Отзывы на книгу «Дар», страница 2

Нельзя читать такие книги по играм, в спешке. Я много раз себе это говорила, но дара убеждения у меня нет. Поэтому "Дар" я не прочитала. Я его прослушала.

Слушать Набокова это как смотреть балет по Чехову. Я видела два. Один - гениальный, за комментарии к другому, мне кажется, меня муж замуж взял (решил, что опередят иные, сожгут ненароком, жалко будет). Так вот даже гениальный балет к Чехову имел отношение весьма космическое. А Набокова нужно читать. Нет. Перечитывать. Несколько раз одно и то же место, чтобы оно добралось от спинного мозга к головному, от интуиции к осознанию.

Чтец, надо сказать, мне попался замечательный. Евгений Терновский. Так что аудиокнигу в его исполнении я поставлю в один ряд с балетом Киллиана по "Трём сёстрам". Но "Дар" открою еще раз, настоящий, бумажный, медленный, без дамоклова меча игровых сроков.

И снова окунусь в эту совершенно потрясающую историю чужого-своего-автобиографичного-персонажнеавтор дара. Литературного? В том числе. Но, прежде всего, это дар видеть и воспринимать. И передавать ощущение увиденного читателю. Сколько образов, сценок, сиюминутных впечатлений, внутривенных прозрений, надуманных и передуманных мыслей, удивительно тонких наблюдений собрано в этой книге! Недавно видела картинку с хамскими высказываниями Бунина о своих современниках, что-то он там ляпнул про словоблудие Набокова. О, как он жалок и как прав))) Набоков далёк от краткости (что не мешает точности) и возбуждает невероятно своими описаниями, играми, каламбурами. Иногда мне кажется, что у него блудят даже буквы. Хотя почему кажется. Анаграммы автора известны всем, кто увлечён его творчеством.

Кстати, увлечение не значит абсолютное принятие всего им написанного. "Лолиту" не люблю и вряд ли перечитаю, чтобы сделать переоценку. "Бледный огонь" скучен, не могу дочитать никак. А еще стихи... Поэт-Набоков кажется мне вполне себе средним поэтом. И первую часть "Дара" я воспринимала как автобиографию. Когда фантазия героя вела его закоулками чувств, которые вылились в стихи, мне казалось, вот оно, то, что мешает поэту Н.:

Такова книжечка Годунова-Чердынцева. В заключение добавим… Что еще? Что еще? Подскажи мне, мое воображение. Неужто и вправду все очаровательно дрожащее, что снилось и снится мне сквозь мои стихи, удержалось в них и замечено читателем, чей отзыв я еще сегодня узнаю? Неужели действительно он все понял в них, понял, что кроме пресловутой «живописности» есть в них еще тот особый поэтический смысл (когда за разум зашедший ум возвращается с музыкой), который один выводит стихи в люди? Читал ли он их по скважинам, как надобно читать стихи? Или просто так: прочел, понравилось, он и похвалил, отметив как черту модную в наше время, когда время в моде, значение их чередования: ибо если сборник открывается стихами о «Потерянном мяче», то замыкается он стихами «О Мяче найденном».

Не хватает Набокову размера, чтобы впихнуть всё, что он видит и знает. Его мощь - как раз в развёрнутом словоблудии. Не надо рифм, пусть будет голая суть в финтифлюшках роскошного языка.

Внезапно история поэта сменяется жизнеописанием его отца. И кажется, что в этом реализме воспоминаний побеждён не особо умелый поэт и найден правильный тон, правильный коридор для раскрытия дара.

Но в середине книги происходит совсем уж невероятное. Текст срывается с цепи и вдруг рассказывает о Чернышевском. Персонаж пишет книгу о реальном человеке, мы читаем книгу персонажа о реальном человеке, которого персонаж в своем воображение делает персонажем. А потом автор (который Набоков) проводит еще и полномасштабный литературный анализ книги своего персонажа. И кто кому Гоголь я уже не знаю. Но что метафизический Чернышевский завораживает, что жёсткий разбор полётов восхищает в этой пляске ёрничества и самоиронии - факт.

И завершающая пятая глава медленно возвращает нас к пониманию, что это всего лишь роман, всего лишь герой романа. Он прошел свой путь, у него украли все фантики и обёртки, он чист и готов нести свой дар миру. Будем считать, что мы поверили и не узнали его.

Стиль Набокова можно либо любить, либо, полностью не воспринимать и не понимать, третьего, увы, не дано. Он категоричен и ярок, в своем творчестве, даже беря избитые темы, он превращает их в нечто двусмысленное, вгоняя их в прекрасную форму, играя со словами по тексту и показывая свой взгляд на вещи, исполненный некой иронии.

В этой книге, он снова поднимает тему эмиграции. Русские эмигранты в Германии - это его основные герои, в данном романе, они меланхолично вспоминают свою старую и счастливую жизнь, пребывают в серой реальности, в Берлине - ютятся на съемных квартирах, оголтело творят, создавая, как они считают литературные "шедевры" и "поразительные работы" в искусстве! А что еще им остается делать? Они создают свою, новую иллюзию, так как старую у них отобрали.

Среди, вот таких вот людей, и живет Федор Констан­тинович Годунов-Чердынцев. Да и сам он такой. Сын известного энтомолога, из богатой, аристократической семьи, он выдернут из привычного, сытого течения жизни. Теперь он перебивается заработками в Германии, в основном переводом, да пытается снискать славу поэта. Ему даже удается опубликовать сборник стихов, о своем детстве.

Он входит в литературный кружок местной интеллигенции, там, практически, все эмигранты из России, но он в основном тяготится этими людьми, восхищаясь только поэтом Кончеевым, к которому и подойти боится. А еще, он чувствует в себе особый Дар, который заставляет его мозг лихорадочно работать, создавая более прекрасную прозу, чем поэзию.

Здесь, более полно, раскрываются именно, что второстепенные персонажи. Набоков красочно описывает их предыстории - у каждого своя драма, своя судьба. Выловил и поместил среди строк, он и свой любимый прием - использование любовного треугольника в круге. Она нам показывает совсем его удивительную форму - где есть и однополая, греховная любовь (по тем временам) и страсть мужчины к женщине, и безответная любовь девушки. Эта гремучая смесь приводит к трагическому исходу. Но, это только один из эпизодов, в который погружается главный герой, хоть эпизод и насыщенный, скандальный, но для Федора не главный, для него основное - это найти свою музу и получить изрядную порцию вдохновения.

Грубо говоря, роман этот о становлении талантливого автора, который показывает разные его ипостаси. Данная книга прекрасно написана - текст красив по структуре и чуток по содержанию. Рекомендую прочесть.

Странная книга. Чудная. Необычная. Тонкая, как осенний свет, путающийся среди ветвей, сухих листьев угасающего теплого дня. И пахнет, как вероятно пахнет прошедшим летом, скошенной травой, яркими августовскими вечерами, где рождается роса на уже зрелой траве, примятой, но сочной. И неумолчно доносятся звуки из леса, деревни, полей, летят над головой, собираясь в концентрированные музыкальные сферы в воздухе. А потом потянуло легким ветром по раскрытому вороту рубашки, по коже, и звуки рассыпались, двинувшись в новый путь. На душе же тепло и немного давит в том месте, где стучит наш живой механизм. Давит, тревожит, напоминает, возвращает в прошлое. И вот уже буквы складываются в слова, и рука спешит по бумаге: вперед, вперед, заполняя черными знаками листы. И дар дает возможность запечатлеть все эти чувства, ощущения и тягу к прошедшей жизни не просто в ностальгических переживаниях, а в романе, который создается героем. Ведь для чего иначе жить, если ты одарен...

Не солгу, если скажу, что не ожидала такого от Набокова. Этого рассыпающегося, но вместе с тем влекущего за собой сюжета, нестройного ритма происходящих событий в романе, всей рваной ткани повествования. Но. Это лишь придало книге яркость и индивидуальность, превращая неважные для многих вещи в историю, полную тонкого, сентиментального очарования.

Зачем мне должны быть интересны виды бабочек, размеры стиха, экспедиции в глубь и за пределы страны, канувшей в небытие после семнадцатого года, жизнь Чернышевского со всеми ее ненужными и неприглядными подробностями? Зачем? Но вчиталась и затянуло, екнуло сердечко от написанного, и получается писатель вновь прав. И всему виной этот невозможный набоковский слог, живущий самостоятельной жизнью. Вот буквы.. то движутся легким аллюром, образуя еще более легковесную ткань-основу романа, то начинают густеть, как прошлогодний мед, вводя все новые обороты писательской речи. Слова как снежный ком накручиваются друг на друга, стоят плотными стройными рядами (не вздохнуть), позже вздымают ввысь и рассыпаются, разбегаются, даря роману воздушность и подвижность формы.

Здесь и книга в книге, и географические заметки, и личные переживания героев, и литературоведение, и порывы творческой натуры, мещанская сущность окружающего, и долгие сны Берлинскими ночами, и зарисовки русской эмиграции, и воспоминания о прошлой жизни, что не воротить. И сожаление, что той эпохе больше не быть, тех вечеров в домашней обстановке не вернуть. Ушло, ушло навсегда. И только дарованная герою возможность и сила все это изобразить словами на бумаге, помогает ожить прошлому, вскочить в ушедший трамвай, полный давних, любимых лиц. Вижу: отец в золотой тюбетейке, мама с Таней о чем-то смеются, машут рукой, улыбается Зина прямым взором в голубоватом газовом платье (хоть и с чужого плеча)... И до головокружения пахнет жженым солнечным днем, и можно увидеть в прозрачности воздуха бабочек, зажмуриться как в детстве и поверить, что все это не сон. И лететь, лететь вперед к новым дарованным горизонтам жизни.

Дар Имел он песен дивный дар и голос, шуму вод подобный. А.С.Пушкин ''Цыганы''

Я сижу уставясь в мерцающий экран монитора и пытаюсь подобрать хоть какие-нибудь слова ,чтобы описать все те чувства,эмоции,мысли,что переполняют меня уже около недели...КАК выразить гениальность и мощь этой книги? Потому что это бесценнейший дар Писателя - Читателю. Это книга-водоворот и стоит попасть в него ,то не будет ни сил ни желания выбраться из него...только сладостно погружаться в волшебство языка,мыслей,чувств,эмоции...Как бесконечно много он дает тебе этот роман...Как бесконечно уважает и верит в читателя Набоков. Первые страницы ты медленно ,но верно погружаешься в мир Дара, анализируя поэзию Федора и вместе с ним проживая детство ,рассказанное стихами. И оживают звуки,ароматы,чувства. И тонешь и тонешь всё глубже и глубже и понимаешь,что уже не можешь без дара ,без удивительного метафоричного,прекрасного набоковского языка. Этой потрясающей игры со словами,расширяющей семантику слов. А потом тебя с головой накрывает невыразимая ностальгия автора по России ( потом это чувство ностальгии у Набокова пройдет в его работах американского периода,потому что он мудрый человек) и ты ощущаешь эту суженность берлинского пространства ,расчерченного линиями аллей и трамвайных путей, а потом на страницах ''русской части'' вдруг ощущаешь бескрайность нашу российскую, наполненную любовью, детством, полями, домом...И тогда страницы,посвященные отцу ,становятся еще более пронзительными и щемящими. И его судьба тесно и плотно перекликается с судьбами очень многих эмигрантов,словно исчезнувших навсегда,пропавших безвести . Это мучительно ,страшно и горько. А потом ты попадаешь в главу номер четыре и словно бухаешься лбом в ледяную глыбу,аж искры начинают сверкать ...от неожиданности...А в ней чего только нет! И вот тогда начинается работа твоего ума,а чувства и эмоции уже уходят на задний план. Тут тебе и литературоведение,и история русской литературы 19 века,и история России,и философия,и основы стихосложения...Ты начинаешь носиться к книжным полкам,выхватывая то Теорию литературы,то Основы стихосложения,то Гегеля,то Фейербаха и квинтэссенцией этой беготни становится плотный зеленый том ''Что делать?''. Для Набокова даром была сама жизнь, в странности, извилинах и неожиданных загибах которой есть прелесть,дающая силу вырасти ''дару'' Федора. Даром является и талант писателя.Даром является вся русская литература 19 века, даром для России является гений Пушкина. И величайшим даром литературе является этот роман В.В.Набокова. Бесценным даром! И всё ,что я могу со своей стороны преподнести Писателю - это свой читательский дар : уважение,признание и бесконечную любовь. Я просто склоняю колени перед этим романом Набокова. Спасибо!

я это все так перетасую, перекручу, смешаю, разжую, отрыгну… таких своих специй добавлю, так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, – но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо.

Не самый легкий и не самый короткий роман любимого Владимира Владимировича. Повествование идет то от первого, то от третьего лица. Порой, в одном абзаце воспоминания главного героя завершаются авторским повествованием о нем же и стоит изрядно потрудиться, чтобы уловить переходы. Стихи, проза, воспоминания, биография, лирические отступления, все перемешано. Книга для спокойного, вдумчивого чтения. Никакой динамики и никаких событий не ждите, но будет красивый язык, впрочем, это слово слишком банально, чтобы говорить о языке Набокове. Каждый раз удивляюсь, как из слов можно сложить такое... да еще в прозе. Роман, в котором практически ничего не происходит и в тоже время так много сказано.

Главный герой, поэт Федор Константинович Годунов-Чердынцев, его небольшой сборник стихов о детстве должен выйти в печать. Небольшое, но признание. Федор занимается репетиторством, посещает своих друзей, где проходят литературные чтения, переезжает на новую квартиру, куда зарекался не переехать никогда и ни за что, влюбляется в дочь квартирной хозяйки Зину, пишет книгу о Чернышевском. На определенное время читателю предлагают забыть о Чердынцеве, объемная четвертая глава, целый роман в романе, полностью посвящена жизни и деятельности литератора, революционера-демократа Чернышевского. А пятая начинается уже с критики на этот еще ненаписанный роман.

В результате Набоков пишет о себе ( о себе ли?), Чердынцев о Чернышевском (биографию ли?) и воспроизводит предполагаемую критику на предполагаемое мнение о романе, который еще не написан. Признаюсь, я выдохнула, когда автор вновь вернулся к главному герою.)

Из многих романов Набокова, что я прочитала за последнее время, этот один из сложных для меня, не станет любимым, но я понимаю, насколько он амбициозен. Буду честна – мне просто не хватает интеллекта, чтобы сполна его оценить.

В центре романа – Федор Годунов-Чердынцев, поэт, начинающий писатель, русский эмигрант, живущий в Берлине. Он мечтает написать книгу, пробуя разные идеи и разные стили. Можно сказать, что мы читаем «книгу в книге». Она содержит множество длинных и коротких, переплетающихся и самостоятельных рассказов и стихотворений.

«Дар» по своей структуре напоминает лабиринт, где за каждым поворотом открывается новый мир. То это тихая печальная жизнь эмигранта в Берлине, наполненная биографическими отголосками, то натуралистические и ботанические заметки, то путевой рассказ, то литературно-исторический очерк о русском писателе и революционере Николае Чернышевском.

Вот здесь надо подробней, потому что именно эта глава, посвященная Чернышевскому, для меня была самой сложной и не понятной. Постоянные ссылки на известных исторических деятелей предполагают не только отличное знание культурного общества дореволюционной России, но и экспертность в русской литературе. Моего фундамента знаний, к сожалению, слишком мало, чтобы полностью понять то, о чем говорит Набоков.

Теперь могу объяснить, что мне понравилось или за что я люблю прозу Набокова. За то, как он описывает людей, места, события, за то, как он говорит со своим читателем. Части, где Федор пишет о своем детстве, о том, как рос вместе с сестрой в Петербурге, о своем отце, о его путешествиях в Сибирь, в Китай, в Ялту – великолепны! Его манера письма искрится, он плетет кружево из слов, он вбрасывает детали, которые неизменно вызывают у меня интерес или заставляют улыбнуться.

Такая изначально девственно чистая, она стала самой исчерканной из всех книг в моей библиотеке. «Дар» — это чёрная жемчужина, книга книг, истинно выдающееся творение. Говорить о сюжете не приходится. Как описать произведение, в котором всё дышит великой русской литературой? События второстепенны. Рассказать что-либо внятное о сюжете очень сложно. Потому что это роман чувств и переживаний. Ведь перед нами метароман, тонкий и живой. Здесь каждое предложение как переполненная чаща, содержит в себе тысячи смыслов. А когда ещё эти смыслы для вас доступны, то это настоящее наслаждение! Сам текст — это река, поток, поэма. Неспроста тут так много гоголевского. В этом произведении нашли отражение все те темы, которые волновали Владимира Набокова. НеДаром некоторые критики считают его самым лучшим в творчестве писателя. Здесь есть и ностальгия по родительскому дому, и бабочки, и первая любовь, и главное — поиски того самого Дара! ⠀ Я не переставала бегать из одной комнаты в другую, чтобы зачитать понравившуюся страничку(или две, три, четыре...) родным. ⠀ Хватит, больше не буду разглагольствовать. Бросайте всё! Читайте «Дар» ⠀ Обсудим?:) Как вам Набоков и этот роман, если читали? ⠀

Самое масштабное и самое значительное (по мнению критиков) произведение Набокова произвело на меня впечатление... неоднозначное. С одной стороны - погружение в этот язык. О, так точно подметить, сформулировать, удивить неожиданным сравнением или вызвать отвращение к герою одним лишь метким эпитетом мог только Набоков. Да, фразы у него тяжеловесные и заковыристые... но когда удается пробраться сквозь лабиринт сложноподчиненных предложений, причастных оборотов, замечаний в скобках... понимаешь, что это - классика. Вот просто наугад, из первой главы:

Затем, все тем же взлетающим шагом, он воротился к дому. Там, на панели, не было сейчас никого, ежели не считать трех васильковых стульев, сдвинутых, казалось, детьми. Внутри же фургона лежало небольшое коричневое пианино, так связанное, чтобы оно не могло встать со спины и поднявшее кверху две маленьких металлических подошвы.

"Связанное пианино" с двумя маленькими металлическими подошвами - представили? :)

Самый большой роман рассказывает о начале творческого пути писателя Федора Константиновича Годунова-Чердынцева. Персонаж, понятное дело, выдуманный, но получившийся очень живым и настоящим. Повествование ведется от третьего лица... но в какие-то моменты незаметно сбивается на первое, и вот уже появляется это "я", делающее рассказ более интимным и доверительным. А потом глядишь - снова "он". А эти диалоги с поэтом-конкурентом Кончеевым! Сначала ловишь себя на том, что перестаешь понимать, кто из них двоих сейчас говорит.... пока не оказывается - снова и снова, - что это диалог-монолог с самим собой... Но это не раздражает, а воспринимается вполне естественно.

Герои Набокова в той или иной мере повторяют его судьбу. Федор Годунов-Чердынцев эмигрировал из революционной России "семь лет назад", но внимательный читатель легко может восстановить даты: в 1918 году, то есть "нынче" у него год двадцать пятый. И роман описывает события этого двадцать пятого года и еще нескольких лет после него, прожитых в Берлине, с редкими отлучками в детство или в юность и... обрывается на самом интересном месте...

Писатель, писательское ремесло, писательская среда - вот основные темы романа. Для русского писателя Набокова отъезд из России был трагедией. По пути на очередной урок с бездарным учеником Федор Чердынцев сокрушается:

...наши здешние дни только карманные деньги, гроши, звякающие в темноте, а [...] где-то есть капитал, с коего надо уметь при жизни получать проценты в виде снов, слез счастья, далеких гор. Всему этому и многому еще другому [...] он мог учить, и хорошо учить, желающих, но желающих не было – и не могло быть, а жаль, брал бы за час марок сто, как берут иные профессора музыки.

И чуть ниже еще одно горькое признание:

Я просто бедный молодой россиянин, распродающий излишек барского воспитания, а в свободное время пописывающий стихи, вот и все мое маленькое бессмертие.

Неторопливое задумчивое повествование о неторопливой (бессмысленной?) жизни в послевоенном Берлине. Талант писателя (тот самый "дар") только зарождается, тонкая книжица стихов уже радует душу - всю первую главу Федор с наслаждением перечитывает собственные стихи, напечатанные и представленные публике. Меня поразило вот такое:

Влезть на помост, облитый блеском, упасть с размаху животом на санки плоские – и с треском по голубому… А потом, – когда меняется картина, и в детской сумрачно горит рождественская скарлатина или пасхальный дифтерит, – съезжать по блещущему ломко, преувеличенному льду в полутропическом каком-то, полутаврическом саду…

Написано, конечно, тяжеловато, такое не декламируют на праздниках, но какие образы! "Рождественская скарлатина"! Когда весь мир радуется празднику, обидно ведь лежать в сумрачной душной комнате одному... Кстати, я тоже всегда умудрялась заболеть на каникулы или на праздники... к счастью, не скарлатиной.

Была еще история с сыном берлинских знакомых Яшей... если честно, страшноватая история... в которой природная порядочность и обязательность сыграли злую шутку... И удивительные, теплые, живые воспоминания об отце - путешественнике и собирателе бабочек Константине Годунове-Чердынцеве. Интересно, напишет ли Федор когда-нибудь книгу об отце?..

И все было бы так же изысканно-доверительно... если бы в середине книги не появилась эта длинная, запутанная, злая биография... Николая Чернышевского, написанная якобы нашим молодым писателем Федором Константиновичем. Уж не знаю, чем Чернышевский не угодил самому Набокову, но местами эта "биография" смотрится просто издевательски. Ладно еще, заявление "Все, к чему он ни прикоснется, разваливается." Но дальше хуже:

...был, кстати, нечистоплотен, неряшлив, при этом грубовато возмужал, а тут еще дурной стол, постоянные колики, да неравная борьба с плотью, кончавшаяся тайным компромиссом, – так что вид он имел хилый, глаза потухли, и от отроческой красоты ничего не осталось, разве лишь выражение чудной какой-то беспомощности, бегло озарявшее его черты, когда человек, им чтимый, обходился с ним хорошо...

К Чернышевскому особой любви я никогда не питала, "Что делать?" в десятом классе читала по необходимости, но без интереса, но после такой "биографии" с трудом удалось преодолеть отвращение. Все его "гражданские подвиги" стали казаться глупыми и бессмысленными, отношение жены (открыто изменявшей ему направо и налево) оправданным, а желание царя сплавить неугомонного старика куда подальше разумным... Да, я читала вдогонку, что столь негативное описание отражало отношение к Чернышевскому самого Набокова, но эту (центральную!) часть романа я мучила долго-долго... один раз даже забросила книгу, не осилив этого набора разрозненных фактов без хронологии и порядка... а потом, через несколько месяцев, таки заставила себя это проглотить. По объему это была четверть книги! Как назло, следующая глава начиналась... с отзывов на "книгу начинающего писателя"... и была столь же скучной, как и собственно биография.

Но, к моей радости, и это скоро закончилось. И Набоков вернулся к своему фирменному стилю - немного напыщенному, немного тяжеловатому, но неизменно изысканному. А когда в жизни Федора Константиновича появилась Зина... жизнь расцвела новыми красками! Даже стало жаль потраченного на Чернышевского книжного пространства.

Этот последний большой роман Набокова на русском языке вышел в 1938 году. Потом был первый англоязычный опыт - "Истинная жизнь Севастьяна Найта" - и целая серия поздних романов Набокова, среди которых, конечно, нашумевшая "Лолита", - написанных уже на английском языке. Я уже писала о небольшой повести "Камера обскура", но это еще "русский период" (1933). "Дар" называют вершиной творчества писателя. Спорить с этим я не буду, но и подтверждать не решусь. Русский писатель, оторванный от России, - здесь эта трагедия показана настолько проникновенно и лично...

Благодарю тебя, отчизна, за злую даль благодарю! Тобою полн, тобой не признан, и сам с собою говорю. И в разговоре каждой ночи сама душа не разберет, мое ль безумие бормочет, твоя ли музыка растет…

Но "нечистоплотного и неряшливого" Чернышевского я простить не могу... поэтому только четыре звездочки.

Я даже не знаю, как рекомендовать этот роман - и кому. Сразу скажу, что читать такое нужно... подготовленным. Есть даже целые пособия "Как читать "Дар" Набокова" - но это уже слишком... То есть ни о какой легкости и увлекательности речь не идет, но зато как тонко плетется кружево слов! Попробуйте... а вдруг...

... и не кончается строка.

Это ужасно. Кошмарно, просто немыслимо. Как-то невозможно ощущать, что чтение окончено (язык не поворачивается сказать "книга окончена"), должны быть окольные пути, может быть, лента Мёбиуса, но непременно требуется новая глава, новые сочетания слов. Набоков совершенно не различает первое, третье лицо, повествование, письмо матери, роман в романе, разговор с Зиной или вымышленный диалог с Кончеевым, или сон, или иное возможное будущее. Текст один, единый и единственный, он тянется, мнется на языке читающего, и этим слабо отличим от текста жизненного, от полотна обыденности, где так же неразличимы явь, видения, прочитанные и просмотренные миры, косвенная речь, цитаты, реминисценции и ложное, податливым сознанием подведенное под истинное. Поэтому как может это закончиться.

"Дар" - тяжелый дым. Первые семьдесят страниц ненавидишь, читаешь их просто из принципа, или уж если надо. Потом начинаются вялые мыканья слепого сюжета - туда, сюда, по чуть-чуть, по имечку, по местечку, и перед тобой толчками распускается текст. Вторую главу ты вдруг проглатываешь (даже не смакуя, потому что так неожиданно, потому что сам как-то и не понял), вот третья такая же, но тут позволишь себе насладиться, вчитываясь в игольчатые диалоги и кропотливые материалы к четвертой главе. А там внезапно натыкаешься на булыжище на тропиночке, на китайскую стену практически, на этот роман в романе, на жизнь в жизни, которая вроде как вложенная, приросла, и уже не оторвать, но вот смотришь в эти слова и думаешь: Бже, зачем это. Может, пропустить? Дочитать потом? Оставить на будущее? Тесно и сухо в этой четвертой главе, но ты все же (по правде говоря, и не без щекочущего читательского любопытства) добираешься до заключительных восьми стихов. Последняя часть, кажется, самая - самая всё, самая счастливая, чистая, короткая и летне жаркая. Через нее проскальзываешь, как Годунов, холодным телом извиваясь между людей и вещей, и остаешься в ночном Берлине, где подобие белых ночей: воздух был прозрачно-сер, и мыльным маревом плыли туманные дома, остаешься весь мятый и теплый, в ночных туфлях, в старейшем мятом костюме, запятнанном спереди, с недостающей на гульфике пуговкой, мешками на коленях. И кажется, что эта ночь - она никогда не закончится: судьба сама еще звенит, - и для ума внимательного нет границы, - там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, - и не кончается строка.

Как можно работать с набоковским текстом? Для меня очевидно, что будет не хватать винтиков, будет не хватать сил, всеохватности, дара, в конце концов. Набоковеды, поглощенные (в прямом смысле слова) материалом, начинают разворачивать собственные тексты, незаметно для себя чертят собственные шахматные поля, рисуют задачи, перебирают решения, играют словами, мешая их на клетках: что получится, если так? О, а ведь есть еще ход конем, ну-ка? Это искусство, в котором наука растворяется в виду специфики материала.

Как можно читать набоковские тексты, и, закрывая книгу, складывать ее обратно рядом с кроватью, в комодик, на полку? Кощунственно тупо пялиться на игру слов и порождаемых смыслов, посмеиваясь про себя, а в качестве платы предлагая место темы в завтрашнем разговоре с друзьями и случайную лоскутную цитацию. Хочется сказать, что набоковские слова нужно холить, лелеять и гладить по шерстке, но ведь, в сущности, это и недалеко от истины.

Обратилась к творчеству В.Набокова, и увлеклась чтением на всю зиму. Я рада,что к этому роману подошла постепенно и читала не торопясь. Теперь, познакомившись с основными романами и рассказами , "Дар" открылся,как совокупность всего творчества автора. В этом центральном произведении о русской литературе увидела фрагменты многих авторских мыслей ,ставших самостоятельными произведениями. Основная проблематика многослойного текста- размышления Набокова о роли писательского дара в судьбе творческого человека. Формой "Дара" писатель избрал" роман в романе". Сюжеты о Ф .Годунове-Чердынцеве и Н.Чернышевском. Деятельность литераторов проходит в атмосфере споров, откликов, рецензий, разных точек зрения. Роман разбит на главы.Содержание первой главы посвящено стихам- воспоминаниям Федора Чердынцева, поэта эмигранта, проживающего в Германии. Вторая часть , об отце путешественнике и семье героя. Описывая экспедиции и труды ученого, автор обращается к Пушкину. Третья глава - любовное стихотворение к Зине Мерц,в которую влюблен Чердынцев. А еще в ней затрагивается Гоголь. Роман Чердынцева о Чернышевском, стал четвертой главой произведения Набокова. В последней части, все сюжеты сходятся и становятся замыслом следующей книги Федора Чердынцева. Во время чтения ,образ автора соединялся с образом его героя. Хотя сам Набоков себя с Чердынцевым не отождествлял. Эмигрантская тема в романе представлена столь глубоко и целостно,что со всей реалистичностью воссоздает нелегкую жизнь людей, лишившихся родины и привычного уклада жизни. Выстраивающих свою судьбу на чужбине. Думаю,что буду перечитывать "Дар", т к. в сюжете очень много контрастов. Герой одного романа имеет антипода в другом. И очень стал привлекателен Н.Г. Чернышевский. Отношение к которому было, прямо скажу "школьно- подневольным". Литератор , на выдающуюся фигуру русской общественной мысли и писателя, посмотрел другим взглядом . Язык Набокова настолько красив и образен,что изяществу его слога не могу найти сравнения.Чтение каждого предложения можно представить течением, подхватившем тебя, но многоцветные описания не уводят с маршрута логики. Книгу можно открывать на любой странице и просто наслаждаться авторским видением предметов и явлений ,сравнениями и метафорами. Меня пугает мысль,что теперь я уже не смогу читать опусы современников. Этот роман воспринимаю, итоговым в моем обращении к автору. Думаю,что свидание с лучшим состоялось. Особенно поражает,что писатель видит в читателе равного себе,способного понять и оценить. В целом творчество великого В.Набокова для меня созвучно с творчеством гениального композитора А Шнитке. Произведения обоих вызывают внезапную любовь к себе и в тоже время оставляют недосказанность и противоречивость. Читать и слушать их буду еще не раз.