Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

Джин Финклештейн и другие

Жорж говорил Сандбергу, что он планирует заниматься работой, связанной с конструированием некоей энергетической установки в Польше, проводимой американским концерном. Но возникли какие-то трудности с оформлением заграничного паспорта.^[1220] И Сандберг попытался ему помочь. В деле ФБР есть такое его показание от 23 февраля 1955 года:

«Сандберг заявил, что у него была знакомая в турфирме и была надежда, что она сможет оказать какое-то влияние на ускорение выдачи Ковалю паспорта, поскольку у Коваля была бронь на лайнер «Америка» на март 1948 года, и он не хотел её потерять. Но знакомая оказалась не в состоянии оказать какую-либо помощь».^[1221]

Так знакомая Сандберга стала знакомой и Жоржа. Судя по тому, что и через много лет он вспомнил и сообщил агентам ФБР её домашние адреса в Нью-Йорке и даже Лос Анджелесе, куда она позже переехала, Сандберг знал её очень хорошо. Её звали Джин Финклештейн (Jean Finklestein).

Это воспоминание подчёркивает и степень дружественности Жоржа, Герберта и Джин. После получения от Жоржа открытки из Парижа, о чём Сандберг, вероятно, сообщил Джин, она при встречах с ним спрашивала, есть ли у него хоть какие-то известия от Жоржа?^[1222]

Разумеется, мне захотелось реконструировать эту веточку альтерверса Жоржа 1948 года и посмотреть, что могло сблизить Жоржа и Джин?

Фамилия Финклештейн довольно редкая. Чаще всего она звучит как ФинкЕльштейн.^[1223] Я обратился к данным американских переписей и обнаружил, что в 1948 году в Нью Йорке среди многих ФинКЕльштейнов жила и Джин ФинКЛештейн, 18 лет, родившаяся там же^[1224]. Примечательно то, что её мать, Сади (Sady) Финклештейн, родившаяся в 1907 г. в России, в 1912 году эмигрировала в Америку.^[1225] Разумеется, с родителями. И документы на неё оформлялись уже в США.

Какое же имя она могла иметь в России? Поиск по именам привёл к имени Садие или Садия, в английской транскрипции Sadie. Могло ли имя Sadie при регистрации эмигрантки превратиться в Sady? Мне думается, что это более чем вероятно. А имя Садия в России – это еврейское имя, означающее «Очаровательная»^[1226]. Стали ясны и еврейские корни Джин, и её связь с Россией… Мне кажется, у Жоржа было достаточно оснований для интереса и знакомства с этой девушкой.

Ничего этого не знал в 1955 году директор ФБР Эдгар Гувер. Но, видимо, интуиция разведчика (а он к этому времени был на посту директора ФБР уже 20 лет!) что-то подсказывала ему в отношении этого знакомства. И после того, как по указанному Сандбергом адресу в Лос Анджелесе Джин не была обнаружена, Эдгар Гувер даёт 19 мая 1955 года специальное поручение своему Нью-Йоркскому отделению провести повторный опрос Сандберга с целью получения дополнительной информации о ней, «или о лицах, которые могут знать её настоящее местонахождение»^[1227].

Указание шефа ФБР было выполнено 29 июня 1955 года. И при повторном опросе Сандберг действительно дал «новые подробности»! Во-первых, он высказал свои впечатления о поведении Жоржа перед отъездом:

«Он думает, что уклончивая тактика субъекта относительно его трудоустройства за рубежом в 1948 году наводит на мысли, что Коваль занимается "подпольной деятельностью».^[1228]

А, во-вторых, заявил, что Джин была «подругой» («girl friend») Жоржа и сообщил возможный адрес её родителей в Нью-Йорке.^[1229] Более того, он сообщил и такую деталь – непосредственно перед отъездом Жорж встречался с Джин.^[1230]

Материалы дела ФБР для меня – самый глубокий, после ДСАЖАК, источник информации о Жорже. После исчерпания доступных материалов «дела Коваля» казалось, что никаких других подробностей о Джин я не получу.

Но после присвоения Жоржу звания Героя России в США произошёл всплеск публикаций о нём. И в одной из них – Майкла Волша в «Smithsonian Magazine»^[1231] – я вдруг увидел фотографию:

06.65. «… Он был известным дамским угодником».^[1232]

 

Как свидетельствует В. И. Коваль, Жорж говорил ей после смерти Людмилы Александровны, что в Америке у него были женщины. Что, в общем-то, не удивительно. Удивительно, скорее, то, что это не разрушило его чувств к своей Миле, чувств, которые выдержали испытания и разлукой, и соблазнами.

Мне было известно, что М. Волш писал свою статью, опираясь на свидетельства людей, лично знавших Жоржа Абрамовича. В ходе работы он обращался и к М. Г. Коваль, и ко мне, и использовал полученные от нас сведения корректно. Поэтому можно было верить, что характеристика Жоржа как «дамского угодника» не выдумка автора, а действительное впечатление некоторых людей, знакомых с Жоржем по CCNY.

Из текста статьи следовало, что такую характеристику давали Жоржу сокурсники по CCNY. Значит, девушка на фотографии могла быть Джин Финклештейн. Источник этой фотографии в тексте статьи не был указан, и я обратился к автору.

Не отвечая мне, М. Волш почему-то переадресовал мой вопрос редактору. Было несколько странно, что автор столь обстоятельной статьи не знает источников своей информации. Но утешало то, что Главный редактор «Смитсонианского журнала» Томас Фрайл (Thomas Frail) оперативно сообщил, что эта фотография получена от ФБР:

«Я могу сказать, что фотография появилась из файла Коваля в ФБР».^[1233]

Однако в имеющихся у меня материалах ФБР, присланных Дж. ДеБроссом, этой фотографии нет! И я попросил Т. Фрайла уточнить – какие именно материалы ФБР использовались и можно ли с ними ознакомиться. Оказалось, что в архиве редакции не сохранилось сведений о библиографической ссылке на источник информации. Но Т. Фрайл обещал лично всё выяснить в пресс-службе ФБР:

«Но я позвоню в пресс-службу ФБР, чтобы узнать, могу ли я найти человека, который расскажет мне о процедуре получения копий фотографий в Бюро».^[1234]

Я ожидал быстрого ответа, но его не было. Причина задержки стала ясна, когда я получил удивившее меня письмо – попытка Главного редактора одного из ведущих американских журналов (!) выяснить в ФБР источник информации одной из «ударных» своих публикаций, оказалась безуспешной. И Фрайл, смущённо сообщил мне об этом.

Должен отметить, что Томас был предельно откровенен со мной, объясняя неудачу двухнедельных попыток выполнить своё обещание:

«Уважаемый Юрий, мне стыдно сообщить, что я не могу получить дополнительную информацию от управления по связям с общественностью ФБР, которое не ответило на мои голосовые сообщения. И я не могу объяснить, почему в досье ФБР, которое у вас есть, нет фотографии, которая Вас интересует, если только она не поступила от ФБР. Но кредитный журнал Smithsonian говорит: "ФБР: Эд Кларк.” Выражаю сожаление, Том».^[1235]

После этого он посоветовал лично позвонить в московский офис ФБР.^[1236]

Учитывая то, что телефонные разговоры Томаса были безуспешными, я решил направить письменный запрос. После длительных попыток найти возможность связаться с ФБР, оказалось, что его московский офис не имеет доступного электронного адреса. Пришлось обратиться в центральный офис ФБР в Вашингтоне.

Но и оттуда, несмотря на неоднократные обращения по официальному адресу FBI_Accessibility@ic.fbi.gov, никакого ответа я не получил. Каждый раз я получал подтверждение о доставке письма адресату, но подтверждений об открытии письма, а, тем более, ответов по существу, так и не дождался. Молчание – золото: определить, происходят ли «технические накладки», или откровенное «профессиональное хамство» невозможно…

Впрочем, я готов признать, что выражение «профессиональное хамство» – моя оценка реакции ФБР на обращения с просьбой дать какую-то информацию о документах или событиях, переставших быть секретными – является эмоционально-субъективным и чрезмерным. Читатель, ознакомившийся с гл. 15 настоящей книги, будет иметь возможность убедиться в том, что реакция ГРУ на аналогичные обращения в целом вполне аналогична реакции ФБР. Так что упорное молчание в ответ на вопросы «с улицы», вероятно, является не хамством, а профессиональным modus operandi спецслужб любой страны.

Что же касается вопроса о том, является ли очаровательная девушка на фотографии с Жоржем Джин Финклештейн, или это какая-то другая его знакомая, я всё-таки нашел на него ответ в открытом источнике ФБР.^[1237]

Это более пространное по сравнению с вариантом, присланным мне Дж. ДеБроссом, извлечение из дела ФБР «George Abramovich Koval» и представляет собой материал, предоставленный А. Шитову.

Фотография в этом, выставленном в интернете деле, оказалась с таким комментарием:

«Жорж Коваль с неизвестной женщиной (вероятно, фото сделано летом 1947 г.)».^[1238]

Если комментарий соответствует действительности, то на фото не Джин Финклештейн – с ней Жорж познакомился весной 1948 г.

Это подтвердилось повторными показаниями Герберта Сандберга от 27.04.1956 г. Он узнал незнакомку и сообщил её имя – Хельга Гольштейн, урождённая Натен (Helga Goldstein, nee Nathen).^[1239] При этом Сандберг охарактеризовал отношения Жоржа и Хельги как «случайные»^[1240] и ничего дополнительно сообщить не смог.

Поиск этой информации по этому новому для меня источнику принёс и дополнительные результаты. Оказывается, во взаимоотношения Джин и Жоржа был вовлечён ещё дин человек – брат Джин и студенческий друг Жоржа Леонард Филдс (Leonard Fields), также известный как Леонард Финкельштейн (Leonard Finkelstein). И его показания, данные агенту ФБР Гарри Уидби (Harry H. Whidbee) 8 июня 1956 года в Сан Фернандо, Калифорния, прорисовывают дополнительные яркие детали жизни Жоржа в Нью-Йорке во время учёбы в NYCC:

«Он заявил, что познакомился с Ковалем во время занятий в NYCC примерно с сентября 1946 по май 1948 года и очень подружился с ним в этот период. Он сказал, что Коваль и он учились вместе, общались, возможно, десятки раз в месяц, и Коваль много раз обедал у него дома. Он сказал, что они также участвовали в деятельности инженерного братства в NYCC, «Эта Каппа Ню» («Eta Kappa Nu»).^[1241] По его словам, Филдс сыграл важную роль в избрании Коваля президентом местного отделения этого братства. Филдс также посоветовал ему посещать танцы, пляжные вечеринки и катался с ним на лодке. Филдс заявил, что они с Ковалем много разговаривали, и Коваль много раз говорил о своем прошлом. Филдс не мог припомнить никакой информации относительно высказываний Коваля о его ранней юности, кроме того, что у него сложилось впечатление, что семейная жизнь Коваля была не слишком счастливой. Он сказал, что Коваль никогда не говорил о политике, не проявлял никакого интереса и сочувствия к коммунизму и относился равнодушно к таким разговорам».^[1242]

Как видим, Жорж в глазах Филдса выглядит неотёсанным, но энергичным и толковым провинциалом, чуждым политики, которого он, Филдс, опекает и приучает к «светской жизни» в Нью-Йорке.

Дружба выглядит настолько тесной, что Жорж раскрывает перед Филдсом самые интимные стороны своей жизни:

«Он сказал, что до того как Коваль познакомился с его сестрой, Джин <в замужестве – Ю. Л.> Мордецки,^[1243] он встречался с несколькими женщинами в Нью Йорке. На различных мероприятиях Коваль всегда появлялся с какой-нибудь "экзотичекой иностранкой" и никогда не приводил одну и ту же дважды. Впоследствии Коваль рассказывал ему о своих отношениях с этими женщинами».^[1244]

 

То, что Жорж сознательно поддерживал интерес Филдса к «клубничке», ясно видно из таких показаний Филдса:

«Филдс сообщил, что у него могут быть фотографии Коваля и этих неизвестных женщин, и он попытается найти их и передать в ФБР. Однажды Филдс попросил Коваля откровенно рассказать о своей жизни в армии во время Второй Мировой Войны и о своей работе в Ок-Ридже, штат Теннесси. На это Коваль признался, что у него был роман с женой его начальника в Ок-Ридже, и он тайно встречался с ней много раз во время своей службы».^[1245]

Как видим, Жорж «раскрывает» Филдсу специфические секреты Манхэттенского проекта с учётом специфического интереса к нему со стороны Филдса, и, одновременно, укрепляет свой имидж «аполитичного жизнелюба» ☺…

К моменту интервью Филдса в 1956 году его сестра уже вышла замуж и носила фамилию Мордецки, а сам Филдс, судя по тону рассказа, ничего предосудительного в отношениях Жоржа и Джин не видит, поскольку Жорж в его глазах был натурой «жизнелюбивой». Очевидно, что Жорж в Нью-Йорке действительно внешне не вёл монашеский образ жизни, но насколько правдивыми были его рассказы Филдсу – большой вопрос. Казаться и быть – две большие разницы, как говорят в Одессе ☺. Невольно вспоминается ситуация с другим разведчиком – доном Руматой Эсторским из повести А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом»:

«Кавалеру и вертопраху, знающему столичное обращение и сосланному в провинцию за дуэль по любви, следовало иметь по крайней мере двадцать возлюбленных. Румата прилагал героические усилия, чтобы поддержать свое реноме. Половина его агентуры, вместо того чтобы заниматься делом, распространяла о нем отвратительные слухи, возбуждавшие зависть и восхищение у арканарской гвардейской молодежи. Десятки разочарованных дам, у которых Румата специально задерживался за чтением стихов до глубокой ночи (третья стража, братский поцелуй в щечку и прыжок с балкона в объятия командира ночного обхода, знакомого офицера), наперебой рассказывали друг другу о настоящем столичном стиле кавалера из метрополии…»^[1246]

Я не хочу сказать, что Жорж всегда ограничивался только «братским поцелуем в щёчку». С некоторыми из его женщин отношения были достаточно серьёзными для того, чтобы быть длительными. Но он всегда знал меру глубины, на которую он впускал их в свой внутренний мир. И «крепость», в которой жила его Мила, никем из других «сердечных подруг» не была взята.

Рискну всё же предположить, что наиболее серьёзную осаду этой крепости предприняла Джин. Вот что она рассказала агентам ФБР, когда они, наконец, разыскали её:

«Подробная беседа Джин Мордецки (Jean Mordetzky) (она же – Джин Финкельштейн (Jean Finkelstein) с агентами ФБР Гарри Видби (Harry H. Whidbee) и Джеймсом Миллсом (James A. Mills) состоялась 20 февраля 1956 года в Ла Верне (La Verne) Калифорния, в доме Джин.

Джин рассказала, что её братья Леонард и Джорж Финкельштейны (Leonard and George Finkelstein) в 1948 году учились в CCNY и были вместе с Ковалем членами инженерного братства. Её познакомил с Жоржем Леонард однажды ночью в марте 1948 года,^[1247] в то время как члены этого братства играли в боулинг в лиге CCNY. Он сразу привлёк её внимание и она начала с ним встречаться. Он жил в каком-то ночлежном доме недалеко от неё и подрабатывал в какой-то компании по электроснабжению. Они встречались регулярно с марта до конца сентября 1948 года, когда между ними произошла любовная ссора. После того, как он не появлялся неделю или около того, она пошла к нему домой и там узнала от квартирной хозяйки, что он уехал в Европу за день до её прихода. Она сказала, что их отношения были очень серьёзными и они обсуждали возможную женитьбу, но, поскольку так и не были разрешены некоторые маленькие различия между ними, помолвка не состоялась. Она сказала, что не виделась с ним и не имела никаких контактов после их последней встречи в конце сентября 1948 года. Она рассказала, что в их последнюю ночь она попросила его показать ей выставку, посвящённую атомной бомбе, которая проходила в Нью-Йорке около Лексингтон авеню (Lexington Avenu) в большом здании. Ей было интересно это общественное мероприятие, а он сказал, что надеется встретить там старых друзей, которых он знал, когда работал в Ок-Ридже во время войны. Она не заметила, чтобы на выставке им встретился кто-то, кого он знал, и это заметно расстроило его. После этого посещения выставки между ними и произошла ссора. В сентябре 1949 года она с семьёй переехала из Нью-Йорка в Лос Анджелес.

Она рассказала, что сообщил ей Коваль о своей прошлой жизни. Он родился в Сью-Сити, Айова. Его родители исповедовали какую-то весьма специфическую религию, и его детство из-за этого было очень несчастным. Он рассказал ей, что был блестящим учеником в школе, которую окончил раньше многих своих сверстников. Потом, в начале 30-х годов, он учился в Университете Айовы. В 17 лет он оставил своих родителей и позже узнал, что оба они умерли. Он утверждал, что был единственным ребенком в семье. У его родителей были родственники в Сью-Сити, но после их смерти эти родственники потеряли к нему интерес. Он сказал, что не имел с ними никаких контактов с начала 1930-х годов и не знает, живут ли они сейчас в Сью-Сити или переехали куда-то еще.

Он сказал ей, что ему приходилось заниматься разными работами, даже, в том числе был период, когда он работал диктором на радио, но она ничего не помнит где, по его словам, он был этим занят. Он вообще никогда не обсуждал с ней и не советовался по поводу его знакомств и контактов в Соединённых Штатах. Она не помнит его высказываний о России или других странах. Позже, когда она узнала, что он уехал во Францию, она вспомнила, что за несколько недель до их ссоры она видела его, усердно изучающего книгу по французскому языку.

Коваль рассказал ей, что во время службы в армии США во время Второй мировой войны он работал в Ок-Ридже, где создавалась атомная бомба. Также говорил, что сейчас работает в фирме электроснабжения на 23-й улице Нью-Йорка и о том, что существует возможность по этой работе зарубежной командировки, но никогда не говорил куда и для какой конкретно работы.

За время их знакомства он она помнит только две его поездки. Одна во второй половине марта 1948 года в Вашингтон на несколько дней в длинный уикенд в связи с его интересом к выставке картин, устроенной американской оккупационной администрацией Германии. Вторая – летом, как он сказал, в город где-то на Среднем Западе, по деловым причинам, связанным с работой в фирме на 23-й улице. Ей припоминается, что это был Канзас-сити, штат Миссури или что-то около него. Эта поездка длилась около десяти дней.

Среди его знакомых, встреченных ею с марта по сентябрь 1948 года, она помнит преподавателя физики в CCNY, которого Коваль рассматривал как одного из лучших своих друзей. Она помнит его только по имени Герберт (Herbert) или Герби (Herbie).^[1248] Он жил в подвальной квартире, в которой они с Жоржем были несколько раз и встречали там людей, имён которых она сейчас не помнит. Она описывает этих людей как «интеллектуалов, которые одевались и вели себя как богемная компания». С Герби она встречалась после отъезда Жоржа и они обсуждали этот отъезд во Францию.

Джин также рассказала, что Коваль был энтузиастом игры в теннис и говорил ей о двух своих близких друзьях, с которыми он ездил в Бостон, где они играли в теннис. Эта его поездка была до знакомства с ней.

Рассказала Джин и о близком знакомстве Жоржа в 1948 году с профессором зоологии колумбийского университета. Она не помнит, встречалась ли она с ним, но помнит, что Жорж говорил ей о нём в связи с его интересом к зоологии.^[1249]

Коваль, по её словам, никогда не проявлял интереса к Коммунизму или Советской России. Он был фанатом бейсбола и много раз брал её с собой на просмотр игр летом 1948 года. Он мог рассказать историю почти любого питчера высшей лиги и представить статистику его игр. А ещё он был страстным поклонником и читателем Уолта Уитмена.

28 февраля 1956 года состоялась вторая беседа Джин Мордецки с агентом Гарри Видби (Harry H. Whidbee).

В ходе беседы она не узнала женщину на предъявленной ей фотографии Коваля и неизвестной женщины, но сказала, что эта фотография, по её мнению, сделана летом 1947 года».^[1250]

Очень интересны показания Филдса о том, что Жорж не только не скрывал своей связи с «Равен электрик», но и подчёркивал намерение продолжить свою работу там:

«Филдс вспоминал, что в 1948 году все остальные выпускники NYCC были очень обеспокоены своим будущим трудоустройством, но Коваль был в целом равнодушен. Он говорил о планах вернуться к своему бывшему работодателю, компании "Равен Электрик" в Нью-Йорке, где он работал до Второй мировой войны. Филдс заявил, что Коваль определенно был заинтересован в “продажах " <т. е. в коммерческой деятельности – Ю. Л.>. Филдс отчетливо вспоминает, что в течение 1946–1948 годов у Коваля не было никакой другой работы, кроме участия в NYCC, и его единственный видимый доход был через пособия GI от администрации ветеранов. Коваль никогда не говорил Филдсу, что у него есть родственники в Нью-Йорке, и, насколько Филдсу было известно, у него не было близких друзей, кроме одноклассников. Филдс не припоминает, чтобы Коваль когда-либо упоминал о своем знакомстве с неким Бенджамином У. ЛАССЕНОМ. Он сказал, что чувствует уверенность в том, что они с Ковалем были в таких дружеских отношениях, что Коваль переписывался бы с ним после окончания NYCC, но, напротив, он ничего не слышал о Ковале с мая 1948 года».^[1251]

В мае 1948 г. Филдс переехал из Нью-Йорка в Калифорнию и его связь с Жоржем оборвалась. Показательно, что хотя Жорж показательно афиширует свою связь с «Равен электрик», он тщательно скрывает свои отношения с Б. У. Лассеном, владельцем фирмы и нелегалом ГРУ.

И завершают картину черты бесшабашного, но целеустремлённого и расчётливого студента Коваля:

«Филдс теперь вспоминает, что Коваль обычно появлялся на занятиях по утрам с таким видом, будто он либо учился всю ночь, либо был “в городе". Он заявил, что Коваль не произвел на него впечатления особого «транжира», но выглядел тем, кто очень внимательно следил за своими средствами. Он заявил, что Коваль никогда не упоминал никаких других интересов, кроме учебных предметов».^[1252]

В завершение темы «сердечных дел» Жоржа упомяну ещё одно имя, «всплывшее» из дела ФБР. Когда проверялись дейтонские контакты Жоржа, выяснилось, что летом 1945 года в Дейтоне он был знаком с некоей Джанет Фишер (Janet Fisher). Об этом рассказал Джон Л. Брэдли (John L. Bradley), сослуживец и сосед Коваля по комнате в Дейтоне.^[1253]

Ещё один бывший сослуживец Жоржа, Ирвин Вейсман (Irving Weisman) утверждал, что Жорж описал ему эту девушку из Дейтона так: «та, на которой он почти женился».^[1254] А миссис Эдит К. Фишер (Edith C. Fisher), Дейтон, Огайо, когда 18 апреля 1956 года разговаривала с агентом ФБР рассказала, что её дочь действительно знала Коваля в 1945 году, а сегодня живёт с мужем, Генри Дж. Боукером (Henry J. Bowker) в Марне, во Франции.^[1255]

…Как хорошо известно, всё, что имеет начало, обязательно имеет и окончание ☺. И окончание «спецкомандировки» Жоржа, как видно из изложенного, оказалось столь насыщенным неожиданными ветвлениями его альтерверса, что их рассмотрение даёт богатую пищу для «эвереттических спекуляций» (они же – ветви древа его судьбы в многомирии).

Какими же путями Жорж из дипломированного американского электротехника и нелегального агента ГРУ перешёл в состояние советского аспиранта-химика, солдата запаса Советской Армии? К их рассмотрению мы и приступаем.