Неприветливая зима 1881 года с её холодными дующими сутками вдоль улиц пронизывающими ветрами, промозглостью, редким снегом, порою сыпавшим по ночам, по всем признакам, подходила к концу. И хотя весна ещё только собиралась прийти, но само предчувствие скорого окончания мерзкой погоды оставляло в душе отставного контр-адмирала Антона Дмитриевича Аниканова ощущение радости, так напоминающее ожидание ребёнком Нового года с его подарками и хороводами вокруг ёлки.

Тихо и спокойно в доме. За окнами гостиной – вечерняя серая мгла и хмурая погода. Слегка наполняя комнату привычным запахом, потрескивали дрова в камине. В помещении, тем не менее, было прохладно.

Укутавшись в плед, супруга Антона Дмитриевича, Елизавета Егоровна, дремала в кресле напротив мужа. У её ног, свернувшись калачиком, лежала болонка: белая, пушистая, словно игрушечная.

Прикрыв глаза, сквозь веки пожилой адмирал с нежностью смотрел на жену. Постаревшая, слегка располневшая, с чертами лица, ещё сопротивляющимися старости, она оставалась такой же привлекательной, как когда-то в молодости на балу, где он впервые увидел свою Цирцею…

– 1853 год… Петербург… Бал у великой княгини… Музыка… Император Николай Павлович… Господи, как давно это было, – вздохнув, умиротворённо прошептал адмирал.

И совсем другие ощущения возникали у него, когда он смотрел на спящую супругу. Перед ним всегда вставала одна и та же картина того страшного дня в Севастополе в августе пятьдесят пятого.

…Грохот канонады, пороховой дым, пыль, поднятая разрывами снарядов, истошные крики и стоны людей и… лежащая в беспамятстве на дороге с большим кровавым пятном на спине Елизавета.

Саженях в десяти от неё – перевёрнутый с разбитым салоном дилижанс. Бьющиеся в предсмертной агонии лошади с вывороченными внутренностями… и страшная картина изувеченных снарядом тел Петра Ивановича, его сына Егора и сестры милосердия…

…По привычке Антон Дмитриевич пригладил свои усы, седые, но такие же, как и в молодости, короткие и аккуратно подстриженные.

Внешне адмирал мало был похож на шестидесятилетнего старика: тот же рост, что и раньше, та же стать, те же живые глаза. Разве что поредевшие волосы на голове, густые и седые бакенбарды на щеках, небольшие морщины у глаз мелкой сеточкой свидетельствовали о возрасте отставного адмирала.

Тяжеловато, опёршись рукой на подлокотник кресла, Антон Дмитриевич встал, подошёл к окну и нараспашку раскрыл его. В гостиную ворвался ветер – зашелестели шторы, от сквозняка хлопнула дверь. Супруга открыла глаза.

– Антон Дмитриевич, батюшка, – простудишься, и меня продует.

В это время в комнату заглянула служанка.

– Антон Дмитриевич, просили грог. Нести? – спросила она.

Антон Дмитриевич взмахнул рукой:

– Неси, перед ужином не грех и выпить.

Что-то щёлкнуло в голове адмирала. Дежа вю!.. «Где-то я это уже и слышал, и видел», – мелькнула мысль… И он тут же вспомнил…

…1847 год… Лондон, плохая погода, Бруннов, Шарль Луи Наполеон, открытое окно и причитания тётушки: «Филипп Иванович, батюшка! Как можно? Пожалуйста, закрой окно. Простудишься сам и Антошу»… И тот же грог…

Адмирал покачал головой и улыбнулся.

– Лизонька, не поверишь, вспомнил весьма давнее время. Довоенный Лондон, Брунновых Филиппа Ивановича и тётушку Шарлоту. Помнишь?.. А когда Севастополь пал, я тебя еле живую едва успел в лазарет Михайловской батареи довезти. Доктора вытащили тебя с того свету… Потом Париж… Переговоры… Помнишь, дорогая?

– Почему я не должна помнить, милый? Пока выздоравливала после ранения, ты мне из Парижа по десятку писем в месяц присылал. Восхищался Филиппом Ивановичем, как они с графом Орловым успешествовали на переговорах. С англичанином Кларендоном чуть не на кулачки шли… Ты так смешно описывал, что сие было, пожалуй, лучшим лекарством для меня. Как не помнить…

– Да, в том, 1856-м, славно потрудились все. Не поверишь, дорогая – весьма активно способствовали нам французы.

– Французы?!.. И это после всего?

– А зачем Наполеону усиление англичан в Средиземном и Чёрном морях? Никак не можно было того допустить. Вот французская делегация и смягчала условия договора. Союзные войска убрались из Крыма, вернули нам южную часть Севастополя… И это главное, – ещё не отойдя от воспоминаний, вздохнув, произнёс адмирал.

Открылась дверь, служанка внесла поднос с кувшином горячего напитка и парой фужеров. Она разлила грог и удалилась.

Неожиданно Антон Дмитриевич грустно улыбнулся. Елизавета Егоровна удивлённо посмотрела на мужа.

– Дорогая, у меня такое ощущение, что сейчас откроется дверь и войдет Шарль Луи Наполеон собственной персоной.

– Дорогой, Наполеона нет уже. Как ему появиться… Почитай, лет восемь как умер, – затем она тихо добавила: – И Брунновых нет, Царство им небесное…

– И сиятельного князя Меншикова, – перебив супругу, так же тихо произнёс муж, – и Горчакова Михаила Дмитриевича… И брат Михаил упокоился в земле… Уходят бывшие герои… Уходят… Жаль, и наше время стучится в дверь…

Не говоря ни слова, супруги подняли фужеры. С нежностью посмотрев друг на друга, они отпили по глотку…

К О Н Е Ц

Автор будет благодарен за отзывы и пожелания читателей этой книги.

E-mail: nva06@mail.ru