Ранним утром чародейка вышла из каюты на палубу и с наслаждением потянулась. Легкий ветер брызнул ей в лицо капельками воды. Лайза улыбнулась и посмотрела вокруг. Лигах в двух по левому борту виднелся берег. Серо-желтая равнина уходила вдаль, на горизонте заканчиваясь высокими горными пиками, чьи вершины терялись в облаках.

– Интересно.

Девушка нашла вахтенного и поинтересовалась у него про окружающие места.

– Это район Ашарры, – последовал ответ матроса, обрадовавшегося компании. – Здесь язык Великой Пустыни вытягивается до самого океана. А дальше, в сотне лиг от берега, начинаются горы Сай. Вскоре можно будет разглядеть пик Дженнингон, самый высокий среди этих гор, а может, и на всем материке. Что еще интересного в этих местах, так это то, что почти точно на восток находится знаменитый горный храм Кноу, где монахи хранят великие знания. Некоторые говорят, что там есть записи, оставшиеся аж с первой эпохи! Но это, наверное, только слухи. Хотя что-нибудь из эпохи Древних вполне может там быть.

– Да? Как интересно. А где бы мне найти капитана?

Через десять минут Лайза уже была в каюте и расталкивала спящего барда:

– Вставай, мы сходим.

– Куда?

– На берег. Собирайся.

Еще через двадцать минут спутники уже стояли на палубе. Лайза, одетая в свои любимые брюки и водолазку, беседовала с капитаном.

– Вы уверены, что хотите высадиться именно здесь?

– Абсолютно.

– Что ж, как скажете. Но вам придется идти через пустыню.

– Не страшно. Только скажите, там можно идти днем или все-таки лучше по ночам?

– Что вы! Ночью. Днем жарко.

– Спасибо за гостеприимство.

– Не за что.

Вскоре от борта «Арголессума» отвалила шлюпка и, подгоняемая движениями четырех пар весел, направилась к берегу. Саймон и Лайза сидели на скамье и смотрели на удаляющийся корабль.

Через треть часа лодка ткнулась носом в землю, оставив небольшую борозду в песке. Спутники выскочили на берег, замочив ноги в набежавшей волне. Шлюпка отошла в море, развернулась и начала возвращаться на корабль.

Путешественники молча пронаблюдали, как поднимают на борт шлюпку, как "Арголессум", отсалютовав флагом, продолжает свой путь, и развернулись к пустыне. Берег представлял собой ровное, слегка возвышающееся пространство неопределенного серого цвета. Песок, мелкие камни, еще что-то. Дальше, в глубь суши, песок уже приобретал легкий желтый оттенок. Начинались песчаные холмы. Кое-где виднелись растения: неприхотливые вьющиеся колючки и высокие стебли пустынника, серые и сухие, похожие на камыш.

Лайза повязала на голову мокрую тряпку.

– Предлагаю отойти немного от берега, пока не станет уж совсем невыносимо жарко, и тогда устраиваться на отдых. Дальше пойдем уже по ночам.

– Полагаюсь на тебя, у меня нет большого опыта путешествий в пустынях.

– Да у меня, честно сказать, тоже не особо много.

Жара пришла очень быстро. Лайза огляделась по сторонам, прикрывая глаза ладонью, и направилась влево, где виднелась небольшая группа стеблей пустынника.

Спутники бросили на растения отрез парусины, взятый с корабля, соорудив вполне приличный навес, который давал столько тени, что в ней могли с удобством разместиться два человека. На песке расстелили второй кусок ткани.

Лайза сделала пару глотков из своей фляжки, легла и быстро уснула. Саймон некоторое время посидел, глядя на океан, после чего тоже лег, глядя на полотно навеса. И уснул, неожиданно для себя.

Ночь 41

Коар уже наполовину скрылся за горизонтом, когда Лайза открыла глаза. Жара быстро спадала. Чародейка растолкала барда и принялась скатывать навес. Через пару минут спутники направились к горам.

– Видишь эту звезду? – поинтересовалась девушка через какое-то время. – Нам следует идти так, чтобы она была над левым плечом. Ну, это так, на всякий случай. Хоть тут и видно горы, но чтобы не заплутать.

Саймон вначале шагал рядом с девушкой и глазел по сторонам. Пустыня вокруг оправдывала свое название и была пустынной. А может быть, только казалось такой. Обширные ровные стеклянистые пространства чередовались с высокими сыпучими барханами и насыпями. Камни и песок, нечастые растения, да пробегали иногда под ногами какие-то стремительные животные вроде ящериц. Разглядеть внимательно их не удавалось. Постепенно бард пристроился идти след в след за чародейкой и принялся бормотать что-то себе под нос.

– Что такое? – немедленно оглянулась Лайза, не снижая шага.

– А? – не понял бард.

– Ты что-то говоришь.

– Да не… это я так, рифму подбираю. К слову пустыня.

День 42

За всю ночь Лайза разрешила сделать привал только пару раз, на треть часа каждый. Все остальное время девушка бодро шагала вперед, заставляя барда поддерживать темп. Когда горы впереди стали различимы на фоне светлеющего неба, Саймон искренне обрадовался и начал присматривать место, подходящее для привала. Однако Лайза решительно отвергала предлагаемые варианты и продолжала идти вперед.

– Не дергайся, Саймон. Пройдем еще по утренней прохладце.

Когда же, наконец, прохлада уступила место теплу, а затем и жаре, чародейка объявила привал.

Вопреки усталости, Саймону не спалось. Возможно, из-за удушающей жары. Бард повернулся на бок. Неожиданно его внимание привлек странный объект, похожий на ящик с отверстиями, стоящий в паре десятков локтей от места привала. Точнее, Саймон был уверен, что это именно ящик с отверстиями, но среди пустыни? Вставать и проверять казалось неразумным. Во-первых, очень не хотелось вылезать из укрытия и шагать куда-то под жгучими лучами. Во-вторых, это мог быть просто мираж, и в погоне за ним можно было уйти очень далеко. Поэтому бард продолжал лежать себе на боку и смотреть на странный предмет.

Но ящик не давал покоя воображению. Саймон не вытерпел, сел, протер руками глаза. Ящик был на месте. Бард осторожно потряс спутницу за плечо.

– Что?

– Лайза, что это?

Чародейка села, несколько долгих секунд глядела на указанный бардом предмет.

– Это барашек, – наконец резюмировала она и легла снова.

– Хм, а я вижу ящик.

– Так и есть, ящик, – согласилась девушка. – А внутри – барашек.

– Но что он делает в ящике среди пустыни?

– Ждет хозяина. Саймон, отдыхай. Нам еще долго идти.

Бард лег, отвернулся спиной к ящику и постарался уснуть. Через некоторое время он провалился в тревожное забытье.

Когда Лайза разбудила спутника, Коар уже скрылся за горизонтом, и жара спала. Хотя дневной сон был неглубоким и тревожным, после него бард почувствовал себя отдохнувшим. Первым делом он посмотрел на ящик с барашком. На том месте ничего уже не было. Ни ящика, ни следов.

– А где барашек?

– Дался тебе этот барашек. Идти пора.

Ночь 42

Лайза внезапно насторожилась и сделала знак остановиться. Бард тоже начал прислушиваться к окружающим звукам. Сквозь ветер доносился непонятный свист, или скрежет, будто сталью по стеклу. Источник звука быстро приближался. Лайза отбежала к ближайшему высокому бархану, поднялась к вершине и залегла. Бард упал рядом. Спутники осторожно выглянули на другую сторону.

Под углом к их курсу с большой скоростью двигался корабль. В свете звезд летело над песками голубое облако. Сверкали металлическим блеском паруса. Острый нос корабля разрезал песок, издавая тот самый воющий звук. На корме стояли три синие фигуры, одетые в тонкие развевающиеся одежды, с лицами, закрытыми металлическими бесстрастными масками, с тонкими руками, скрещенными на груди.

Странный корабль проплыл, будто видение, перед глазами потрясенных спутников и скрылся вдали. Скоро затих и звук.

– А чт…

– Без комментариев.

День 43

Поздно утром Лайза остановилась и протянула руку в сторону, указывая на что-то. Саймон равнодушно посмотрел в указанном направлении… и моментально утратил все равнодушие.

– Это ведь мираж? – спросил полуутвердительно Саймон.

– Кажется нет. Пройдем немного в ту сторону, если будет удаляться – остановимся.

Это оказался не мираж. Небольшой оазис среди пустыни. Маленькое прозрачное озерцо с холодной водой, укрытое в тени выросших на берегах пальм. Настоящий рай, особенно для уставшего путника, измученного жарой.

Путешественники остались в оазисе на целый день. Сон в прохладной тени. Свежая вода, которую можно пить, и в которой можно купаться, сколько душе угодно. Эта возможность, которую обычно считают чем-то естественным, становится наслаждением. Особенно после нескольких дней ее отсутствия.

Ночь 43

– Если все пойдет хорошо, то уже к утру мы подойдем к горам, – заявила Лайза покидая оазис.

Спутники шли по местности, которая сильно выделялась на фоне остальной пустыни. Ровная как стол поверхность с твердой слежавшейся землей, покрытой трещинами, и редкими камнями простиралась на лигу вперед. Ее будто избегали растения, даже неприхотливый пустынник, не было видно животных и насекомых. Даже песок не заносил это место, а старался покинуть как можно быстрее, отчего под ногами при каждом порыве ветра текли серые тонкие струйки.

– Помнишь в Белом Лесу маги сделали большой взрыв? – обратилась Лайза к барду.

– Угу.

– В принципе, «Цветы Коар» достаточной мощности способны превратить местность в нечто подобное.

– Хочешь сказать, здесь когда-то применили разрушительное заклинание?

– Совсем необязательно. Быть может, и даже скорее всего, это место стало таким в результате каких-то естественных процессов.

– Хм, а я уже представил случившуюся в далеком прошлом, еще в Смутные времена, магическую войну, о которой даже легенд не осталось…

– Ага, – подхватила чародейка. – Или когда-то на месте нынешней Великой пустыни развернулась война Древних, в результате которой и сгинула их цивилизация, зато образовалась собственно пустыня…

– А расскажи подробнее о этом заклинании? – попросил Саймон.

– Ну, это заклинание было открыто… изобретено?.. да, правильнее все-таки изобретено, одним выдающимся магом в двести каком-то там году. Хм, знаешь, наверное, правильнее бы начать с объяснения всей системы магии. Я попробую разъяснить основу вашей лирской магии на аналогии. Представь, что тебе надо что-то сделать. Например, вырезать из дерева ложку. Ты пойдешь в лес, выберешь подходящий кусок древесины, подгонишь размеры, потом ножиком придашь окончательную форму, зачистишь, украсишь. Так?

– Ну да.

– При этом ты потратишь силы. Отдохнув, поев и попив, ты силы восстановишь. Так?

– Ага.

– Так и маги. Для выполнения задуманного они тратят силы, правда не физические, а… умственные, хотя это слово тоже не совсем верно определяет ситуацию. Наиболее тут подходит определение "магические силы", чтобы это ни значило. И маги тоже устают. Восстанавливают они свои магические силы усваиванием так называемой маны. Это вид энергии, рассеянный в окружающем мире, я говорила. Она повсюду, в живых существах, в предметах, в природных объектах. Постоянный фон маны присутствует везде. Но иногда встречаются места или объекты, в которых ее концентрация особенно велика – источники маны. Сама по себе мана – это "сырье" для колдовства. Для волшебства нужен волшебник, сама мана чудес, как правило, не делает. По сути, как я уже рассказывала в первой лекции, маг – это тот, кто способен усваивать и преобразовывать ману. Чем более тренирован человек в физическом плане, тем больше он может сделать, и тем быстрее он восстанавливает силы. Так и маги, чем способнее, тем больше они впитывают маны и, соответственно, тем сильнее. А заклинания выполняют роль инструмента, того же ножа.

– Погоди, но ведь любой может взять нож и вырезать ложку?

– Верно мыслишь. Любой может, лучше или хуже. Также и с магией. У каждого есть магические силы.

– Почему же тогда я не могу, скажем, зажечь свечу на расстоянии? Даже если обчитаюсь заклинаниями.

– Все зависит от располагаемой силы. К примеру, некоторые люди от природы сильнее других. Они специально не занимаются, но могут поднять быка-трехлетку. Люди, которые от рождения сильны в магическом плане, становятся магами. Но! Магическую силу, как и физическую, можно развить тренировками. Скажем, я не маг от рождения, но вполне могу применить несколько заклинаний, если понадобится. И опять же, в обращении со всяким инструментом важна сноровка и навык.

– Выходит, заклинания – это инструмент? Но маги высокого уровня не читают заклинания. Я видел, как ученик долго готовится и читает заклинание, вызывая молнию. Но субмагистр, например, бьет молнией несколько раз за секунду.

– Маг уровня субмагистра читает заклинание мысленно, причем очень быстро, практически не осознавая. Как и с инструментом, все упирается в опыт. Если дать топор какому-нибудь писарю из администрации мэра и попросить нарубить дров, то он это будет делать, во-первых, долго, весь день, а во-вторых, и по ноге себе может попасть. В то время как мастер-плотник этим топором сначала побреется, затем дом срубит, потом украсит изящным орнаментом с помощью этого же топора, а на ужин еще и кашу из топора сварит. И все это за один день. И тут мы должны вспомнить о колдунах, людях, чрезвычайно способных к магии от рождения, однако не получивших должного образования. Колдуны способны обходиться без заклинаний. Тут, вероятно, будет уместна аналогия из сопротивления материалов: чтобы рассчитать параметры некой конструкции, да хоть балки, держащей определенную нагрузку, можно воспользоваться формулами, что под силу любому, знающему эти формулы да имеющему некоторый опыт их применения. Но иногда встречаются люди, интуитивно чувствующие, какое сечение должно быть у этой балки. Колдун преобразует ману столь же инстинктивно, не зная никаких заклинаний. Благодаря своим талантам, колдуны потенциально очень сильны, и средний колдун по количеству используемой маны, то есть по силе, не уступит субмагистру. Но уступит по арсеналу применения этой силы. К тому же, колдуны редко встречаются.

– Получается, колдун, прошедший обучение в магической школе, будет очень силен?

– Невероятно силен. Но вернемся к мане. Физическую силу можно запасти. Например, сжать пружину, которая при разворачивании вернет энергию. Помнишь детские заводные игрушки? Также и магическую энергию можно запасти в артефактах. После чего останется только «спустить курок» и потратить этот запас. Его можно использовать как запас энергии для восполнения сил, или для какого-либо предопределенного действия, в зависимости от артефакта. Возьмем, например, боевые или охранные амулеты. При использовании формируют, скажем, молнию или огненный шар. При этом человек, использующий артефакт с предустановленным эффектом, может и не быть магом. Как пример, ты можешь взять дротик и метнуть. А можешь взять арбалет, чтобы, используя энергию заранее натянутой тетивы, послать болт гораздо дальше. Также можно совмещать амулет и заклинание для большей эффективности. Кстати, что-то можно ведь сделать и без инструмента вообще, чисто силой.

– Кажись, понял. А как можно развить свои магические силы?

– Да в принципе так же, как и физические. Стиснув зубы, через усталость и ноющие мышцы. Ну, образно говоря. Но вернемся к «Цветам Коар». Я уже рассказывала, они были созданы несколько столетий назад магом по имени Сарах. Над заклинанием он работал несколько лет. И то, что у него в итоге получилось, стало одним из наиболее страшных заклинаний в истории. «Цветы Коар» стягивают всю доступную ману из района действия и преобразуют ее в поражающий эффект. Чем больше магов читает заклинание, а также чем выше их уровень, а также чем больше энергии вокруг, тем более сильным получается эффект. С количеством энергии все понятно, уровень заклинателей влияет на полноту использования маны, а их количество определяет радиус действия. Скажем, в Белом Лесу было трое магов ниже среднего уровня, но ты помнишь, что произошло. А, например, если все семеро магистров Лиры прочитают это заклинание над источником маны, то «Цветы Коар» весь материк испарят аж до лиги в глубину. При этом даже не будет спецэффектов наподобие огненного столба, уходящего в небо. А если заклинание будет применено Высшей дюжиной Конкордата в месте, богатом маной, с использованием легендарных артефактов, то Лиры вообще не станет. В смысле, всей планеты. Даже Лорд-Конкорд не может прочитать это заклинание мысленно. Не потому что заклинание сложное, а потому что это не тот инструмент, который может быть привычным. Необходимы постоянное внимание и абсолютная концентрация при каждом использовании. Позднее Сарах и его последователи улучшили заклинание добавлением некоторых вспомогательных. Так, читающих заклинание магов защищает непробиваемый силовой щит, при срабатывании "Цветов" заклинателей либо телепортирует в безопасное место, либо помещает в стазис-кокон. Стазис-кокон, тоже изобретение Сараха, образует вокруг мага непроницаемую сферу, абсолютно защищающую человека от любого воздействия извне. При этом сам защищаемый оказывается в особом состоянии – безвремении – в котором нет старения и каких-либо потребностей – дышать, есть… И при выходе человеку покажется, что прошел лишь миг, даже если на самом деле он был в этом состоянии тысячи лет. Мага в стазис-коконе можно безо всякого для него вреда сбросить в действующий вулкан. Причем кокон может двигаться, например, вынося человека из расплавленной скалы, образовавшейся, скажем, в результате применения "Цветов". Медленно, конечно, но тем не менее. Для выхода из стазис-кокона требуется определенное воздействие снаружи. Изначально – магическое, произведенное человеком вблизи, несложное и показывающее только, что окружающая среда безопасна до уровня существования живых существ. Я слышала упоминания о попытках настройки выхода по наружным условиям, то есть по температуре, плотности. Однако ничего конкретного о результатах не знаю. Если они и есть, то засекречены.

– Н-да… А, скажем, разрушения, подобные окружающей нас сейчас обстановке?

– Ну, с учетом всего… навскидку… один суб-магистр. Без амулетов. В произвольном месте.

Саймон замолчал, потрясенный мощью заклинания. Через некоторое время он вспомнил кое-что интересное:

– Лайза, ты когда объясняла про магию, сказала «вашу лирскую». У вас она другая? Разве магия не одна и та же везде?

– Хм, нет. Это зависит от богатства мира энергией, от частоты рождения одаренных людей, то есть, привычно ли волшебство или остается диковинным чудом. Но самое главное, от людского отношения к магии. Я сделала для себя вывод, что магия – это то, что называют магией. Как бы парадоксально это ни звучало.

День 44

По общему согласию было решено не останавливаться после рассвета, а идти до упора, тем более, что пустыня уже оставалась за спиной и жара заметно спала.

К полудню спутники оказались в предгорьях. Умывшись в бегущей с гор бурной речушке, они начали восхождение.

– Ну вот, Саймон, ты пересек язык Великой пустыни, – весело сказала Лайза. – Можешь занести это в список личных достижений.

Если на севере горы Сай начинались с покрытых зеленью холмов, постепенно растущих и медленно и незаметно переходящих в собственно горы, то на границе Великой пустыни такого привлекательного фасада не было. Горы практически сразу уходили в заоблачные выси, а острые серые камни предгорий не украшала зелень. Однако такой суровый вид отлично гармонировал с пустыней. Ведь, право слово, не смотрелись бы тут зеленые холмы.

Лезть к здешним вершинам без снаряжения и подготовки явилось бы вернейшим методом самоубийства. Однако до храма Кноу можно было добраться по извилистым, но более-менее проходимым для пешего странника подходам. Изредка на камнях встречались небольшие, величиной с ладонь, выбитые стрелки-треугольники с причудливой руной в основании. Эти стрелки, как было широко известно, указывали направление к храму. Но одно дело просто знать, что означают рисунки, видеть их в книгах, и совсем другое – идти по кручам, дрожа от ледяного ветра, ища маленькие стрелки и стараясь выдерживать указываемое ими направление.

Спутники постепенно забирались все дальше и выше. Изредка путь им преграждали узкие, но глубокие ущелья. В большинстве случаев через них были перекинуты висячие мостики, составленные из досок и веревок и казавшиеся ужасно ненадежными. Далеко внизу под ними бурлили стремительные речки или просто лежали валуны. Если мостов не было, приходилось идти боком по узенькой тропке, прижавшись к отвесной скале и стараясь не смотреть вниз.

Наконец впереди открылось широкое ущелье, настоящая пропасть, через которую вел даже не мост, а узкая, дважды изогнутая насыпь. Перед самой пропастью была стрелка, однако символ в основании был не таким, как у других стрелок по дороге. Насыпь подходила к высокой стене из огромных каменных блоков, точнее, к металлическим двустворчатым вратам с маленькой дверцей-калиткой, на которой был изображен тот же символ, что и у стрелки на другой стороне пропасти. На калитке выделялось кольцо-молоток, Лайза взялась за него и постучала.

Дверца открылась почти сразу же. На пороге стоял молодой парнишка-монах, бритый наголо кроме длинной косички на левой стороне затылка, одетый в серую грубую одежду. Лайза обратила внимание на его открытые улыбающиеся глаза.

– Добро пожаловать в храм Кноу, путники, – монах отступил в сторону, давая возможность пройти. – Мы рады гостям.

Спутники шагнули, чуть пригнувшись, в калитку и оказались на монастырском дворе. Стена уходила вправо и влево, обхватывая гигантскую территорию, центром которой являлась целая гора, чья вершина терялась за облаками. Скольких трудов стоило построить эту стену, даже представлялось с трудом. Наверняка здесь не обошлось без магии, решил Саймон. По левую руку от вошедших гостей располагалось большое ровное пространство. В центре его находился колодец, чуть в стороне, на посыпанной белым песком квадратной площадке несколько монахов отрабатывали приемы какого-то боевого искусства. А прямо впереди открывался сам монастырь. Частично вырубленный прямо в скальной породе горы, частично построенный из больших каменных блоков, он приковывал внимание. Куда-то вверх уходило множество каменных лестниц-тропинок. Словно ласточкины гнезда тут и там чернели провалы окон и входов. Повсюду зеленели кусты и деревья.

– Ступайте за мной, путники, я покажу вам кельи для гостей, – произнес монах-привратник.

– Что, так сразу – и в гости? – удивился Саймон. – Даже не спросив, кто мы такие и зачем пришли сюда?

– Вы – уставшие путники, – слабо улыбнулся послушник. – У нас принято сначала дать гостю возможность отдохнуть после трудной дороги, а уже потом говорить о делах, его сюда приведших. Но вы можете сообщить мне цель своего визита, и я постараюсь вам помочь.

– Э, при всем уважении, не хочу вас обидеть, но ваш пост для этого достаточен?

Монах улыбнулся.

– Я подразумевал, что сообщу это настоятелю. О нет, что вы, не извиняйтесь, – юноша вскинул руки в останавливающем жесте, видя смущение на лицах гостей. – Вы меня никоим образом не обидели. Да и как можно обидеть? Только человека, который готов обидеться, можно обидеть. Если мне указывают на занимаемый мною пост в монастыре, как я могу обидеться на правду? Если сенсей указывает мне на какие-то недостатки, как же я обижусь на правду? Если какой-то незнакомый человек говорит мне о моих недостатках, то я смотрю, нет ли у меня действительно того, о чем он говорит. И если такое есть, я благодарю его за помощь, а если такого нет, то я понимаю, что этот человек говорит неправду. Зачем же мне обижаться на явные глупости? Если же он хочет оскорбить меня, то обижаться все равно нет смысла, ибо говорящий неправду о других заслуживает не обиды, но сожаления. Впрочем, мы пришли. Вот кельи для вас. Там есть вода, чтобы умыться, и кровати, чтобы спать. Если вы голодны, обратитесь к любому из братьев, он укажет вам путь в столовую. Удобства в той стороне.

Монах удалился, оставив спутников у двух одинаковых дверей в конце небольшого коридора.

– Знаешь, мне кажется, здесь живут странные люди, – заметил Саймон.

– Значит, мы пришли куда надо, – отрезала чародейка. – Здесь нам самое место.

– И ведь не поспоришь, – вздохнул бард и открыл дверь.

Келья представляла собой небольшую комнату, пять шагов на три. Небольшое окно без ставней выходило на пропасть. Залетевший в него порыв холодного ветра заставил барда поежиться. Из мебели в келье находилась только узкая кровать из неструганных досок, представлявшая собой просто более-менее ровную площадку на коротких ножках, и маленький стол из таких же досок, на котором стоял глиняный кувшин с чистой холодной водой и глиняная чашка.

Саймон бросил сумку на кровать, вышел обратно в коридор и постучался к Лайзе. Чародейка стояла у окна и смотрела вниз.

– Ну и как ты это находишь?

– Красиво. Холодное величие гор. Как я понимаю, эта пропасть идет вокруг храма наподобие крепостного рва. И пешком ее перейти можно только в одном месте.

– Я про комнаты.

– А что не так? Есть все, что надо. Мы же не за комфортом пришли.

Лайза бросила на спутника быстрый взгляд, шагнула к нему, буквально толкнув, усадила на койку. Взяла пальцами за подбородок, заставляя поднять голову, внимательно посмотрела в глаза.

– Знаешь, Саймон, что-то мне за тебя не спокойно. Что-то на тебя находит временами.

Саймон вздохнул, попытался отвести взгляд, но чародейка ему этого не позволила.

– Рассказывай.

– Да это не важно.

– Саймон, я твой друг. Я могу называть себя твоим другом?

– Спрашиваешь!

– И мне не все равно, что с тобой происходит, и как ты себя чувствуешь. Расскажи мне.

– Это после Рэйвенхольма, после казни…

– Что не так?

– После того как ты меня вытащила с той стороны, меня посещают всякие мысли. Я стараюсь не показывать и бодриться, но я начал задумываться о жизни, о смысле ее.

Лайза присела на корточки перед спутником.

– И?

– Невеселые эти мысли какие-то. Трудно мне. То увлекусь каким-то делом и ничего, а то…

Чародейка задумчиво потерла кончик носа.

– Тебе нужна помощь или сам хочешь справиться? – осторожно поинтересовалась она.

– Я не знаю.

– Тебя не устраивает твоя жизнь? Хочешь чего-то другого? Например, осесть где-нибудь, открыть трактирчик. Жениться, наделать кучу детишек, приобрести уважение окружающих, положение в обществе. И доживать свой век мирно, в тишине и спокойствии…

Бард улыбнулся.

– Нет, это мне не подойдет. Я бродяга по натуре, мне не усидеть на одном месте. Я люблю свою жизнь, но что-то гнетет. Мне нравится то, что я делаю, но зачем я это делаю?

– Хм, интересно, – Лайза опять потерла нос. – Саймон, тебе ведь наверняка приходилось в жизни проводить ночи в одиночестве, вдали от городов и людей, так?

– Да, конечно. Я много путешествовал, и конечно, при этом часто приходилось ночевать под открытым небом, иногда даже без костра и ужина.

– Скажи, не посещали ли тебя мысли о жизни в эти моменты?

– Я задумывался о многом. Когда вокруг природа, а не каменные стены, когда над тобой не потолок, а бездонное небо, приходят мысли не о суетной повседневности, но о вечном. Становишься как-то… выше, это нелегко объяснить словами, но в такие моменты рождаются песни. Будто приходят в гости к одинокому страннику. За такие ночевки я и люблю свою жизнь и свою профессию, – на лице барда появилась мечтательная улыбка.

– Я тебя хорошо понимаю. И что ты решил тогда о жизни?

– Я решил жить для жизни. Радоваться каждому дню, каждому событию, не считая его хорошим или плохим. Радоваться ветру, солнцу, дождю…

– И что тебя сейчас не устраивает в такой философии?

Бард задумался.

– Чего-то не хватает. Не могу выразить это словами, но мне кажется, что должно быть что-то еще. Что-то очень важное.

– Разве не важно радоваться жизни?

– Конечно. Это так, но… – Саймон замолчал.

Чародейка выпрямилась.

– Скорее всего, тебе предстоит долгий поиск этой странной штуки – смысла жизни. В любом случае, монастырь – это самое подходящее место для того, чтобы привести свои мысли в порядок, не так ли? Пошли наружу, посмотрим, что и как.

– Лайза, а тебя не посещают такие мысли?

– Всякое бывает.

– Не расскажешь?

– Нет. Мой взгляд на жизнь хорош для меня. А тебе нужно твое мировоззрение. Которое и будет для тебя самым лучшим. Потому что будет твоим, а не чьим-то. Родным, выстраданным, а не подаренным или навязанным.

Спутники вышли на двор и принялись осматривать знаменитый храм Кноу. Все слышали о нем, однако похвастаться, что видели его своими глазами, могли немногие. Любопытных гостей не прогоняли и не запрещали входить. Но, к примеру, когда спутники подошли к тренировавшимся монахам, те прекратили занятия, вежливо поклонились и остались стоять неподвижно, с любопытством поглядывая на гостей. Лайза подняла руки, мол, не обращайте внимания, продолжайте, но монахи только снова поклонились и занятия не возобновили. Чародейке осталось только снисходительно хмыкнуть и уйти дальше.

Когда начало темнеть, спутники успели осмотреть только двор, и то не весь, и нижние части скалы.

– Добрый вечер, уважаемые гости, – подошел к ним монах. – У нас сейчас ужин. Желаете ли вы присоединиться?

– Конечно желаем, – оживился Саймон. Лайза молча кивнула.

– Это не очевидно, ведь могло оказаться, что вы соблюдаете какой-либо режим либо диету, поэтому употребление слова «конечно» не совсем уместно, – мягко поправил барда послушник. – Следуйте за мной.

Трапезная храма Кноу представляла собой просторную залу, освещенную световыми кристаллами. По центру помещения стоял длинный стол из темного дерева и две лавки из того же материала по бокам от него. Монахи свободно рассаживались, переговариваясь друг с другом и не соблюдая какого-либо порядка. Видимо, садились рядом с близкими друзьями и на более-менее привычные и любимые места. А может наоборот – каждый раз на другие, чтобы не привыкать. Саймон и Лайза скромно присели с краю друг напротив друга. Так всех держишь в поле зрения, да и вылезать из-за стола легче, чем будучи с двух сторон окруженным людьми.

На столе было пусто. Ровные строганные доски, покрытые слоем прозрачного лака. Однако, когда все расселись, на столе перед каждым появился светящийся желтым символ, представляющий собой овал с точкой внутри. Монахи прикладывали к символу указательный палец и перед ними возникали тарелки с едой. Чародейка отметила, что блюда у всех разные. Сервировка оказалась красивой, появлялись требуемые к блюду ложки, вилки, ножи. Возникали изящные прозрачные бокалы с напитками. Салфетки.

Пред.1 ...14 151617 18 ...22 След.

Чародейка. Том 1

День 40

День 41