Сфера влияния: Перехват

Почти сразу двери распахнулись.

На пороге стояла девушка в лёгком платье. Девушка, которую Белецкий не спутал бы ни с кем никогда в жизни. Именно её голографическое изображение носил у сердца Шелехов.

Но она же… умерла. Или нет? Шелехов соврал? Нет, он не стал бы. Не такой человек, чтобы этим… Может, это тоже голограмма? В принципе, это мог бы быть искин квартиры, но придавать оптической аватаре домашнего искина – фактически слуги, хоть и бездушного, образ любимой? В голове молодого человека, и так уже получившего за сегодня изрядное количество впечатлений, предположения мелькали со страшной скоростью. Ошарашенный увиденным, он даже не догадался поинтересоваться реальностью видения у своего комма. Тот уж точно бы отличил изображение от реального человека. Ещё можно было просто протянуть руку, но это было чревато. А вдруг девушка настоящая? Так и пощёчину схлопотать недолго.

Очевидно, как обычно, все мысли Белецкого отразились на его лице, так как девушка тяжело вздохнула и с видом «до чего же вы мне все надоели» монотонно проговорила чуть ли не по слогам:

– Нет, я – не она. Я – её клон.

Это был добивающий удар. Егор беспомощно оглянулся на барона. Во взгляде его читалось: «Как же так?! Ведь клонирование запрещено!»

Фон Стиглиц чуть заметно улыбнулся и подтолкнул бывшего подчинённого к двери.

«Да входи же, не стой столбом! Потом всё объясню», – передал барон, а вслух представился:

– Барон фон Стиглиц.

Так как Егор всё ещё пребывал в ступоре, барону пришлось дёрнуть его за рукав. Только после этого тот, спохватившись, запинаясь, выдал:

– Ег-гор Б-белецкий.

– Анастасия, – губы девушки тронула лёгкая улыбка.

– Мы сослуживцы вашего отца. Пришли проведать Зинаиду Ильиничну. Нам назначено, – продолжил барон.

– Да, я знаю. Входите, пожалуйста, – девушка отступила вглубь коридора, и офицеры один за другим переступили через порог. Причём Белецкий сдвинулся с места только после того, как получил лёгкий толчок в спину от старшего товарища.

– Прошу за мной, – Анастасия развернулась и двинулась вглубь квартиры.

Тут уж Егор не медлил, но теперь барон, вместо того чтобы подталкивать, придержал его за рукав.

– Будет удобный момент, передашь ей это. Желательно без свидетелей, – с этими словами, сказанными вполголоса, фон Стиглиц передал Белецкому небольшой пакет. – Пока спрячь в карман.

«Можно же было всё по-человечески рассказать и объяснить? Секретность – словно на боевом задании! Или это барона служба так испортила?» – немного раздражённо подумал Белецкий и, опустив пакет в карман, поспешил за провожатой.

Квартира оказалась немаленькой. Нет, далеко идти не пришлось – гостиная, естественно, оказалась недалеко от входа. Но сквозь распахнутые двери в конце коридора была видна анфилада комнат, тянущаяся как минимум на пол-этажа. Видеоэффекты были выключены, и квартира – пол, стены, потолок – выглядела такой, как она есть, а не как обычно – имитацией различных пейзажей по вкусу хозяев квартиры.

В гостиной гостей встретила женщина, которую Егор уже видел на кладбище в день похорон Шелехова. Офицеры представились. Хозяйка квартиры как-то рассеянно улыбнулась и пригласила гостей присесть в тут же выросшие из пола уютные кресла. Как только все расселись, между креслами вырос стол, который тут же принялась сервировать пара «домовых» – универсальных домашних роботов.

Как отметил про себя Егор, это были не антропоморфные механизмы, которые предпочитало большинство штатских, а арахноиды – по сути, гражданская модификация боевых «Тарантулов». Двигались роботы весьма шустро, и стол был накрыт буквально за полминуты, после чего «паучки» удалились так же быстро и бесшумно, как и появились.

Барон молча взял стоявшую посреди стола бутылку водки и наполнил рюмки.

Выпили так же молча. Мужчины – до дна, женщины – чуть пригубили. Помолчали. Хозяйка бросила грустный взгляд на одиноко стоящую рюмку, накрытую кусочком хлеба, и одарила гостей тем особенным взглядом, который бывает у людей, потерявших самого близкого человека и уже от этой жизни ничего не ожидающих, а главное – ничего и не желающих.

Егор был ещё слишком неопытен, чтобы различать такие нюансы, а барон… Барон всё понял, как-то сгорбился и глухим голосом начал говорить:

– Я был командиром подразделения, в котором Павел Евгеньевич принял последний бой. Если бы не он… Я минимум дважды обязан ему жизнью. Да и не только я. Все мы обязаны. Обидно, что такие люди уходят… Но – война…

Барон говорил что-то ещё, и видно было, что говорил искренне, но молодой человек уже не слушал. Слова, даже самые искренние, самые правильные, были не способны ни вернуть к жизни ушедшего, ни облегчить боль потери живым.

Белецкому показалось, что вдова прапорщика тоже в мыслях где-то далеко, вспоминает о чём-то, о чём может вспомнить только она.

«Странно устроен мир, – подумал он. – Человек ушёл из жизни. Мы помним его одним, его близкие – другим, и, может быть, даже – совсем другим… Как будто мы знали двух совсем разных людей. А когда мы умрём, с нами умрёт и даже такая вот неполная память. Останутся только архивные документы, видеозаписи, наши обрывочные воспоминания. А потом, через много лет… Может статься, что такого замечательного человека забудут полностью. Как будто и не было его».

Занятый философскими рассуждениями о бренности сущего, Белецкий не сразу заметил, как обстановка за столом изменилась.

К реальности его вернуло ощущение, что «что-то не так». Секунды через три он понял, что именно. Оказывается, барон закончил говорить, и теперь все ожидающе глядели на Егора.

Судя по всему, теперь настала его очередь говорить.

Егор смутился. Чувств и мыслей было много, но вот как их выразить…

– Я… – попытался облечь свои мысли в фразы молодой человек. – Я недолго был знаком… Но… Он меня многому научил… Благодаря ему… В общем, хороший был человек. Очень жаль, что его не стало. Извините, у меня не получается сказать правильно и красиво…

Белецкий смутился ещё больше и умолк.

– Зато искренне, – ободряюще улыбнулась Анастасия.

Барон решил поддержать своего спутника.

– Да. Воюет этот молодой человек куда как лучше, чем говорит. Ну ничего, и говорить со временем научится.

– Мне кажется, настало время пить чай с тортом. Нет-нет, не отказывайтесь. Настя сама его испекла. Старалась… У неё замечательно получаются торты, – увидев смущение гостя, чьё лицо к этому времени стало ярко-бордовым, хозяйка решила перевести тему на другое. – Настенька, ты принесёшь торт.

– Да, сейчас! – Анастасия вспорхнула со своего кресла и поспешила к дверям.

«Давай за ней, оратор!» – передал барон, чуть скосив глаза в сторону удаляющейся девушки.

– Я помогу! – подхватился Егор.

– Да, будьте так любезны, – благосклонно кивнула хозяйка.

На кухне Анастасия указала молодому человеку на поднос с чайным сервизом.

– Это – ваше. А я понесу тортик.

«Ничего себе тортик, – подумал Егор, глядя на это произведение кулинарного искусства. – Им взвод накормить можно, а не то что четырёх человек». Вообще Белецкий считал, что готовить самостоятельно, в то время, когда всё это можно заказать в магазине, либо, в крайнем случае, поручить приготовить автомату – это никому не нужное излишество. Но по опыту знал, что многие женщины с таким мнением в корне не согласны, потому вслух своих мыслей не высказывал и относился к «женским странностям» снисходительно.

– Анастасия… Павловна, – остановил Егор девушку, уже собравшуюся взять свой поднос. – Я должен вам передать… Вот это, – с этими словами он вытянул из кармана переданный бароном пакет и протянул его девушке.

– Что это? – Анастасия повертела пакет в руках. Разорвала. Внутри оказалась знакомая молодому человеку пластинка голограммы. Девушка коснулась сенсора на боку пластинки, и перед ней появился, как показалось молодому человеку, её собственный портрет.

– Последнее его желание перед смертью… было – увидеть, – тихо сказал Егор.

– Мама… – так же тихо то ли вздохнула, то ли всхлипнула девушка. В её больших глазах засветились боль и нежность. – Я – её часть… Продолжение… Папа так хотел, чтобы она хоть как-то продолжала жить. Может, он втайне надеялся, что она возродится во мне… Не знаю, чего ему стоило получить разрешение на клонирование. Но я – не она… Я называю её мамой. У меня две мамы, – грустно улыбнулась девушка. – Ту, которую дала мне жизнь, я совсем не знаю. Наверное, она была замечательной женщиной, раз её так полюбил отец, но… Иногда мне кажется, что он зря всё это затеял. Моя мама… Вторая, которая меня вырастила. Иногда мне кажется, что она ревновала отца… К ней… И, может быть, немножко – ко мне. Может, не стоило ему пытаться воскресить любимую…

– Стоило, – Егор кончиками пальцев коснулся руки Анастасии. – Я думаю, он бы всю жизнь себя корил, что не попытался. А так… В результате на свет появилась такая замечательная девушка.

Анастасия одарила молодого офицера благодарным взглядом.

– Давайте всё же отнесём тортик, нас уже, наверное, заждались.

– Да, конечно! – Егор схватил свой поднос и поспешил в гостиную.

Остаток встречи он запомнил урывками. Беседовали в основном барон с хозяйкой, а молодой человек и девушка больше молчали, думая о своём и иногда украдкой бросая друг на друга быстрые взгляды.

Визит был не очень долгим – через пару часов офицеры уже выходили из подъезда. Солнце висело ещё довольно высоко. Егор заметил, что улица была практически пустой, несмотря на выходной день, на что тут же не преминул обратить внимание своего спутника.

– А что тут удивительного? – пожал плечами тот. На центральном стадионе матч на кубок мира по футболу, а в Императорском Оперном концерт этой новой мегасуперзвезды – Биласкова. Мужчины на футболе, женщины – на концерте. Так что здесь мы в полном одиночестве, да ещё вон полиция бдит, – фон Стиглиц кивнул на вывернувшую из-за угла полицейскую машину.

Действительно, кроме двух офицеров, этой машины да медленно подползающих с двух сторон по тротуару роботов-уборщиков вокруг не было ни души.

– Кстати, ты видел, как она на тебя смотрела при прощании? – подмигнул молодому человеку барон.

– Кто «она»?

– Да не Зинаида Ильинична же! Настя, конечно.

– Обычно смотрела, – буркнул Егор. – И давайте не будем…

– Ну, не будем так не будем, – легко согласился фон Стиглиц.

Рядом раздался визг тормозов. Егор оглянулся. Из резко остановившейся спецмашины выскочили два полицейских. Один из них остался на месте, а второй с нашивками сержанта почти бегом направился к двум офицерам.

Не доходя до них на три шага, он остановился и произнёс:

– Господин Белецкий, вы арестованы! Вашу шпагу!

Одновременно на комм Егора пришёл ордер на арест.

«Ну вот, опять!» – огорчился молодой человек и потянулся к шпаге. Сопротивляться полицейскому с ордером на руках – себе дороже.

Однако, похоже, барон так не думал. Белецкий получил его приказ: «Боевой режим. Действовать по команде!»

«Толку с этого режима… без скафа – только ускорение», – подумал ещё более ошарашенный Егор, но приказ выполнил.

Между тем барон обратился к сержанту:

– Майор фон Стиглиц, Служба Имперской Безопасности. Должен вам сообщить, что ордер на арест этого человека должен быть завизирован в канцелярии СИБ. Ордер завизирован?

Егор быстренько пробежался взглядом по полученному документу – визы Имперской Безопасности на нём не было. И неудивительно – она полагалась лишь для сотрудников СИБ и лиц из «особого списка». Насколько молодому пилоту было известно, он не был ни тем, ни другим.

Значит, арест отменялся. Точнее, откладывался до получения визы. Это где-то секунд на тридцать – пока отправят запрос, пока рассмотрят, пока вернут ордер с визой… Или без? Хотя бы! Очень не хотелось снова в штрафники. Хотя… Арестовывать пришла не военная полиция. Значит, суд будет гражданским, и наказание иным… Наказание за что?

От размышлений Егора оторвала команда «Ложись!», сопровождённая сильным толчком в бок.

Белецкий моментально растянулся на тротуаре.

Последующие события он смог заметить только благодаря тому, что перешёл в боевой режим. Скорость восприятия, кстати, заметно превышала скорость физической реакции, и все события фиксировались как при замедленном воспроизведении.

Вот барон тянется к своей шпаге, а оба полицейских – к шокерам на поясе. Шокер! Егор вспомнил, что у него тоже есть такая игрушка, и, уже лёжа на мостовой, попытался её достать. Чёрт! Никто из людей не успевал! Над крышей полицейской машины начала выдвигаться турель с коротким тупым стержнем станкового парализатора. Автомат всегда быстрее человека. Быстрее автомата может быть только другой автомат…

Дзанг! Парализатор разлетелся вдребезги. Один из осколков выбил искры из мостовой у самого лица Егора.

Это ещё что? Обернувшись, Белецкий увидел, что в бой вступили «роботы-уборщики», точнее, замаскированные под них боевые боты. В режиме маскировки машины выглядели абсолютно одинаково. А вот в боевом…

Тот бот, что подходил слева, не успел даже закончить трансформацию, как получил очередь прямо в корпус из рейлгана второго «уборщика», молниеносно развернувшегося от полицейской машины. Защитное силовое поле пару раз мигнуло и отключилось. Короткая вспышка, и на поле боя одним действующим лицом стало меньше.

Нет, тремя. Оба полицейских начали плавно заваливаться на землю. Очевидно, второй бот успел уделить время не только своему противнику-автомату и турели на полицейской машине, но и живым людям.

Вслед за полицейскими начал падать и барон. Однако было видно, что он, в отличие от оседавших, словно обмякшие тюфяки, представителей закона, стремится слиться с матушкой-землёй вполне осознанно.

Кстати, вовремя. Встроенный тактик комма нарисовал в том месте, где доли секунды назад находилась голова фон Стиглица, пунктиры трасс пуль ручного рейлгана.

«Перекат влево!» – Белецкий выполнил команду на инстинктах, и на том месте, где он только что лежал, взметнулись фонтанчики каменной крошки. Часть камешков всё же попала в цель, для которой предназначались пули. «Больно, блин!» – мысленно заорал Белецкий.

«Но зато не смертельно», – утешил он себя, увидев здоровенные выбоины в бетоне на месте, где только что находился.

Впереди, чуть ли не перед носом, вспыхнула плёнка защитного поля. «Ого! Это ещё откуда?» Белецкий чуть довернул голову. Ага! Защитный кокон выставил подобравшийся почти вплотную к месту действия второй «робот-уборщик». Теперь пули рейлганов были не страшны.

Между тем стали видны и сами стрелки. Две фигуры в броне средней защиты, прикрывая друг друга, короткими перебежками приближались от подъезда соседнего дома. Им наперерез выскочила тройка непонятно откуда взявшихся «Тарантулов», тоже вооружённых рейлганами. Завязалась перестрелка. Стрелкам пока стало не до Егора с бароном.

Почти над головой застучала звонкая дробь выстрелов. Куда-то лупил «уборщик». Но не в сторону стрелков. На сцене появилось новое действующее лицо? Егор повернул голову.

«Мать моя женщина!»

Действующее лицо оказалось старым. Всё та же полицейская машина. Однако теперь она была окутана таким же силовым коконом, как и тот, что окружал двух лежащих на мостовой офицеров. Непрерывно сыплющиеся из рейлгана «уборщика» пули не достигали машины, турель которой к этому времени выдвинулась уже полностью. Оказалось, что кроме обломков парализатора, на турели имеется ещё и вполне работоспособная кинетическая пушка. Наведенная почему-то не на атакующего «уборщика», а на мирно лежащего Егора.

Шарах! Вспышка защитного поля была неслабой. «Я что, ещё жив? – удивился Белецкий. – Похоже, что так…» Поле защищавшего их бота оказалось непропорционально мощным для его небольших размеров. Ему бы ещё оружие помощнее…

Сверкнуло ещё раз. Поле снова выдержало.

Защита не пропустила смертельный металл и в третий раз. И только потом сдохла.

«Ну, вот и всё», – подумал молодой офицер. Уйти от автомата даже на сверхскорости – нереальная задача.

Внезапно послышался глухой звук тяжёлого удара, и земля под Белецким вздрогнула. Одновременно с этим полицейская машина сплющилась, словно консервная банка под прессом.

«Грави-импульс второго класса», – отрешённо констатировал Егор, вертя головой в поисках источника этого самого импульса.

Похоже, в этом бою людям досталась роль наблюдателей. Как-нибудь повлиять на исход схватки было явно не в их силах.

Так вовремя расплющивший полицейскую машину аппарат обнаружился быстро. Это был заходящий на посадку десантный модуль с эмблемой Имперской Безопасности на днище. Прикрывали его три боевых вертоджета с теми же опознавательными знаками.

Модуль плюхнулся в десяти метрах от вмятой в асфальт машины и тут же врубил защитное поле на максимум. Рампа откинулась ещё в воздухе, и вся десантная группа к моменту посадки модуля уже не просто находилась на земле, но и успела занять позиции.

Послышалась команда барона:

– Быстро в модуль!

Вот этого Егору дважды повторять было не надо: он пулей метнулся к открытой рампе, под защиту брони. Фон Стиглиц последовал за ним секундой позже.

Приняв двух пассажиров, пилот модуля врубил форсаж. Последнее, что Белецкий успел увидеть сквозь проём закрывающегося десантного люка, были спешащие со всех сторон к месту происшествия полицейские машины. Они выскакивали на бешеной скорости чуть ли не из-за каждого угла.

И резко тормозили, оказываясь под прицелом оцепивших периметр тяжёлых штурмовых ботов СИБ.

В модуле у Егора наконец появилось время на оценку произошедшего. Для глобального анализа, конечно, данных не было, но вот некоторые локальные выводы…

– А что с Пантелеем?! – встревоженно вскинулся молодой пилот, насколько позволяло силовое поле безопасности, прижимавшее его к креслу.

– А что с ним станется? – небрежно взмахнул рукой фон Стиглиц. – Сидит на базе, скучает. Меня сейчас гораздо больше волнуешь ты. А ну-ка, сядь спокойно. Пусть медицина тебя посмотрит.

Легко сказать «спокойно»… Белецкий откинулся на спинку кресла, позволяя встроенной системе диагностики модуля заняться сбором информации о состоянии его здоровья.

– Может, мне кто-нибудь объяснит, наконец, что, чёрт возьми, происходит?!

– Объяснит, объяснит, – успокаивающе проговорил барон. – Вот прибудем на базу, и будет тебе «вечер вопросов и ответов». А пока отдохни малость.

Послышалось шипение инъектора. Медблок модуля принялся за работу. Егор прислушался к своим ощущениям.

Ощущения были приятные. Во-первых, пришла необычайная ясность мышления. Во-вторых, нахлынула волна умиротворения. Мышцы расслабились, появилось ощущение лёгкости.

Такие перемены радовали. Значит, опасность миновала. В противном случае впрыснули бы «боевой коктейль», вызывающий совсем другие ощущения.

И действительно, модуль благополучно добрался до места назначения. Потом ещё полчаса петляния по подземным тоннелям, и – вот он, дом родной! В смысле, вот она – так надоевшая за последнее время секретная база Имперской Безопасности. После сегодняшнего она действительно воспринималась почти как родной дом. Особенно родная камера, то есть, тьфу ты, комната. Спокойно, защищенно…

– А не пора ли нам подкрепиться? – поинтересовался барон почти сразу после того, как вошёл в комнату Белецкого вместе с её хозяином и удобно разместился в одном из кресел.

– По-моему, пора, – ответил он сам себе, даже не поинтересовавшись – а может, у этого самого хозяина другое мнение?

– Да я не голоден! – начал отнекиваться Егор. – И у Зинаиды Ильиничны мы ели…

– Ну да, ели… Видел я, как ты ел. Больше глазами стрелял. Так как тебе Настя всё-таки? Я серьёзно спрашиваю, – барон действительно посерьёзнел.

Егор задумался, пытаясь разобраться в своих чувствах.

– Знаете, мне её скорее жалко, – задумчиво произнёс он после полуминутной паузы. – Она и отца потеряла, и… Я не знаю, как сказать. Она чувствует себя вроде бы и собой, и частью другого человека… Нет, все мы – продолжение родителей, но она… Она – полная копия. И, мне кажется, Павел Евгеньевич видел в ней больше свою Надю, чем… Ну, в общем, вы поняли.

– Да. Кажется, понял, – задумчиво потёр подбородок барон.

– А она – единственный ребёнок в семье? А то как-то спросить было неудобно.

– Нет. У Зинаиды Ильиничны есть ещё двое – от первого брака… Просто они живут со своими семьями отдельно. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, подумал, остались две женщины, одни. Тяжело.

– Конечно, нелегко. Даже если принять во внимание, что из старших детей – один мужского пола. Он, кстати, сам уже скоро станет дедушкой.

– С мужчиной в семье всё же легче, – возразил Егор. – Хотя какое там! Мне даже смотреть-то на них было тяжко! А им – жить со всем этим.

– Привыкай. Ты – боевой офицер. И, скорее всего, тебе ещё не раз придётся приходить к вдовам и матерям своих друзей.

– Мрачные перспективы, – мотнул головой Егор.

– Но никуда от них не деться. Такова жизнь… А что скажешь о Леночке Корниловой? – резко сменил тему фон Стиглиц.

– А что это вы меня то о той, то о другой спрашиваете? – подозрительно уставился на собеседника Белецкий. – Уж не сосватать ли решили?

– Боже упаси! – рассмеялся барон. – С твоим умением притягивать неприятности – подложить девушке свинью в виде такого мужа, как ты? Нет, это было бы слишком жестоко. Хотя с другой стороны… Ты всегда умудряешься выпутаться. Пока.

– «Пока…» Вы так оптимистичны, – криво усмехнулся Егор.

– Скорее, реалистичен, – пожал плечами его собеседник. – Согласно теории вероятности, чем больше пуль летит в твою сторону, тем больше шансов, что одна из них попадёт в цель. Так что советую быть осторожней. Так что скажешь про Елену Прекрасную?

– Так уж и прекрасную, – хмыкнул молодой человек. – Девушка как девушка. Симпатичная… Болтливая очень. И самоуверенная.

– Ну, вот тут ты не угадал, – рассмеялся барон. – Может, это стресс на неё так подействовал, когда ты с ней общался. Вообще она скромница. Да! Так мы будем сегодня ужинать?

– Я так понял, что выбора у меня нет, – развёл руками Егор.

– Почему? А выбор меню? – хитро прищурился барон.

– Да как-то мне всё равно…

– Хорошо. Тогда… Для тебя – стандартное меню номер шесть. Насколько я знаю, наиболее соответствует твоим вкусам, и по количеству калорий подходит.

Почти сразу после этих слов входная дверь отъехала в сторону, и на пороге появился «Тарантул» с двумя подносами, от которых по комнате распространялись вкусные ароматы. Трансформировав подносы в столики, арахноид поставил их перед людьми и бесшумно удалился.

Учитывая известное Белецкому расстояние от его комнаты до столовой, а также время, необходимое на выполнение и доставку заказа, молодой человек сделал вывод, что барон предугадал его ответ относительно выбора меню и заранее заказал ужин на своё усмотрение.

Тяжело вздохнув, Егор взялся за ложку. И, увлёкшись, не заметил, как уничтожил первое блюдо меньше чем за минуту. Второе тоже продержалось недолго. Как и компот. Уничтожив ужин, Егор с видимым удовольствием откинулся на спинку кресла.

– Ну вот. А говорил – нет аппетита, – улыбнулся барон. – Кстати, я обещал рассказать тебе, что происходит. Если ты готов, то начнём, пожалуй. Но сначала – разбор полётов.

Егор внутренне подобрался. То, что разбора полётов не избежать, он понял ещё в парке. Это, так сказать, обязательная прелюдия перед остальными, куда как более серьёзными неприятностями. Каковые, по мнению молодого человека, непременно должны были воспоследовать за сегодняшними событиями, в которых ему довелось поучаствовать.

– Итак, – собеседник Белецкого посерьёзнел. – Дано: законопослушный подданный Империи во время прогулки в парке обнаруживает группу лиц, которые, по его мнению, совершают противоправные действия. Вопрос: что этот законопослушный подданный должен сделать в первую очередь?

– Так связь была заглушена, – буркнул Егор, потупив взгляд.

– Я разве что-то спрашивал про связь? – поднял одну бровь фон Стиглиц. – Повторяю вопрос: что должен сделать законопослушный подданный при обнаружении противозаконных действий? – в голосе барона зазвенел металл. «И не скажешь, что только что добродушно улыбался», – промелькнуло в голове отчитываемого.

– Сообщить в полицию, – выдохнул Белецкий, приняв на всякий случай позу сокрушённого раскаяния. В училище при разносах иногда помогало…

– Вот! – поднял палец барон. – И?

– Так я же говорил – связи не было…

– Это не оправдание. Не было сделано даже попытки связаться с полицией. Это раз. У вас рядом был Пантелей, и вы вполне могли его отправить для связи со мной сразу, а не «после драки» – это два, – фон Стиглиц замолчал, сверля взглядом Белецкого.

– Не подумал, – ещё раз вздохнул тот, уставившись в дальний угол. «Барон перешёл на „вы”. Плохо. Значит, беседа носит официальный характер».

– Ну что это за детский сад?! – повысил голос барон. – «Связи не было», «не подумал»… Скажите лучше, что первым делом подумали про так называемую дворянскую честь! И не надо на меня так смотреть! Да, я сам дворянин, и эти слова для меня не пустой звук. Но! Вы увидели группу людей, совершающих что-то, весьма похожее на похищение человека. При этом, как вы сами только что сказали, была заглушена радиосвязь. Вы знали, что аппаратура РЭБ не продаётся в частные руки. Какой вывод из этого следует?

– Я не сразу узнал, что связь заглушена, – попытался оправдаться Белецкий.

– Это потому, что вы не сразу попытались ею воспользоваться, – парировал барон. – Вы даже не удосужились взглянуть на пиктограмму наличия связи. Так были заняты вопросами дворянской чести. Так какой вывод, я вас спрашиваю?!

– Действовали спецслужбы, – эта версия пришла в голову Егору ещё в парке. Только, к сожалению, не до боя, а уже после него.

– Это один из вариантов. А второй? – продолжал наседать на лейтенанта барон.

Егор уставился на собеседника непонимающим взглядом.

– Кто ещё может применять «глушилку»? – поинтересовался фон Стиглиц у Белецкого. На лице у него при этом явно читалось: «Господи, ну с каким же болваном я разговариваю!» – Так. Вижу, что поставил вас в тупик. Ладно. А вот скажите: о разведывательно-диверсионной группе противника вы не подумали?

– На поверхности? Да ещё и в столице? – Егор отнёсся к данному предположению крайне скептически.

Теперь настала очередь барона тяжело вздыхать.

– А что, вы считаете, что диверсантов Союза поверхность, а в особенности столица, не интересуют? Чему вас вообще учили в школе и в училище?

Егор с трудом удержался от того, чтобы почесать в затылке. Конечно, о бдительности талдычили почти каждый день и в школе, и в училище, но, похоже, частыми напоминаниями добились результата, обратного желаемому. Встреча с разведчиком или диверсантом противника на поверхности Земли серьёзно воспринималась, пожалуй, только сценаристами фильмов о доблестных контрразведчиках, мужественно ловящих этих самых врагов. Белецкий недоверчиво посмотрел на собеседника: неужели он и вправду серьёзно верит в диверсантов? Или просто так сказал, чтобы провинившийся «проникся»?

– Так вот представьте себе: вы не сообщили своевременно об обнаружении диверсантов, и они получили возможность исполнить свои планы…

– Но я ж их это… обезвредил, – возразил молодой человек, представив, как он упускает диверсантов, и те взрывают императорскую резиденцию.

– Вот это как раз и есть следующий пункт нашей программы, – усмехнулся барон. – Итак, вы бросаетесь на группу людей, которая с равным успехом может оказаться как спецгруппой противника, так и нашей спецгруппой.

– Ну, «полог тишины» – его разрешено применять гражданским. Полицейский шокер – это всё-таки говорит в пользу нашей, а точнее, полицейской группы. Кстати, непонятно, почему он работал в моих руках? Но вот само поведение этих… в общем, этих не укладывается. Что, спецгруппе, нашей или противника, стало скучно, и они захотели поразвлечься с подвернувшейся девушкой?

– Что вы знаете о методах работы спецгрупп? – повысил голос барон. – Может, они захватили заложника, может, хотели выбить у девушки информацию… Вы знакомы с методами психологического воздействия?

– Да что она могла знать-то?! – воскликнул Белецкий.

– Вы не поверите, какие секреты подчас становятся известны членам семей высокопоставленных лиц Империи, – покачал головой барон. – Но продолжим. Судя по видеозаписи, вы храбро (но, извините, лично моё мнение – глупо) бросились на шестерых противников защищать честь дамы. Не издав при этом ни единого звука. Сам факт вступления в схватку пока отставим в сторону. Но – молчание… Ладно, молча броситься на врага. Тут согласен – зачем выдавать себя лишним шумом? А если это были наши? Можно же было сначала спросить, кто они и что здесь делают?

– Не было времени… Они начали…

– Вот если бы вы всё же догадались сначала связаться с той же полицией, там бы, наверное, выдали инструкции, что делать. Или нет? – Барон выдержал паузу. – В общем, подводя итоги: вы нарушили буквально всё, что можно было нарушить, и сделали не так всё, что можно было сделать не так.

«Штрафрота или каторга?» – вот единственная мысль, которая осталась в голове Егора после столь суровой (но, положа руку на сердце, правильной) оценки его сегодняшних похождений.

Фон Стиглиц сокрушённо покачал головой, вперив суровый взгляд своему собеседнику чуть ли не прямо в душу. А потом вдруг улыбнулся:

– И именно благодаря такой вот вашей… – барон запнулся. – Даже слова не могу подобрать!.. В общем, повезло вам.

«Не посадят?! – обрадовался Егор. – Или не на каторгу, а всего лишь снова в штрафроту?»

Барон снова замолчал, сверля Белецкого взглядом.

«Да говори уже хоть что-нибудь! Не томи!» – мысленно взмолился тот.

Барон, казалось, подобно Пантелею, мог слышать не только слова, но и мысли. И начал говорить.

– Для того чтобы вы смогли оценить последствия своих действий, мне надо объяснить, что именно произошло, – услышать-то он, зараза, услышал, но говорил, словно сознательно намереваясь помучить своего собеседника подольше – медленно и с расстановкой. – Но для этого я должен сделать небольшое «лирическое отступление». Оно совершенно необходимо, – фон Стиглиц жестом остановил уже раскрывшего рот, чтобы попросить обойтись без лирических отступлений Белецкого. – Итак: как вы, несомненно, знаете, наше общество построено на сословном принципе. Если не считать духовенство, сословий всего два – простые обыватели и дворяне. Дворяне имеют больше привилегий, но и обязанностей у них также побольше, чем у остальных. Не надо морщиться, я не собираюсь полностью пересказывать всю главу о сословиях из учебника по обществоведению. Главное я уже сказал. Дворяне имеют больше привилегий. Среди этих привилегий – большая личная свобода, преимущества в торгово-промышленной деятельности и возможность занятия высоких постов во властных структурах. Исходя из этого… Да, исходя из этого неизбежна концентрация денег и власти в руках определённых представителей дворянства. А власть… Власть развращает. Поэтому, как говорится, кто-то кое-где у нас порой… Переходит границы дозволенного, уверовав в свою безнаказанность. Вот, например, не так давно…