Читать книгу: «Город уходит в тень», страница 7

ДОЖДИК-ДОЖДИК, ГУЩЕ

Раньше все было лучше. Раньше, говорят, и сахар был слаще. И в самом деле слаще. Потому что делался из сахарной свеклы. А потом, во имя дружбы с Кубой, стал делаться из сахарного тростника. Не такого сладкого. Вот и мне кажется, что раньше дожди в Ташкенте лили реже. Но не ручаюсь. Зимой дождь, бывало, лил как из ведра. Снег сыпал довольно редко и на следующий день таял. Были, конечно, холодные зимы, как зима 1969-го, но в основном мы даже в туфельках ходили, когда сухо было, и уж конечно, валенок не носили. Правда, ответственные работники в сфере торговли и снабжения носили так называемые бурки. Но это тоже встречалось нечасто.

А дождики? В апреле – первой половине мая бывали настоящие бури-грозы. С сильным ветром и ливнями. Вот когда тополя валились… одно время их даже сажать запретили: очень стволы слабые. Речь, конечно, о пирамидальных тополях. Серебристые совсем другие.

Как-то увидела я на страничке продаж зонтик-трость черно-фиолетового цвета, у меня когда-то был точно такой же. Надпись гласила, что это пятидесятые годы. Зонтик дождевой.

Нет. В пятидесятых никаких тростей не было, а о цветных дождевых зонтиках не могло быть речи. Все дождевые зонтики того времени были черными. Только черными. Самыми обыкновенными. Они не складывались, но и очень длинными не были. Цветные зонтики были исключительно от солнца. И исключительно китайскими. Чистый шелк, спицы и ручка из бамбука, на шелке нарисован китайский пейзаж. Вот они были всех цветов, а в пару к китайскому зонтику полагался китайский же сандаловый веер из чистого шелка, расписной, в полосатом футлярчике со стеклянным верхом. Это была повальная мода. Не дефицит. Мода. Дамы на ташкентских улицах, а особенно на рынках томно обмахивались веерами, а над головами плыли шикарные модные шелковые купола.

Я точно знаю, когда появились зонты-трости. Году в шестьдесят третьем. Опять же мода. Не дефицит. В любом магазине, приходи и покупай. Они были цветными. Правда, очень неудобными. Длинными. Никуда не положишь. Таскай в руках. Чуть позже появились зонты-трости из прозрачного пластика. Купить их было нелегко, но никто особенно по этому поводу не страдал.

Японские узорчатые зонтики вошли в моду в конце шестидесятых. Вот они были дефицитом. Фирма «Три слона». Но при существовании ташкентской толкучки и это проблемой не было. Двадцать пять рублей – зонтик твой. Удобно. Были зонтики в два и три сложения. Кстати, я видела в Москве наши советские складные зонтики, но купить побоялась. И некрасивая расцветка была.

Непромокаемых тканей в пятидесятых не было. Были прорезиненные. Вроде той, что шла на китайские мужские плащи. В основном синие и коричневые. Их носил весь Ташкент. Китайцы же поставляли макинтоши из светло-серого габардина. К несчастью, лекала были плохие, и покрой реглан выходил весьма уродливым. Плечи вздувались пузырем. На женских макинтошах были завязочки у горла с пластмассовыми серыми наконечниками. Обычные женские плащи были в основном тоже серые, под пояс. Макинтоши – штука дорогая, и далеко не всем были по карману, что наши, что китайские. Но были и макинтоши из других, тоже прорезиненных тканей. Плащи были недорогими, как и почти все товары в СССР. В средней полосе было принято летом носить пыльники – летние плащи из легких тканей. Вещь в Ташкенте летом совершенно бесполезная. Другое дело – ранней весной, но и пыльники почти не носили.

В начале шестидесятых появились прозрачные мужские дождевики. Венгерские. Пластиковые. В комплекте с пластиковыми же конфедератками. Конфедератки, понятно, не носили, а за дождевиками гонялись. Четырнадцать рублей. Конечно, они довольно быстро рвались, их бережно подклеивали. Для женщин выпускались нейлоновые (не путать с болоньей). Они не были непромокаемыми, зато могли похвастаться яркими цветами. Стоили довольно дорого. Рублей пятьдесят. Но их почти не успели поносить. Потому что почти сразу же в моду вошли болоньевые плащи. Болонья была создана в итальянском городе Болонья, отсюда и название. И плащи-болонья сначала были итальянскими. Безумный дефицит. Очень дорогой. К тому времени как ткань начали производить у нас, болонья безнадежно вышла из моды. Плащи были в основном серые, черные и темно-синие.

В дождь надевали болоньевые косынки, а перед этим косынки и что-то вроде шляпок-менингиток, только из полиэтилена.

Кстати, о перчатках. Почти до конца пятидесятых перчатки были как-то… Вернее, они были, но зимой носили рукавички или шерстяные. А в шестидесятых начался бум. Появились импортные перчатки из тончайшей лайки. Перчатки с лайкой на ладони и капроном сверху. Советские перчатки шились из очень своеобразной ткани, плотной, с почти муаровыми разводами. И те и другие были короткие и длинные. Я, ясное дело, носила длинные. Кстати, последний писк конца пятидесятых – начала шестидесятых – короткие капроновые летние перчатки, чаще всего белые, носимые с кринолинами (см. «Покровские ворота»).

Ну и хит сороковых – пятидесятых – ботики. Резиновые ботики. Женские.

Тогда в Ташкенте галоши носили в основном мужчины и дети. Неизменно черные, неизменно с малиновой подкладкой. Малиновая подкладка сохранялась еще с дореволюции. Ничего не менялось. Правда, раньше в подкладку вставлялись еще и латунные инициалы владельца – вещь не лишняя. Если пришли гости и галош в прихожей стоит много, поди различи свои.

Были еще остроносые, надевавшиеся на узбекские сапоги-ичиги из тонкой кожи. Европейских сапог в нынешнем понимании не было вообще.

Я вам скажу, что и галоши, и ботики были истинным проклятьем. Приходя в школу, мы брали мешки и складывали туда галоши. Понятия сменки не было. Галоши клались в специальные отделения вешалки. Вешалки сначала стояли прямо в классах. Гардероб устроили, когда я была в классе четвертом. Причем при гардеробе была гардеробщица, хотя номерков не выдавалось. Краж не помню. Беда в том, что галоши снимались и надевались с величайшим трудом. Особенно надевались. Бедные мы, бедные. Как вспомню эти попытки вбить ботинки в галоши! (Кстати, ботинки были, что теперь называется, унисекс. Одинаковые для всех. На шнурках.)

Не знаю, как управлялись взрослые мужчины. Не помню. Но прекрасно помню, как мучились с ботиками женщины. Ботики застегивались на кнопки. Мне кажется, обувь раз и навсегда вбивалась (именно вбивалась) в ботики. Если туфли были на каблуке (шпилек тогда не было, каблуки были толстые, и для них в ботиках было место) – дело одно. Если без каблука – в пустой резиновый «каблук» вставлялась деревяшка. Высота ботиков была по щиколотку, но однажды я видела резиновые боты почти до колен. Не представляю, как в них вкладывалась обувь. Приходя домой, женщины снимали ботики прямо с обувью в прихожей и там же оставляли. Никто не заморачивался вытряхиваньем туфель. Ботики всегда и неизменно были черными, из тонкой резины. Без подкладки. Резина теперешних сапог куда толще. Но нужно сказать, что резиновые сапоги в Ташкенте никто не носил. Вообще. Я об их существовании узнала, только когда перебралась в Москву.

Я искренне сочувствую тем женщинам, которым выпало «счастье» носить боты, тем более что в Ташкенте иногда можно было спокойно ходить в них большую часть зимы.

Так продолжалось примерно до середины пятидесятых. Выпускал галоши и боты московский завод «Красный богатырь». Хватало на всю страну.

И тут произошел прорыв в обувной промышленности. Фабрики начали выпускать обувь на водонепроницаемой микропорке. Микропористой резине. И галошам в Ташкенте пришел конец! Кроме того, в город стали поступать ботинки на импортной микропорке, так называемой манной каше, как у стиляг. За прекрасные осенние туфли на рубчатой манке меня почти сожрали одноклассники (пятый класс). Несмотря на то, что такие же были у нашей учительницы ботаники Татьяны Владимировны. Она не стиляга, а я, видите ли, стиляга. Как же мне было обидно!

Но идеология оказалась сильнее…

А теперь, о парадоксы времени, я почти горжусь, что носила звание стиляги. Пусть даже в детстве.

ИЗ ЗАКРОМОВ

Что только не хранится в закромах родины? Что только я не откопала?! Сколько всего отправилось в мусоропровод! Сколько отдано, роздано, раздарено, слава богу!

Сколько тем для новых очерков!

На этот раз – тема щекотливая.

Мужчины, отвернитесь!

Дамское белье.

Когда я была совсем маленькой и носила детские лифчики с резинками для чулок (колготки появились, когда я заканчивала университет, а детские – и того позже), а также полотняные рубашечки, сшитые мамой, и сверху лифчики, тоже мамины изделия, жизнь была совсем скудная. Что там – сороковые годы, послевоенные, не до белья было красивого. Говорят, в те времена жены побывавших в Германии офицеров надевали в театры и рестораны шикарные трофейные ночные сорочки и пеньюары, искренне считая их модными платьями. Только мне не смешно. И я далека от мысли смеяться над ними. Ну откуда им знать разницу? Революция, Гражданская, Мировая… Только сочувствие, только сострадание. Только самое искреннее понимание.

Так вот, та эпоха была очень суровой. Карточки отменили только в 1947 году, когда мне было два года. А в четыре я кое-что уже соображала. И знала, что мама и все соседки шьют бюстгальтеры у тети Клавы. Тетя Клава шила свои изделия на дому, вот не знаю, с патентом или без, если и без, окружающие были достаточно порядочны, чтобы не доносить на нее фининспектору. Была тогда такая должность. Фининспекторы ходили по домам и выискивали тех, кто занимается индивидуальной трудовой деятельностью без патента. Штрафы были большими. Короче, фининспектор – прообраз нынешних вампиров-налоговиков. Ранее сборщики налогов (мытари) тоже любовью народной не пользовались. Фининспекторов боялись все.

Кроме того, в магазинах лифчики если и продавались, то первого, второго, третьего размеров. Остальные, кому не так повезло, – пожалуйте в ателье или к частнику.

Тетя Клава жила в самом конце улицы Кренкеля, как раз за поворотом на Таджикскую. Та самая пресловутая, неимоверно воняющая помойка была как раз перед ее домом. То есть халупой. Я помню, как мы ходили к тете Клаве и я долго и терпеливо ждала во дворе – комната была одна.

Да, забыла сказать, лифчики шили из так называемого дамаста – плотной хлопчатобумажной ткани с выбитыми на ней узорами. Обычно она была розовой. И продержалась в магазинах довольно долго, до семидесятых примерно. Позже маме из него шили так называемые грации – своего рода корсеты, у мамы был больной позвоночник, и ей приходилось носить грации в ташкентскую жару… не представляю, как она это выносила.

Трусики, пардон, были исключительно сатиновыми. На пуговках. Это уже после войны, в пятидесятые, продавались вискозные и на резинке и, по-моему, фильдекосовые, шелковистые такие.

Рубашки, тогда называвшиеся комбинациями, в магазинах тоже продавались. Сначала полотняные (говорят, во время НЭПа было красивое белье; не застала), потом вискозные. Вискоза продержалась довольно долго. Фасоны были самыми простыми. Бретельки – рубашка. Без кружавчиков или с очень скромными кружавчиками. И вдруг… не ждали! В шестидесятые годы к нам хлынули товары из ГДР. Чистая синтетика. Кстати, не только белье. Я сама носила шикарные костюмы из ГДР, и пальто у меня было сверхмодное. Ценами тогда нас не особо обременяли. Пальто стоило 60 рублей, костюмы и того дешевле. А комбинашки – в пределах двадцати (20 – это уже гарнитур, с трусиками). А так – порядка 12—14 рублей. С умопомрачительными кружевами. У которых был один-единственный крупный недостаток (не у всех, но бывало). Кружева страшно кололись, и от них все чесалось. Но, повторяю, не все. Интересно, что никакого дефицита в те времена, как ни странно, не было. Все вышеперечисленное совершенно свободно продавалось в магазинах вместе с самыми разнообразными товарами из братских социалистических республик, а также из небратских капиталистических. (Ах, какие туфли! Сколько ни была за границей, сколько ни ходила по магазинам, такого не видела больше нигде! Так, всякая чепуха, в том числе и знаменитая «Саламандра», смотреть не на что!)

В связи с этим я ностальгически вспоминаю о том, как перед свадьбой, чтобы заработать себе на приданое, в канун Седьмого ноября работала на Центральном телеграфе: тогда набирали студентов перед праздниками, чтобы справляться с праздничными телеграммами… Знаете, заработала целых 100 рублей и купила несколько гарнитуров. Было. Хотя работали мы сутками, и ночью я просто валилась от усталости, а приходя домой, даже не завтракала. Сразу в постель. Хорошо, занятий в институте не было ввиду хлопковой кампании.

Да, были и пресловутые панталоны с начесом. Над которыми издевался Ив Монтан. А я бы посмотрела на Ива Монтана, скажем, в Якутске, зимой и без панталон. Любопытно: что бы с ним было? Да и в Москве зимы тогда были – не приведи господь. И все мы как миленькие, приходя на работу, снимали спортивные штаны типа лосин (тогда такого слова в обиходе не было, если только речь шла не о гусарах) из чистошерстяного трикотажа – без них просто не выдержать…

Да и мужчины тоже не брезговали носить нижнее белье с начесом и даже кальсоны. Холод не тетка, и тут вам не Ташкент.

Да, кстати, и грации немецкие тоже появились. Эластичные. Утягивали прекрасно, только размерный ряд подкачал (я про маму, а сама влезала). Стройнили… Только стоили двадцатку, не укупишь. Кроме комбинашек и граций продавались по той же двадцатке элегантные ночные сорочки, у меня долго хранилась такая – подарок свекрови.

А маме оставалось шить грации у нашей портнихи Анны Ивановны, жившей на улице Алексея Толстого, в самом уголке, в крошечном двухкомнатном домике, одну комнату которого занимали две ее племянницы. В другой жили Анна Ивановна и ее муж. Доживали. Оба их сына погибли на войне, и это разом прибило стариков к земле. Они и тогда были очень немолоды. Ее муж возился в саду – прекрасный был сад, что там только ни цвело. На стенах их комнаты висели многочисленные картины, с потолка свисала дореволюционная люстра из стеклянных палочек, стояло множество безделушек, когда-то кем-то привезенных из Японии, тоже до Революции. Они словно остались в том, другом, прекрасном времени, я все называла их старосветскими помещиками… Нужно было ощутить ту старозаветную атмосферу какой-то несомненной чистоты и порядочности. Для меня они остаются олицетворением старого Ташкента. Старого русского Ташкента. Только такая молодая дура, как я, могла не расспросить их о прошлом. Теперь и болит, а расспросить некого…

А шила она прекрасно. И готовила тоже.

И каждый раз показывала маме новое платье, которое сшила для себя… А мама каждый раз восхищалась.

Вы себе не представляете, как мирно, как счастливо становилось на душе, когда я попадала к ним в домик. Давно уже ничего подобного не испытывала. Да и не испытаю больше.

Сейчас комбинации совсем вышли из моды, вместе с панталонами, и лосины совсем другие. А у меня бережно хранится та самая советская комбинация, в которую я давно не влезаю…

КЕРОСИНКИ, КЕРОГАЗЫ

Последнее время постоянно читаю слово «керосинка» в применении к керосиновой лампе. Это два разных прибора. Абсолютно разных. Хоть и работают по одному принципу.

Как подумаю, как вспомню… Бедная моя мама. Сколько же всего на ней лежало. И не только на ней. На всех мамах нашего двора. Были вдовы. Были такие, как моя мама. Пап почти никогда не бывало дома. Даже по вечерам. Потому что папы были горняками и в основном работали на рудниках. Далеко от дома. Во дворе привычно звучало: «Ленгер», «Кзыл-Кия», «Сулюкта»… Папы приезжали нечасто. Мамы отдувались за всех.

Утро. Принести уголь из сарая. Хорошо, что были сараи и в них был уголь – одно из преимуществ семей горняков.

Принести воду из крана во дворе. Заметьте, второй этаж. Высокий этаж.

Выгрести золу из двух печей.

Растопить печь-контрамарку (если зима). Растопить просто печь, для отопления и готовки. С четырьмя конфорками, в каждой три конфорки, мал мала меньше. На печи обед готовить легче и быстрее. Открытый огонь. И духовка – можно испечь пироги или торт. Что и делалось, кстати.

Бежать на работу. Через день. До поздней ночи.

Хуже приходилось летом. В смысле стряпни. Печку в ташкентской жаре не разожжешь.

Вот тогда и пускали в ход керосинку. Керосинка была проста в обращении. Я научилась обращаться с ней уже лет в семь. Лет в девять – готовить; конечно, самые простые блюда. Верхняя часть, в которую вставлялся широкий длинный фитиль, откидывалась, в нижнюю наливался керосин из мятого алюминиевого бидона.

Фитиль можно было выкручивать или закручивать, как в керосиновой лампе.

Недостаток заключался в том, что обед готовился ужасно медленно. Невыносимо.

Потом появились двух- и трехфитильные керосинки, что несколько ускорило процесс. Копоть и вонь, конечно, но к ним привыкали.

На примусе можно было сготовить быстрее, поскольку он работал по принципу паяльной лампы. В примусе была форсунка, из которой вырывалось довольно высокое открытое пламя, но примусы имели неприятную привычку взрываться, из-за чего в нашем доме их не было. Нужно было вовремя прочищать их специальной иглой.

Потом в продаже появились керогазы. Еда на них тоже готовилась быстрее. Но конструкция была довольно сложной. Там так просто верх не поднимешь и керосин не нальешь. Там нужно что-то снимать, потом снова надевать… Хорошо, что мама, покупавшая все новинки, как-то не догадалась купить керогаз. У нас его точно не было, я картинки видела. Керогазом все называли двухфитильную керосинку.

Летом пекли в электрической духовке, не знаю, как мама ухитрялась в ней печь, потому что температурный режим не выставлялся.

Позже появился прибор под названием «чудо». Круглая, довольно большая алюминиевая форма с крышкой, от которой тянулся электропровод. В некоторых формах посредине была дырка, окруженная чем-то вроде довольно высокой трубки. В таких полагалось печь кексы. Почему-то считалось, что кексы должны быть большими и с дыркой посредине. Форма от «чуда» есть у меня до сих пор. Крышка потерялась, а в этой форме мама очень долго пекла бисквиты в газовой духовке. Потом я забрала форму себе и тоже долго пекла в ней бисквиты. Вот такое наследство.

Печь в «чуде» было настоящей му́кой, поскольку температуру никак нельзя было ни уменьшить, ни увеличить.

Да, ведь были еще и электроплиты. Считалось, что готовить на них быстрее. Что такое электроплита в то время? Металлический обруч с ножками. В обруч помещен керамический круг с канавками, тоже по кругу. В канавках лежит открытая спираль с изоляторами в виде чашечек – такие же были у первых электроутюгов. Спираль часто перегорала и рвалась в месте перегорания. Все умели соединить место разрыва, и «авария» исправлялась до следующего перегорания…

Чем были невыгодны электроплиты? Прежде всего, до начала пятидесятых на электричество был установлен лимит. Превысишь лимит – придет монтер, выключит свет. Поэтому все ставили «жучки на фазы»; что это такое, не знаю до сих пор, но, грубо говоря, все воровали электричество. О приближавшемся монтере предупреждали дети. Бегали по квартирам. Короче, ОПГ того времени.

И потом электричество все равно стоило дороже «карасина».

Поэтому многие предпочитали керосинки-керогазы-примусы.

Да, совсем забыла про мангалы. Тогдашние мангалы – обыкновенные цинковые или алюминиевые ведра, обмазанные внутри глиной и с таким «окошечком» внизу, куда клали хворост. У нас такое было, но в них лучше готовить на открытом воздухе.

И, конечно, в силу того, что электричество в Ташкенте отключали часто, поголовно во всех домах были керосиновые лампы. Не керосинки, а именно лампы. В нижний резервуар наливался керосин, и вставлялся фитиль, который можно было выкручивать и закручивать. В нижнюю же часть вставлялся стеклянный абажур. Снизу в виде шара, сверху в виде трубки. Вот эти абажуры имели неприятное свойство лопаться. Но без осколков. Просто трещины. Дефицита не было, покупали новый в магазинах.

Светили довольно ярко. Я даже уроки при лампе делала и уж точно читала.

Дефицита керосина тоже не было.

Керосин иногда можно было купить на базарах, где были такие ларечки с вывеской «Лампа мой». Что в переводе и есть «керосин».

Но чаще, гораздо чаще на улицу приезжала сначала бочка на телеге, запряженной лошадью, а потом – автоцистерна.

Раздавался крик: «Керосин продаю», и на мостовой тут же выстраивалась очередь. С бидонами, хранимыми именно для такого случая.

Керосина хватало всем до следующего раза.

Литр керосина стоил копейки. Брали по четыре-пять литров. В очереди по большей части стояли дети.

Иногда я задумываюсь: жили же мы. Без кранов в доме. Без горячей воды. Без газа. Без телевизоров (поначалу). Без холодильников (поначалу).

И прекрасно жили. Тяжело, но прекрасно.

Газ появился, когда мне было шестнадцать. Тогда жизнь вообще расцвела, как роза «глори дей».

К контрамарке подвели газ. Печку сломали. Полкомнаты занимала. На балконе поставили сразу газовую плиту на четыре конфорки, ванну с колонкой и унитаз. Больше места не было.

Так было у всех жильцов нашего дома.

Главное – больше в моей жизни не стало бань, керосинок, туалетов во дворе, ведер с углем и скорпионами.

И керосиновые лампы постепенно вышли из обихода. Хотя я иногда подумываю, что неплохо бы их держать про запас. Правда, свечи держу. А моя запасливая подруга Таня лампу сохранила. И, по-моему, керосинку тоже. А вдруг?!