Время надежды, или Игра в жизнь

Грива густых волос – на этот раз светло-пепельного оттенка – растрепалась на ветру. Надежда, русая от природы, постоянно экспериментировала с цветом, пытаясь замаскировать раннюю (как она говорила, «генетическую» седину, доставшуюся от мамы), и порой эти эксперименты заканчивались для неё плачевно – как, собственно, и в этот раз. «Платина» на её волосах смотрелась как плохо прокрашенная седина, и Максим по этому поводу изрядно повеселился, забирая жену пару дней назад из парикмахерской: «Сколько ты заплатила за то, чтобы твоя седина выглядела абсолютно естественной?» – спросил он невинно.

Надежда решила мужественно вытерпеть хотя бы неделю, чтобы лишний раз не травмировать свои пока ещё роскошные волосы, но чувствовала себя не очень комфортно.

«За что боролась, на то напоролась», – резонно заметила на это Вера Ивановна, которую собственная седина никогда особо не смущала. А Марина, внимательно осмотрев маму вечером за ужином, вынесла вердикт: «Никогда – запомни, никогда! – не красься в этот цвет! Твои оттенки – медовые…».

– Медовая ты моя, – прошептал Максим. – Медовая-бедовая…

Надежда стремительно вернулась к машине, порывисто открыла водительскую дверь, наклонилась и снова обняла мужа за шею, шумно вдыхая его запах. Потом отстранилась и зачастила скороговоркой:

– Всё… Всё, теперь езжай… Я умру, если с тобой что-нибудь случится, слышишь? Как же жаль, что мы так поздно встретились! Вот если бы я могла начать жить сначала, я бы тебя, конечно, раньше нашла, и всё было бы по-другому! У нас с тобой так мало времени… Хорошо, что в Воронеже нет метро! Пообещай, что будешь себя беречь! Когда тебя нет…

– «Когда тебя нет – болит пустота… Так болит, как рука, что ножом отнята…». Николай Доризо.

– Знаю, – грустно улыбнулась Надежда. – Я тоже так чувствую…

– Кто бы сомневался… Ну всё, беги, солнце моё, а то я окончательно опоздаю. Савельевой привет!

– Ага… Пока. До вечера…

– До вечера! Я позвоню! Раз триста, как минимум. И это только до обеда…

Максим, поцеловав жену, уехал, а Надежда с грустью смотрела вслед машине, не замечая собственных припозднившихся сотрудников, которые пытались незаметно проскользнуть мимо.

«Что-то я какой-то сентиментальной стала в последнее время, – подумала Надежда, с трудом открывая тяжелую входную дверь. – Старею, наверное…»

***

Автомобиль Максим припарковал у отреставрированного особнячка старинной постройки с вывеской: «Охранное предприятие «Орлан». Два молодых сотрудника, похожих, как братья-близнецы, скучавшие на входе, завидев машину, приняли деловой и озабоченный вид:

– Шеф приехал!

– Что-то опаздывает сегодня…

– Начальство не опаздывает – пора бы уже уяснить. Тем более, день такой… Тяжелый…

– «Чёрный понедельник», реально…

Максим заглушил машину, откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.

«Расставанье – маленькая смерть…», – вспомнилось вдруг ему. – А жизнь состоит из бесконечных расставаний. Значит, жизнь – это…

Тяжело вздохнув, сильно потёр лицо ладонями и рванул дверцу автомобиля:

– Всё, работать!

Охранники почтительно поздоровались.

– Новости слышали, Максим Геннадьевич? – спросил первый охранник, придерживая дверь.

– Новости слышал, но все разговоры потом.

Максим вошёл в офис. Это старое разрушающееся здание ему несколько лет назад чудом удалось отстоять от сноса, взять в аренду на 49 лет, а потом отреставрировать и отремонтировать. Надежда помогла оформить интерьер – и теперь на работу Максим приходил с таким же удовольствием, с каким по вечерам возвращался домой. Правда, в офисе застать его можно было редко – такова специфика деятельности руководителя ЧОПа, и только по понедельникам в первой половине дня Максим Геннадьевич Орлов всегда находился на рабочем месте – когда корректировал своё расписание на неделю.

В приёмной на стене висел телевизор – там по-прежнему шли репортажи с места событий в московском метро. Секретарь Таисия Михайловна – строгая женщина средних лет – с пультом в руках напряжённо всматривалась в экран. Увидев Максима, вздохнула:

– Даже не могу сказать вам «доброе утро», Максим Геннадьевич… Слышали уже? Кошмар какой… У вас в Москве никого нет?

Максим задержался у телевизора – шёл экстренный выпуск новостей.

– Уже давно никого… Хотя родился я, кстати, в Москве, почти в самом центре – в Староконюшенном переулке…

– Что вы говорите?! Лубянка – это ведь тоже где-то в центре? Бедные, бедные люди… Ехали себе на работу, на учёбу, планы строили… Что же это такое! Что ж такое-то…

Расстроенная Таисия Михайловна отдала Максиму почту и снова приникла к экрану.

Максим, прежде чем скрыться в своём кабинете, тихо произнёс:

– Это, Таисия Михайловна, терроризм… Зайдите, пожалуйста, ко мне. Будет много поручений…

Таисия Михайловна взяла со стола большой блокнот и ручку и направилась было в кабинет начальника, но на полпути опять замерла перед телевизором, вытирая уголки глаз кружевным носовым платочком.

Надежда, отвечая на приветствия коллег, быстро шла коридору. В редакции царила обычная суета: из кабинета в кабинет бегали сотрудники с бумагами в руках, у окна кто-то эмоционально говорил по мобильному телефону. Лица у всех были серьёзные и сосредоточенные.

Молодая девушка мальчишечьего вида – с короткой стрижкой, в джинсах, растянутом свитере и кроссовках – едва не сбила Надежду с ног, погружённая в распечатанный текст, который просматривала на бегу.

– Ой, здравствуйте, Надежда Николаевна! – смутилась она. – Слышали, что в Москве творится? Я – за комментариями к силовикам! К обеду буду!

– Здравствуй, Маша. Ну, давай, беги… Только не забудь, что с тебя ещё статья в «Ретроспективу». Что у нас по плану?

Маша, с трудом заталкивая в раздутую сумку диктофон, прокричала на бегу:

– Развал Советского Союза! Что и как у нас в городе было в начале девяностых! Я уже написала – текст у корректора!

Надежда подошла к кабинету с табличкой «Главный редактор Орлова Надежда Николаевна», толкнула дверь. Вошла, бросила сумку на стол и огляделась, словно видела обстановку в первый раз. Недавно в редакции «по бартеру», за рекламу, сделали ремонт и заменили мебель, и Надежда ещё не успела привыкнуть к новому стильному интерьеру своего кабинета: светлая мебель, кожаное вертящееся кресло в тон, натяжные потолки с замысловатой подсветкой, экзотические растения в горшках на полу. И, конечно, плазменная панель телевизора на стене – куда же без него.

Подойдя к книжному шкафу, достала из-за стеклянной дверцы старую чёрно-белую фотографию в рамочке. На снимке – трое: две юные девушки, в одной из которых можно было без труда узнать хозяйку кабинета, и высокий юноша, который обнимал за плечи вторую девушку – пухленькую и очень симпатичную. Фото было явно с выпускного вечера – все трое нарядные, счастливые, с цветами и воздушными шарами в руках.

– Эх, Женька… Если бы знать… – прошептала Надежда, возвращая фото на место.

Сняла пальто, повесила в шкаф. Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет буквально влетела крепко сбитая яркая блондинка. Это была Лена Савельева – лучшая подруга Надежды, бывшая одноклассница и однокурсница, а ныне коллега по работе. В руках Лена держала листы с текстом, густо испещрённым исправлениями. В ту же секунду листы полетели Надежде на стол.

– Вот, полюбуйся! Чему их только на журфаке учат?! Я не знаю, как это править! Легче всё заново написать!

Надежда обняла Лену.

– Во-первых, здравствуй, подруга. Я по тебе за выходные соскучилась… Во-вторых, не паникуй. Мы тоже были молодыми… Научится. Что там? Развал Советского Союза?

Но Лена продолжала возмущаться:

– Нет, я всё понимаю – девочка неопытная и всё такое! Но можно хотя бы элементарно даты не путать?!

Лена нашла в рукописи нужное место и ткнула в него пальцем:

– Вот, пишет: «После 21 декабря 1996 года мы оказались в другой стране – Советского Союза не стало…»

Надежда склонилась над текстом.

– Знаки препинания ты поправила, стилистику, вижу, тоже. Господи, да что не так-то?

– Ну, конечно, тебе знать необязательно, ты – всего лишь главный редактор, – заметила Лена язвительно. – А я, между прочим, – корректор и по совместительству литературный редактор, который у нас в штате, кстати, не предусмотрен! И такие вот «блохи» должна вылавливать! Потому что Советский Союз прекратил свое существование 26 декабря 1991 года! А Машка цифры местами переставила! А если бы я не заметила? Вот позоруха была бы!

Надежда облегченно вздохнула:

– Фу, господи, напугала. Я думала, там что-то серьёзное. Ну, ты ведь у нас гениальный корректор и ещё более гениальный литературный редактор! А это – твоя работа, милая. Но пассаран! Они не пройдут, наши враги – а-шипки и а-чипятки!

– Лена улыбнулась:

– Ага, не пройдут. Помнишь тот кошмар? «Пользуясь случаем, хочу напомнить, что именно наша служба нанимается взяточниками, коррупционерами и мошенниками…». И это в интервью с начальником ОБЭП! Вместо «занимается» Костя написал «нанимается», а я пропустила…

– Да уж, такое не забудешь… – вздохнула Надежда. – А ещё, помню, была «Лень защитников Отечества», «Елеведущая»… Кстати, про мою Маринку был материал! И совсем уже неприличное…

Лена замахала руками.

– Ну всё, хватит, хватит! Как я ещё здесь работаю?! Но я стараюсь! Помнишь, как спасла тебя от смерти? Когда ты в интервью с кандидатом в депутаты Госдумы сделала роковую ошибку – вместо его жизнеутверждающей фразы в финале: «Ну, ничего, прорвёмся!» написала не менее жизнеутверждающую, но более точную по сути: «Ну, ничего! Проврёмся!». Проврёмся! Ты представляешь, где бы тебя закопали, если бы то интервью вышло?! Он же до того, как стать честным бизнесменом, бандитом работал! Хорошо, что я тогда бдительность проявила…

– Зато я теперь никогда не забуду, что нашей с тобой родины – Советского Союза – не стало 26 декабря 1991 года. Жаль – неплохая была страна…

Надежда пультом включив телевизор, где по-прежнему шли репортажи из Москвы, и печально произнесла:

– По крайней мере, утро с таких новостей не начиналось…

Лена помрачнела.

– Я сама в шоке. Хоть никого из знакомых в Москве нет, а то вообще бы с ума сошла. Знаешь, иногда я даже рада, что у меня нет детей… Представляешь, каково это – вот так потерять своего ребёнка… Просто потому, что он оказался не в то время не в том месте, а ты ничем не можешь помочь, не можешь это предотвратить…

Глаза Лены наполнились слезами – она подняла их к потолку и помахала руками перед лицом, чтобы не потекла тушь.

– Всё, пошла работать. Лучше об этом не думать, а то можно сойти с ума…

Забрав листы с текстом, Лена ушла. Как только за ней закрылась дверь, Надежда схватила телефон и торопливо стала набирать номера.

– Алло! Марина! У тебя всё в порядке?! Хорошо, я позже перезвоню…. Антон? Ты где? Я понимаю, что в университете… Хорошо, я не волнуюсь… Целую… Мама, вы дома? Никуда без нас не выходите – Максим, куда надо, отвезёт… Нет, я в порядке… Всё, целую, мои родные… Алло, Максюша? Ты как? Сможешь маму в город отвезти? Нет, ей не срочно… Хорошо. И я тебя…

А по телевизору продолжали рассказывать о терактах в московском метро. Надежда медленно опустилась в кресло и сделала звук громче…

***

В обеденный перерыв Надежда и Лена решили пойти не в своё обычное кафе, где вполне приличный комплекс обходился совсем не дорого и куда бегала столоваться вся их редакция, а в небольшой ресторанчик неподалёку, – хотелось посидеть в спокойной обстановке.

Они расположились за столиком в углу, рассматривая улицу через большое панорамное окно. Перед ними стояли нетронутые чашки с остывшим кофе. Надежда, глядя на спешащих, ёжившихся от холода прохожих, задумчиво продолжала разговор:

– Вот все смеются, а всё-таки больше всего на свете я хотела бы вернуться в прошлое и начать жизнь сначала. С сознательного возраста – лет с восемнадцати…

Лена оторвалась от вида за окном и удивлённо посмотрела на Надежду. Та, оживляясь, продолжила:

– Представляешь, как здорово: знать всё, что с тобой произойдёт, и больше не совершать никаких ошибок! Такая своеобразная корректура собственной жизни – всё с чистого листа, и надпись в конце: «Исправленному верить!».

– Я думала, что ты на этот счёт уже успокоилась, – сказала Лена, делая глоток холодного кофе и недовольно морщась. – Так, дай бог памяти… Я это слышала после твоего первого замужества, потом – после второго. Сейчас у нас третий брак… Ты становишься предсказуемой, подруга!

Надежда протестующе помахала рукой:

– Это всё не причем! Просто чем больше проходит времени, чем старше я становлюсь, тем сильнее мне этого хочется…

Лена со снисходительным видом откинулась на стуле, приготовившись слушать.

– Ну, хорошо. Допустим. Что бы ты в своей жизни поменяла вот сейчас? Давай сначала…

Надежда заговорила – радостно, взволнованно. Было видно, что эту речь она повторяла неоднократно, – и теперь словно заново переживала приятные эмоции.

– Во-первых, я бы сразу после школы поехала в Новосибирск, где Макс учился в военном училище. Нашла бы его там. Главное – успеть до 20 июля 1985-го года, пока он ещё не наломал дров со своей скоропалительной женитьбой. Мы бы познакомилась, я бы вышла за него замуж – а потом уже всё прочее. По крайней мере, у моих детей был бы нормальный, родной им отец…

Весь вид Лены выражал иронию:

– А вдруг бы ты ему не понравилась? Или вы по молодости не оценили бы друг друга? А вдруг бы он и тебе изменял, как первой жене изменял постоянно?

Надежда даже подскочила от возмущения:

– Мне?! Максим?! Изменял?! Ты в своем уме?

– А ты не забыла, что у твоего любимого Максюшеньки два парня практически без отца выросли? Да и сейчас он с ними не общается. Что-то не похоже, чтобы твой Орлов в молодости отличался высокими моральными устоями…

– Это ничего не значит, Лен, – постаралась быть убедительной Надежда. – Просто он тогда не встретил свою женщину. Вот мы с ним – дуалы! Половинки одного целого! Мы – вообще одно целое! Если бы мы вовремя с Орловым встретились, мы были бы совершенно счастливы, совершенно! И наши дети – тоже! Я только сейчас поняла, что нужно выбирать не мужа себе, а отца своим будущим детям… А Максим – идеальный отец! Ну, и муж, конечно, тоже. И зять…

Лена слушала Надежду и пыталась сделать из салфетки кораблик.

– Он идеальный только для тебя, твоих детей и твоих родителей… – заметила она, старательно складывая салфетку. Пока у неё получилась пилотка.

– Нет! Он вообще идеальный! – горячо возразила Надежда, на что Лена глубокомысленно заметила:

– Боюсь, его прежняя жена, которую он бросил сразу после рождения второго ребёнка, и его юная сожительница, от которой он потом ушёл к тебе, и его уже взрослые сыновья, о которых ты не хочешь даже слышать, так не считают, …

– Ну и пусть! – выпалила Надежда с вызовом. – Он их не любил! А меня – любит! В том-то и смысл – встретить своего человека. Думаешь, это просто? Многие люди всю жизнь мечтают о таком счастье, молят Бога, а им не даётся! А мне вот повезло… На старости лет. И если бы это случилось раньше, Лен… Представляешь, какую замечательную жизнь я бы прожила!

– Как любопытно… – Лена отложила недоделанный кораблик. – Тогда, выходит, и твой первый муж, чудак на букву «м» Дениска Морозов, папа Марины, издевался бы не над тобой, а над кем-то другим… А твой второй муж, мамсик Коленька Игнатов, Антошкин папашка, встретил бы какую-нибудь другую девушку – без «довеска» в виде ребёночка. И твоя бывшая свекровь Ольга Викторовна, маменька Коленьки, была бы тогда тоже совершенно счастлива, а не сворачивала тебе кровь десять лет…

Надежда отпила остывший кофе и тоже поморщилась.

– Фу, гадость. Остыл совсем… Не будем о грустном. Хорошо, что хоть и с опозданием, но я встретила своего Орлова. Что мои дети всё поняли и приняли его. Что мы счастливы… А плохо то, что я так и не родила ему ребёнка. Он всегда мечтал о дочке… И ведь был же шанс…

Лена украдкой запустила под стол бумажный самолётик из салфетки. Тот описал замысловатую дугу и вернулся ей под ноги.

– Я помню… Может, ещё родишь? – спросила она подругу. – Подумаешь, 45 лет всего. Ещё только будет 13 августа…

Надежда покачала головой.

– Не смеши. Я ведь не собираюсь прожить две жизни, Лен. Всему своё время… Кстати, у меня, кажется, уже «второй переходный возраст» начался. Третий месяц «гостей» нет. И состояние ужасное…

– Да брось! – воскликнула Лена. – Вроде бы ещё рано для климакса!

– Тише ты! – прошептала Надежда, напряжённо оглядываясь по сторонам. – Ненавижу это слово…

– Да что в нём такого? – пожала плечами Лена. – Слово как слово. Ничем не хуже аппендицита. Но мне всё-таки кажется, что нам ещё не время, подруга. Лет семь, как минимум, ещё помучаемся…

– По-разному бывает, Лен… – вздохнула Надежда. – Случается он… Ну, слово это противное… И ранний совсем. В врачу я, конечно, схожу, но только на следующей неделе. Не то что меня это как-то уж сильно расстроило, но… Такое ощущение, что всё уже в прошлом, понимаешь?.. Вот из-за этого всего и хочется – дико хочется! – вернуть всё назад, всё исправить, всё успеть… Эх! Я бы и тебе жизнь подправила…

Лена заинтересованно посмотрела на Надежду.

– Да ладно! Это как?

– А легко! Женьку Богомазова в армию бы не пустила! Вы бы с ним поженились, детишек нарожали…

Лена изменилась в лице и укоризненно посмотрела на Надежду, но та, увлекшись, этого не заметила и с воодушевлением продолжила:

– Сейчас бы ты уже бабушкой была! Точно! Не пошёл бы Женька в армию, остался бы жив… У вас получились бы такие красивые дети!

Наткнувшись на тяжелый взгляд подруги, Надежда испуганно замолчала.

– Ой, прости! Вот я дура!

Лена грустно покачала головой, неторопливо изорвала белую салфетку на мелкие кусочки и аккуратно разложила их на столе. Всё это время Надежда сидела с виноватым видом и не знала, куда спрятать глаза от стыда, осознав, что допустила вопиющую бестактность.

– Да, Надюха… – произнесла, наконец, Лена. – Умеешь ты утешить. Знаешь ведь – я всех своих мужчин сравнивала с Женькой. Бессмысленное оказалось занятие. Радует одно: в твоем замечательном сценарии есть один неизменный персонаж – это я. И я там, надо полагать, буду тоже… (Лена передразнила подругу) совершенно счастлива. Совершенно!

Надежда поняла, что прощена, смущённо улыбнулась и развела руками: ну, что тут, мол, поделаешь, если иногда «клинит»…

– Знаешь… – тихо проговорила она, – я не пережила бы потерю Максима. И измену тоже. Ведь это равносильно потере… Не простила бы и не пережила. Если бы я только узнала, что у него есть какая-то другая, «параллельная» со мной жизнь, – на этом бы наша история сразу и окончилась… А дальше всё теряет смысл. Мне страшно об этом даже думать.

– Вот и не думай, – сказала Лена, доставая кошелёк. – И так тошно… Сегодня моя очередь платить, а ты зови официанта. Надо идти – работы полно. И знаешь… Всё-таки ты у меня какая-то инфантильная…

– Ну, хоть не малахольная, как обычно, – махнула рукой Надежда. – Уже прогресс.

***

Вечером, после традиционно семейного ужина, где подробно обсуждалось всё случившееся с каждым за день, Надежда, уже готовая ко сну, заглянула на половину родителей пожелать им спокойной ночи.

В большой комнате, которую мама по старой привычке звала «зала», все стены были увешены вышитыми её руками картинами. Мама и сейчас сидела в кресле под торшером и ловко орудовала иголкой с ярко-бирюзовой нитью. Увидев дочь, продемонстрировала ей почти готовую работу: одинокий парусник в бушующих морских волнах.

Надежда подошла к маме и поцеловала её в мягкую, покрытую морщинками щёку.

– «Белеет парус одинокий»? Марине понравится! Она же у нас «морская»!

– Да вы меня замучили с этой вышивкой, – вроде бы недовольно проворчала мама, тоже рассматривая рисунок. – Уже вешать некуда! Папа бастует – отказывается рамки делать!

Из второй комнаты – спальни – появился Николай Васильевич с неизменной газетой в руках. Сейчас на нём были мягкие домашние брюки, тёплая клетчатая рубашка, вязаная жилетка – спать он явно ещё не собирался.

– Когда это я отказывался?! – шутливо возмутился он. – Мне для родных детей и внуков ничего не жалко!

– Можно подумать, мне жалко… – примирительно сказала Вера Ивановна, снова берясь за иглу. – Просто стен уже в доме не хватает…

– Это как раз не проблема, – засмеялась Надежда. – Надо будет – ещё один дом построим!

– А, ну разве что… Тогда другое дело, – улыбнулась мама в ответ.

– Ты с традиционным ночным обходом? – обратился Николай Васильевич к дочери.

Надежда подошла к отцу, обняла его.

– Конечно. Ты же знаешь, что я не усну, пока всех не перецелую!

Вера Ивановна подняла голову от вышивания:

– Иди уже спать, Надюша! Такой день был тяжелый. Папа мне после ужина телевизор запретил смотреть…

– И правильно сделал! – повысил голос Николай Васильевич. – Ещё пара выпусков новостей – и можно «скорую» вызывать. Причём нам обоим…

– Господи, только не это, – испугалась Надежда. – Даже думать забудьте! Как там Максим говорит? «Всё. У нас. Хорошо. А будет ещё лучше!».

– Ну, твой Максимка ещё и не такое скажет… – Николай Васильевич довольно улыбнулся. – Умный у меня зять!

– Я постаралась, пап, правда… – с нежностью проговорила Надежда. – Очень долго его искала… И если бы мне повезло начать жизнь сначала…

Вера Ивановна демонстративно закатила глаза, а Николай Васильевич продолжил с самым серьёзным видом:

– «…то я нашла бы его сразу после школы, в 18 лет, а не в 35, и мы были бы совершенно счастливы… Совершенно…».

– Не дразнись! – засмеялась Надежда. – Ну, если я такая! Если это моя самая заветная мечта?! И чем больше проходит времени, тем больше я этого хочу…

– Фантазёрка, – вздохнула Вера Ивановна. – И в кого только?..

– Ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца, – тут же отозвался Николай Васильевич, и Вера Ивановна погрозила ему пальцем.

Надежда развела руками.

– Зато это помогло мне с выбором профессии. В журналистике без фантазии делать нечего! Ладно… Спокойной ночи, мои золотые. Я вас люблю!

– Иди, отдыхай, родная. Мы тоже всех вас любим… – Николай Васильевич поцеловал дочку в висок и привычно потрепал за щёку.

Надежда улыбнулась этому жесту – папа так делал всегда, сколько она себя помнит. Потом он так же трепал за щёки внуков – те в детстве даже соревновались между собой, кому достанется больше внимания от деда…

Долгим взглядом окинув комнату родителей, Надежда постаралась запомнить каждую деталь: вот мама, улыбнувшись и помахав ей рукой, склоняется над вышиванием; вот папа рядом с ней – положил маме руку на плечо, как на старой фотографии, и с улыбкой смотрит на дочь…

Она вышла из комнаты, тихо прикрыла дверь, провела по ней ладонью и прошептала:

– Папулечка-роднулечка, мамулечка-красотулечка, любимые мои… Живите долго…

Традиционный вечерний обход на этом не закончился – следующими на очереди были дети.

Надежда заглянула в комнату Антона – тот сидел за столом, освещённый только монитором компьютера, и увлечённо играл в какую-то «стрелялку». Надежда тихо подошла к сыну и поцеловала его в макушку.

Антон, не отрываясь от игры, слегка прижался к маме головой. Надежда взъерошила его волосы, шутливо поводила вверх-вниз ладонью перед лицом, затем махнула рукой – мол, случай безнадёжный.

Антон улыбнулся, продолжая рубиться с виртуальными монстрами.

Надежда, покачав головой, вышла из комнаты – сын достиг такого возраста, что «предки» отошли на второй план, пропустив вперёд друзей, учебу, увлечения и любовь, конечно. Когда-нибудь, возможно, он будет так же остро нуждаться в родителях, как она сейчас в своих, потому что только родители дают ощущение надёжности, крепкого тыла и бесконечности бытия. Но до этого Антону нужно ещё дорасти…

Подойдя к комнате Марины, Надежда услышала из-за двери приглушённый разговор дочери с кем-то по скайпу.

– Ну и что! Я не могла тебе сразу позвонить, потому что на работе был полный завал! – эмоционально говорила Марина. – Ты ведь знаешь, что сегодня произошло в Москве! Как вообще в такой ситуации можно думать о личном?!

– Но я же волновался! – бубнил искаженный компьютерными динамиками мужской голос. – Чуть с ума не сошёл! Мобильный не отвечает, к стационарному не зовут! Только когда в новостях тебя увидел – успокоился. Так же нельзя!

– Ты понимаешь – я ра-бо-та-ю! Мало ли что бывает! И вообще…

Вздохнув, Надежда на цыпочках отошла от двери. Дочь Марина уже больше года переживала бурный роман с молодым человеком по имени Владислав – и сейчас конфетно-букетная стадия перешла в «притирку». Они постоянно ссорились и выясняли отношения. Марина регулярно «строила» парня – проверяла, её это человек, или нет.

«Смотри, допроверяешься», – пугала Надежда дочь, но Марина легкомысленно отмахивалась. Для себя она уже всё решила, и теперь дело медленно, но верно шло к свадьбе – на ближайшие выходные были запланированы смотрины: в гости ждали родителей Владислава – одного из чиновников областной администрации с супругой…

Надежда заглянула в их с мужем спальню – Максим лежал в огромной кровати и читал своего любимого Ошо, то снимая, то надевая очки. Вообще-то окуляры «для чтения» он приобрёл совсем недавно и ещё к этому факту не привык – вроде бы даже стеснялся. Но и обходиться без них уже не мог. «Старенький я у тебя…», – прибеднялся иногда Максим, но Надежда, которая и сама уже с год как начала пользоваться «плюсовыми» стёклами, только смеялась в ответ.

Большие напольные часы показывали почти полночь. Максим в очередной раз снял очки, отложил книгу и потянулся.

– Любимая! Ты скоро?

– Скоро! Я в душ…

Завернувшись в большое полотенце, Надежда стояла в ванной у большого зеркала и пристально себя разглядывала. Годы, безусловно, брали своё. Да, она никак не выглядела на свои почти 45 – тонкая в кости, стройная. Но привычная худощавость почему-то уже не радовала – как любила ехидно повторять пышнотелая Лена Савельева, «худая корова, извините, – уже не газель…».

Под глазами пролегли тонкие морщинки, которые лучиками разбегались к вискам; огорчали и другие проявления возраста. «Вот откуда второй подбородок взялся при моём дефиците веса?! – огорчалась Надежда. – И тут тоже всё провисло…», на что всезнающая Лена назидательно замечала: «Дорогая, в нашем возрасте надо иметь либо фигуру, либо лицо…». Сама Лена со своими пышными формами была похожа на наливное яблочко, и Надежда, с её «пониженным тонусом», иногда по-хорошему завидовала подруге…

Впрочем, в целом всё смотрелось ещё очень даже неплохо. Надежда подтянула пальцами кожу на лице, разгладив морщинки, втянула живот, повертелась немного перед зеркалом. Грудь в последнее время стала болезненной и вроде бы даже увеличилась в размерах, но Надежду сейчас это даже порадовало – она выглядела настоящей красоткой в свои 44!

«Если климакс проявляется именно так, тогда ладно, – подумала она и показала своему отражению язык. – Фигура меня вполне устраивает, а будет невмоготу с лицом, сделаю пластическую операцию»…

В это время из-за двери раздался приглушенный голос мужа:

– Сделаешь пластическую операцию – убью…

Надежда захохотала и распахнула дверь ванной – перед ней стоял завёрнутый в одеяло Максим. Увидев жену, сгрёб её в охапку и потащил в спальню. Надежда, еле сдерживая смех, барахталась и отбивалась – тогда Максим, подхватив её на руки, быстро донёс «добычу» до кровати…

А дальше было всё, как и десять лет назад, – страсть Максима, его горячее тело, сильные руки, смелые губы – и пьянящий запах тела, который с самой первой встречи сводил Надежду с ума. Позже она поняла, что это и есть та самая «химия» отношений, которая крепче любых уз связывает двух людей. Они с Максимом совпали на уровне атомов и молекул, их постоянно тянуло друг к другу – разве что с годами в отношения добавилось больше тихой спокойной нежности.

Первые лет шесть после встречи они были близки каждый день – «без выходных и праздников», как, смущаясь, делилась с Леной своим женским счастьем Надежда. В последние же годы они с мужем могли, крепко обнявшись, проговорить полночи напролёт, а потом мирно уснуть, пожелав друг другу хороших снов. Любовные безумства, конечно же, случались, но уже реже. «Количество заменили качеством», – как-то мимоходом заметил Максим, и оба восприняли это естественно, без обычных в подобных ситуациях сомнений и терзаний – женских: «Он меня больше не хочет так часто, как раньше, – значит, разлюбил?..», и мужских: «Мне уже не надо так много, как раньше, – а всё ли со мной в порядке?..». Да, возраст сказался и на этой сфере супружеских отношений, но, по обоюдному мнению, никак не повлиял на остроту интимных переживаний – они по-прежнему чувствовали себя любимыми и желанными.

…Надежда уютно устроилась на плече мужа – Максим обнял жену, вдыхая аромат пушистых волос, и даже зажмурился от удовольствия. Потом взял её руку в свою, поцеловал.

– Как мама? – спросил тихо, перебирая пальцы.

– Уже лучше, давление почти в норме. Она так переволновалась сегодня… Целый день не отходила от телевизора. У папы тоже сердечко прихватило. Он бодрится, вида не показывает, но я-то его знаю…

– Бедные родители… – вздохнул Максим. – Мало на их голову в молодости всего свалилось – так и сейчас спокойной жизни нет. За страну волнуются, за Москву вот теперь, за нас, за внуков…

Надежда приподнялась на локте.

– Кстати, о внуках… Ты не забыл? На выходных родители Владика придут. Боюсь, так и до свадьбы недалеко…

– Чего боишься-то? – рассмеялся Максим. – Радоваться надо! Девушке почти 25 лет! Сама-то, небось, в 18 первый раз выскочила! Жизнь продолжается… Вот интересно – дети взрослеют, а мы по-прежнему молодые. У нас с тобой ещё столько всего впереди!

Максим обнял жену и накрылся вместе с ней одеялом с головой.

– Тихо, тихо! – сквозь смех сдавленно шептала Надежда, пытаясь освободиться из плена. – Дети спят!

– Да и пусть их спят! Мы разве кому-то мешаем?.. – Максим обхватил жену руками и ногами так, что она не могла пошевелиться, и принялся целовать. Через минуту Надежда перестала сопротивляться, и вскоре снова унеслась в космос на волнах острого наслаждения.

– Ну, всё, спать-спать-спать… – прошептала Надежда, с трудом восстановив дыхание. – Спокойной ночи, родной мой. Я тебя люблю…

Максим, раскинувшись на кровати, откликнулся сонным голосом:

– И я тебя… лю…

Следом раздалось размеренное посапывание – Надежда всегда удивлялась способности мужа засыпать на полуслове, в любой ситуации и в любом положении. «Это у меня ещё с армии!» – оправдывался Максим. Сама так не умела – даже в идеальных условиях сон часто не шёл к ней, и она часами ворочалась в кровати, борясь с назойливыми мыслями.

Вот и сейчас лежала, широко раскрыв глаза и уставившись в потолок, – думала «обо всём и ни о чём», как называл это её состояние муж. Повернула голову к Максиму: в полумраке чётко различался его профиль. Протянула руку, легонько провела пальцами по бровям, носу, губам. Максим, не просыпаясь, поцеловал ей пальцы.