Безымянный. Антимаг-1

Глава 15.

Я сидел в кресле в гостиничном номере. За окном уже стемнело, но фонари на улице ещё не зажгли. Их зажгут в полседьмого. У меня есть целых полтора часа темноты. Именно поэтому встреча назначена на пять. Эту гостиницу и этот номер я выбрал тоже не случайно. До моря рукой подать, а окна выходят на заброшенный пустырь. Соседние номера на втором этаже пустуют, я проверил. Окон на первом этаже в гостинице нет, припортовой район, разумная мера предосторожности. Никто не увидит, чем я сегодня буду заниматься на этом пустыре.

Зашевелился Умник и в голове возник план со всеми деталями. Нет, ничего не забыто. Деревянная телега стоит на пустыре, прямо под моим окном. Лодка пришвартована возле старого неохраняемого пирса. Надеюсь, их никто не украдёт. В лодке пять камней, под кроватью пять непромокаемых мешков и набор начинающего мясника. Фан се Зара охраняют четыре бойца, видимо он довольно важная фигура в Сером братстве. Вряд ли с ним придут все четверо, но в таких случаях лучше перестраховаться.

На часах уже пять минут шестого, Чёрный его подери. Такая непунктуальность для делового человека. Я встал с кресла и прошёлся по комнате. Под ногами лежала шанка, практически незаметная, непромокаемая прозрачная ткань. Эту ткань привозили с западного континента, и стоила она не мало. Ею застлан весь пол, завешены ковры на стенах, накрыта мебель – всё, что будет тяжело отмыть от крови. Моя работа. Сегодня здесь может быть довольно грязно, а следы оставлять нельзя.

Чёрт, как жарко. Пламя в камине полыхает вовсю, а я так тепло одет. Только вот снять верхнюю одежду нельзя. Под ней подушка и бандаж, превращавшие мою фигуру в бочку. Сегодня я не я, а некий торговец пряностями И-инн Ро, жирный ируианец. Да где же эти серые? По виску побежала капелька пота.

Я метнулся к зеркалу. Не хватало ещё, чтобы начал расплываться грим. Нет, всё нормально. Стоп, что это? Шаги на лестнице. Я замер и напряг свой обострённый слух. Четверо. Один идёт грузно и неторопливо, трое легко и почти неслышно. Одна Пчела и три Меча. Мои гости. Наконец то. Ну, как говорится, хлеб-соль.

Спокойствие пришло на смену волнению. Странно, правда? Пока ждал – чуть все ногти себе не сгрыз. А теперь, пожалуйста, эмоций как у рыбы. Не замечал такого за собой прежде. Взрослею? Ладно, сейчас не время для самоанализа. Пора. Все детали вокруг стали чёрно-белыми и до отвращения чёткими. Пришёл старина Мастер, бесстрастный любитель убивать.

Я встал в центре комнаты, чуть согнул колени и сгорбился, стараясь казаться как можно ниже. На лице изобразил широкую, угодливую улыбку. Два кинжала в моих опущенных руках, большие пальцы прижимают рукояти, лезвия вдоль руки, кисти повёрнуты тыльной стороной вперёд. Широкие рукава ируианского тёплого халата довершали маскировку.

Шаги приближались к двери. Образ Мастера вытеснил остатки эмоций. Я не чувствовал ничего, ни страха, ни возбуждения. Пожалуй, даже, мне было немного скучно. Это ведь будет не настоящий бой. Если всё пойдёт хорошо, они не успеют ничего понять.

Дверь открылась. В неё, один за другим вошли два высоких широкоплечих бойца с короткими клинками в руках. Пока они обшаривали глазами комнату и меня, я так же внимательно изучал их. Хороши, нечего сказать. Молодые, не старше меня. Двигаются как два хищника, приятно смотреть. Одеты одинаково, в тёплые серые комбинезоны, серые плащи с откинутыми на плечи капюшонами, серые зимние сапоги. Интересно, нижнее бельё у них тоже серое?

Хотя есть и более важный вопрос. Заметят ли они шанку? Не думаю, она очень тонкая, прозрачная и не блестит, а в комнате полумрак, только камин и свеча на столе. Если бы не знал, то и сам бы не заметил. Ну же, что вы тянете? Практически пустой номер, минимум мебели, только кресло, стол и кровать. И маленький улыбчивый толстячок-добрячок.

Наконец один Меч взглянул на другого, видимо главного, и тот кивнул головой. Оба вложили мечи в ножны, одновременно сделали пару шагов вперёд и остановились в двух метрах передо мной. Главный повернул голову в сторону входа и сказал неожиданно тонким голосом:

– Чисто.

Кастрируют их что ли? В дверном проёме появился грузный старикан с венчиком седых волос вокруг огромной блестящей лысины. Всё лицо в складках кожи, видимо в молодости он был ещё толще. На его лице застыла такая же улыбка, как и на моём. Широкая и неискренняя. Фан се Зар. Флавио мне детально описал его.

Третий боец, похожий на двоих других, зашёл вслед за ростовщиком, закрыл дверь и остался стоять возле неё. Старик остановился между двух Мечей, протянул мне обе руки для приветствия и прокаркал:

– Приветствую тебя дорогой Ро. Что привело тебя в столицу после такого долгого отсутствия? Дела или отдых?

Я шагнул к нему, подымая руки. Вдруг улыбка слетела с его лица:

– Это не И-инн, что…

Мои руки бабочками порхнули вверх и в стороны, кинжалы перевернулись лезвиями вперёд. Оба клинка вонзились в шеи Мечей, те не успели даже дёрнуться. Я продолжил движение вперёд, грудью сбил старика на пол, перепрыгнул через упавшее тело и метнулся к третьему бойцу. Всё это заняло какие-то доли секунды, но тот уже начал вытягивать свой короткий клинок из ножен. Хорошая реакция.

Костяшки пальцев моей левой руки врезались ему в кадык с такой силой, что Меч отлетел назад и ударился об дверь. Голова безвольно свесилась на бок как у тряпичной куклы. Сломана шея. Мёртвое тело начало оседать на пол. Я развернулся и посмотрел, что происходит у меня за спиной.

Один боец лежал неподвижно, тело второго билось в предсмертных конвульсиях. Под обоими расплывались лужи крови, почти чёрные в полумраке. Старый ростовщик успел перевернуться со спины на живот и начал вставать. Я шагнул к нему, сел на спину, одной рукой зажал рот, а пальцами второй обхватил горло, пережимая яремную вену. Он немного потрепыхался, как жирный карась в сетях, и затих. Я замер над его телом, вслушиваясь в наступившую тишину. Хриплое дыхание Фан се Зара, бульканье крови, всё ещё вытекавшей из шей мертвецов, больше ничего.

Вот и всё. Честно говоря, я ожидал большего. Или серых Мечей сильно переоценивают, или мне достались далеко не самые лучшие. Мастер, командовавший сейчас в моём сознании, испытывал неподдельное разочарование. Я вышел из Образа и разочарование сменилось удовлетворением. Хорошо, что всё так легко получилось, о чём тут сожалеть? Ладно, за дело, работы сегодня ещё предстоит проделать немало.

Я снял осточертевший халат и отстегнул подушку. Фуф, как из печки вылез. Подошёл к кровати и вытянул из под неё мешки. В одном и мешков лежали чистый комплект одежды, пара сапог, разделочный нож, рамочная медицинская пила, мясницкий фартук и моток крепкой верёвки. Стоп. Чёрт, мой мир сейчас сузился до стен этой комнаты, и я совсем забыл об остальной его части.

Я встал над телом старика и закрыл глаза. Входить в это состояние полутранса для меня ещё трудновато. Готово. Я открыл глаза. Мир словно искривился, тошнота не замедлила подкатить к горлу. Я сглотнул и посмотрел вниз. Вот она, жилка искажения, словно нитка, вплетённая в спинной мозг Фан се Зара. Довольно слабенькая, он не маг. Хорошо, а то с магами у меня пока не получается.

Я потянулся к этой жилке, делая её частью себя. Опять тошнота. Всё никак не привыкну. Ростовщик застонал, не приходя в сознание. Теперь он не очнётся, пока я сам не захочу. Я оглядел остальные тела. Интересное зрелище. Смотреть на только что умерших в состоянии осознанного транса до этого мне не приходилось. Их искажения всё ещё оставались, но выглядели какими-то блеклыми. Тот, что возле двери, был магом, его нить выглядит толще, поглотив почти весь хребет. Может как-нибудь попробовать рассмотреть искажение высшего мага? Ладно, сейчас не время мечтать. Хотя всё-таки интересно. А если попробовать прикоснуться к этому?

Я подошёл телу возле двери и попробовал. Волна жгучего холода окатила моё сознание. Я рефлекторно отпрянул назад и вышел из состояния осознанного транса. Тело на полу неожиданно дёрнулось, ноги несколько раз ударили по полу, руки сжались в кулаки, но спустя пару секунд всё успокоилось. Ух ты. Да я настоящий некромант-аниматор. Ощущение только от этого дерьмовое. Прямо мурашки по спине.

Проклятье, я вступил в лужу крови. Экспериментатор хренов. Пора заниматься делом. Я снял испачканную обувь, снова стал сомнамбулой, отрыл двери и вышел в коридор. Прошёл по нему из конца в конец, выискивая своим шестым чувством искажения в других номерах. Никого. Спустился вниз по лестнице и, не выходя в холл, поймал искажение портье. Когда я проходил мимо его столика, он уже сладко похрапывал, уткнувшись лицом в книгу. Я подошёл к входной двери и закрыл её на засов. Новые постояльцы нам совсем ни к чему. Затем прошёлся возле дверей первого этажа. За одной из них парочка занималась сексом. Проститутка и клиент. Вскоре они тоже заснули крепким, здоровым сном. Жалко, парень заплатил денег, а проспит до утра. Нечестно как-то. Зато мне никто не помешает. Больше никого в гостинице не было.

Я поднялся в свой номер. Надел фартук, взял в руки нож и пилу. Вот и самая грязная часть плана. Через полчаса три тела были аккуратно расфасованы в мешки. Их и моя одежда, обувь, непромокаемая ткань и инструменты как раз поместились в четвёртый мешок. Я посмотрел на часы – без пяти шесть. Всё по расписанию.

Открыл окно, затем оббитые медью деревянные ставни. Пару минут постоял, слушая и вглядываясь в темноту. Никого. Холодный воздух приятно обдувал разгорячённое лицо. Моя телега стояла там, где я её и оставил. Один за другим четыре мешка спустились вниз на верёвках. За ними последовало бесчувственное тело Фан се Зара.

Я закрыл окно и тщательно оглядел номер. Идеально, никаких следов. Пристроив на место ненавистную подушку, я одел поверх неё чистый халат и вышел из номера. Портье всё также сладко спал, струйка слюны из его рта вытекла прямо на страницу книги. Я уже собрался будить его, когда меня одёрнул Умник.

– Стой, дверь! – раздался у меня в голове его голос.

Балбес. Сняв засов с входной двери, я вернулся и потряс портье за плечо.

– А? Что? – он проснулся и с удивлением уставился на меня.

– Милейший, мои друзья уже ушли? – спросил я, тщательно подражая ируианскому акценту.

– Что? Кто? – парень явно никак не мог прийти в себя.

– Славный старый господин и три его охранника. Приходили ко мне недавно, такие милые люди, – я сложил ладони вместе и закатил глаза вверх.

– А, ну да, – портье оглядел пустой холл, – ушли, наверное.

– Ай-яй-яй. Я совсем забыл кое-что им сказать. Глупая моя голова, – с этими словами я бросился к выходу, воздев руки в притворном горе.

Портье всё также сонно хлопал глазами, когда я закрыл за собой дверь. Нужно поспешить. До конюшни, где я оставил лошадь, минут пять ходу. Пока я шёл, меня подгоняла мысль о том, что там, на пустыре позади гостиницы, стоит телега с тремя мертвыми телами и одним живым. Всё время хотелось сорваться на бег. Но бегущий человек вызывает подозрения и бросается в глаза. А мне очень хотелось оставаться незаметным.

Редкие прохожие не обращали внимания на толстого ируианца, в столице их полным-полно. Даже два вигила – городские стражники, важно вышагивающие в своих блестящих, подбитых мехом кольчугах – и те скользнули по мне безразличными взглядами. Вот и конюшня, слава Единому.

– Ш ваш шесть медяков, – дико прошепелявил конюх, рыжеволосый, курносый и с выбитыми передними зубами.

– Вот, милейший, возьмите десять. Я вернусь чуть позже, – этот слащавый тон за день мне успел порядком поднадоесть, но нельзя выходить из роли.

Конюх широко улыбнулся ужасной, беззубой улыбкой и сгрёб монеты с моей ладони.

– Шейшаш выведу вашего крашавша.

Ну, красавцем мою лошадку вряд ли назовёшь. Спокойный жеребец с умными глазами, его я купил сегодня в обед. А ещё я купил ируианскую одежду, нож, пилу, мешки, рулон шанки, верёвку, телегу, лодку. А ещё нашёл подходящую гостиницу и снял там номер. А ещё арендовал целый домик неподалёку. А ещё … и так далее. Всё это я, кстати, делал уже загримировавшись. Никто не верит ируианцу. Все боялись, что я их как-нибудь надую. Если бы не Умник, с его расписанным поминутно планом – никогда бы не справился. Стоило так подумать, и я сразу ощутил самодовольство этого надутого индюка.

Самому не верится, сколько я успел сделать за неполные двое суток. Ещё вчера утром я выслушивал нытьё Флава, а, кажется, что прошёл год. Я вскочил на лошадь и поскакал назад к гостинице. Мою телегу никто не обнаружил, зря я так волновался. Вскоре я уже сидел на козлах, лошадка неспешно вышагивала по заснеженной улице. С наступлением темноты заметно похолодало. Я оглянулся назад. Там, под куском парусины, ехали четыре моих попутчика. Один из них может здорово замёрзнуть. Хотя, какая разница, был бы жив.

Зажглись фонари. Редкие снежинки лениво кружились в их свете. Ветра нет, это хорошо, мне сегодня предстоит ещё и морская прогулка. Я без происшествий доехал до арендованного домика, воровато огляделся и вытянул бесчувственное тело с повозки. Внутри было тепло, печь я растопил часа три назад. Положив Фан се Зара на диван, я накрыл его тёплым одеялом. Пусть отогревается, а мы с его друзьями подышим морским воздухом. Говорят, полезно для здоровья. А ещё и водные процедуры. Жаль, что им уже ничего не поможет.

Мою лодку никто не украл. Странно, как гладко всё идёт. Я сплюнул и постучал по деревянному борту. Не то, чтобы я верил в приметы, просто привычка такая. Плаванье ночью по зимнему морю в лодке – ещё-то удовольствие. В чём я вскоре убедился на собственной шкуре.

Заледенелые вёсла, обжигающе холодные брызги воды, темнота, хоть глаза выколи. Да ещё и мешки задубели от замёрзшей крови, я всё никак не мог их развязать. С горем пополам мне всё-таки удалось запихать в них камни, завязать снова и вытолкать за борт. Возясь с третьим мешком, я поскользнулся и сам едва не вывалился. Могу поспорить, таких проклятий море давно не слышало.

Я вернулся на берег почти через час, дико замёрзший и злой. С ненавистью оттолкнул проклятую лодку и смотрел, испытывая мстительную радость, как она скрывается в темноте. Чтоб тебя об скалы разбило. За спиной тихо заржал конь. Я обернулся.

Мой жеребец, запряжённый в телегу и привязанный к столбу, осуждающе смотрел на меня. Бедная скотина тоже, видимо, замёрзла до полусмерти. Я выпряг его с телеги и оседлал. Столкнул телегу с пирса в море и залез в седло. Представляю, на что похож мой грим после всего этого. Лучше никому не попадаться на глаза.

Фан се Зар лежал там же, где я его оставил. Его старое, морщинистое лицо блестело от пота. Ещё бы, такая большая печь в маленьком, трёхкомнатном домике. После улицы чувствую себя здесь как каплун в духовке. Разделся сам, стянул с ростовщика одеяло и теплый камзол. Он него пахло дорогими духами и старым телом.

Я сел на стул рядом с диваном, размышляя. Попробовать поиграть с его искажением или банальные пытки? Результат мне нужен позарез, иначе все эти танцы с трупами и переодеваниями коту под хвост. В работе с нитями я ещё новичок, пока у меня получалось только самое простое: страх, сон, потеря сознания. Заставить человека делать что-то сложное и осмысленное, управляя им, как марионеткой? Не знаю. Пытки выглядят надёжнее. С другой стороны – он старик. А вдруг не выдержит сердце? Вот смеху то будет.

А впрочем, одно другому не мешает. Он не маг, попытаться в любом случае стоит. Ладно, поехали. Я попробовал войти в сомнамбулический транс. Тошнота, вечный спутник этого состояния, появилась сразу, но и только. Помучавшись минут десять, я вытер испарину со лба. Тяжёлый день начал сказываться на моей способности сосредотачиваться. Нужен Лекарь. Я поморщился.

Входить в этот Образ стало очень неприятно с тех пор, как я стёр его личность и превратил в послушную куклу. Пропадали все чувства и стремления, пропадала сама жизнь. Я превращался в машину, нечто механическое и бездушное. Но всё равно, Лекарь оставался очень полезным, и мне приходилось делать это снова и снова. Проинспектировав своё тело, я с облечением вновь стал самим собой.

Идея. А что если проделать подобное с Фан се Заром? Сломить его волю, стереть его личность, сделать из него послушного манекена, без раздумий выполняющего мои приказы? Также, как я поступил с Лекарем. Интересно, почему это не придумал Умник, когда составлял свой план? По его задумке были пытки и, на крайний случай, образцы почерка ростовщика.

– Потому что был неизвестен уровень магических способностей Фан се Зара, потому что до сих пор не известен уровень твоей способности управляться с нитями, потому что… – сразу же забубнил обиженный гений.

– Ладно, ладно. Как думаешь, стоит попытаться?

– Время ещё есть. Только полностью разрушать личность нет нужды. Попробуй подавить его волю. Сделай так, чтобы он с восторгом выслушивал твои слова и испытывал счастье, выполняя твои приказы. Стань для него Богом, матерью, смыслом жизни.

– Да ты поэт. Никогда раньше не замечал.

Умник промолчал.

На этот раз войти в полутранс я смог почти сразу. Искажение бледной змейкой поползло по хребту старика, просвечивая сквозь его тело, словно оно было прозрачным. Я слегка прикоснулся сознанием к нити и ростовщик застонал. Жужжи, жужжи серая пчёлка, я твоя царица.

Теперь полное слияние. Фан се Зар очнулся и попытался встать. Я навалился на него всем телом, удерживая его, при этом стараясь не выйти из транса и не потерять связь с его искажением. Получилось. Поток сознания старика хлынул в мою голову, я начал воспринимать его как одну из своих личностей. Не я, но часть меня.

Тошнота и открытые, пустые глаза под седыми бровями. Он лежал подо мной и в тоже время был внутри меня. Его тело перестало сопротивляться, зато разум неистово бился, как в припадке, причиняя мне почти физическую боль. Он не понимал что происходит, но сражался. Инстинктивно, не зная смысла и цели этой войны. Боролся за право быть самим собой, за право первенства в своей голове.

Те же ощущения что и месяц назад, когда я противостоял Лекарю, запертый в своём собственном подсознании. Только Лекарь был не чета Фан се Зару. Тот урод знал, что делает, знал что происходит, да и личностью Лекарь был незаурядной. Теперь противник у меня был куда слабее, а опыт в подобных играх у меня немалый.

Я копался в чужих воспоминаниях, как в собственном кармане, и находил нужное. Мать, отец, отчим, воспитатель в школе, наставник по ремеслу, глава ячейки Серого Братства. Любовь к единственному сыну, страсть к деньгам, вера в Единого. Все авторитеты, все люди, все ценности которые уважал или любил старик. Я заменял их собой. Постепенно сопротивление его воли слабело, коверкать чужую память становилось легче с каждым шагом. Совсем скоро эта вивисекция закончилась. Я разорвал связь, вышел из транса, сполз со старика и скатился на коврик возле дивана. Легче чем ожидалось, но всё равно выматывает.

– Господин, вам плохо? Я могу помочь? – услышал я каркающий голос.

Я поднял голову. Фан се Зар сидел на диване и смотрел на меня с обожанием и тревогой.

– Да. Нужно составить много документов.

– Это я умею, – счастливая улыбка озарила лицо старика.

Это заняло почти два часа. Он не просто выполнял мои приказы. Он помогал, размышлял, советовал как лучше, даже спорил, доказывая свою правоту. Старался как мог. Такой шанс угодить своему Богу. В итоге целый ворох бумаг, заполненный, подписанный и заверенный кровью ростовщика Фан се Зара. Туба со сгущённой кровью была у него при себе. Деловые люди никогда не расстаются с ней, нося её на шее. Подписи Флава стояли заранее. Ростовщик подсказал подержать все бумаги поближе к огню какое-то время, чтобы они не выглядели такими свежими.

Я сел возле печки и начал подносить по одному листку к открытой заслонке. Несколько копий договора, расписки о выплатах и тому подобное. Из этих документов следовало, что Флавио четыре года назад внёс восемь тысяч империалов в погашение залога за поместье, а на остальные тридцать четыре взял ссуду на пятнадцать лет, которую исправно выплачивал каждый месяц, иногда с небольшими переплатами. Платежи примерно в половину его оклада, вполне посильные.

Никакой взятки, только честно заработанные тяжким трудом деньги Флава. Конечно, он остаётся должен больше двадцати тысяч. Придётся теперь выплачивать приличную сумму каждый месяц, одиннадцать лет подряд. Но это лучше, чем попасть к чистильщикам в их застенки. Будет дураку наука. Я разделил документы на две части. Одна часть – бумаги для моего друга, другая – для моего нового поклонника.

Вся вина теперь падёт на Фан се Зара. Вина перед Серым Братством. Он обманул своих, как нехорошо. Взял у моего друга деньги, когда должен был предложить взятку. Жадность подвела. С ростовщиками это бывает. А серые так рассчитывали на ответную услугу Флавио. Ещё бы, прикормленный судья-исполнитель. С ума сойти.

Моему другу, конечно, достанется на орехи от начальства. То, что он нашёл своего отца и выкупил земли – не преступление. Но проявление недопустимой слабости. Возможно, понизят в должности. Хотя вряд ли. Скорее отделается выговором с занесением в личное дело. Так и представляю себе, как старина Гилто расхаживает по своему кабинету и заливается соловьём, отчитывая Флава. Карлик и переросток.

Я взглянул на старика. Он сидел за столом и с обожанием смотрел на меня. Что же мне теперь с ним делать? Первоначально я хотел его убить и оставить тут вместе с бумагами о ссуде. Обставить всё так, как будто с ним расправилось за предательство Серое Братство. Слабенько, конечно, ведь серые будут знать, что это не они. На них-то наплевать, но что знает Братство – знают и люди Императора. Я в этом уверен.

Был ещё вариант выбросить тело в море. Мол, подалась серая пчёлка в бега, трепеща крылышками от страха. Но тогда как сделать так, чтобы исчезновение ростовщика связали с Флавио? Не будет тела – не будет и расследования. Могут не найти бумаг, которые мы так тщательно подготовили. Не подбрасывать же мне их под двери Чёрной Канцелярии? А это важная часть плана.

Но теперь есть более изящное решение. Я обошёл комнату, внимательно оглядываясь. Нельзя оставлять следы. То, что я был здесь, не почувствует ни один маг-ищейка. Я ведь нефари. Стоп, а ведь своим присутствием я стираю и эманации старика. Если он умрёт рядом со мной, сотрётся и остаточная аура. После смерти она очень сильная, по ней ищейки могут даже определить, что чувствовал человек в свои последние секунды жизни. Получится странная ситуация – мёртвое тело и пустой домик, без всякой ауры. На самоубийство будет не очень похоже.

Пусть сделает всё сам. Я снял шёлковый пояс со своего халата, который несколько раз охватывал талию и был метра два в длину. Пришлось повозиться, да и петля вышла так себе. Ладно, сойдёт. Встал на стул, снял с крюка в потолке стеклянную лампу и поставил её на стол. Фан се Зар, которому было приказано сидеть и не двигаться, с интересом наблюдал за моими приготовлениями. Когда я вновь взобрался на стул, проверил прочность крюка и начал привязывать пояс, он спросил, с тревогой в голосе:

– Господин, вы ведь не собираетесь сделать себе что-то плохое?

– Нет, что ты. Себе нет, – успокоил я его и спрыгнул со стула.

Затем изобразил на лице недовольство и сказал:

– Ты меня подвёл.

– Господин, я не…

– Молчи, – перебил я, – Ты не оправдал моих ожиданий.

Страдание исказило его лицо.

– Ты предал меня, тебе нет прощения. Ты отвратителен…

Я продолжал терзать словами его душу. Слёзы ручьями текли по старым, дряблым щекам. Он ползал на коленях по полу, хватал меня за ноги и умолял простить его. Но я не останавливался:

– Всё безнадёжно, твои попытки не приведут ни к чему…

Под конец он уже не ползал за мной, а лежал на полу, лицом вниз, и тихо рыдал, уткнувшись в ладони. По-моему, достаточно. Я решил закругляться:

– Само твоё существование отравляет всё вокруг. Выход есть только один.

Он поднял своё мокрое лицо с огромными, набрякшими мешками под глазами и сиреневым носом. Я указал пальцем на верёвку с петлёй, дожидавшейся своего часа.

– Когда я уйду, ты подождёшь пять минут. Всё это время ты будешь думать, какое ты ничтожество и предатель. Ты будешь бояться жить. Ты будешь в отчаянии, ибо выбора у тебя нет. – Я снова указал на верёвку, – Потом ты встанешь на стул, наденешь петлю на шею и оттолкнёшь стул. Ты понял меня?

– Да, господин, – тихо ответил он.

Отлично. Я мысленно потёр руки. Всё идёт как нельзя лучше. Я подошёл к окну, отодвинул штору и выглянул на улицу. Тишина и пустота, далеко за полночь, никого нет. В соседних домиках, таких же маленьких, как и этот, уже давно все спят. Снег серебрился под лунным светом, никаких туч, небо чистое и звёздное. Наверняка похолодало ещё сильнее.

Я оставил штору отодвинутой. Предсмертная записка? Нет, это уже перебор, и так всё хорошо. Ещё раз прошёлся по комнате, повесил большую холщовую сумку на плечо и посмотрел на старика. Лицо полное страданий. Он сделает всё как нужно. Я открыл входную дверь и вышел.

Холод резанул как ножом. Нужно будет подхлестнуть кровообращение, а то пока дойду домой – превращусь в сосульку. Коня я оставил в конюшне и уже никогда не вернусь за ним. Придётся топать пешком часа три. Плохо, что нельзя было снять грим в доме, старика бы это выбило из нужной колеи. Я выбрал место потемнее, но так чтобы через окно был виден центр комнаты и верёвку под потолком.

Пока я стирал грим тряпицей со специальной жидкостью, ничего не происходило. Видимо, он продолжал лежать на полу. Пудра со щёк, под ней жирный крем. Долой. Коричневая помада с губ. Долой. Теперь тушь и подводку с глаз. В окне показалась тучная фигура. Ростовщик подошёл к стулу, неуклюже взобрался на него и просунул голову в шёлковую петлю. Я замер.

Казалось, что он стоит на этом стуле целую вечность. Ну же. Проклятье! Не поспешил ли я снять грим? Давай! Он словно услышал меня, рывком затянул петлю на шее и оттолкнул стул. Я продолжил тереть глаза тряпкой, пока его тело раскачивалось под потолком. Жизнь всё никак не хотела покидать старое тело. Руки и ноги судорожно дёргались, пальцы царапали шею, даже отсюда было видно, как налилось кровью его лицо. Наконец он затих. Занавес. Фан се Зар выполнил свою часть плана.

Я достал тёплый плащ с капюшоном, снял халат с подушкой и засунул их в сумку. И-инн Ро тоже сделал своё дело. Нужно будет выбросить эти тряпки где-нибудь по пути. Я закинул сумку за спину и пошёл домой.

Сегодня я убил четверых. Не говоря уже о том, что я снова нарушил закон. Моральные проблемы? Да нет, чувствую только удовлетворение от хорошо проделанной работы. В конце концов, обществу без них будет лучше.

Хотя кого я обманываю. Будь они даже примерными гражданами, религиозными и трудолюбивыми, отцами многодетных семейств. Я всё равно убил бы их без сожаления. Лекарь был прав. Я стал волком в шкуре пса. Все они для меня лишь добыча, кроме тех, кто в моей стае. За своих горло перегрызу. Ррррр.

Я шёл и шёл по засыпанным снегом улицам и переулкам, стараясь выбирать самые безлюдные. Холод меня не донимал, но усталость уже давала себя знать. Чёрный всё подери, почему мне досталась самая трудная часть работы? Флав сидит сейчас в какой-то многолюдной таверне и зарабатывает себе алиби. Он всё это время должен был крутиться на людях, чтобы никто ничего не заподозрил.

Наконец я добрался домой. Тихонько открыл входную дверь, разделся в прихожей и на цыпочках прокрался в столовую. Пять утра, через три часа нужно собираться на работу. Я принялся рыться в тумбочках в поисках еды. Послышались шаги. Тихие, но для моего слуха отчётливо различимые. Лара.

Я обернулся. Она стояла в дверях столовой с ночной лампой в руке. Заспанная, в прозрачном халатике и огромных, меховых шлёпанцах. Халатик не скрывал ничего, красные соски откровенно просвечивали сквозь него. Желание поднялось во мне морским приливом. Я шагнул к ней, положил руки на её бёдра и притянул к себе. Она уперлась рукой мне в грудь и спросила:

– Где ты был так долго?

– Наказывал плохих людей, – улыбнулся я, – это же моя работа.

Она потянулась своими губами к моим и, вдруг, её лицо исказилось. Хлоп. Пощёчина обожгла мою щёку. От неожиданности я отпустил её и отступил на шаг.

– Наказывал плохих людей!? – закричала она, – У тебя помада на губах!

Она размахнулась лампой и бросила её в меня. Я пригнулся, лампа пролетела над головой, за спиной раздался глухой удар и звон разбитого стекла.

– Солнышко, это совсем не то, что ты думаешь, – выдавил я из себя ужасную банальщину.

– И это всё, что ты можешь сказать!? Сволочь! Ненавижу тебя!

Её глаза пылали гневом, маленькие кулачки сжались так, что даже костяшки побелели. Она словно заразила меня своим пламенем и я заорал в ответ:

– Да! Это всё, что я могу сказать! А ещё могу сказать – я уже два года не прикасался ни к одной женщине кроме тебя! После нашей свадьбы я даже не смотрю в их сторону!

– Не ври мне! Не ври! Не ври! – слёзы брызнули из её глаз, она развернулась и выбежала вон.

Гнев ушёл, я устало опустился на стул. Вот тебе и родная стая. Потянуло гарью, я обернулся. Разбитая лампа залила маслом штору и та загорелась. Синие призрачные огоньки весело бежали вверх по дорогой, покрытой золочёными узорами ткани. Какое-то время я сидел и безучастно смотрел на это. Затем встал, сорвал штору вместе с карнизом и принялся топтать её ногами.