Ведьмина деревня

А для себя решила, что хватит ей на милость лихорадки сдаваться, домой возвращаться надо. А то как там Тимур без неё. В деревне тоже молодых да смелых девиц много. Не посмотрят, что жена в больнице, в дом к Тимуру напросятся, а там и до постели недалеко.

Застонала от этих мыслей Алёна, да так, что соседки вздрогнули. Не на стон, а на вой похож был звук.

– Скорей бы её от нас перевели, – сказала одна из соседок. – Да нельзя. Она в дурке всех заразит. Вот поправится и заберут её к таким же сумасшедшим.

– Не дождётесь, – хотела сказать Алёна, но из пересохшего рта вырвался только хрип.

Боролась с жаром Алёна. Когда помнила себя, молилась, просила вернуть её к мужу в деревню родную. Чувствовала, что слышит её кто-то, внемлет просьбам, а кто это – не понимала. Бог никогда не отвечал на её молитвы.

И когда в один день пришла к ней сухонькая старушка, представившаяся сотрудникам больницы бабушкой Алёны, не стала говорить, что никакой бабушки у неё нет.

А взяла из рук старушки мешочек с травами да заваривать кипятком начала, как та сказала. И пошло её здоровье на лад. Силы появляться начали. Жар уходить. Врачи только руками разводили, а соседки удивлялись аромату, идущему из кружки Алёны.

– Что ж такое тебе бабушка принесла, что оторваться невозможно? – спрашивали они, но Алёна не отвечала.

Да и не знала она, что там. Но бабушке той верила, так как на руке её браслетик видела, такой же, как у неё самой появился, когда из леса вернулась.

Она уже давно перестала понимать, где правда, а где видение. И хотела только скорее к мужу выбраться и всех соперниц разогнать.

А соседке её, что на Тимура глаз положила, диагноз плохой врачи озвучили и прогнозов хороших не дали. Горько плакала она, увидев заключение врачей.

А Алёна понять не могла, неужели она своими мыслями это сотворила? Да не может этого быть, болезнь за один день в организме не поселяется, ей время надо, чтобы развиться.

Так и выписалась соседка с плохим диагнозом, а за Алёной Тимур приехал. Цветы привёз и пальто новое, чтобы не замёрзла опять и не простыла.

– Поехали домой, – сказал он, – там без тебя пусто да холодно. Не привык я один жить.

Насторожилась Алёна, но виду не подала, решила на месте свои подозрения проверить.

В доме, где жили Алёна с мужем, за время её отсутствия всё осталось по-прежнему

Только пылью покрылось, да посуды немытой гора стояла. Окинула Алёна это взглядом, вроде прицепиться не к чему, а не спокойно на сердце. Месяц её дома не было. А Тимур всегда говорил, что и недели без жены не выдержит.

– Всё, что скажешь, сделаю, – шептал он, когда влёк её, ещё не мужнюю, на сеновал. – Но без ласки женской не могу, кровь у меня такая южная, дедова.

А сейчас стоял Тимур перед Алёной, улыбался. Угощения, что его мама передала, распаковывал.

– Что ты, как не родная, стоишь? – спросил он. – Домой наконец вернулась, я тебя заждался. Не покидай меня больше надолго.

И так жарко обнял, так в глаза заглянул, что не стала Алёна подвоха в его словах искать, обняла в ответ любимого мужа и растаяла в его объятьях.

А потом ночью не спалось ей. Тимур третий сон уже видел, а Алёна все вертелась, понять не могла, что её тревожит. До зари утренней ещё далеко, а сна ни в одном глазу.

Встала Алёна, в шаль укуталась, свечу зажгла, чтобы светом большим мужа не разбудить. Вспомнила, как жгли костёр они с Тимуром на берегу реки, о жизни взрослой мечтали. Как сбегут они ото всех и будут счастливы и свободны, словно птицы. И вот пришла жизнь взрослая, а свободы и счастья не прибавилось.

Начала Алёна непроизвольно в пламя свечи всматриваться, и казалось ей, что ма́лёнький огонёк затмевает всё вокруг себя, в тайны свои уводит.

Вдруг, будто в полусне, увидела Алёна дом свой, Тимура и Аньку с соседнего двора.

Она давно вокруг Тимура крутилась. А тут на стол накрывала, тарелочку пододвигала, в глаза заглядывала.

Зажмурилась Алёнка, понять не может, что такое видит. Придумала она себе – иль правда это. И вновь начала в огонь всматриваться. А Анька уже бутылочку достала, подливать Тимуру начала. Тот пьёт, ест, кушанье хвалит.

– Ты уже столько времени один без жены! – приговаривает Аня. – Тяжело одному, голодно да холодно без женской ласки.

Тимур сначала мимо ушей пропускал, а потом посмотрел на неё и сказал:

– Спасибо тебе, Аня, за заботу, за еду вкусную. Но ты мою Алёну не трогай. Болеет она, скоро поправится. Я как-нибудь обойдусь без жены ещё недельку.

– Да куда тебе, вон весь отощал. А работать как будешь? – не унимается девка.

– Не твоё дело, – отвечает Тимур. – Ты зачем пришла?

– Еду тебе принесла.

– Так забирай всё и уходи, – будто скинув пелену, проговорил Тимур, – не нужны мне слухи в деревне. Зря я разрешил тебе зайти, – и поднялся из-за стола.

Фыркнула Аня, куртку накинула и выбежала прочь.

«Всё равно моим будешь», – буркнула себе под нос.

Отвела глаза Алёна от пламени, а всё тело огнём горит. И браслет на руке тёплый стал, и кожа под ним чешется так, что сорвать хочется.

Попыталась девушка снять его, да не поддаётся, не тянется, лишь в кожу впивается. Хотела ножницами разрезать, только руку к ним протянула, да вспомнила, что спасла её от болезни женщина с таким же браслетом на запястье. И не стала от браслета избавляться.

– Что ж это всё значит! – в сердцах сказала Алёна, да так громко, что Тимур проснулся.

– Ты что встала? – спросил парень, разглядывая тени от свечи.

– Не спалось мне, – ответила девушка, ныряя под одеяло к мужу.

«А ты, Аня, держись, покажу тебе, как чужих мужей кормить», – подумала она.

И представила, как кидается в соперницу тарелками, полными едой, что она её мужу скармливала.

Наутро ничего не сказала Алёна Тимуру, собрались они и вместе на учёбу поехали. Много проболела Алёнка, теперь навёрстывать ей надо было.

А когда мимо дома Ани проходили, плюнула она в сердцах на калитку соперницы да вспомнила, как во сне в неё тарелки кидала.

Через несколько дней свалился на Аню чан с водой, хорошо, не горячий был, но ногу ей сильно ушиб. Даже в больницу на рентген ездила, вернулась в гипсе.

Старухи потом судачили: где это видано, чтобы чаны сами собой с печи падали.

А Алёна, как узнала об этом, испугалась. Вспомнила, как соседку в больнице после её пожеланий с плохим диагнозом выписали, а теперь вот Аня в гипсе ходит.

– Не хотела я плохого, – шептала Алёна в темноту ночами бессонными. – Что происходит со мной? Что тогда в лесу случилось? Откуда браслет плетёный взялся? Что за женщина ко мне в больницу приходила? Что я в свете свечи видеть начала?

Но не было ответов на её вопросы.

А Тимур всё страннее на неё посматривал. Спросит порой:

– Ты чего сама с собой разговариваешь?

А Алёна и не замечает, что стоит и под нос себе что-то бубнит.

– Я лекцию вспоминаю, – отмахивалась она. – Завтра отвечать надо.

Тимур качал головой, но больше не спрашивал. Так и скользнуло между ними непонимание. А избавиться от него непросто.

Глава 4. Призыв

Дни побежали один за другим. Алёна навёрстывала учёбу, помогала Тимуру с его заданиями, и теперь уже с радостью находилась дома одна и даже любила, когда уходил Тимур на работу.

Дом был её убежищем, и стены его будто защищали её. Однажды ночью, когда Алёна вновь вглядывалась в огонёк свечи, пришло ей в голову обойти весь дом с огнём в руках. Еле дождалась она, когда утром уйдёт муж на работу, а самой ей сегодня никуда не надо было.

Распустила Алёна волосы, надела одежду свободную, взяла в руки свечу и подошла ко входной двери. А дальше будто вёл её кто-то. Обошла Алёна дом весь по кругу, да особо отметила, что против часовой стрелки идёт, ноги сами несли.

Когда к углам подходила – коптела, трещала свечка в её руках. Мерещились тени разные на стенах, будто силуэты скользили. Как подошла к углу с иконами, так не по себе ей стало, захотелось лики отвернуть, чтобы не видели они, что творит она.

«Ничего я плохого не делаю, – подумала Алёна, – лишь со свечой по дому хожу, что здесь такого?»

Но казалось ей, что смотрят на неё лики икон с неодобрением. Отвернулась от них Алёна и подошла дальше. У печки свеча пуще прежнего затрещала, да в разных кладовых, что у бабки в нескольких частях дома были, коптела сильно.

Когда Алёна мимо окна проходила, захотелось ей открыть его и будто выпустить наружу всё плохое, что в доме накопилось. Так она и сделала. Ворвался лёгкий ветерок в помещение, наполнил морозным воздухом дом, сразу дышать стало легче, и свеча меньше коптить стала.

Так трижды обошла Алёна свой дом, три свечи сожгла, очень быстро сгорали они.

А потом вымыла всё, да не просто так, а думая при этом, что дух старухи прогоняет, всё накопленные ею грехи смывает со стен дома.

Когда закончила, вроде и устала, а дышать легче было. Почувствовала себя Алёна хозяйкой в доме. Захотелось ей уют навести: занавесочки новые повесить, утварь кухонную обновить. За этим и застал её вечером Тимур – шила она из отрезов ткани новые занавески.

– Какая ты у меня хозяюшка стала, – похвалил он. – Покормишь мужа?

Вспомнила Алёна, что так погрузилась в свои дела, что про ужин забыла. И такая растерянность на её лице отразилась, что рассмеялся Тимур, ругаться не стал, обнял жену да о своих планах сказал.

– Алёнка, не хочется мне в училище нашем время терять, не люблю я учебники да лекции,– начал он. – Решил я в весенний призыв в армию пойти – отслужу два года и потом сразу к мужикам в мастерскую вернусь. Всё больше пользы будет, чем пять лет за партой сидеть.

– Как в армию, зачем? – удивилась девушка. – Мы же только что поженились, как же я здесь одна останусь?

– Почему одна? – удивился Тимур. – В деревне много народа, к матери моей ходить будешь, она тебя не оставит. Дом этот твой – смотри, какую красоту ты навела.

– Так я для нас с тобой стараюсь, – чуть не плача от предстоящей разлуки, сказала Алёнка.

– Вот и хорошо, ты учись да домом занимайся, денег я тебе на первое время оставлю, я сейчас хорошо с мужиками зарабатываю, а потом может на контракт перейду, так денег ещё больше привезу.

– Ты что, Тимур, в горячую точку надумал проситься? – испугалась Алёна. – Ты ведь воевать не умеешь, оружия в руках не держал. Что ты надумал?

– Кровь во мне играет, не могу я сидеть дома, скучно мне в нашей деревне, – ответил муж.

Потом Алёна узнала, что вернулся его друг со службы по контракту, рассказал, как по горам бегал, как в засаду попал, как чудом выбрался. Зато денег матери на новый дом привёз. И таким героем в глазах друзей выглядел, что Тимур то же задумал.

Да только умолчал друг о том, что душа у него вся изранена, что осталась она там, среди гор, с погибшими товарищами, что никому такой службы не пожелает. Это Алёна сама в парне увидела, когда в деревне встретила.

Но мужа уговорить остаться не смогла. Упёрся Тимур и пошёл сам в военкомат. Не узнавала Алёнка мужа, будто подменили его. Видела на нём пелену тёмную, взор затуманившую, руками над ним ночами водила, снять пыталась.

Казалось ей, что путаются руки в чём-то липком, тягучем, прилипшем к Тимуру так, что не отодрать. Но не знала она, что с этим делать, откуда темнота та на муже взялась. А спросить не у кого. Пыталась она с матерью Тимура поговорить, чтобы она отсоветовала сыну идти в армию, да не стала мать, муж ей не позволил.

– Хочет мой сын служить – пусть идёт, – сказал отец Тимура, – настоящий мужик от армии не прячется.

Так и проводили парня на службу, плакала Алёна все дни напролёт, будто чувствовала, что счастью их конец пришёл, что не будет больше так, как прежде.

После того как Тимур уехал, Алёна ходила по пустому дому, грустила. Вещи мужа перебирала: к себе прижмёт, будто его обнимет – запах родной они ещё хранили, о днях счастливых напоминали.

Без Тимура стало Алёне страшно по ночам. Со свечой больше девушка не сидела, тени от огня по стенам такие жуткие скользили, что убежать из дома хотелось.

Утром уезжала она на учёбу, закрывала дом, а по возвращению замечала, что вещи будто на других местах лежат. И непонятно, то ли сама переложила и забыла, то ли чертовщина какая-то творится вокруг.

И вообще стала она какой-то забывчивой, мечтательной, даже плаксивой. Никогда за собой такое не замечала.

О своём осеннем похождении в лесу Алёна старалась не вспоминать. Напоминал о нём только браслетик на руке. Но она так часто говорила, что сама сплела его, что и верить в это начала.

Тимур писал редко, сообщал, что всё хорошо у него, на присягу пригласил. Поехала Алёна вместе с его родителями, с гордостью смотрели они на своего сына, а Алёна с печалью – не на месте было её сердце.

Буквально пара минут у них с мужем была, чтобы поговорить.

– Не знаю, что на меня нашло, Алёнка, – как-то грустно сказал Тимур, глядя на столь любимую и далёкую теперь жену. – Как я мог от тебя в армию уйти?

– Я чувствовала, что ты сам не свой, будто за тебя кто-то решения принимает, – проговорила девушка.

Тимур кивнул, он сам не понимал, как оказался в армии под присягой. Вроде своей головой думал, да не мог он такое решить.

– Но теперь назад никак, – сказал парень, – я вперёд пойду, может, и выслужу нам жизнь хорошую.

– Не спеши себя губить, – взмолилась Алёна, – отслужи срочную службу и возвращайся. Я тебя дождусь. Ещё знаешь – ребёночек у нас будет. Вместе с ним тебя ждать буду.

– Правда? – радостно спросил Тимур и закружил жену вокруг себя. – Я ради вас вдвойне стараться буду!

– Мне страшно без тебя, думала уехать из нашего дома в общежитие, да куда мне теперь с ребёнком, – ответила Алёна.

– Не глупи: дом как дом, вокруг люди живут, мои родители рядом, не оставят тебя с внуком. А время быстро пролетит, не заметишь, как вернусь, – закончил он, продолжая прижимать Алёну к себе.

О ребёнке они вместе и родителям сказали. Мать Тимура обрадовалась.

– Мы тебя не оставим, пока Тимур служит – помогать будем, – сказала Алёне свекровь, когда они обратно ехали, – но к себе жить не зовём, тут уж не обессудь, дом у тебя свой, на улице не мёрзнешь. А коли чего надо – приходи.

Алёна кивала. Сама она не знала, радоваться ей свалившейся беременности или нет.

Как только живот Алёны заметен стал, старухи по углам шептаться начали.

– Год с Тимуром жили – и ничего, а ушёл он – и сразу беременная она, – говорили они. – От кого нагуляла? Чьего отпрыска парню на шею повесить хочет?

Косо смотрели на Алёну, когда она по деревне шла. А Анька, соседка, что к Тимуру приходила, пока Алёна в больнице была, всех подначивала. Говорила, что видела, как ходит к Алёне в дом кто-то по ночам.

– Вы все далеко живёте, не знаете, что у неё творится. А я рядом, всё вижу. Захаживает к ней кто-то, из леса выйдет, калиткой скрипнет и в доме исчезнет. И до утра свет в доме горит, – говорила Аня.

А свет и правда у Алёны по ночам горел. Страшно ей было в темноте. Тени, что от окна ложились, не только мерещиться – оживать начали. Боялась она с ума сойти, вот и спала со светом включённым.

Доходили до неё слухи, что Анька распускала. Не обращала Алёна на это внимания, пусть судачит, о чём хочет. Главное, что ей Тимур верит, а всё остальное не важно.

Только писал муж всё реже, сообщал, что служба не такой оказалась, как он думал. А незадолго до рождения ребёнка совсем пропал.

Связывались его родители с начальником части, где служил Тимур. Там сказали, что командирован он, задание его подразделения не разглашается. Как будет можно – сообщат.

Забеспокоились родные, мать в церковь ходить начала – свечки за здравие ставить. А Алёна дома молилась, чувствовала она, что жив Тимур, да только не скоро им свидеться предстоит.

Анька же продолжала слухи распускать, дескать, рада Алёна, что Тимура на опасное задание отправили. Теперь с гостем ночным без опаски встречаться можно.

Не выдержала однажды Алёна, когда соседка за её спиной в очереди шушукалась, развернулась, да как скажет во всеуслышанье:

– Тебе одного гипса мало? Ещё получишь, если будешь обо мне неправду говорить, – да так на неё глянула, что примолкла сплетница.

А через неделю Аня под машину попала. Вся переломалась. Руки, ноги в гипсе. На шее – воротник.

Так начали её родители Алёну обвинять, что зла она их дочери пожелала, сглазила. Всей деревне уши прожужжали, что ведьма Алёна, не просто так в доме старухи живёт да в лесу ночами бродит.

Стали деревенские на Алёну с опаской поглядывать. Сплетни о её ночных посетителях мусолить. Никто их не видел – но долго ли человека оболгать.

Родители Тимура тоже настороженно её встретили. Домой больше не звали. Продукты давали, но понемногу. А деньги, что ей Тимур оставил, закончились. Новых не прислал, так как не было от него до сих пор весточки.

Анька из больницы вышла – прихрамывать начала. На неё теперь вообще никто не смотрел. Мальчишки хромоножкой дразнили. А она во всех своих бедах Алёнку винила.

– Куда ж мне отсюда деться? – думала Алёна, хотела даже к матери пойти, да та на неё так зыркнула.

– Не нужна мне дочь – ведьма, – сказала, и ушла Алёна к себе.

А дитя в животе шевелится, ножками толкается. И не знает Алёна, откуда ей теперь помощи ждать. Только браслетик плетёный на руке теребит, думает опять в лес сходить, там счастья попытать.

Глава 5. Ведьма

В один из дней пришли известия о Тимуре. В плен он попал. Последний раз сослуживцы его живым видели, но вытащить из засады не смогли. Не один он там оказался, несколько парней с ним в плену.

«Командование делает всё возможное для их освобождения», – сухо и без эмоций сообщили родителям.

Они сразу сникли. Наслышаны все были об ужасах плена в горах, что там с нашими парнями делают, какими инвалидами они после этого становятся, если вообще выживают.

Ходила Алёна, как не в себе. Чудились ей мучения мужа, картины страшные, а где там правда, а что сама придумала – непонятно.

– От хорошей жены муж в армию по собственному желанию не уходит, – начали говорить в деревне, кивая в сторону Алёны, что, мол, она виновата, что сбежал Тимур служить.

– С матерью жил – и не думал воевать, а с женой, знать, не сложилось, раз ушёл через год, – шептались за спиной Алёны.

– Погубила Тимура и радуешься, – бросала ей вслед Анька, которая так и хромала после аварии и не могла простить Алёне, что та приятна и аккуратна, даже живот беременный не портил её фигуру, всё складно было в будущей матери.

– Не могу я больше так, – плакалась Алёна свекрови, которая единственная из всей деревни не смотрела на неё косо, а помогала, чем могла.

После известий о Тимуре его мать стала внимательней относиться к невестке, которая носила ребёнка её пропавшего сына.

– Словами своими всю душу мне выворачивают, – продолжала Алёна. – Уйти я отсюда хочу, да некуда мне.

– Не слушай их, – отвечала свекровь, – люди языками мелят, а ты живи им назло. Больше-то новостей в деревне нет. Всё об одном и том же: кто кого побил, кто у кого ночевал. Всё это сто раз обговорено. А тут новая история с Тимуром, вот и мусолят её до дыр, пока языки у сплетниц не отвалятся. А ты не принимай к сердцу их слова. Ты о ребёнке думай. Вот возьми, поешь и с собой забери. Когда тебе рожать?

– Скоро уже, неделя или две осталась, как говорит наша фельдшер, – ответила Алёна, прислушиваясь к затихшему ребёнку.

– Приданое у тебя готово?

– Да, всё, что вы отдали, разобрала, что-то подзашила, починила. Кроватку застелила, что Пётр Агафьевич принёс, – проговорила Алёна.

– Я ещё мужу скажу, привезёт тебе пару одеял да матрасик детский. У нас уже младшенький вырос, так всё на чердак убрали. А коляску сейчас возьми, – продолжала свекровь.

– Спасибо вам большое, – проговорила Алёна.

– Так не чужие, поди, – улыбнулась женщина и, помолчав, добавила, – когда вернётся Тимур, неведомо, а ребёнок его расти должен.

– Зачем я его отпустила… – Алёна сглотнула слёзы и закрыла ладонями лицо.

– Так не удержать его было, – ответила мать, – как бес в него вселился, ничего слушать не хотел. Я уж думала, у вас что случилось, поссорились, вот он и уходит.

– Нет, у нас всё хорошо было. А вот соседка, Аня, прохода ему не давала. Когда я в больнице лежала, захаживала к нему, кормила, поила. Я когда вернулась, нескольких рубашек Тимура недосчиталась.

Свекровь задумалась.

– Я, Алёна, привыкла своим глазам верить, но бывают вещи, которых не видно. Ты ведь знаешь, что в соседней деревне бабка живёт, её все ведьмой считают. Говорят, она и привороты делает, и порчу наслать может. Что правда из этого, а что ложь – я не знаю. Но была я прошлой зимой в той деревне, видела Аню, которая на самую окраину шла, а там, кроме ведьмы, никого. Сердце моё тогда кольнуло. Я потом свечку за нас всех поставила, да, видимо, не смогла пересилить бабкино колдовство.

– Да что вы такое говорите, нет никакого колдовства! – воскликнула Алёна, а сама губы кусает, о своих видениях вспоминает.

А женщина на неё странно так смотрит и спрашивает:

– А ты сама разве в доме, где живёшь, ничего не замечала? А в лесу, когда заблудилась, никого не встретила? Браслетик этот у тебя откуда?

И показывает на ниточки, на запястье Алёны завязанные.

– Я не знаю, откуда он, – тихо ответила девушка, – появился и не снимается. А разрезать рука не поднимается.

– Резать не надо, думать надо, – услышала она в ответ. – Не просто так Тимур тебя выбрал. Я всё понять не могла, что он в тебе нашёл. С детства ведь от тебя не отходил. А связывает вас ниточка невидимая. И пока цела она, всё с Тимуром хорошо было, а как ослабла – так пропал он.

– А ослабла-то почему? – удивилась Алёна. – Я ему хорошей женой была, всё для него делала.

– Так это не из-за тебя случилось, а снаружи кто-то постарался.

– Аня, что ли? – воскликнула девушка. – Она на него порчу навела? Но зачем, любит же его.

– Что она сделала, я не знаю. Да и как повлияет колдовство на человека, сказать невозможно. Но…

Договорить она не успела, вошёл отец Тимура и строго посмотрел на женщин.

– Чего засиделись? Дети по дому бегают, чуть меня не снесли…

Убежала свекровь детей приструнить, а Алёна со своими думами осталась.

Весь вечер думала Алёна о словах свекрови. Она и сама заметила, что изменился Тимур в последние месяцы перед уходом. Отдаляться от неё стал, посматривать косо, а ведь никогда такого не было. Всегда защищал и оберегал он свою Алёнку, даже когда мальчишкой был.

«Неужели Анька на зло нам что-то сделала? – думала Алёна. – Да только что? Не верю я в порчу да сглаз, прошли те времена. Но сердце неспокойно… И все эти неприятности на нас с Тимуром свалились, будто навёл кто».

И ничего лучше она не придумала, как пойти к той бабке в соседнюю деревню, что Аня ходила, и лично увидеть, чем старуха занимается. И если сделала она что плохое её мужу, попросить вернуть всё обратно.

В качестве платы взяла Алёна колечко, что на крайнюю нужду лежало, и пошла по дороге через лес. Пойдя до того поворота, где заблудилась почти год назад, с опаской посмотрела на уходящую вглубь тропинку.

Но ничего пугающего не увидела – осеннее солнце освещало золотую листву, тропинка вилась между деревьев, будто на сказочной картинке.

«Может, ничего тогда и не было? – подумала девушка. – Просто заблудилась я, испугалась. А голоса и руки привиделись со страха».

И только так подумала, как зачесалась рука, на которой браслетик надет, что с той ночи появился. Будто знак, что не привиделось ей. Но что тогда было – так и не знала Алёна. И прошла она мимо той тропинки, ведь соседняя деревня была прямо по дороге.

Только спине морозно стало, будто смотрели её вслед глаза внимательные. Слышался в ушах шёпот: «Не ходи дальше, остановись…»

Вдруг, как и год назад, услышала Алёна шум машины. Отпрянула с дороги на обочину. Остановился автомобиль рядом с ней. Окно опустилось, и из него выглянул знакомый парень.

– Алёнка, ты куда направилась? – проговорил он, выразительно глядя на её выпирающий живот.

– Я в соседнюю деревню, – тихо ответила она, радуясь, что разговор заглушил голоса в голове.

– Чего пешком-то? Поехала бы с кем-то, – ответил парень.

– Так вот ты и едешь, подвезёшь? – спросила Алёна.

– Садишь, а то как ты одна дойдёшь, – сказал водитель. – Едешь-то зачем?

– К бабке, что на краю деревни живёт, – ещё тихо ответила девушка.

– Что вы все к ней зачастили? У нас в деревне, что ли, бабок мало? – недоуменно произнёс парень.

– А кто ещё к ней ходил? – поинтересовалась Алёна.

Но ответа не было. Дальше ехали в тишине. Довёз он Алёну до крайнего места, среди пожухлой травы стоял небольшой домик, а из трубы шёл дым.

– Давай недолго, – сказал водитель Алёне, – я свои дела сделаю, заеду за тобой. Иначе мне Тимур голову оторвёт, если узнает, что я тебя одну здесь оставил.

– Тимур… – произнесла девушка.

– А что ты поникла? Вернётся он, куда денется, – ободряюще ответил парень и укатил.

Алёна аккуратно шла по неровной земле. Внутри неё нарастало беспокойство. Кожа под браслетом на руке начала чесаться ещё сильнее, заставляя девушку постоянно теребить плетёную верёвочку.

Дойдя до двери, Алёна постучала. Ответа не было. Она постучала снова.

– Заходи уже, что стоишь, – услышала она голос сзади, вздрогнув от неожиданности.

Обернувшись, девушка увидела сухонькую старушку, стоящую позади неё.

– Вот ты какая, – сказала та, уставившись на живот Алёны, – ко мне такие редко приходят. Тебе к повитухе надо, а не ко мне.

– Нет, я к вам, – ответила девушка, заходя в тёмную комнату с низеньким потолком.

Свет от окна слабо освещал её, но Алёна смогла рассмотреть небольшую икону в дальнем углу и немного успокоилась.

Старуха продолжала пристально смотреть на неё.

– Зачем пожаловала? – спросила она.

– Вы приворожили моего мужа? – спросила Алёна и сама испугалась произнесённых слов.

В этой комнате они обретали особый смысл. Как бы ни отрицала девушка существование колдовства, а находясь рядом со старухой, невольно начинала в него верить.

– Нужен мне твой муж! – фыркнула пожилая женщина, проходя внутрь комнаты. – Я уже не в том возрасте, чтобы на чужих мужей ворожить.

– Не для себя, а для Аньки, соседки моей, она Тимура всё обхаживала, а потом к вам ездила, – выпалила девушка и почувствовала что-то, от чего ещё сильнее стала тереть кожу под браслетом.

Старуха продолжала пристально смотреть на неё и уже хотела что-то сказать, но, увидев браслет на руке девушки, отпрянула, начав озираться по сторонам.

– Зачем пришла, ведьма? – бросила она Алёне недовольно. – Да ещё скрываешься, что не узнать.

– Я не ведьма, я жена Тимура. Пропал он без вести, говорят, в плен попал, а Анька перед его уходом у вас была, – проговорила девушка, – что вы ему сделали?

Старуха качала головой, продолжая смотреть по углам.

– Уходи, ничего тебе не скажу, – пробормотала она. – Если любит – вернётся.

– Я никуда не уйду, пока вы колдовство с него не снимете, – возразила Алёна, не понимая, откуда у неё силы перечить старухе.

– Уходи прочь, – сверкнула глазами та, – это мой дом, я здесь хозяйка; и пока отпускаю по добру – уходи. А своим передай, что не знала я, что твой это муж. Не видна ты мне.

Сказав это, старуха буквально вытолкала Алёну за порог и, захлопнув дверь, задвинула щеколду. Девушка хотела было вновь постучать, но ребёнок так толкнулся внутри её, что Алёна ничего не смогла, кроме как сжаться и стоять не шелохнувшись.

Только отдышалась, как услышала сигнал машины за воротами. Парень, что подвозил её, уже вернулся.

Алёна медленно пошла по ставшей вдруг скользкой земле. Пару раз чуть не упала. Ноги совсем перестали держать её. Добравшись до машины, девушка рухнула на сиденье.

– Ну что, поговорила? – спросил водитель. – Лица на тебе нет… что это старуха с вами делает, что вы такие бледные выходите?

Алёна ничего не сказала, а лишь положила руки на живот, пытаясь успокоить разбушевавшегося малыша.

Глава 6. Рождение

Вернувшись в свой дом, Алёна долго не могла успокоиться. Ей виделись глаза старухи, пристально смотревшие на неё.

И последние её слова её: «Передай своим, не знала я, что Тимур твой муж, не видна ты мне».

– Что значит – не видна? – бормотала себе под нос девушка. – Что бабка имела в виду? И почему браслет так горел, аж кожа под ним вся красная, – она разглядывала своё запястье, которое ныло от постоянного трения. – Что же со мной происходит? – произнесла она, в изнеможении опускаясь на кровать.

Сон сморил Алёну. Во сне ей виделась незнакомая деревня, с низенькими домами из круглого дерева, меж ними на земле стояли большие резные фигуры, как из детских книжек. Вокруг них с песнями ходили люди. И вроде на знакомом языке пели, но ничего не понятно.

На запястьях у всех браслеты, как у Алёны. У мужчин чёрные, у женщин красные, у детей белые. Закружилась вместе со всеми Алёна, да так, что проснулась от того, как голова кружится. Открыла глаза, а перед ней стены ходуном ходят.

Пыталась вновь уснуть, да никак. Живот начал то напрягаться, то расслабляться. Поясницу ломало, и ноги будто дрожали. Покрутившись на кровати ещё некоторое время, Алёна поняла, что пришёл срок появиться на свет её ребёнку.

Поднявшись, она взяла свою сумку, что собрала для родов, и поковыляла к домику фельдшера, что жила в середине деревни. Фельдшер была у них и за акушерку, и за медсестру.

Шла Алёна медленно, через каждые двадцать шагов останавливаясь, чтобы переждать накатывающую боль. Но она быстро отпускала, и Алёна продолжала свой путь.

Заря ещё не занялась, спали даже первые петухи. Идти было страшно. Вокруг ни души, лишь лужи и мокрая земля под ногами.

Фельдшер, привыкшая к ночным визитам больных, не удивилась Алёне.

– Проходи, – сказала она, глядя как Алёна скрутилась в очередной раз, – рожать будем.

– А может, мне в больницу? – спросила Алёна.

– Если не справимся – поедешь. Но у меня все, как один, легко рожают. Рука у меня такая – могу ребёночка и направить, и выдавить, если надо.

Последняя фраза Алёне не понравилась. Слышала она от свекрови, что фельдшер так давила ей на живот, что потом все рёбра болели, и дышать месяц не могла.

– А может, не надо давить? – робко спросила Алёна, чувствуя новую опоясывающую волну.

– Может, и не надо, – примиряюще ответила женщина, – посмотрим, как пойдёт.

А пошло не очень. Уже и петухи пропели, и солнце слабое осеннее свой максимум прошло, а Алёна всё стонала. Боль становилась чаще, перерывов между ней все меньше, силы будущей матери таяли, а результата не было.

Алёна находилась в отдельной комнате, а фельдшер заходила к ней. Сама она принимала пациентов. Сквозь пелену Алёна слышала их разговоры из-за двери, какие-то жалобы, но понять, кто приходил, не могла.

Фельдшер в очередной раз зашла к ней, пощупала живот и неодобрительно покачала головой.

Связалась с больницей.

– Что вы сегодня все рожать вздумали? – услышала Алёна недовольный голос диспетчера, раздававшийся из громкого динамика. – У нас одна машина на смене, вторая в ремонте уже неделю, а тут третья роженица за час.