Станичники

КАЗАКИ – ГОСУДАРЕВЫ ЛЮДИ

Поначалу новый царь продолжил вслед за Голицы- ном единственно верную для России стратегию броска на юг. Увы, после первых же побед над турками, давшимися большой кровью, новый русский царь забыл об этом броске на юг, и дал старт трёхвековому наступлению на запад, что в конце концов привело Российскую империю к краху.

Русско-шведская война Петра Первого за Балтику очень дорого обошлась России, но так и не сделала её хозяйкой Балтийского моря.

События этой войны сильно искажены лизоблюдами, отрабатывавшими придворный заказ. Шведы отнюдь не «научили русских воевать». Мы наших северных соседей всегда успешно били.

А вот то, что ресурсы, которые могли бы пойти на укрепление российских баз в Причерноморье, а также на превращение России в мост между потоками товаров из Европы в Азию, были брошены на ослабление шведов, которые сдерживали ненавидящих Россию поляков и немцев.

Но был в такой войне и плюс для России. После разгрома русской армии под Нарвой Пётр I вспомнил о казаках. В 1701 году на Дону был сформирован первый конный полк, до этого у донцов полковых структур не существовало. Полк насчитывал 430 казаков, возглавил его Максим Фролов, сын атамана Фрола Минаева.

Впрочем, донские полки оставались временными, они создавались только на время походов и назывались по фамилиям командиров.

Полк Фролова, а потом и другие казачьи части были направлены в Лифляндию, в армию Шереметева, состоявшую из «худших» войск: дворянской конницы, татар, калмыков. И именно «худшие», в том числе казаки, одержали главные победы в войне, разгромив корпус Шлиппенбаха при Эресфере и Гуммельсгофе.

Но не менее важные события происходили в тылу. С прежними правами и привилегиями казаков царь Пётр абсолютно не считался. В 1700 году он отменил на верном короне Дону общий войсковой круг. Отныне на него собирались только станичные атаманы и по два выборных от каждого городка.

Донские и малороссийское казаки были лишены права беспошлинной торговли. Затем последовал запрет ловить рыбу «по реке Дону и до реки Донца, также и на море и по запольным речкам». Рыбные ловы, основной промысел донцов, передавались «азовским жителям». Добавились запреты на рубку леса, на сношения с соседними степными народами – все связи предписывалось вести только через азовского воеводу.

Для усмирения недовольства такими реформами среди казаков в 1707 году царь прислал на Дон карательную экспедицию князя Юрия Долгорукого с тысячей драгун. То была невеликая сила, но казаки заволновались.

И, как оказалось, не зря. Начался полный беспредел. «Беглыми» объявляли всех, кто родился не на Дону, – хотя при прежних царях переселение не возбранялось. Например, в Обливенском городке лишь 6 казаков были признаны «старожилыми», а все остальные – «беглыми». Вела себя экспедиция, как в завоеванной стране. Пороли, пытали, вынуждая признаться «беглыми».

За попытки сопротивления казнили на месте. Грабили, жгли дома «беглых», насиловали женщин. Офицеры, привыкшие обращаться с крепостными девками, по-хозяйски требовали вести приглянувшихся казачек к себе «на постелю».

Терпение казаков лопнуло. Атаман Булавин с небольшим отрядом ночью вырезал царских карателей. Но Булавин не захотел остановиться на совершённом. Он принялся раздувать настоящее восстание.

Тут уж пришлось принимать меры атаману Максимову. Он собрал казаков, выступил на Булавина. А на следующий день, как доносил атаман, мятежников разгромили, наказали, ста человекам резали носы, около десяти повесили за ноги, «а иных постреляли».

Булавин же отправился в Запорожье, призывая сечевиков помочь в защите поруганных казачьих вольностей, и нашёл там горячий отклик. Запорожцы, как и донцы, уже немало натерпелись от алчных и тупых московских чиновников.

Мазепе на донцов было плевать. Гетман вёл свою игру, мечтая о создании собственного царства на украинских землях, поэтому решил выдать Булавина.

Но тот сбежал в городок Терны на Самаре. Мазепа направил туда два полка, и в марте 1708 года мятежники ушли. Обнаружились они в Пристанском городке на Хопре. Булавина поддержали верховые городки, пришло несколько тысяч запорожцев. Но основную массу составили беглые холопы, крестьяне, воронежские ссыльные.

Пётр Первый рассвирепел и направил на подавление мятежа брата убитого князя, Владимира Долгорукого, дав ему широкие полномочия и крутые инструкции «ходить по тем городкам и деревням, которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на

колесы и колья…»

Мятеж Булавина ликвидировали сами казаки-государственники. А Долгорукий так и простоял в Воронеже и только после гибели Булавина рискнул двинуться на Дон.

Там князь «пойманных всех казнил и повешенных на плотах по Дону пущал». А «непокоряющиеся и бун- тующиеся» станицы, «как то на Дону Старогригорьевскую, а при устье Хопра Пристанскую, а по Донцу, почав с Шульгинки и все окольные их места даже и до самой Луганской станицы все вырублены и до основания истреблены и сожжены».

Уцелевших женщин и детей разбирали калмыки и солдаты – на продажу. Разные источники называют от 7,5 до 30 тысяч казнённых.

Казаки-государственники таким образом получили от царя новую пощёчину, а позиции сторонников независимости, особенно среди запорожцев, укрепились.

И Мазепа использовал ситуацию в свою пользу. В разгар Русско-шведской войны на сторону Карла XII перешла Сечь. Получился поистине парадокс. Ведь запорожцы были «плоть от плоти» русского народа, непримиримыми врагами «басурман» и «ляхов», конфликтовали с Мазепой. Теперь же все жители украинских земель боролись с захватчиками, а сечевики очутились в одном лагере с «басурманами», «ляхами» и бывшим гетманом!

В начале 1709 года казаки принесли присягу королю и получили награду – по 20 талеров на казака, а Мазепа назначил им жалованье по 10 талеров.

Но Карл XII не умел использовать казаков, не знал, что делать с ними, и предоставил действовать самостоятельно, совершать наезды на царские войска. В первом же нападении незалежники нарвались на крупные силы царя и были разгромлены. А затем полковник Яковлев штурмом овладел Сечью. Все её защитники были уничтожены, пленных казнили – снова поплыли плоты с виселицами, теперь по Днепру. Сечь была сожжена, 100 пушек, добытых в разные времена в казачьих походах, вывезены.

Вскоре и шведам конец пришёл. Накануне Полтавской битвы Карл XII, неосторожно выехавший на рекогносцировку, был тяжело ранен казаками-государственниками и потерял возможность управлять войсками. Без него вся армия рассыпалась. Карл и Мазепа сумели удрать на турецкую территорию, но уже в качестве политических трупов. Мазепа, кстати, стал и физическим трупом.

Пётр I ужесточил крепостное право, то есть присвоил 90% русских людей статус рабов (например, царский любимчик «светлейший» князь А. Меншиков захапал 100 тысяч рабов, каждого из которых мог продать, подарить или запороть насмерть).

Императрица Екатерина II, которую до сих пор все прозападные историки воспевают как «русскую патриотку», узаконила оптовую и розничную торговлю русскими рабами. Императрице нужны были деньги на войну с Западом и на всё более разгульный образ жизни. И Екатерина делала свой бизнес на самом гнусном – работорговле.

Создавались фирмы по захвату и торговле рабами. На ярмарках невольников – в том числе женщин, детей и стариков – держали, словно диких зверей, в клетках в ужасных условиях. Имелась целая куча посредников-перекупщиков, которые делали на работорговле огромные состояния.

Особенно тяжёлым было положение заводских рабов на Урале, которых со времён Петра отдавали в полную власть промышленников. На уральских заводах копились и беглые, каторжники: хозяева имели возможность и укрыть их, и дать взятки сыщикам.

Уральские рабы ненавидели своих хозяев лютой ненавистью. И достаточно было одной искры, чтобы вспыхнул бунт – бессмысленный и беспощадный.

Тут-то и объявился Емельян Пугачёв – бывший донской казак, а ныне – авантюрист и бродяга. Чтобы придать себе значимость, Пугачёв превратился в «истинно русского государя Петра III Фёдоровича». На самом деле настоящий (уже покойный) Пётр III был врагом всего русского, в том числе православной церкви.

Пугачёв с отрядом из 300 человек появился у Яиц- кого городка 18 сентября 1773 года. Часть казаков передалась ему. Других комендант Симонов послать против мятежников опасался, чтобы не случилось то же самое. Но и Пугачёв не мог взять городок. И двинулся по укреплённой линии.

Гарнизоны мелких крепостей состояли из инвалидных солдат и казаков, переходивших к мятежникам. И по цепочке пали Илецкий городок, Рассыпная, Нижне-Озерная, Татищева, Чернореченская, Сакмарский городок. Всех, кто не хотел присягать «Петру Фёдоровичу», казнили. Солдат и крестьян верстали в «казаки».

Тут же привычно взбунтовались и башкиры. И войско, достигшее 7 тысяч, в октябре осадило Оренбург.

Пугачёв изображал «царя», закатывал пиры, устраивал штурмы. Но в действительности был лишь марионеткой своего окружения из яицких старшин – Зарубина, Шигаева, Падурова, Овчинникова, Чумакова, Лысова, Перфильева.

Они управляли действиями самозванца, строго следили, чтобы никто, кроме них, не приобрёл влияния на него – утопили сержанта Кармицкого, взятого Пугачёвым в писари, убили офицерскую вдову Харлову, которую он сделал своей наложницей.

Этой группировкой предусматривалось несколько вариантов действий – либо раздуть новую смуту, либо просто «погулять», тряхануть государство, чтобы пошло на уступки войску. А Пугачёвым, как считалось, можно будет пожертвовать, чтобы заслужить прощение.

Успехи восстания облегчались растерянностью и бездействием местных властей и отсутствием хороших войск, сражавшихся с Турцией. А слабые гарнизонные полки и рекруты, направленные на подавление, разбивались или изменяли. Ряды мятежников множились. Пугачёв отлучился из-под Оренбурга под Яицкий городок, организовав его осаду. А заодно сыграл свадьбу с полюбившейся ему казачкой Устиньей Кузнецовой.

Положение изменилось, когда усмирение было поручено опытному генералу А.И. Бибикову. С фронта перебрасывались надёжные части. Пугачёв выступил навстречу с 10 тысячами мятежников, но 22 марта 1774 года был разгромлен под Татищевой, потерял 1,5 тысячи убитыми, 36 пушек. Казацкие старшины поняли, что всё пропало, и сдали властям царя-самозванца.

Пугачёв был приговорен к четвертованию (ему отрубили голову, руки и ноги). Даже дом Пугачёва был сожжён рукой палача, а само место, где он стоял, распахали и объявили проклятым.

А в конце 1775 года Екатерина II распорядилась предать яицкое казачество вечному забвению, для чего река Яик переименовывалась в Урал, Яицкий городок – в Уральск, а войско яицкое в уральское. При этом управление войска реформировалось по образцу донского, общие круги отменялись, войсковые атаманы стали назначаемыми.

Заодно Екатерина II обнародовала указ, согласно коему Сечь «как богопротивная и противоестественная община, не пригодная для продления рода человеческого» упразднялась.

Но на рядовых казаков никаких репрессий не было. В указе говорилось: «Всем приватным членам бывших запорожских казаков всемилостивейше велено, не желающих оставаться на постоянном проживании в своих местах, отпустить их на родину, а желающих тут поселиться – дать землю для вечного проживания».

Впрочем, запорожцы, хорошо зарекомендовавшие себя, получили российские офицерские чины. Войны, в которые постоянно впутывалась Екатерина II, требовали толковых казачьих командиров.

СТАНИЦА

По внешнему виду казачьи поселения – станицы – носили отпечаток старинной застройки.

Казачьи сёла располагались вдоль границы кочевников, а основным занятием казаков являлась охрана этих границ от их набегов. Поэтому план застройки прилиней- ных (так сказать, прифронтовых) казачьих посёлков напоминал правильный круг с церковью посередине, близко расположенными домами, чтобы было удобней отражать нападение кочевников.

Казаки же залинейных посёлков в соприкосновение с кочевниками не вступали, поэтому имели возможность свои дома располагать в наиболее удобных местах, чаще вдоль рек и озёр. При строительстве дома казак заранее выбирал место для построек, в том числе и своим сыновьям. Нередко случалось так, что целая улица принадлежала одной фамилии, ведь казачьи семьи отличались многодетностью.

Наиболее распространённая казацкая изба состояла из двух комнат, горницы и кухни. Посреди горницы стоял большой стол, под потолком или на стене висела масляная, а позже керосиновая лампа. На подоконнике – домашние цветы. У стенки – деревянная кровать с пуховой периной и подушками.

В зимнее время горница отапливалась голландкой – круглой печкой, выложенной из красного кирпича и облицованной жестью.

Почти половину кухни занимала русская печь, на шестке которой всегда стояли горшки, чугунки, сковородки и лежало куриное или гусиное крыло, которое хозяйка использовала вместо веника для сметания мусора.

Внизу, под печкой, хранились кухонные принадлежности: шабала, сковородник, ухват, кочерга, деревянная лопатка для садки калачей. Рядом с печкой, под потолком, устраивались полати.

За печкой, как правило, располагался кто-то из домашних животных: телёнок, ягнёнок или домашняя птица и стояла кадка с водой, закрытая крышкой. На крышке лежал металлический ковш. На стенке висел рукомойник.

В тех станицах, где было много лесных угодий, леса делились на войсковые и общественные. Войсковыми лесами распоряжалось войсковое правительство, вырубка в них производилась в исключительных случаях.

Общественные леса принадлежали станичному обществу, разделу не подлежали, вырубка производилась по приговору и на общественные нужды.

Остальные леса входили в состав казачьего пая. Владелец пая распоряжался им по своему усмотрению. Лес служил казаку хорошим подспорьем, из него он продавал хворост, дрова. Иногородние и городские жители платили ему за разрешение собирать в лесу ягоды и грибы.

Нелегко приходилось казаку, когда в его семье было несколько сыновей: ведь каждого из них необходимо было подготовить к службе, каждому приобрести коня, снаряжение, обмундирование, шашку.

Но не легче было казаку, когда в его семье были одни дочери, так как при распределении земельных паёв казачки не учитывались. А вот семьи погибших казаков пользовались особым вниманием. Вдовам выделялась половина пая, при трёх детях – пай, а если детей больше – два пая.

Передача наделов земли офицерам и чиновникам в частную собственность сопровождалась ущемлением рядовых казаков-общинников, переселением их на отдалённые и неудобные земли.

Площадь земли, оставшаяся в общинном пользовании сокращалась, а казачье население возрастало, что приводило к обострению казачьих отношений в войске. Гонимые нуждой казаки-бедняки шли на поклон, к казаку-богатею или на заработки в заводскую зону, на прииски и проч.

Сеяли казаки рожь, ячмень, овёс, озимую пшеницу, горох, но основной культурой была яровая пшеница, урожайность которой в разные годы в разных хозяйствах колебалась от недобора посевных семян до 150 пудов с десятины и не отличалась от крестьянских и других хозяйств. Но способы ведения хозяйства на земле были примитивными – всё делалось вручную. Постепенно, с развитием науки казаки стали сеять подсолнечник, развивалось бахчеводство.

Часть выращенного зерна казаки потребляли внутри своего войска, другую часть вывозили на продажу. Центром торговли как в городах, так и в станицах являлись базары, работавшие один день в неделю. Базарным днём устанавливалось воскресенье. Два-три раза в год устраивались ярмарки, на которых кроме сбыта зерна можно было приобрести различные товары из крупных городов России.

В качестве удобрения для полей применялся только навоз, которого не хватало, так как большую часть его казаки переделывали на кизяк. Накопившуюся за зиму навозную кучу казаки смешивали с соломой, обильно поливая водой. Потом формировали в брикеты, тщательно высушивали на солнце. Получалось топливо, напоминающее торф, без которого зимой в степных районах обойтись было нелегко. А вот на удобрение полей навоза почти не оставалось.

В семье казака работали все, и трудовые мозоли на ладонях носили не только взрослые, но и дети. Воспитывая своих детей, казаки прививали им уважение к труду и любовь к земле.

Общие традиции для всех казачьих войск передавались от деда к отцу, от отца к сыну. Рождение казака приветствовалось выстрелом из ружья, то есть с первого мгновения жизни определялось назначение новорожденного быть воином.

Родственники и друзья, приходившие поздравить роженицу, обязательно приносили с собой варенье и пироги, специально испечённые для этой цели. С порога, перекрестившись на иконы, они произносили: «С новорожденным сынком! Дай Бог его вскормить, вспоить и на коня посадить», то есть вырастить хорошего казака-наездника.

Если же родилась дочь, то гости желали: «Дай Бог вскормить, вспоить да за стол посадить», то есть выдать замуж. Во время крещения казачонка священник подстригал младенца, а волосы его передавал крёстному отцу.

Крёстный брал кусочек воска от своей свечки, закатывал в него волосы и бросал в купель. Все следили за этой процедурой, так как существовало поверье: если комочек волос плавает сверху, то ребёнок будет жить долго, а если утонет, то жизнь у него будет короткой.

Когда казачонку исполнялся ровно год, его в торжественной обстановке родственники, на женской половине дома, подстригали наголо, а волосы передавали матери. Мать складывала их в укромное место и хранила до самой смерти (когда казак умирал, то клочок этих волос клали ему в гроб. Если он погибал вдали от родных мест, то волосы сжигали).

Подстриженного малыша со словами: «Готов казак!» – передавали крёстному отцу. Крёстный сажал ребёнка на неоседланную лошадь и проводил её вокруг церкви, внимательно наблюдая за поведением казачонка, загадывая при этом: если он вцепился руками в гриву, значит, будет казак победителем, если заплакал и стал валиться набок, быть ему сражённым на поле боя. О своих наблюдениях крёстный никому не рассказывал, строго хранил эту тайну при себе.

Став взрослым, казак следовал утверждённым канонам и правилам казачьего быта. Например, полученные в бою раны обрабатывал так, как учили его старшие, разжеванной паутиной вперемешку с порохом.

Целебные свойства паутины и сегодня медицина не отрицает, а от пороха рубец после заживания становился синим. Но это не беспокоило казака, ведь шрамы на теле воина всегда были почётны. А вот татуировку на себе казаки не допускали, всегда следили за чистотой и порядком своего тела.

Даже простая родинка приносила им огорченья, ведь с родимым пятном призывная комиссия могла не допустить к службе в гвардии, так как в гвардию призывались лучшие из лучших, и каждый казак мечтал стать гвардейцем с детства.

Быт казаков связан с походной жизнью и с тяжёлым изнурительным трудом на полях, поэтому каждой заработанной копейке они знали цену, деньгами «по ветру не швырялись».

В дороге казак хранил свои сбережения в загашнике, в небольшом кошельке, пришитом к кальсонам-сподникам, поверх них надевались шаровары и подпоясывались нешироким ремнём из сыромятной кожи, называемым гашником; под него попадал и плотно прилегал к телу кошелёк с деньгами.

Самым торжественным днём считался у казаков войсковой праздник 23 апреля, День святого Георгия Победоносца – покровителя казаков.

К этому празднику в станицах готовились заранее: пекли пироги, шаньги, ватрушки, плюшки, калачи. Ходили друг к другу в гости, дарили подарки, поздравляли друзей и принимали от них поздравления.

Праздник начинался массовыми мероприятиями: поздравительной речью атамана, конными состязаниями, в которых участвовали как взрослые, так и дети, хоровым пением и плясками; заканчивался праздник награждением победителей состязаний и застольем.

Во время трапезы первым садился за стол сам – глава семьи, он размещался в переднем углу, с торца стола. Слева от него, под образами, было место деда – отца главы семейства, о котором сам во время обеда постоянно заботился, проявлял знаки внимания, подавал хлеб, подвигал поближе тарелку.

Далее вдоль стола справа следовали места его сыновей. Старший сын садился рядом с отцом, за ним по возрасту располагались остальные. С левой стороны стола размещались зятья и снохи, за ними – бабушки, матери, дочери. Женский край стола был обращён в сторону печки или кухни, для удобства подавать на стол и убирать со стола посуду.

Перед обедом глава семьи или кто-то по его поручению из младших детей читал молитву. Затем сам брал нож и разрезал каравай хлеба. Принимали пищу молча, соблюдая принцип старшинства.

Никто не мог опустить в миску ложку до того, как это сделает глава семьи. Ложки чаще применялись деревянные, их несли ко рту, не торопясь, подставляя снизу кусочек хлеба.

После обеда вновь читалась молитва, и подавался чай. С этого момента разрешалось вести за столом разговоры, так как чаепитие считалось уже не обедом, а угощением.

Праздничные застолья от обычных отличались лишь тем, что хозяева садились вперемешку с гостями, причём женщины отдельно от мужчин, а молодые незамужние девушки располагались рядом со своими матерями или тётками.

Если в доме появлялся кто-нибудь из мусульман или евреев, то из обеденного рациона исключались блюда, содержащие свинину, чтобы не поставить в неудобное положение гостей, которые по религиозным соображениям свиное мясо не употребляли.

Одной из характерных черт казаков являлось почитание старших, причём в мирное время возраст имел большее значение, чем воинское звание. Старики пользовались особым уважением и любовью не только в семье, но и являлись памятью и совестью всей станицы, играли в ней заметную роль в организации казачьего быта.

Когда старик умирал, в траур погружался весь посёлок. При выносе гроба с телом правое плечо подставлял атаман, а левое – старший сын старика. За гробом двигались многочисленные родственники и побратимы. Кто-то из них вёл под уздцы коня умершего. Конь тоже провожал своего хозяина до могилы.

Побратимство у казаков было довольно распространённым явлением, объединявшим людей, хорошо знавших друг друга и вместе переживших какое-либо серьёзное потрясение, и означало братство по духу, которое часто являлось крепче родства по крови.

Обряд братания имел разные формы. Вот один из них он проводился рано утром. Кандидаты в побратимы уходили в степь и, стоя на коленях и положив на плечи друг другу руки, ждали восхода солнца.

Когда солнце всходило, они целовали землю, читали молитвы и обменивались нательными крестами и рубашками, троекратно целовали друг друга и шли в церковь на исповедь. Основная обязанность побратимов заключалась в том, чтобы без зова приходить друг другу на помощь.

Были случаи на фронте, когда перед решающим сражением происходило братание целых казачьих подразделений. Родство и побратимство сплачивали казачью общину в одно целое, делали её ещё более монолитной единицей.

Для прохождения действительной службы молодой казак обязан был явиться на сборный пункт в сопровождении своего отца. Рядовые за свой счёт приобретали вооружение, снаряжение, строевых и вьючных лошадей, обеспечивали себя на время командировок в крепости и гарнизоны.

От всей семьи требовалось большое напряжение сил, чтобы казак имел всё необходимое для службы.

И если комиссия находила, что строевая лошадь или снаряжение призывника не годны, то отец тут же должен был приобрести снаряжение у поставщиков.

Если он такой возможности не имел, эти заботы брало на себя казачье общество, причём все расходы затем взыскивались с отца казака. Случалось так, что отец выплачивал долг по нескольку лет, даже после возвращения сына со службы.

К действительной службе казак готовил себя с самого детства. И когда подходил его срок, всё личное откладывалось на долгие годы. Вся жизнь его с этого момента принадлежала войску и строго регламентировалась положениями и наставлениями.

Невесту казак выбирал из казачьего сословия. Свадьбу справлял на широкую ногу, с приглашением гостей, богатыми столами и большим количеством спиртного, от 10 до 40 вёдер на одну свадьбу.

Но бывали и исключения. Казаки переходили в запас в 38 лет, и немало из них из-за отсутствия средств на женитьбу оставались холостяками. А девушки-казачки считали для себя позором выйти замуж без взноса за них их родителями.

Не менее шумными и длительными были проводы на службу. Две недели все родственники и знакомые казака пировали, ходили друг к другу в гости. Прощались.

В день отправки гости собирались за столом в доме казака. Походный сидел в красном углу. Рядом с ним отец и мать. Все пили и желали казаку благополучной службы.

После застолья отец и мать благословляли и напутствовали сына. Все выходили на улицу и песней провожали походного в дальнюю дорогу. И начинается у казака новая жизнь в боях, сражениях и напряжённых учениях, прерываемых праздниками, которых в русской армии насчитывалось 29.

Казаки свято хранили память о своих погибших товарищах. Лишь небольшая часть трофеев, захваченных в бою, ими распределялась между собой. Примерно столько же передавалось атаманской казне и церкви. Всё остальное принадлежало семьям погибших.

Коллективизм, товарищество, чувство собственного достоинства являлись отличительными чертами казачества во все периоды его истории.

Согласно уставу о воинской повинности и положению, военная служба казаков начиналась по достижении ими 18-летнего возраста, вначале в течение трёх лет в подготовительном разряде, затем в строевом разряде в течение 12 лет – из них 4 года на действительной службе и 8 лет на льготе, то есть дома, в своей станице, периодически участвуя в военных сборах.

После чего казак в 33 года переводился в запасной разряд, где пребывал пять лет, после чего переходил в ополчение. Таким образом, общий срок службы казака равнялся 20 годам. Строевую службу казаки проходили далеко за пределами войска.

Внешнему виду казаков, их форменному обмундированию придавалось большое значение. Своеобразно относились казаки к своему головному убору, который служили символом принадлежности их к казачеству.

При входе в дом по количеству фуражек или папах в прихожей на вешалке можно было судить о том, сколько здесь проживает казаков.

Фуражку погибшего казака привозили домой. Кто-то из станичников с обнажённой головой заходил в дом его родных и клал фуражку под образа. Это означало, что хозяина фуражки уже нет в живых.

В дни поминаний и религиозных праздников перед фуражкой зажигали свечку и ставили стакан водки, накрытый кусочком хлеба. Обычно, когда атаман или представитель казачьего руководства заходил в дом, он мог без разрешения войти в горницу, сесть за стол и попросить хозяйку пригласить самого или передать какую-либо просьбу.

Но когда под образами лежала фуражка, отношения были иными: атаман без разрешения уже не входил и обращался к вдове по имени и отчеству.

Если впоследствии вдова выходила замуж, то её новый муж тайком брал фуражку из-под образов, уносил к реке и опускал в воду со словами: «Прости, товарищ, но не гневайся, не грехом смертным, но честью взял я твою жену за себя, а детей твоих под свою защиту. Да будет земля тебе пухом, а душе – райский покой».

Основным вооружением казака являлись винтовка для ведения прицельного огня и пика для нанесения первого удара и преследования противника.

Шашка являлась завершающим элементом внешнего вида казаков и носилась ими в ножнах обухом вперёд на плечевой портупее. К этому виду холодного оружия казаки испытывали особое расположение. В каждой казачьей семье имелась своя родовая шашка. Она хранилась наравне с наиболее ценными и важными предметами и передавалась по наследству.

Как святыню оберегали казаки свои боевые знамёна – символ их воинской чести, доблести и геройства.

Ну и, конечно, стоит повторить, что основой живущих в станице людей было православие.

Являясь жителями сельской местности, где вера в бога была возведена в непререкаемый культ, казаки следовали установленным церковью правилам.

По праздникам и в пост ходили в храм, при этом обязательно надевали парадную форму. Хуторские и поселковые атаманы следили за этим и налагали штраф на казаков, если они появлялись на богослужении в какой-либо неисправности.

В прошлом часто бывало: при переселении казаки разбирали свою церковь, перевозили на новое место и устанавливали вновь. Однако ежедневное хождение в церковь обязательным не было.

Нет, конечно, среди станичников, особенно пожилых, встречались и те, кто молился с утра до ночи и соблюдал все посты, но в целом казаки в религиозных вопросах особого фанатизма (например, вроде нынешнего исламистского с его стержнем – учением о джихаде и убийстве всех неверных) не проявляли, особую ревностность проявляя разве что по религиозным праздникам.

Отмечая их, казаки редко обходились без спиртного. Веселились на славу. Пили помногу, долго, по целой неделе. Храмовые же праздники праздновались по 3-4 дня подряд, отнимая много времени.

Среди казаков были распространены суеверия: вера в клады, в существование ведьм, колдунов, в изурочивание, в сглаз, в заговоры от лихорадки и др. Зимним вечером, когда за окном мороз и буран, большие казачьи семьи собирались в тёплом углу у печки, при тусклом свете керосиновой лампы, в присутствии детей, обсуждали невероятные истории, связанные с народными поверьями.

По убеждению казаков, в каждом доме имелся свой домовой, в виде маленького старичка, ростом всего в пять вершков, с длинными седыми волосами и бородой. Он жил под печкой или в подполье. Ночью, когда все спали, домовой выходил из своего убежища и охранял дом и хозяйство. Если в хозяйстве что-то не ладилось, то нередко казак объяснял свои неудачи просчётами и невниманием домового.

Другой персонаж поверий, леший, по представлению казаков, жил в глухой чаще не один, а с женой и дочерями, которые ходили нагими, с длинными, до пола волосами. Если им кто-то попадался в лесу, они его ловили и стремились защекотать до смерти.

Казак с детства знал, как поступать, если придётся встретиться с дочкой или женой лешего. В этом случае надо немедленно читать «воскресную» и не допускать их до себя, иначе начнут прельщать мужчину своими прелестями, представятся писаными красавицами. Человек заглядится, а она незаметно подберётся и защекотит.

В представлении казаков водяному не приписывался человеческий образ, как лешему и домовому, он представлял что-то страшное и неопределённое. Жил семейно: с женой и дочерьми-русалками. Последние выходят из воды ночью, садятся на мост, плотик или просто берег и чешут себе волосы. Если кто подойдёт к ним, то они стараются заманить к себе и утопить.