне ничего не светит – разница в возрасте, сама понимаешь. Только не обижайся, я ничего плохого не имел ввиду, просто, ты же правда старше… Не то, что бы ты старая… – округлив глаза, как посетившая их сегодня Фаина, невразумительно затараторил Сашка, пытаясь оправдаться за допущенную бестактность и запутываясь в собственных извинениях все сильнее.

– Сашка, какой ты еще дурачок! – расхохоталась Настя. – Ужас просто! Вы, мужчины так всю жизнь и остаетесь немного детьми. Умнеют-то не все, а уж, чтобы окончательно повзрослеть, такого просто не бывает. – Она подмигнула. – Все наладится. Глядишь, может даже еще и поумнеешь.

–

Пару дней спустя мастерскую вновь посетила громогласная, импульсивная Фаина – приехала забрать свою драгоценную семейную реликвию. Как и в первый раз, она стремительно влетела в помещение мастерской, окутанная облаком развевающихся складок, рюшек и струящихся полос тонкой ткани очередного умопомрачительного одеяния, на этот раз благородного цвета слоновой кости. На величественной груди, сегодня, покоились великолепные бледно-желтые аметисты.

Фаина долго и восторженно вертела в руках «свою прелесть». Громко и пространно выражая восторг.

– Потрясающе! Просто потрясающе! Ни следа! Вообще ничего не заметно. Как будто ничего и не было. – Протягивая руки к Насте, она завопила: – Волшебница! Просто волшебница. Золотые руки! Талант! Мастер своего дела!

Повторив еще раз пятьдесят, что Настя просто кудесница, волшебница и ее спасительница, она, наконец, собралась покинуть, в очередной раз изнемогающих от ее шумной восторженности и гиперэмоциональности, кудесницу и ее помощника.

– Настя, Вы такая утонченная творческая натура! Правда! Это сразу чувствуется. С первого взгляда. Я знаю творческих людей. Я сразу могу распознать творческое начало. Настя!!! Я хотела Вас пригласить, – она игриво хихикнула и потупила глазки. – На мероприятие. На концерт. Мой мальчик, мой малыш будет исполнять свое произведение. Он у меня пианист и сам сочиняет. Представляете! – она похлопала ресницами как немного робеющая школьница. Выхватив из сумочки маленький платочек, она порывисто приложила его к глазам. – Я всегда плачу на его концертах. Вот и сейчас вспомнила и… Ох! Извините. Матери, понимаете, тяжело удержаться, когда ее ребенок делает, что-то, не побоюсь этого слова, выдающееся. Оставляет свой вклад в искусстве…

Шумно высморкавшись, она убрала платок.

– Надо же! Вам так повезло! Такой талантливый сын, сам пишет музыку. И концерты дает. Для меня это, что-то из области фантастики, – искренне восхитилась Настя.

– Да, Аркаша – моя гордость, – Фаина расцвела счастливой улыбкой, пухлые щеки разрумянились. – Может быть не скромно с моей стороны, так уж его расхваливать и восторгаться, я все же мать. Но мальчик – настоящий талант. Можно сказать, второй Моцарт. Гениальность с юных лет. Дар! Боже! Вы не представляете, какие сильные вещи сочиняет Аркаша! Это потрясающе! Просто душу переворачивает, когда слушаешь. Я даже волнуюсь, как он сам выдерживает такое эмоциональное напряжение. Это же все идет отсюда, – она приложила пухлую ладонь к монументальной груди, наглядно показывая откуда ее мальчик черпает свой талант. – Меня все, кто побывал у нас на Аркашиных концертах, в один голос уверяют, что это незабываемо. Представляете!

– Я даже немного завидую, – улыбнулась Настя. – Когда ребенок по настоящему увлечен, да к тому же еще и одарен от природы – это же для матери огромное счастье и настоящий повод для гордости, – ни сколько, не покривив душой, сказала она. И даже попыталась представить, какие чувства она сама испытывала бы, будь ее дети так одарены, или хотя бы увлечены чем-нибудь. Представить, к сожалению, оказалось сложно.

– Да, Вы правы. Я им страшно горжусь! Настя, приходите! Приходите на концерт, прошу!!! Вы просто обязаны прийти. Такая чувствительная, такая творческая личность, тонкая, восприимчивая натура, как никто другой сможет понять и оценить силу таланта! Прошу, обещайте! – протрубила Фаина, умоляюще протягивая к Насте руки.

– Конечно. Я с удовольствием приду послушать.

– Приводите с собой семью. Я буду чрезвычайно рада. И Аркаша тоже. Он такой чувствительный мальчик, – она снова выхватила платок и промокнула глаза.

– Разумеется, я передам приглашение, думаю, мои домашние с радостью согласятся, – ответила Настя, испытывая, в глубине души, довольно сильные сомнения, что ей удастся уговорить Нестора и детей посетить подобное мероприятие – они точно не принадлежат к тонко чувствующим, восприимчивым натурам. Даже если они и согласятся пойти, то без особой радости, не горя желанием приобщиться к прекрасному. Скорее они толстокожие и бесчувственные, когда дело касается подобных мероприятий.

– Я буду ждать! Вы обещали, – Фаина игриво погрозила Насте пальцем.

Крепко прижимая к груди свое сокровище, Фаина, наконец, выплыла из мастерской.

– Стихийное бедствие! – ударяя ладонью по лбу и закатывая глаза, сказал Саша. – Не женщина, а вынос мозга! Я каждый раз глохну после ее прихода. Надеюсь, она больше ничего не уронит и не притащит сюда спасать очередную дребедень.

Посмотрев на хихикающую Настю, он ухмыльнулся:

– Ты, правда, пойдешь на концерт ее Аркаши?

– А почему нет? Я сама мать и понимаю, какие чувства испытывает женщина гордящаяся талантом своего ребенком. Ну, по крайней мере, понимаю, что это очень сильные и очень приятные чувства. Да и почему бы не послушать хорошую музыку? Если мальчик такой талант, что все в восторге, думаю, и я получу удовольствие. Мне даже, интересно взглянуть на маленького гения. Второй Моцарт это ни хухры-мухры. Я вообще люблю выступления детей, это всегда очень трогательно, они такие милые, непосредственные, открытые, – улыбнулась она.

– Ну-ну. Платок не забудь, а то, вдруг, тоже рыдать начнешь, как ненормальная мамаша гения?

– Злобный малолетний ворчун. Может ты обижен, что не получил персональное приглашение? – засмеялась Настя. – Хочешь, пойдем вместе. Уверена, Фаина только рада будет. Еще один почитатель ее сынишки.

– О, да я просто умираю от расстройства, что меня не пригласили. И нет, уж как-нибудь это мероприятие пройдет без меня. Потом расскажешь. Мне будет вполне достаточно твоего рассказа.

– Да, а что бы более красочно и наглядно было, я тебе и сыграю наиболее понравившиеся мне места.

– А, что, мысль! Тебя я, так и быть, послушаю, – заржал Сашка.

– Жалко там петь не будут. Я бы тебе еще спела. Ты бы сам рыдал, уж поверь.

– Может, прямо сейчас попробуем? Не переживай, я стойкий. Выдержу.

– Боюсь, Мишка в соседней комнате не выдержит.

– Нужно с тобой поспорить на желание, как-нибудь. Проиграешь – заставлю петь. Поржем! – вконец развеселившись, предложил Саша.

– Я не спорю с малолетними дурачками. Не надейся услышать мое дивное соло.

В мастерскую вошел Мишка.

– Ты вовремя, – обрадовался Саша. – Анастасия Владимировна сейчас петь будут. Да Насть? Говорит, поет как соловей, заслушаешься. Вот, уговорила ее послушать, полчаса упрашивала. Садись, будем наслаждаться. Как ты там сказала, дивным соло? Просим, просим Анастасия Владимировна! Порадуйте!

–

– У меня на днях появилась любопытная заказчица, – сказала Настя за ужином.

– Она везде сует свой нос и хочет знать, то, что ей не положено? – поинтересовался Гоша.

– Нет, не в том смысле любопытная, – засмеялась Настя, – Она просто своеобразная. Чудная немножко.

– Сумасшедшая?

– Гоша! – Настя постаралась сделать строгое лицо. – Она рассказала, что у нее сын играет на пианино и пишет музыку. Пригласила нас на его концерт. – Настя обвела взглядом присутствующих. Как и ожидалось, никто, из сидевших за столом, восторга, или хотя бы даже проблеска любопытства и заинтересованности по поводу сказанного ею не выразил. Толстокожее семейство, чуждое возвышенности и утонченности, продолжало с аппетитом пережевывать пищу, энергично работая челюстями. Пища духовная их не волновала.

– Эх вы! Ребенок – талант, по словам его матери, чуть-ли не новый Моцарт, надеюсь хоть фамилия всем знакома? А вы сидите с отсутствующими физиономиями и думаете только о том, как набить свои животы, – возмутилась Настя, даже немного огорчившись. Не чуткое ни к чужому таланту, ни к прекрасному, в целом, семейство невозмутимо продолжало есть, нисколько не устыдившись упрека в свой адрес, по-прежнему, заботясь лишь о наполнении своих желудков. Наконец, почувствовав, что жена и впрямь сидит недовольная, а может, просто в достаточной мере насытившись, Нестор оторвался от тарелки и сказал:

– Молодец, пацан.

Настя одарила его холодным взглядом.

Поняв, что комментарий мужа, это единственное проявление внимания к ее словам и продолжения не будет, Настя решила, что пора положить конец процветанию бескультурья и отсутствия интереса к возвышенному и прекрасному в ее семье. С бесчувственностью и равнодушием нужно бороться, срочно и беспощадно, пока не наступила полная деградация. Взяв на себя роль диктатора, она твердо сказала:

– В субботу мы едем на концерт. Все.

Это сообщение вызвало, куда большее «оживление в зале». Забыв про еду, и про необходимость набить ею животы, все как один подняли головы от тарелок и посмотрели на нее со смесью удивления, недоумения, испуга и возмущения.

– И я?! Не хочу на концерт! Не хочу слушать дурацкое пианино! Мам! – завопил Гоша с выражением ужаса, как будто мать предложила посетить в субботу школу, потом сделать штук пять прививок, после чего сразу отправиться на прием к стоматологу.

– Я не поеду, ни за что! – с твердой решимостью в голосе сказала Варя, произнося каждое слово четко, громко и почти по слогам, после чего с надеждой покосилась на Нестора, в поисках поддержки надежного, сильного союзника.

– Зачем? – спросил Нестор, как настоящий мужчина, стойко восприняв слова жены и не впадая в истерику и панику как дети.

Настя обвела своих дорогих и любимых суровым взглядом.

– Кому из неандертальцев положить добавки? – спросила она.

Так как она ушла от темы и не сказала, что раз никто не хочет на концерт, то поездка отменяется, и они проведут субботу хорошо и приятно, занимаясь делами никак не связанными с искусством, творчеством, культурным развитием и самосовершенствованием, все продолжали пребывать в тревожном напряжении. А вдруг она упрется и все же заставит их приобщиться к высокому и прекрасному, помимо их воли.

Заметив, устремленные на нее выжидательные, настороженные взгляды, Настя покачала головой.

– Мне за вас стыдно!

– Но я не хочу! – завопил Гоша еще громче, чем перед этим. – Мам!!!

– И я не хочу! И не поеду! – присоединилась сестра, в кои-то веки, проявляя солидарность с братом.

– Я поняла и мне очень жаль, что вас ничего не интересует, и вы не желаете духовно развиваться и повышать свой культурный уровень, который на данный момент находится на нулевой отметке. – С чопорным видом светской дамы, попавшей в дом к неотесанным простолюдинам, сказала Настя. – Дело не в этой поездке, это касается всего. Я окончательно убедилась, что кроме телевизора, компьютера, и поедания чего-нибудь вкусненького, сидя на диване, перед тем же телевизором и компьютером, вам ничего больше в жизни не нужно.

– Насть, вон включи телевизор, там все время кто-нибудь пиликает. Хоть целый день слушай, – сказал Нестор. Настя одарила его надменным взглядом.

– Он не пиликает. Он пианист. Ладно, сидите дома. Эволюционируйте обратно из человека – в обезьян, а может и еще в кого похуже. Поеду одна. А вы будете лопать чипсы, перед телевизором, пока ваши мозги превращаются в бесполезную массу, которая просто заполняет ваши головы, чтобы они не звенели, как пустые кастрюли.

– А сейчас чипсы можно? – поинтересовался Гоша. Настя закатила глаза и вздохнула.

Встав из-за стола, она, не глядя на разозливших и расстроивших ее домочадцев, начала убирать посуду.

– Ладно, черт с ним! Поедем, послушаем пианиста или кто он там, – сказал Нестор.

– Надеюсь, до выходных дотерпишь, не изведешься от ожидания?

Нестор ухмыльнулся

– Постараюсь.

–

– Ну чего, поехали? – без особого энтузиазма спросил Нестор, входя в ванную, где Настя заканчивала приводить себя в порядок. Он до последнего не терял надежду, что жена «одумается» и скажет, что ни на какой концерт они не едут. Просто у нее была такая причуда.

Обернувшись, Настя замерла с тюбиком туши в одной руке и кисточкой в другой.

– Что? – заметив недоуменно-недовольный взгляд, спросил Нестор.

– Ничего, что я в вечернем платье?

– Ничего, мне нравится, – ухмыльнулся, чуждый всего утонченного и возвышенного, а заодно, начисто лишенный понятий об этикете и правилах хорошего тона, супруг.

– Нестор, ну ты же не на пляжную вечеринку идешь и не в пивной бар. Можно, что-то поприличнее одеть?

Он молча вышел и спустя полминуты вернулся в тех же потертых джинсах, цветастой рубашке и, надетом поверх нее, спортивном пиджаке, из ткани наподобие дерюжки, со швами «наружу». Настя страдальчески вздохнула.

– Если я буду без галстука, гений играть не сможет, что ли? – заметив ее реакцию, недовольно спросил Нестор.

– Надеюсь, он не заметит отсутствие одного галстука, дорогой. Пойдем, – взяв под руку своего невыносимого мужчину, сказала Настя.

По дороге Нестор предпринял попытку все же избежать посещения культурного мероприятия, предложив альтернативный, на его взгляд куда более привлекательный вариант времяпрепровождения.

– Может в ресторан? – немного притормаживая, в надежде, что сработает, кивнул он на симпатичный фасад с красивой вывеской, сообщавшей, что здесь подают лучшие блюда французской и итальянской кухни. Настя наградила его уничижительным взглядом. Пожав плечами, он прибавил скорость. Встреча с прекрасным была неотвратима.

– Насть, зачем мы едем?

– Ну, вообще, слушать музыку, – немного насмешливо сказала она. – Нестор, мне надоело. Можешь высадить меня, я на такси доеду. А ты дуй в ресторан. Каждый получит то, что хочет.

– Ага, зашибись! – проворчал он.

Настя улыбнулась.

– Если бы мои дети обладали подобными талантами, ну, или хотя бы какими-то талантами, да я бы тоже всем и каждому о них рассказывала, и тоже мечтала, что бы все вокруг оценили их. Нестор, я обещала прийти.

– А если завтра тебя пригласят на лекцию по ядерной физике? Вдруг у кого из знакомых ребенок гений в этой области. Про расщепление атомов пойдем слушать?

Она засмеялась.

– Нет, обещаю. Слушать про атомы не пойдем.

– А я бы лучше на лекцию сходил. И то пользы больше.

– Хватит ворчать! Послушаем, потом сходим поесть. Удовлетворишь свои низменные потребности. А вообще, я тебя обожаю! За все и за способность к самопожертвованию в частности.

–

Дом родительницы юного дарования по размерам чуть-чуть не дотягивал до дворца съездов. Перед парадным входом уже стояло около двух десятков машин, одна шикарнее другой. Двое мужчин облаченных в ливреи, в белых париках, в стиле девятнадцатого века, учтиво показывали все прибывающим гостям, где лучше припарковаться. Все окна огромного дома были ярко освещены. В наступающих сумерках, картина представлялась почти нереальной. Величественный дом, залитый теплым, ярким светом, за ним в некотором отдалении темные силуэты деревьев – то ли сад, то ли парк. Перед домом, помимо площадки размером, автомобилей на тридцать, а то и больше, располагалась просторная лужайка с белоснежными статуями, явно не из гипса. Фонтан и множество изящных кованных фонарей различной высоты и размера, от совсем низеньких, торчащих над землей как грибы, до таких высоченных, как те, что освещают городские улицы по ночам.

– С размахом живут, – прокомментировал Нестор. – Ты ей чего реставрировала? Помятые золотые слитки выправляла?

– Нет. Весьма скромную шкатулочку – семейную реликвию.

– Да, без шкатулочки ей бы точно жизнь ни в жизнь была, – хмыкнул не склонный и к сентиментальности муж.

При входе, каждому из гостей вручали программку, отпечатанную золотыми буквами на дорогой плотной бумаге типографским способом. Все было исполнено на высшем уровне. Любящая мать подходила к проведению концертов, своего талантливого отпрыска, со всей серьезностью. Взглянув на программку, Нестор повертел ее в руке и, слава богу, не слишком громко сказал: «Ни х…ра себе!» Настя умоляюще посмотрела на него. «Извини! Вырвалось. Удивляюсь, как у тебя не вырвалось», – ухмыльнулся несносный супруг. «Наверное, и правда, не стоило его брать», – мелькнула, к сожалению, несколько запоздалая мысль.

Внутреннее убранство дома вполне соответствовало внешнему великолепию. Высоченные колонны. Настя не удержалась и потрогала – не штукатурка, натуральный травертин. Большущие залы, инкрустированные паркетные полы. Люстры, свисающие с потолка, переливались и слепили глаза тысячами сверкающих висюлек из хрусталя. Все помпезно и монументально.

Гости разодетые в наряды для светских приемов, меха, сверкающие женские украшения с камнями внушительных размеров. Мужчины, были хоть и не в смокингах, но все в костюмах, естественно при галстуках. Кое-кто с любопытством поглядывал на экстравагантный наряд Нестора.

– Ты звезда! Наслаждайся минутой славы, – сказала Настя, беря бокал с шампанским, с подноса, с которым обходил гостей еще один «выходец из девятнадцатого столетия» в ливрее, парике и белоснежных перчатках. Учтиво поклонившись гостье и ее странно одетому кавалеру, он с невозмутимым видом направился дальше. Муж, нисколько не смущаясь, что выглядит среди солидных, респектабельных гостей белой вороной, или скорее оборванцем и невеждой, проигнорировал язвительное замечание.