Увидеть весь мир в крупице песка…

5. Встреча

Небольшой современный приморский городок. Вечереет. Погода безветренная. Наталья

Измайловна медленно спускается к морю. Море, оно красиво в этот предзакатный час. Особенно здесь, где обрамляют его естественные награмождения известняков. Берег почти безлюден. Никто не купается. Осень. Лишь редкие пары прогуливаются по плоскому скалистому берегу, да где-то в стороне мальчишки жгут костёр. Наталья Измайловна задумчиво смотрит на волны, медленно набегающие на скалы. Она знает, что в этом городе теперь живёт Виктор. Поэтому мысли возвращаются к нему, тем более что все дела, приведшие её сюда, уже решены. Где он? Ведь завтра она улетает, до сих пор им не представился случай встретиться. Вспомнился момент, когда Чалов неожиданно уволился, подарив ей прощальные стихи. Грустно звучит музыка, впитавшая слова:

«Испить с тобой любви отраву хотелось сердцу моему».

Потом Наталья Измайловна идёт по вечернему городу. Она идёт со стороны моря. В окнах уже горят огни. Как обычно, в вечерние часы в этом городе прогуливается молодёжь. А в это время… (смена кадров).

Вечернее кафе. В кругу друзей Чалов. Веселье в разгаре. Здесь почти все знают друг друга. И чувствуется, что Виктор на особом счету. Изрядно захмелевший, он бравирует

этим.

– Тихо!- повелевает Чалов,- Хочу читать стихи. (Возгласы: «Режь, Витёк!», «Чеши, родной!» и т.п.)– Эй, ты там, который громко шумишь,– обращается он к кому-то,– замолкни на миг и внемли, что толкуют на Парнасе. А на Парнасе, друзья мои, толкуют вот что… (Читает сперва с затяжными паузами и резким выделением согласных звуков, как обычно читают стихи пьяные поэты, однако потом, всё более вдохновляясь, входит в роль – получается эффектно):

Надоела давно

Мне житейская мудрость

И пошлость.

Я хочу ощутить

Идеальный для памяти миг.

Ты меня не томи

Своим правильно прожитым

Прошлым,

Только в синие дали,

Мечтанные дали

С собою возьми.

Моё сердце стучит

В жажде новых,

Неясных желаний,

Позови – и пойду

Я навстречу опасной

Любви.

Уведи меня в даль

Упоительно-нежных

Страданий,

И в дали той мечтанной

Ты меня

Озари, обнови.

(Неожиданно последние строки Виктор повторяет импровизированной песней. Поёт звонко, протяжно, со страстью):

У-ве-ди меня в да-а-аль

Упа-и-тель-но неж-ных

Стр-ра-да-ний

И в дали-и той мечта-анной

Ты меня а-за-ри,

Аб-на-ви.

Возгласы: «браво, Витька!», «Молодец» и т.п.

Чалов (вполне искренно): – Это не стихи, это песня моей истосковавшейся души и ты, Роберт (обращается к одному из друзей, вероятно, более всех склонному к музыке), должен переложить их на язык Орфея.

Роберт (настраивая гитару): – А не исполнить ли нам, Витя, «Прости, прости…»?

Чалов:- Полагаю, что можно. (Обращаясь в зал): – Внимание, друзья мои! Начинаем

по просьбе трудящихся речетатив раскаяния. Для несведущих напомню: петь всем только две последние строки каждого четверостишия. А чтобы упредить отвлекающие во время исполнения потягивания к рюмкам, объявляю тост: за самых любимых (все встают и, не чокаясь, выпивают).

Чалов: – Итак, «Прости, прости…». (Читает стихи сначала с трепетом, потом всё более распаляясь. Роберт ловко подыгрывает на гитаре):

«Прости, прости»,-

Шепчу с годами чаще я,

Вынашивая боль

Раскаянья в груди,

Слова любви,

Тебе принадлежащие,

Я так легко

Раздаривал другим.

Все:

Сла-ва люб-ви-и

Тебе-е при-над-ле-жащие-е

Я та-ак легко-о

Разда-а-ривал дру-у-гим.

(Кто-то, чрезмерно стараясь, под влиянием выпитого вина берёт высоко)

Чалов (усиливая интонации):

Не ты ль во мне -

То беспокойство совести,

Та коловерть души

И сердца пылкий стук,

Не ты ль одна

И в радости, и в горести

Мой самый верный,

Искренний мой друг.

Все:

Не ты ль адн-а и в ра-а-дасти

И в го-о-рести

Мо-ой са-а-мый ве-рный

И-искренний мо-ой друг.

Виктор (с трагической интонацией):

А годы бьют

Сквозь зори и ненастья,

Уж слышен впереди

Заката медный звон…

«Прости, прости»,-

Шепчу тебе всё чаще я,

«Прости, прости»,-

Без твоего участия

Я птица(!) в небесах

С прострелянным крылом.

Все:

Пра-а-сти, пра-а-сти

Без тва-а-его уча-сти-я

Я пти-ца в не-бе-са-ах

С пра-стре-е-ляным кры-лом.

(Тот же пьяный тенор тянет не в унисон высоко. Виктора это выводит из себя).

– Эй, ты,– вспыхивает он,– шилом бритый, или кто ты там! Как поёшь?! Ведомо ли тебе, что именно ты своим петушинным фальцетом осквернил всю глубину раскаяния моей мятежной души?! («Фальцет» вскакивает, как ошпаренный. Назревает скандал. « Я сразу заметил, что ты тут всеми пытаешься повелевать, мерзавец и вандал!– кричит он. Друзья удерживают «фальцета», готового броситься в драку, и, успокаивая, выводят под руки возмущённого Виктора. Чалов ворчит: «Как вы не поймёте, что эта корявая тёрка своим железо-бетонным фальцетом убила глубину раскаяния всех заблудших, всех погрязших в излишествах любви котов».

… У выхода стоит Наталья Измайловна. Оказывается, всё, что происходило в кафе, она наблюдала через окно.

Чалов (остолбенев): – Наталья?..

Н.И.:- Здравствуй, Чалов.

Чалов: - Друзья мои, оставьте меня с этой достойной уважения женщиной.

6. Исповедь

В комнате общежитского типа, где проживает Виктор Чалов, они проговорили почти всю ночь. Чалов отрезвел, он сейчас в порыве откровения. Много курит, нервно ходит по комнате.

Чалов:- Мне надо было покончить со всем этим разом. Постоянное сознание того, что я занимаюсь не тем чем надо, изнурило меня в конец. Я чувствовал, что и семью извёл бесконечными придирками. Причиной же всему была неудовлетворённость самим собой. Не так жил и не там, как мне казалось, работал. Однажды, переходя железно-дорожные пути, вспомнил случай, когда при переключении стрелки прохожему зажало ногу и он стал жертвой наезда поезда. Я вдруг подумал, что в общем-то было бы не плохо подобным образом посчитаться с жизнью. По крайней мере, никто не подумал бы о самоуничтожении. Словом, я стал мечтать о катастрофе, в которой можно оказаться невинной жертвой. Ты, конечно, понимаешь, почему я не пошёл по пути обычных самоубийц. Омрачить близких людей собственной беспомощностью перед жизнью, думалось мне,– в высшей степени негуманно.

Н.И.:- Но ведь ты был неплохим инженером, Виктор? Разве этого мало?

Чалов:- Правильно, был инженером! Но каким?– Бескрылым! Всю жизнь мне хотелось писать! И всю жизнь я только и знал, что собирался это делать, пока, наконец, не понял, что ещё немного и finita la commedia, – конец мечте, а значит, и конец Виктору Чалову. Ничто: ни тёплый житейский очаг и бесконечные путешествия, ни беспробудное пьянство и беспредельные увлечения любовью, равно как и не одухотворённый труд – не заменят человеку его главного назначения – творить. (С пафосом) Ибо творчество, уважаемая Наталья Измайловна, это и есть то, для чего создан человек – homo sapiens.

«Я есть я!»– говорит человек– творец, утверждая свой гений, то есть то самое красивое и самое ценное, что заложено в нём самой природой. Всё остальное лишь уход от жизни…

(Постепенно успокаивается. Затем вспоминает стихи. Читает, словно размышляет).

Года – они песчинки бытия -

Увы – их нам отпущена щепотка.

Ты только осознал, что путь короткий,

А сам уже полжизни растерял…

А если б не щепотку, а бархан

Тебе судьба отмерила песчинок,

Уверен ты, что жизнь бы получилась

И ты по ней бездумно не порхал?..

Молчишь…

– Так вот, Наталья Измайловна, я осознал, что полжизни потеряно, но, увы, ничего путного не сделано.

Н.И.:– Загибаешь, Чалов, что ничего не сделано. Благодаря твоим наблюдениям за редкими элементами в подземных водах, мы заварили таку-ую(!) кашу…

Чалов:– Вот именно, вы заварили, а опять же не я. Потому что для вас, Наталья Измайловна, это главное. Это, если хотите, ваше(!) горение.

Н.И.:- Ну знаешь ли… Уж не хочешь ли ты сказать, что извлечение редких элементов из воды для тебя ничего не значит? Для страны, стало быть, для общества – это большое дело, а для него, видите ли, ничего не значит.

Чалов:- Вы не так меня поняли. Для меня, конечно, приятно, что так дело оборачивается. Но ведь это просто результат моего всего лишь добросовестного отношения к некогда возложенным на меня обязанностям. Не больше. Это мог сделать любой. И я – здесь чистая случайность.

Н.И.:- И всегда-то ты, Чалов, норовишь быть оригинальным. Разве может добросовестное отношение к труду быть случайностью?

Чалов (раздражаясь): – Да пойми ты меня правильно. Одно дело добросовестно исполнять чью-то идею и совсем другое – свою. Разумеется, если она есть. Я творить хочу! Мне писать должно о таких вот людях, как ты, потому что чувствую к этому призвание. Вижу в этом своё назначение. Писать, пока не поздно!

Н.И.:- Извини, Виктор. Но мне тогда, после твоего неожиданного отъезда, показалось, что ты просто предал идею.

Чалов: - Это потому, что идея была не моей, а вашей.

Н.И.: - Возможно, хотя это не совсем так. Читала твои статьи. Бойко пишешь. Спасибо, помог выступлением и по поводу редких элементов: привлёк внимание специалистов и общественности.

Чалов: - Вот это для меня действительно важно. (С лёгкой иронией и в то же время с гордостью). Сейчас я рядовой корреспондент полуострова Сокровищ, и в свои 36 лет – начинающий писатель. Горжусь этим, не скрывая чувств.

Н.И.: - Однако вчера ты был хорош в кругу своих новых друзей. Нечего сказать.

Чалов (грустно): – Да, вчера я затосковал… трошки.

Н.И.: - С чего так, если не секрет?

Чалов: – Не секрет. (Серьёзно) О жене и дочке затосковал.

( Пауза.Наталья Измайловна заметно грустнеет. В её воображении знакомая мелодия и слова «Испить с тобой любви отраву хотелось сердцу моему»).

Н.И.(со скрытой надеждой): – А как с теми, которые по тебе сохнут?

Чалов (после паузы):

Когда б я мог не колебаться,

Не быть в плену слепых страстей,

Когда б я мог не спотыкаться

О ворох мелочных затей,

Когда б я мог самозабвенно

Одно любить, другое бить,

И свежих чувств ловить мгновенье,

Чтобы тотчас же их забыть!..

Но мир – сплошные парадоксы,

А я, увы, его мирок.

…Не от того ль любые ГОСТы

Мне режут горло поперёк?!..

Н.И.: - Неисправимый ловелас, самовлюблённый к тому же…

Чалов:- Нет, Наташенька, это старые вирши… Кстати, как у вас с Олегом?.. И где сын?

Н.И.: - С Олегом – никак. Говорят же, что я сильная женщина – решаю один раз. А… Андрюшка учится в институте, в Омске. (Несколько разочарованная) Ну я, пожалуй, пойду на свой самолёт. Когда будешь в наших краях, заходи в контору. Ребята будут рады встретиться с собкором полуострова Сокровищ.

Чалов (вставая): – Непременно зайду. ( Помогает Наталье Измайловне надеть плащ. И вот она у двери). Наталья Измайловна! Наташенька!

( Войтова резко оборачивается. Чалов стоит перед ней на коленях)

Прости меня… Наташа…

(Некоторое время растроганная Наталья Измайловна нежно перебирает волосы на голове Чалова. Затем, взяв себя в руки, отстраняется и со словами «Будь счастлив, Виктор» – удаляется).

Конец

Алма-ата

26.10.1976 г.

Вышли из редакции поэты Бернадский, Смирнов и с ними я. Не успели перейти проезжую часть асфальта, как увидели двух типов, которые выстроившись «в ряд» и воздев руки под козырёк, смотрели на нас, как на солнце. Поджидали. «Сельские мечтатели», – сказал Валентин Смирнов. Один увязался за нами. Звали его Миша. 52-х лет. «Самый главный его промах, – комментировал Смирнов,– это то, что он считает себя слишком умным. Работает в сельхозжурнале – «сельский мечтатель!». На нас напал смех. Валентин незаметно для Миши обхохатывал его, а когда тот встревал в разговор, Смирнов говорил: – Нет, нет, Миша, мы не о тебе». И в самом деле, Миша был смешон. Высокий, рыхлый, в очках, с каким-то странным разрезом глаз – от переносицы к бровям. «Чеховский герой». На базаре купили огурцов и, как оказалось, непросолённой капусты. Взошли в забегаловку наверх. Мы с Валентином не пили. Василий Анисимович поварчивал: «Не знаете, чем лечиться надо».

– Говорят, Миша, ты с двумя бутылками «Рубина» поднимался в редакцию и с каждым этажом твоя брань, всё сильней сотрясала стеклянные стены здания, – подзадоривал Смирнов. Дело в том, что Мишу на днях уволили из журнала «Сельское хозяйство». – Ложь это всё. Я никогда не пью «Рубин» и вообще паршивое дешевое вино, – оправдывался Миша, прихлёбывая дармовое «Белое крепкое». – А дело было так: ко мне домой пришёл сантехник и мы выпили бутылку водки. Потом я пошел в редакцию, по дороге ещё слегка приложился. Зашёл к редактору Ковалёву и говорю:– Почему ты меня не посылаешь в Целиноград, я привезу оттуда проблемную статью о механизации чеснока и лука?– Тот буркнул: «Посмотрим». Я вспылил: -Ты всё время говоришь «посмотрим», а не посылаешь. Собрались здесь бездари, сами ничего не делаете и другим не даёте, такие-растакие. Правда, выматерился крепко. Давление у меня поднялось… А на завтра– редакционная коллегия. И Лемберг, который не числится даже у нас в штате, выносит предложение: уволить меня с работы. Я стал просить, мол, так и так, товарищи, 30 лет работаю в печати – и вдруг выгнать. Я фронтовик, один из немногих оставшихся уже добровольцев, контуженный, наконец. Один раз сорвался – и вы меня увольняете по статье «за пьянку». Но они были непреклонны. Пришлось привлечь друзей и близких, чтобы удалиться с чистыми документами. Сейчас мне нашли работу – с завтрашнего дня приступаю – с окладом на 35 рублей больше чем здесь… А через некоторое время Миша разглагольствовал о рыбе: «В рыбе я понимаю толк, – говорил он, – 50 видов рыб знаю на память, могу сейчас перечислить». В это время мы со Смирновым, да и остальные тоже, уплетали рыбу, которую так никто и не смог определить какая – хек или судак. Миша явно испортил нам компанию.

…Узнал, что поэт Александр Скворцов лежит с опухшей печенью. Жена говорит: «Раньше выпивал пять бутылок в день, а теперь одну в пять дней».

10.12.1976 г.

Дня три назад умер поэт А. Скворцов. Об этом узнал из некролога в «Вечерке». Говорят, на поминках, слушали есенинские песни. Александр подражал Есенину и любил его. В. А. Бернадский, конечно же, был на похоронах и поминках.

Размышлизмы

В чём смысл жизни?..

Своё произведение – своё детище из собственной фантазии. Это ли не здорово? Это ли не творчество?..

Тщеславие – это хорошо до тех пор, пока не поймёшь, что это вздор. Нельзя всю жизнь стремиться только к славе. Тем более, если это желание незаслуженное.

Стремиться к изобилию? Значит в конечном итоге стать ненасытным скрягой, сутягой. Это тоже беспредельно. Да к тому же такое стремление отвлекает от других более ценных целей.

Наслаждение любовью – хорошо, здорово. Особенно в начальной стадии, когда есть противоборство духов и радость победы. Потом же всё, как всегда, как система,– суета с житейскими отвлечённостями. Постоянное наслаждение первоначальной стадией любви – бесконечно. Это просто уход от жизни. Как альпинизм, туризм – самообман, самообольщение.

Путешествия также скучны, если путешествуешь много. Притупляется внимание, как в картинной галерее. Путешествия хороши, когда изумляют. Но постоянное общение с природой, как и с людьми, стирает восторг изумления, и ты начинаешь «прикидываться», изображать искусственно изумление.

Так что же есть радость и цель жизни? Только творчество. Оно беспредельно. Но всегда заключает в себе трепет. А это вечный пламень твоей души.

Планы на 1977 год

1. По работе. Нас будет больше по составу. Больше творчества, даже делового – утилитарного (производственные сценарии, плакаты, альбомы – не отказываться от нагрузок, но выполнять их «по-своему» и с удовольствием). Статьи писать чаще. Но время всё это желательно использовать дома – так производительнее. Настоять на том, чтобы мне верили, когда я работаю дома. Потому что у меня нет целей иных, чем как можно больше сделать.

2. В стенгазете. Раскрепоститься. Писать свободнее, проще, с удовольствием. Искать юмор.

3. В худ. самодеятельности. Не отказываться от возможности сочинять стихи для песен. Хорошо бы сотворить какой-нибудь сценарий и «хохмить». Завлечь других и самому прогнать скованность. Тогда появятся по ходу новые мысли, а это путь к творчеству и самовыражению.

4. В редакции. Активизироваться. Не бояться с выводами – ведь я в полосе зрелости – уже кое-что познал в жизни (помнить об этом – Пушкина в мои годы уже не было). Быть смелее. Верить, что мои мысли кое-что значат (потому что это в какой-то мере так). Конкретно написать рецензию на сборник стихотворений, не ограничиваться обзорами поэтической почты, искать новые формы для обзоров. Это интересно, ближе к литературе.

5. В поэзии. Любые намёки на любовь – использовать для создания стихов. Как было раньше. Получается. Верить при этом в оригинальность собственного мнения – без этого трудно вначале. В словесном плане – действовать раскованнее. Не бояться резких контрастов, неожиданностей, доверять «языку». Доверять находкам ума. Не думать, что поэзия создается только чувствами. Она зависит от того, кто её создаёт. Целиком. При случае писать стихи по любому поводу, не ограничиваться позывами к серьёзному творчеству, ибо неведомо, с чего оно начинается. С каких побуждений.

6. Когда попросят что-то сделать, в смысле «сочинить», не спеши отказаться. Попробуй пойти «на поводу». Настройся на нужный лад. Потом только, если не выходит, откажись. Как знать, творческий импульс «мога быть» там и заключается, – а ты откажешься.

7. Чаще быть одному, т. е. наедине со своими мыслями, чувствами. Верить себе и своим находкам. Отстаивать их горячо, ибо часто люди «устоянные», воспитанные на принятых критериях, категориях, могут тебя разубедить в придуманном тобой. Помнить: новое не воспринимается сразу.

8. О том, что ты оригинал – знать и верить. Но не бахвалиться. Без веры в своё особое призвание творчества не бывает. Но оно гибнет, если ты будешь без конца этим хвастать и важничать. Важность в творчестве – начало гибели таланта.

9. Творить человек может, только хорошо отдохнувший. Хочешь спать – спи. Но постоянно думай о своём особом назначении и о текущих творческих делах. Тогда и спать будешь меньше.

10. Сценарий дописать в ближайшее время. И неважно – будет, он когда-либо опубликован, – отпечатать. Передумать, продумать снова, но первого варианта не уничтожать.

11. Найти для себя дома место для работы. Создать угол, отстоять удобства, умиротворённость.

12. Писать в любых ситуациях, поскольку склад твоего ума неожиданный. Завести снова удобную записную книжку. Целеустремить себя.

13. Воспринимать окружающих без зла. Разгадывать (придумывать даже) суть человека. Думать над характером. Особенно новых, свежих знакомых воспринимать с «ядром», пусть даже выдуманным тобою. Относиться терпимо. Если и зайдёшь в суждениях слишком резко, знать, что это произошло от твоих личных фантазий, или «для ради» изощрения в словах. Ведь не имеешь же ты зла «по-настоящему» на людей. Без людей – ты ничто. Они – это ты. Помни, даже кто любит только природу (пишет о ней) – олицетворяет её, одухотворяет, т. е. очеловечевает. (Например: ветерок «играет», вечер словно «замер» и т. д.). Очеловечивание – суть создания образов природы, приближение её к себе и осмысление её.

14. Помнить: твои страсти порой неожиданны, и не всегда потом приемлемы твоим разумом. Они иногда удивительны. И даже «страшны» для тебя. Может, в этом суть непостижимого творчества. Но творчество – всегда и от ума. Разумом надо тонко манипулировать, чтобы подметить в самом себе симптомы творчества и управлять ими. 15. Дома должно быть полное доверие моим творческим возможностям. Даже если они и не совсем соответствуют представлениям о них близких. Дома я должен вставать, когда хочу, уединяться, когда хочу. Никто не должен раздражаться от моего своеобразия. Только тогда будут надёжные тылы. Только тогда я смогу создать «нечто». Хватит жить суетой. Хотя и суету я порой люблю. Это отдых. Она должна быть отдыхом, но не основой моей жизни. Организовать творческую сообразность. Все должны друг в друга верить. И признавать оригинальность, своеобразность каждого. Если мне не творить, значит не жить, теперь это так ясно.

16. А что касается вина – не на угнетение же оно нам создано. Видимо, мы не достаточно сообразно умеем им насладиться. Аминь.

01.01.1977 г.

…Так я сам себе наметил программу на будущее.