Троецарствие. Стратег

6. Командир принимает непростое решение

Триста всадников, как оказалось, – это тоже большая и шумная толпа. Пока планировал боевой выход, цифра эта, особенно в сравнении с армией, численность которой измерялась в десятках тысяч, не казалось впечатляющей. Помню, думал: три сотни – это же немножко. Тихонько подъедем, потом с криками и улюлюканьем накинемся на разбойников, те с перепугу и побегут.

Теперь я смотрел на свой конный батальон и понимал, что тихонько не получится. Пока стоим – люди болтают, кони ржут, когда начинаем двигаться – грохот стоит такой, что черти в аду слышат! Как такой оравой вообще можно подкрасться незаметно?

Амазонка, командовавшая тремя эскадронами конных арбалетчиков по тридцать человек в каждом, на это мое замечание отреагировала удивительно флегматично. Пожала плечами и показала рукой куда-то на север – подозреваю, что это был север.

– Мы отправили разведчиков. Они следят за логовом Соловья. Разъездов у них нет, так как нет кавалерии, так что подберемся на дистанцию броска безо всякого риска.

Женщиной она была зрелой, лет тридцати-тридцати пяти, и очень интересной. Миниатюрной, чуть выше ста шестидесяти сантиметров, но очень ладно сложенной, что подчеркивал ее мужской наряд из темно-синего сукна. Вроде обычный для местных костюм – халат до середины бедра, шальвары, но это все сидит идеально, а кожаная броня стрелка облегает все выпуклости… М-да, что-то не туда мысль пошла.

– К тому же здесь не горы, звуки так сильно не разносятся, – закончила Гу Вайцзинь, не обратив, к счастью, внимания на мои плотоядные взгляды.

Я осмотрелся по сторонам и хмыкнул. Как по мне, тут как раз были горы. Что тогда горы, если не это? Высоченные, густо поросшие деревьями, которые на расстоянии выглядели как мох. Изрезанные ущельями и снабженные даже парочкой небольших водопадов, они располагались в нескольких километрах от нашей тропы, идущей по тропическому лесу. Который, конечно, глушил движение трехсот конных, но далеко не в полной мере.

– В горах – да! – с готовностью подхватил Гань Нин, обозначенный мной как Пират. Он держался слева от меня, а в бою должен был командовать сотней ударной конницы. С длинными копьями которая. – Там постоянно нужно следить за каждым словом. Горные духи разносят звуки на много ли вокруг, а иной раз и специально забрасывают их в уши тем, кто тебя ищет. Или, наоборот, тебе. Пару раз, еще до падения Хань, мы с братьями так от облавы и спасались.

Гань Нин был мужчиной видным, я бы даже сказал, красивым. Вообще, китайцы, которых я тут встретил, были хороши собой, совсем почему-то не напоминая тех жителей Поднебесной, которых я встречал в прошлой жизни. Здешние люди были хоть и привычно мелкими, но обладали приятной внешностью, мало кого даже тянуло назвать узкоглазым – нормальный разрез глаз. Может, за тысячи лет они намешались с кочевниками всякими, вот и превратились в то, что я видел дома?

Так вот, Гань Нин был красавчиком. Из тех, знаете, которым все девчонки дают не раздумывая. Среднего для европейца роста, то есть высокий для китайца. Чернявый, как все это племя, с длинными волосами, собранными на макушке под тонкой работы серебряной заколкой, с изящными чертами лица и на удивление светлой кожей. Тоненькие усики – было заметно, что за ними Пират ухаживает – делали его похожим скорее на придворного, чем на искателя удачи и вояку. Свой красный халат с богатой вышивкой и легкую броню, состоящую из одного лишь нагрудника толстой кожи, он носил с потрясающей небрежностью, которую мои современники назвали бы стильной.

И о своей привлекательности этот паршивец отлично знал. По пути он незамысловато флиртовал с Амазонкой, причем подкаты у него были настолько прямолинейными, что я просто диву давался, как он еще от воительницы по морде не отхватил. Но та лишь молча улыбалась, не имея ничего против подобных ухаживаний.

– Поэтому в горах лучше не заниматься любовью, – сообщил Пират, у которого каждая история так или иначе была связана с сексом. Причем эти слова он сопроводил таким многозначительным взглядом, обращенным к командирше арбалетчиков, что та зарделась как девочка-первокурсница. – Но здесь, в джунглях Цзяньаня, духи благоволят такому – точно говорю!

Блин, на это вообще реально кто-то ведется? Хотя что я спрашиваю?! Ведется – воительница наша уже ко всему готова, смотрю. И, главное, как они вообще могут думать о чем-то, кроме битвы? Ведь впереди враг и возможная смерть, а они тут устроили!

«Боишься?» – с ехидством уточнил внутренний голос.

«Конечно, боюсь! – отозвался я. – Если что, нас обоих убьют, понял?»

«Не будь девчонкой и живи полной жизнью!» – с презрением к смерти произнес мой вымышленный собеседник, после чего умолк и больше до деревни разбойников не высовывался.

Пока вся моя армия маршировала на квартиры в Пояне, наш небольшой отрядик сделал крюк на восток, потом повернул на север и двинулся к логову Соловья-разбойника, как с моей подачи стали называть Чэнь Дэна все мои соратники и подчиненные. Расчет был на то, что, отступив с пути войска, бандит переждет и вернется обратно, на оборудованную локацию. И тогда мы нападем лихо и по-казачьи. И вот, когда до реализации этого грандиозного стратегического плана остались считанные часы, меня охватил мандраж.

Второй день в этом мире, в этом теле, а уже веду куда-то три сотни людей, чтобы убить и разогнать полторы тысячи крестьян, ставших разбойниками. Как-то это перебор немного. Читал я про попаданцев, но и те себя так дерзко не вели!

Может, не стоило так рьяно кидаться на выполнение квеста богини? Плечо болит, в седле сидеть тяжко, мысли о смерти не отпускают – что я делаю вообще? Куда еду, зачем? Это не мой мир, не мое время, даже не понимаю, что на меня нашло, когда я дал Гуаньин свое согласие. И назад уже не отыграешь – понятно, что все реально, сохраненок по ходу игрового процесса не будет.

Вскоре к центру построения, в котором вместе с двумя другими командирами ехал я, подскакал разведчик. Мелкий мужичок, которого я сперва даже не разглядел на спине здоровенного жеребца, так низко он пригнулся к гриве, отсалютовал и доложил:

– Чэнь Дэн вернул своих людей в лагерь. Дозоры с их стороны выставлены только с двух направлений – только с них на лагерь и можно выйти. С двух других его окружают горы.

Амазонка глянула на меня, как бы спрашивая разрешения. Я не сразу сообразил, что она хочет отдать приказ разведчику, но не может этого сделать, поскольку находится в компании старшего офицера. Армия как она есть, ага. Кивнул женщине, и та сразу же обратилась к разведчику:

– Наблюдать за дозорами. Когда наш отряд приблизится на два ли к ним, убить. О выполнении доложить.

– Слушаюсь, – мужичок снова отдал салют и поехал выполнять поручение.

Я же про себя подумал, что это хоть и очень толковый, все же жестокий приказ. Особенно когда его озвучивает женщина. Да, идет война и все такое, а люди, которых мы собирались атаковать – грабители и, скорее всего, убийцы. Но не от хорошей же жизни вчерашние крестьяне встали на эту скользкую дорожку. В стране бардак, власти нет никакой, точнее, она меняется в зависимости от того, чьи войска держат тот или иной уезд. Жрать хочется, цены растут, деньги обесцениваются чуть медленнее, чем человеческая жизнь.

Какой у них вообще был выбор, у этих селян, которые стали бандитами? Сдохнуть с голоду, быть зарубленным воинами одного из многочисленных князей или взять в руки оружие и попытаться хоть на что-то повлиять? Это я понимаю, кучу книг по истории Китая прочитав, что ни на что они не повлияют, эти бедолаги, а им-то откуда знать?

И какой выбор у меня? Ныть, опустив лапки, или барахтаться, как та лягушка из сказки? Отправиться во Тьму или попытаться выжить, а там, глядишь, и на что-то большее замахнуться? Вроде возвращения домой. И, опять же, а хочу ли я домой? Там я никто, а тут мелкий князек и потенциальный стратег. Правда, убить могут в любой момент, а то и похуже чего, но всяко же интереснее, чем пылесосы впаривать.

Через час готовая к атаке конница собралась за бамбуковой рощей. Внизу, в долине между гор, прилепившись к одному из склонов, раскинулся лагерь разбойников. Шалаши, палатки, вроде тех, что пользуют и мои воины, несколько более-менее основательных строений – не иначе, дома комсостава. Сотни людей, мирно отдыхающих после трудов неправедных. Нападения они не ждали, уверенные в том, что армия Белого Тигра прошла в Поян, а больше тут вроде и некому бесчинствовать. Даже дозоры эти олухи выставили на всякий случай – мои разведчики сняли их без труда.

Пират с Амазонкой смотрели вниз, а потом перевели взгляды на меня. А… приказы, да. Я же командир. По пути мы все с капитанами обсудили и решили действовать вот как. Гань Нин берет сотню всадников и атакует в лоб, со склона. Арбалетчица со своими тремя эскадронами заходит с левого фланга, отрезая один из путей к бегству, осыпая разбойников болтами. Второй путь отхода мы оставляем неприкрытым, чтобы грабителям было куда бежать, спасаясь от кавалерии. Не хватало еще запереть противника в ловушку! Даже крыса, загнанная в угол, способна доставить кучу проблем, а полторы тысячи вооруженных людей тем более.

Я с оставшейся сотней игнорирую резню и сосредотачиваюсь на атамане разбойников. Прорубаюсь к центру, пытаюсь взять его живым, при невозможности – убиваю. Без него вся эта толпа бедно одетых и скудно вооруженных людей ни для кого, кроме себя, опасности не представляет.

Ну и тут на холме остается с десяток человек. Наблюдать, сигналы передавать об изменениях в оперативной обстановке. А еще – дуть в трубы, имитируя наступление пехоты. Сигналы для армии были всекитайскими, и разбойники их знали прекрасно. На что мы и рассчитывали, планируя нападение.

На мой взгляд, выглядело все слишком прямолинейно. Но оба капитана заверили, что не готовая к обороне толпа бывших селян для конницы не представляет никакой опасности. Мол, те, едва завидев армию и не понимая ее численности, бросятся бежать, а моим воинам только и останется, что носиться и махать саблями.

– Давайте, – сказал я. – Атакуем по плану. Если что-то пойдет не так – отходить и не геройствовать. Что угодно, ясно?

И пристально посмотрел на Пирата. В Амазонке я был уверен – увидев что-то, что представляет серьезную опасность, женщина отступит, а вот мужик, да еще такой горделивый красавчик-авантюрист…

– Да, стратег, – в унисон кивнули капитаны. Мне показалось, что Гунь Нин слегка высокомерно изогнул губы.

– Тогда вперед!

Наблюдать за тем, как вниз по склону несется конная лава, размахивая саблями и улюлюкая, было страшно. Мне – страшно, а я ведь на вершине холма стоял и смотрел на спины своих воинов и задницы их коней. А представить себя на месте человека, который только-только сварил в котелке на костерке риса и собирался отужинать – брр-р! Крестьянина, который орало поменял на копье с неделю назад, и весь жизненный опыт которого вопит во весь голос – беги и прячься.

После такого зрелища я уже не сомневался, что три сотни моих воинов разгонят полторы тысячи человек, как ветер солому. Если бы нас ждали, если бы построились хоть в какие-то оборонительные порядки – тогда да, шансы у разбойников были бы. А вот так – ноль.

Досчитав до ста, чтобы первая сотня врубилась в разбойников, я повел свой отряд вниз. Старался держаться в глубине построения, чтобы не быть раненым или убитым какой-нибудь шальной стрелой, но в скачке это получалось не ахти. Игнорируя носящихся, словно куры, местных, я домчался до глинобитных стен «капитальных» строений лагеря и увидел, как небольшой отряд всадников уносится в сторону не прикрытого войсками направления. Не иначе, главарь с ближниками пятки салом смазал!

– За ними! – рявкнул я. – Не жалеть лошадей!

Очень уж мне хотелось получить награду от богини за взятого в плен Соловья. Пусть мы с ней в напряженных отношениях, но подарки мне пригодятся.

Все вокруг смазалось в сплошные зелено-черные полосы. Я даже не особенно пытался понять, куда мы несемся, лишь держался в строю, стараясь не вылететь из седла. К счастью, память тела никуда не делась, и, если сознательно не мешать, я был неплохим наездником. А вот зрительное восприятие оказалось моим, а не унаследованным. Поэтому во время скачки меня немного замутило.

Но продлилась она недолго. По субъективному времени минут пять, а значит, даже быстрее. Кони у нас были лучше, и вскоре мой отряд начал дышать в спины беглецам. На некоторое время наши скорости уравнялись настолько, что мне стало казаться, будто мы стоим на месте, только зачем-то подпрыгиваем на спинах животных.

И тут случилась какая-то странная фигня. Один из беглецов, одетый богаче прочих, стал отставать от своих товарищей, словно собрался прикрыть их отход или сдаться в плен. Оказалось, ни того, ни другого делать он не собирался. Когда повернул голову в нашу сторону, я увидел, как он злобно, даже торжествующе оскалился. Потом мужик выбросил в нашу сторону руку, с которой сорвались какие-то лепестки.

Нет, это были не лепестки цветов, а бумага! Резаная на небольшие куски белая, желтая, розовая и темно-коричневая бумага. Я только и успел подумать, что это очень странный способ остановить погоню, как бумага стала собираться в тучу над нашими головами.

«Заклинатель!» – зачем-то напомнил мой внутренний голос. Будто я сам не знал. Соловей применял какую-то ци-магию. И мне совсем не хотелось выяснять какую.

– Берегись! – заорали сразу десяток моих кавалеристов и стали отворачивать в сторону.

На всякий случай я тоже потянул коня за поводья, заставляя его уйти левее стремительно чернеющей тучи, низко висящей над нами. Едва-едва успел это сделать, как оттуда на землю стали падать… Медузы? Во всяком случае, выглядело это именно так.

Но это оказался не планктон, который неведомая сила зашвырнула в небо, а затем заставила пасть на землю. Соприкасаясь с поверхностью почвы или задевая людей и животных, эти сгустки склизкой дряни стали бесшумно лопаться. А затем обволакивать стекловидной массой предметы, на которые попадала.

Конница, не успевшая уйти из-под бомбардирующей медузами тучи, стала замедляться. Потом и вовсе остановилась. На глазах кони и их наездники покрывались тонким слоем стекла и так замирали. Тоже остановив коня, я с ужасом смотрел, как в беззвучных криках распахнуты рты моих воинов. И никак не мог им помочь.

Плюнув на удирающего Соловья, я соскочил на землю и бросился к ближайшему застывшему всаднику. Хватил рукой по лошадиному боку и чуть кулак себе не размозжил – будто по камню ударил! Или по льду, судя по температуре. Из-под тонкого слоя которого на меня смотрели живые еще глаза перепуганного человека.

Выхватив меч из ножен, я рукоятью осторожно постучал по ледяной корке. Она пошла трещинами. В одном месте откололся небольшой кусочек, и я тут же сунул туда палец. Почувствовал мокрую, но теплую и живую кожу лошади, стал расковыривать отверстие, пока не смог освободить участок с ладонь.

Только тогда, убедившись, что это вообще возможно, я взобрался на своего коня и, уже оказавшись на одном уровне со всадником, стал аккуратно откалывать куски льда с лица замершего статуей воина. Начал, естественно, с носа. Каких-то пять-десять секунд – и ладонь моя уловила горячее дыхание солдата.

Оглядевшись по сторонам, я насчитал полтора десятка превращенных в изваяния людей. И без малого сотню конных, которые держались в стороне и с опаской следили за моими действиями.

– Какого хрена вы встали, собачьи дети! – заорал я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева на этих суеверных дикарей. – Они же задохнутся! Ну-ка быстро, делай как я!

– Это злое колдовство, господин! – издали крикнул один из кавалеристов.

– Я твое личное злое колдовство! – рявкнул я. – Я твой зад буду жарить вечно, тварь трусливая! Бегом! Это же ваши товарищи!

Уж не знаю, что возымело действие: угроза или напоминание о соратниках, попавших в ловушку Заклинателя, – однако воины двинулись на помощь.

7. Военачальник участвует в философском споре

Из шестнадцати моих воинов, попавших под заклинание Соловья, нам удалось спасти только семерых. Остальные не дождались подмоги и задохнулись, лишенные ледяной коркой доступа к воздуху. Мерзкое колдунство – обездвиживать людей, оставляя их в сознании и даже даря надежду, что соратники успеют спасти. Какой извращенец его придумал?

Сам Чэнь Дэн сумел смыться, что добавляло к горечи от страшной смерти воинов еще и мерзкий привкус вины. Я фактически его отпустил. Сделал выбор в пользу спасения своих солдат, а не преследования. Тот подобной дилеммой не мучился – тупо свалил, бросив полторы тысячи селян на смерть.

А я получил сообщение от интерфейса Гуаньин. Вертикальная строчка иероглифов сообщала, что для меня открыто умение «Небесный взор» первого разряда. Вместе с ним появилась еще и вкладка активных способностей, сосредоточив на которой внутренний взгляд, я увидел соответствующий раздел. Пока там красовалась только иконка-иероглиф с сопровождающим текстом следующего содержания:

«Небесный взор»

Активируемая способность первого разряда.

При активации дает возможность полководцу наблюдать за сражением с высоты птичьего полета.

Скорость активации: 1 секунда.

Срок действия: 30 секунд.

Радиус применения: 300 метров.

Высота «взгляда»: 30 метров.

Скорость восстановления: 3 часа.

Ограничения: полководец не должен находиться в бою.

Естественно, я тут же, не удержавшись, ткнулся, если можно так выразиться, взглядом в иконку, запуская полученную ци-способность. Меня словно выдернуло из тела и мгновенно забросило на высоту десятиэтажного дома. От неожиданности я заорал – заорал бы, если бы мог. Но, как оказалось, во время применения «взгляда» у меня отсутствовала возможность управлять своим телом. Хотя, может быть, где-то внизу военачальник вопил как резаный, а я и не слышал.

Это не было похоже на то, что я испытывал, наблюдая за тем, как способность применял оригинальный Вэнь Тай. Там будто просто ролик перед глазами крутили, а сейчас я сам, пусть и без тела, но с полным ощущением присутствия, вознесся на высоту тридцати метров.

Секунд десять, не меньше, я паниковал, но затем все же сумел взять себя в руки и принялся оглядываться. Увидел ущелье, в котором находился лагерь разбойников, красивое, кстати, место. Разглядел, как отдельные отряды кавалерии гоняют разбегающихся селян. Даже заметил, как вдалеке, уже, пожалуй, в полутора-двух километрах, исчезает из виду крохотный отряд Чэнь Дэна.

А потом вернулся в тело. Даже, сказал бы, упал в него с высоты. Зашатался и сел бы на задницу, если бы Ванек, мой ординарец, не поддержал за руку. Он, а с другой стороны незнакомый воин из преданной мне сотни наемных всадников.

– Благодарю, – буркнул я, освобождаясь от их заботливой поддержки. – Стою, не падаю.

Тут же покачнулся, но удержался на ногах и даже сумел сделать несколько шагов. Доплелся до ближайшего камня, которых тут было великое множество, и опустился на него. М-дя, Леша. Вот ты и стратег. Не очень понятно, как мне в реальном бою помогут эти тридцать секунд свободного полета, но, вероятно, способность можно прокачивать. Я же помню, как Вэнь Тай летал над битвой не раз и не два, а значит, откат способности у него занимал значительно меньше трех часов. Какого, кстати, он был разряда? Надо спросить потом у Гуаньин.

Стоило мне вспомнить о богине, как ожил интерфейс. На этот раз сообщение гласило, что дополнительное (необязательное) задание мною не выполнено. А то я же не заметил! Однако прежде, чем успел психануть, я заметил, что под ним есть еще иероглифы. Извещающие, что я получил звание «Вызывающий доверие». Этот символ мигал, как бы подчеркивая, что на него можно «кликнуть».

Вообще, система производства «Гуаньинь Корп» явно под меня подстраивалась. Первые сообщения были написаны в духе «Книги Перемен» и выглядели как «ученик выполняет задание» и «разумный муж не усомнится». Теперь же слог стал более современным, а описание «взора» вообще было сделано как в какой-нибудь компьютерной игре.

Развернув описание звания, я обалдел. Система или богиня – хрен его разбери, как штуковина вообще работает, – засчитала мне спасение солдат от ледяного плена.

«Вы предпочли спасти жизни своих людей возможности отнять жизнь врага. Теперь солдаты больше доверяют вам, так как знают, что в подобной ситуации вы сделаете такой же выбор. Радиус применения способности “Пыл” (неактивно) увеличен на 5 процентов».

Круто! Я не знаю, что такое этот «пыл», но подозреваю, что это из категории вдохновляющих способностей стратега. А пять процентов – это много или мало? Каков исходный радиус?

Сразу после чтения появилась вкладка пассивных способностей, в которой красовался тот самый иероглиф «доверия». Пока единственный, но лиха беда начало!

А богиня молодец, хоть и та еще стервь. Сообразив, что выдернула в этот мир человека, который просто не поймет систему самосовершенствования китайцев, все эти ци, дао, путь и прочую муть, она просто создала компьютерную нейросеть у меня в голове. С которой интуитивно понятно, как работать, для меня, естественно, а не для местных, и которая самообучается, подстраиваясь под мой тип мышления.

«Лучше бы дали какую-нибудь “каменную кожу”! – ворчливо заметил внутренний голос. – От стрелы бы, глядишь, уберегло. А это пыл! Нафиг он нужен?»

Частично я был с ним согласен. Хотелось бы чего-то более практичного, дающего хотя бы иллюзию безопасности. Но, чтобы получить «каменную кожу», как я понимаю, нужно было развивать ци по направлению Воина или Стража. Что, во-первых, вряд ли было возможно, учитывая планы богини, а во-вторых, предполагало наличие меня любимого на передовой. В упор смотреть на все эти кровь-кишки-расчлененку – самому жизнью постоянно рисковать. А я знаю, что малость трусоват. Может, и не малость даже. Так что ци Стратега для меня – идеальный выбор. Подальше от битвы, поближе к кухне, к штабу, в смысле.

И вообще, мироздание никогда никому не дает ничего больше того, что тот в состоянии выдержать. Ух, мысль какая! Прямо китайская! Хоть сейчас рисуй на листке это мудрое изречение!

– Чэнь Дун? – спросил Пират, осаживая своего коня в трех шагах от меня.

Был он весь раскрасневшийся, довольный, как работяга в день получки. Узкий прямой меч с очень короткой рукоятью и лезвием в крови он держал в опущенной руке.

– Ушел, – отозвался я. Качнул головой в сторону мертвых воинов, которые еще не оттаяли настолько, чтобы самостоятельно упасть. – Заклинанием ударил напоследок и сбежал.

О том, что предпочел жизни своих воинов преследованию, я говорить не стал. Сам поступить по-другому не мог, но понимал, что, с точки зрения военачальника, сделал не самый разумный выбор. Боялся, что Гань Нин презрительно скривит губы. Отпустить руководство банды – значит создать предпосылки к тому, чтобы в нее снова начали стекаться обездоленные войной селяне.

– Ну и демоны с ним! – отмахнулся Пират. – Зато как мы погоняли этих селян! Да, надолго им урок преподали! Будут думать теперь, прежде чем выходить на тропу разбоя!

Я в этом как-то сомневался. Когда живот прилипает к хребту, становится не до умных мыслей. В том, что разбежавшиеся грабители снова соберутся в ватагу, я не сомневался.

Вскоре подъехала Амазонка, сообщившая, что пленных согнали в кучу возле домов, и если я хочу что-то им сказать, то уже можно туда ехать.

– Что я им должен говорить? – вопрос слетел с губ раньше, чем я успел подумать.

– Решить их судьбу. – Если Вайцзинь и удивилась, то вида не подала. – Казнить, отпустить, взять в армию.

– Взять в армию? – последний вариант удивил меня несказанно. – Они же…

И захлопнул свой болтливый рот. Да что с тобой, Леша?! Думай, прежде чем что-то говорить! Твои капитаны не должны в тебе сомневаться!

– Трусы? – по-своему поняла недосказанное Амазонка.

– Селяне…

– А из кого нам еще пехоту нанимать? – в свою очередь удивилась женщина. – Немного тренировок, и эти селяне будут вполне уверенно держать строй. Натиск тяжелой конницы они, может, и не отразят, но где у нас тут тяжелая конница?

Я кивнул. Логично. Откуда еще набирать пополнение армии, постоянно воюющей и несущей потери во время гражданской войны. Не удивлюсь, если после боя такое предложение озвучивается и солдатам противника, попавшим в плен. Китайская практичность – нет отходов, но есть ресурсы.

– Поехали, – сказал я. – Посмотрим на них.

Пленных было около сотни. Неровным строем эти оборванцы, грязные, местами окровавленные, стояли, окруженные редкой цепочкой конных, и даже не думали бежать. Смотрели кто угрюмо, кто испуганно, кто равнодушно. Выдающихся экземпляров среди них не было – все мелкие, тощие. Да и какими им быть, если они с голодухи пошли на разбой?

Что меня удивило – среди мужиков было достаточно много женщин. Не большинство, конечно, но с десятка полтора на сотню, это, как по мне, довольно много. Тоже члены банды Соловья или, скорее, маркитантки?

– Объясни им обычные условия, – попросил я Амазонку, не желая прокалываться и обещать своим возможным новобранцам то, то не было предусмотрено стандартным рекрутингом.

Женщина кивнула, чуть тронула коня коленями и выехала вперед.

– Белый Тигр Юга предлагает вам прощение за ваши преступления, – крикнула она, глядя поверх голов. – Тем, кто присягнет ему на верность, по приезде в лагерь выдадут продовольственный паек и зачислят в отряд новобранцев. После подготовки поступите в полк.

Пленные уставились на нее, ожидая продолжения. И она не обманула.

– Остальные будут казнены.

Офигенный выбор! А я вообще могу потом рассчитывать на надежность солдат, которых в войска забрили на подобных условиях? Что-то сомневаюсь! Как бы потом от новобранцев клевцом гэ между лопаток не получить!

Разбойники стали опускаться на колени и утыкаться лбом в землю. Это, надо понимать, символ принятого предложения был – как еще такую позу трактовать? Но сделали это не все. Около десятка пленных остались стоять. Ничем не примечательные люди, как и прочие, одетые в рванье, в сандалиях из плетеной соломы и с грязными лицами. Среди них была одна женщина. Средних лет, с жестким и угрюмым лицом.

Черт, их же сейчас казнят!

Да, они разбойники, но какого черта?! Что, вообще, за гордость у кучки крестьян?

– Жизнь недорога? – спросил я насмешливо. На самом деле никаких подобных эмоций я не испытывал, но нельзя же было, в самом деле, закричать: «Что вы творите, идиоты? Быстро на колени!»

– А чего ее ценить? – ответила, как ни странно, пленница. Мужики просто стояли и угрюмо таращились на меня.

Представляю, каким они меня видели. Красавец-генерал, на гнедом коне, в богатой одежде и доспехах. Сидит, стеком с перьями на конце поигрывает, ухмыляется. И они такие, несгибаемые. Придурки!

– Власти в Китае больше нет. Небо отвернулось от императора, – произнес пожилой селянин, стоящий справа от женщины. – Господа, говорящие о Желтом Небе, оказались такими же алчными демонами, как и те, кто был до них. Наши дети и внуки погибли от голода или в битвах между генералами. Война пожирает страну. Будущего больше нет. Так зачем нам ценить жизнь, Белый Тигр Юга?

Говорил он совсем не как крестьянин – слишком грамотно и чисто. Не иначе, представитель сельской интеллигенции. Учитель, возможно, или врач. Хоть и выглядел самым что ни на есть настоящим землепашцем.

– Как ты смеешь?! – тут же выкрикнула Амазонка, обнажая меч.

Воины смотрели на меня, и я вдруг понял, что мужик загнал меня в логическую ловушку. Теперь любое мое действие: отпущу я их или прикажу казнить, – станет его победой. Нет, роптать никто не будет, но осадочек останется. Потом по палаткам пойдут разговоры – стратег наш, мол, язык в зад засунул и ничего деду не ответил. А тот прав был.

А я и так в подвешенном состоянии. Начинающий военачальник, связанный службой богине, который даже не знает, может он на своих людей полагаться, или нужно ходить и оглядываться? Насколько они верны? Не продадут ли другому князю, чтобы выторговать себе условия получше? Сплошь и рядом такое было описано в «Троецарствии».

В общем, из ситуации не было нормального выхода. Кроме одного – я должен был победить пленника в споре. Он бросил мне вызов – я обязан на него ответить. Иначе это может стать первым камушком, который породит лавину.

Только вот риторикой я не владел. И в реалиях тутошних не вполне разбирался.

Я подъехал к Амазонке, положил руку ей на плечо, заставляя убрать оружие. Спешился и под пристальными взглядами охраны и пленников подошел к группе стоящих крестьян.

«Леша, ты что, мать твою, делаешь?» – заорал внутренний голос. Я приказал ему заткнуться, и он, как ни странно, послушался.

– Ты прав, бать, – сказал я, глядя прямо в глаза этому старому, но еще крепкому мужчине. – В стране бардак – мама не горюй, а спасителей столько нарисовалось, что как бы от них самих спастись.

Понимая, что оратор из меня никакой, я старался говорить от сердца. И надеялся, что встроенный гугл-переводчик справится. Он и правда не подкачал. Губы выталкивали совсем другие слова. Я их слышал как бы наложением на свои.

– Ты прав, отец, – говорил я в китайском дубляже. – Императора нет, Небо упало на землю и разбилось на осколки. И каждый осколок схватил князь, считающий, что получил сокровище.

Краем глаза я заметил, как наблюдающий за нашим разговором Пират хмыкнул и вскинул бровь. Подумал, что он насмехается надо мной – не знаю почему, но мне так постоянно казалось. Однако увидел, как он достает из седельной сумки походный письменный набор, устраивает его на лошадиной шее и начинает что-то писать. Он что, конспектирует за мной, блогер хренов?

– И крови еще прольется много, и сотни тысяч невинных погибнут, – продолжил я. – Все так. Только, бать… Тебе не приходило в голову, что мы все в этом виноваты? Такие, как я, в том, что в годы мира не увидели разрастающуюся гниль. Такие, как ты, что позволяли всяким уродам гнуть вас, как им в голову придет? Князья бухали, охотились и заучивали красивые фразы из трудов Конфуция, крестьяне покорно гнули спины на плантациях и не поднимали глаз выше рисовых ростков. И все думали, что император как-то разрулит. Так ведь?

Пленник смотрел мне прямо в глаза. Твердо так, как смертник, которому терять уже нечего. Но на последнем вопросе что-то внутри у него дрогнуло. И мне показалось, что я пробил броню.

– Что тут скажешь, отец. Мы все ошиблись, – продолжил я. – И аристократы, и воины, и чиновники, и крестьяне. Император, как выяснилось, тоже. Небо упало на землю, разбилось на осколки. Но если все так оставить, то следующим поколениям по земле нельзя будет ходить – изрежут ноги. Кто-то должен собрать осколки. Не ждать, пока это сделают другие, а наклоняться и собирать. В процессе, конечно, пальцы можно порезать, но если не принести подобной жертвы, как потом отпускать гулять по этой земле детей?