Много шума из ничего. Перевод Юрия Лифшица

Переводчик Юрий Лифшиц

© Уильям Шекспир, 2017

© Юрий Лифшиц, перевод, 2017

ISBN 978-5-4483-2556-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Действующие лица

ДОН ПЕДРО, принц Арагонский.

ДОН ДЖОН, его побочный брат.

КЛАВДИО, молодой лорд из Флоренции.

БЕНЕДИКТ, молодой лорд из Падуи.

ЛЕОНАТО, правитель Мессины.

АНТОНИО, его брат.

БАЛЬТАЗАР, слуга дона Педро.

КОНРАД, БУТЫЛЬО, приближенные дона Джона.

ОТЕЦ ФРЭСИС.

ЧЕРТОПОЛОХ, констебль.

ОБРЕЗОК, его помощник.

ПИСАРЬ.

МАЛЬЧИК.

ГЕРО, дочь Леонато.

БЕАТРИЧЕ, племянница Леонато.

МАРГАРИТА, УРСУЛА, камеристки Геро.

ЛОРДЫ, ПОСЫЛЬНЫЕ, СТРАЖА, СВИТА, СЛУГИ

Место действия – Мессина.

Акт первый. Сцена первая

Перед домом Леонато.

ЛЕОНАТО. Если верить письму, дон Педро, принц Арагонский, с минуту на минуту станет нашим гостем.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Совершенно верно. Я оставил его в трех лигах от Мессины.

ЛЕОНАТО. Скольких джентльменов не досчитались вы по окончании битвы?

ПОСЫЛЬНЫЙ. Из простых дворян – одного-двух, из высокородных – ни одного.

ЛЕОНАТО. Дважды победитель тот, чьи ряды почти не поредели. В письме говорится, что нынче у принца в особенной чести молодой флорентиец Клавдио.

ПОСЫЛЬНЫЙ. По заслугам и почести – иначе бы дон Педро не отличал бы его. С виду ягненок, но сущий лев в бою, Клавдио превзошел самого себя – и это в его-то годы! Он действительно оправдал больше надежд, чем вы надеетесь узнать об этом из моего ненадежного рассказа.

ЛЕОНАТО. Кажется, у него есть дядя в Мессине – то-то он обрадуется!

ПОСЫЛЬНЫЙ. Уже радуется. Когда я передал ему эту весть, его счастье было столь велико, что не сочло нескромным присвоить себе некоторые атрибуты несчастья.

ЛЕОНАТО. Иными словами, он прослезился?

ПОСЫЛЬНЫЙ. Не то слово.

ЛЕОНАТО. Естественное излияние благородного естества. Насколько же прекрасна личность, способная очищать себя такого рода ливнем! Кто может проливать слезы радости, того нипочем не обрадуют чужие слезы.

БЕАТРИЧЕ. А что, синьор Эспадрон тоже остался в живых или как?

ПОСЫЛЬНЫЙ. Я впервые слышу это имя, леди. В нашем отряде таковой не значился.

ЛЕОНАТО. Ты на кого намекаешь? А, племянница?

ГЕРО. Ну, как же! Сестрица интересуется синьором Бенедиктом Падуанским.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Если так, то он жив-здоров и по-прежнему веселится напропалую.

БЕАТРИЧЕ. Вызывая на поединок самого Купидона, он носился по всей Мессине со своими, как ему казалось, легкими и острыми стрелами. Но за Купидона вступился дядюшкин шут, и весьма успешно, хотя его стрелы оказались и тяжелее, и тупее. Интересно, скольких врагов Бенедикт самолично отправил на съедение червям? То есть – на тот свет, поскольку каждого убитого им врага я обещала съесть сама.

ЛЕОНАТО. Честное слово, племянница, не стоит так набрасываться на синьора Бенедикта. Смотри, он приедет и поквитается с тобой. Я в этом более чем уверен.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Он не отсиживался в запасе, леди.

БЕАТРИЧЕ. Потому что, видимо, засиживался на кухне, уничтожая запасы затхлого продовольствия. Героический аппетит плюс доблестный желудок – только и всего.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Он славно дрался, леди.

БЕАТРИЧЕ. Славно дрался – с леди. А как – с лордами?

ПОСЫЛЬНЫЙ. С лордами – как лорд, с солдатами – по-солдатски. Он исполнен самых благородных качеств.

БЕАТРИЧЕ. Точнее – наполнен, как… чучело, в котором полно соломы. Но каковы эти самые качества в его исполнении? Впрочем, все мы несовершенны.

ЛЕОНАТО. Не подумайте чего насчет моей племянницы, сэр. Когда они сходятся с синьором Бенедиктом, то воюют не на шутку, забрасывая друг друга остротами.

БЕАТРИЧЕ. Меня своими ему, увы, еще ни разу не удалось забросать. После нашей последней схватки он лишился ума, рассудка, воображения и фантазии. При нем осталась только память, благодаря которой он кое-как отличается от лошади и с переменным успехом пытается выдать себя за человека разумного. Кто нынче водит с ним компанию? Он же меняет побратимов, как перчатки.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Не может быть!

БЕАТРИЧЕ. Еще как может. Его порядочность похожа на его прическу: при виде очередного болвана он спешит оболваниться на его манер.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Все ясно, леди: этого джентльмена вы за здравие не поминаете.

БЕАТРИЧЕ. Скорее за упокой, в противном случае я спалила бы церковь. Но вы мне ничего не сказали насчет его приятелей. Ручаюсь, без молодого бездельника, который может отправиться с ним черт знает куда, он не обходится.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Он почти неразлучен с благородным Клавдио.

БЕАТРИЧЕ. Господи, помилуй бедного юношу! Бенедикт опаснее всякой болезни, заразнее самой чумы. Тот, кто его подцепит, мигом впадет в идиотизм. Бог ты мой! Если такая зловредная хвороба, как Бенедикт, привязалась к этому благородному молодому человеку, то он скорее разорится, чем излечится от нее.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Хотел бы я, леди, попасть в число ваших друзей.

БЕАТРИЧЕ. Как вам будет угодно, друг мой.

ЛЕОНАТО. Кому-кому, племянница, а тебе до идиотизма далеко.

БЕАТРИЧЕ. Как и всем нам – до пекла в январе.

ПОСЫЛЬНЫЙ. А вот и дон Педро.

Входят ДОН ПЕДРО, ДОН ДЖОН, КЛАВДИО, БЕНЕДИКТ и БАЛЬТАЗАР.

ДОН ПЕДРО. Дорогой синьор Леонато, пеняйте на себя: всем в тягость дополнительные хлопоты и траты, а вам они в радость.

ЛЕОНАТО. Еще ни разу приезд вашей светлости не доставил моим домашним особенных хлопот. Если мы, избавляясь от них, испытываем радость, то я, расставаясь с вами, вместо радости чувствую только грусть.

ДОН ПЕДРО. Да, но вы с радостью взваливаете на себя слишком тяжелое бремя забот. – Сдается мне, это ваша дочь?

ЛЕОНАТО. Во всяком случае ее мать не забывала мне об этом напоминать.

БЕНЕДИКТ. Что было с вашей памятью, если вы постоянно об этом забывали?

ЛЕОНАТО. Ничего, синьор Бенедикт. Я помню все, даже то, что вы тогда под стол пешком ходили.

ДОН ПЕДРО. Так вам и надо, Бенедикт. Глядя на вас, мы догадываемся, что можно и вырасти, и не повзрослеть. – Впрочем, я спрашивал напрасно: дитя – точная копия своего родителя. (ГЕРО.) Это большая удача, леди, походить во всем на такого достопочтенного человека. (Отходит в сторону вместе с ЛЕОНАТО и ГЕРО.)

БЕНЕДИКТ. Сходство между синьором Леонато и этой синьорой не подлежит сомнению, но едва ли дочка – даже ценою целой Мессины – пожелает взять себе голову отца.

БЕАТРИЧЕ. Была охота распинаться, синьор Бенедикт, когда вас никто не желает слушать. Это просто удивительно.

БЕНЕДИКТ. Что такое, госпожа Зловредность? Разве вы еще живы?

БЕАТРИЧЕ. Пока Зловредность питается такими безвредными особями, как синьор Бенедикт, она бессмертна. Сама Учтивость будет шпынять вас из вредности.

БЕНЕДИКТ. И тем самым нанесет самой себе непоправимый вред. Кстати говоря, меня обожают все дамы, кроме вас. И хотя у меня самого сердце болит, оттого что оно ледяное, еще не родилась женщина, способная его растопить.

БЕАТРИЧЕ. Тем лучше для женщин. С таким леденящим душу воздыхателем, как вы, окоченеешь насмерть. Слава Богу, мой хладнокровный нрав подобен вашему: для меня мужчина с его любовными клятвами противнее пустолайки, брешущей на ворон.

БЕНЕДИКТ. Помоги вам Бог, леди! Продолжайте в том же духе, и тогда те или иные джентльмены уберегут лицо от лишних царапин.

БЕАТРИЧЕ. Личность, подобную вашей, лишняя царапина на лице только украсит.

БЕНЕДИКТ. Вам бы попугаев обучать – так ловко вы владеете своим языком.

БЕАТРИЧЕ. Если птичка овладеет языком благодаря мне, она будет изъясняться лучше, чем чудо-юдо вроде вас.

БЕНЕДИКТ. А если бы моя лошадь была так резва и вынослива, как ваш язычок, я был бы на коне. Ну, да Бог с вами, можете продолжать, а я пас.

БЕАТРИЧЕ. Мне давно известен ваш конек – пасовать с лошадиной шуткой.

ДОН ПЕДРО. Так тому и быть, Леонато. (КЛАВДИО и БЕНЕДИКТУ.) Синьоры! Мой добрый друг Леонато уговаривает всех нас пожить у него. Я предполагал погостить с месяц, но хозяин от всего сердца уповает на случай, который удлинит время нашего пребывания. Слово чести: это не лицемерие, а подлинное радушие.

ЛЕОНАТО. Вы дали честное слово, милорд, значит, бесчестие вам не грозит. (ДОНУ ДЖОНУ.) Если ваши разногласия с принцем, вашим братом, устранены, милости прошу и вас, милорд. Можете располагать мной, как вам будет угодно.

ДОН ДЖОН. Благодарю вас. Я не любитель пышных фраз, но… я вас благодарю.

ЛЕОНАТО. Не угодно ли вашему сиятельству войти в дом?

ДОН ПЕДРО. Только вместе с вами, Леонато. Вашу руку.

(Все, кроме КЛАВДИО и БЕНЕДИКТА, уходят.)

КЛАВДИО. Бенедикт, ты обратил внимание на дочь синьора Леонато?

БЕНЕДИКТ. Нет, хотя смотрел на нее очень внимательно.

КЛАВДИО. Благовоспитанная девушка, ты не находишь?

БЕНЕДИКТ. Что означает твой вопрос? Ты хочешь честь по чести узнать мою истинную точку зрения на этот предмет или тебя устроит традиционное мнение такого старого женоненавистника, как я?

КЛАВДИО. Ни в коем случае. Мне нужен твой честный и откровенный ответ.

БЕНЕДИКТ. Итак, на мой взгляд, если хвалить ее по большому счету, она маловата; если на полную катушку, – худовата; если на весь белый свет, – смугловата. От моих щедрот ей перепадет только одно признание: в каком-либо другом обличии она стала бы дурнушкой, а в своем нынешнем – она мне не по душе.

КЛАВДИО. Знаешь, мне не до шуток. Отвечай, как на духу, нравится она тебе или нет?

БЕНЕДИКТ. Ты что, решил ее приобрести или только прицениваешься?

КЛАВДИО. Такое сокровище никому не по карману!

БЕНЕДИКТ. Неправда. И прикарманить его есть кому, и не смыкать глаз подле него. Но что с тобой? Ты серьезно озабочен или притворяешься? А может, ты строишь из себя завзятого зубоскала и прямо сейчас примешься называть Купидона охотником за зайцами, а Вулкана мастером по дереву? Какую ноту мне взять, чтобы попасть в твою тональность?

КЛАВДИО. Из всех, кого я видел, это самое бесподобное существо на свете.

БЕНЕДИКТ. Я хорошо вижу без очков, но ничего подобного в этом существе не приметил. Вот ее кузина – подлинная красавица. И если бы не засевшая в ней фурия, она бы отличалась от сестры точно так же, как майские деньки от декабрьских. Но, я надеюсь, у тебя не возникло желания выйти в мужья? Или как?

КЛАВДИО. Если бы Геро пошла за меня, а я отказался от нее, я солгал бы самому себе.

БЕНЕДИКТ. Докатился! Нет, видимо, тебе – да и никому в мире – не сносить шапки, которая не топорщилась бы на голове самым подозрительным образом. Отсюда вывод: в природе не водятся неженатики шестидесяти лет от роду. Ну да ладно. Суй себе холку в ярмо, если хочешь по воскресеньям жевать семейную жвачку. – А вот и дон Педро. Он, похоже, вернулся за нами.

Входит ДОН ПЕДРО.

ДОН ПЕДРО. Если не секрет, какие тайны помешали вам пойти вместе со мной и Леонато?

БЕНЕДИКТ. Ваше высочество, сперва прикажите мне донести на графа.

ДОН ПЕДРО. Если ты воистину предан мне, доноси.

БЕНЕДИКТ. Верьте слову, граф Клавдио, когда мне доверяют тайну, я немею. Но если мне намекают о моей преданности, а тем более – обратите внимание! – об истинной преданности, делать нечего. Итак, он полюбил. Кого именно? Это будет реплика вашего высочества. Быстроглазую Геро, дочь Леонато, – быстренько ответит он.

КЛАВДИО. Если бы так было на самом деле, ответ правильный.

БЕНЕДИКТ. Как в старинных преданиях, милорд: «Этого не было, этого нет и не дай Бог этому случиться.

КЛАВДИО. Господи! если моя страсть не остынет с быстротой молнии, пусть случится именно это!

ДОН ПЕДРО. Аминь! Если ты влюблен в эту девушку, тебе повезло: ей цены нет.

КЛАВДИО. Вы ловите меня на слове, милорд?

ДОН ПЕДРО. Я сказал, что думаю, даю слово.

КЛАВДИО. И я, что думаю, то и сказал, клянусь честью.

БЕНЕДИКТ. И я, что сказал, то и думаю; и даю то же самое и клянусь тем же, чем и вы.

КЛАВДИО. Я чувствую, что люблю ее.

ДОН ПЕДРО. Я знаю, что ей нет цены.

БЕНЕДИКТ. А я не чувствую, что ее стоит любить, и не знаю, какова ей цена. Пытайте меня каленым железом, сожгите на костре, но от этого своего убеждения я не отрекусь.

ДОН ПЕДРО. Ты на словах всегда был пламенным атеистом в любви.

КЛАВДИО. И если бы не пересиливал себя, никогда бы не сыграл этой роли на деле.

БЕНЕДИКТ. Женщина носила меня под сердцем – большое спасибо. Она же разрешилась мной – низкий поклон. Но приставлять к моему лбу невидимые глазу рога, в которые могут трубить все, кому не лень, – это уж извините. Разувериться в одной-единственной особе женского пола, значит, обидеть ее, поэтому я отказываюсь верить всем до единой особям этого рода. В заключение прошу принять к сведению, что ни одна из них не сведет меня с ума и что я умру холостяком.

ДОН ПЕДРО. Прежде чем умру я, ты на моих глазах позеленеешь от любви.

БЕНЕДИКТ. Очень может быть, милорд, только не от любви, а, допустим, от разлития желчи, хвори или голода. Если однажды я перестану горячить кровь выпивкой, оттого что стану портить ее себе амурными делами, ослепите меня пером бездарного строчкогона и приколотите к дверям борделя – буду изображать слепого Купидона.

ДОН ПЕДРО. Если ты со временем перестанешь исповедывать свою веру, тебе проходу не будет от острот.

БЕНЕДИКТ. Тогда вы можете засунуть меня в кувшин, как кошку, и открыть по мне стрельбу. Лучший стрелок удостоится аплодисментов и звания Адама Белла.

ДОН ПЕДРО. Поживем – увидим. Есть же пословица: «В ярме и дикий бык домашним станет».

БЕНЕДИКТ. Но это же скотина неразумная! А вот если человек по имени Бенедикт позволит себя захомутать – можете сломать быку рога, присобачить их мне на лоб, раскрасить меня самым гнусным образом и повесить на грудь громадное объявление, на котором вместо «Хорошая лошадь напрокат» будет нацарапано: «Окрученный Бенедикт на обозренье».

КЛАВДИО. Тогда ты, чего доброго, начнешь бросаться на всех с рогами наперевес.

ДОН ПЕДРО. Ничего подобного. Если Купидон не опустошит своего колчана в Венеции, Бенедикт в самое ближайшее время примет участие в этом представлении.

БЕНЕДИКТ. Не раньше, чем произойдет светопреставление.

ДОН ПЕДРО. Там посмотрим. А пока, дорогой синьор Бенедикт, ступайте к Леонато. Поприветствуйте его от моего имени и передайте, что я не изменил решения отужинать у него. Он там готовится не на шутку.

БЕНЕДИКТ. С большой охотой, эта работа по мне. Итак, поручаю вас…

КЛАВДИО. «…попечению Божию. Составлено в собственном имении, буде таковое у меня объявится…».

ДОН ПЕДРО. «…месяца июля дня шестого. Обожающий вас друг Бенедикт».

БЕНЕДИКТ. Тоже мне, шутники нашлись. Ткань ваших острот состоит из лоскутиков, приметанных один к другому на живую нитку. Посоветуйтесь с вашей совестью, стоит ли пускать в ход такие затасканные перлы. На этом позвольте откланяться. (Уходит.)

 
КЛАВДИО. Я вас, ваше высочество, хотел
О помощи просить.
ДОН ПЕДРО. Но о какой?
Участие мое к твоим услугам.
Его ты научи, и твой урок,
Пусть даже трудный, вызубрит оно,
И помощь будет.
КЛАВДИО. Есть у Леонато
Наследник, кроме Геро?
ДОН ПЕДРО. Только Геро.
Ты ею очарован?
КЛАВДИО. О, милорд!
Когда в поход, увенчанный победой,
Мы собирались, я приметил Геро.
Но накануне трудного сраженья
Солдат не должен думать о любви.
Ну, а теперь, когда война забыта,
Меня теснят мечты о наслажденье,
Твердя о том, о чем я знал и раньше, —
О красоте возлюбленной моей.
ДОН ПЕДРО. И ты, как все влюбленные, намерен
Об этом нам все уши прожужжать?
Ты тешишься надеждами – изволь:
Я с Леонато переговорю,
И Геро будет наша – и без этих
Твоих витиеватых разговоров.
КЛАВДИО. Диагноз точен ваш: вы распознали
По внешности любовную болезнь.
Но я хотел сказать своим трактатом,
Что эту хворь не тотчас подхватил.
ДОН ПЕДРО. Зачем же огороды городить?
Какая вещь нужнее, ту и дарят.
Ты, если в двух словах, смертельно болен,
А я берусь тебя уврачевать.
Итак, сегодня ночью, на балу,
Под маской и под именем твоим
Я отворю своей душою сердце
Твоей прекрасной Геро – слух ее
Не выдержит стремительной и мощной
Атаки нежных слов и сдастся в плен.
А утром я с отцом договорюсь,
И ты ее в итоге заполучишь.
Не надо только мешкать с этим делом.
 

(Уходят.)