Варварин Остров

Глава пятая

Во вторник вечером, через день после разговора с Шурой, Андрей допоздна засиделся в своем кабинете.

Втайне он мечтал, чтобы его Элли получилась такой же остроумной и непосредственной, как Масяня, органичной и естественной, как Шрек, могущественной, но при этом обаятельно-скромной, как Гарри Поттер. И, конечно, популярной и любимой публикой, как все эти герои, вместе взятые. А еще нужно, чтобы было в Элли нечто и от легендарной Алисы, помимо некоторого намека, содержащегося в имени: твердая вера в то, что иные миры существуют, умение безоговорочно принять их и говорить на одном языке с их обитателями.

Планы были амбициозные, продумать Элли, мир, в котором она жила, ее друзей и врагов следовало тщательно, чем Давыдов и занимался с азартом и вдохновением, которых давно уже в себе не подозревал, полагая, что чувство полета уже не воскресить. Ведь творчество – это свобода. А он слишком долго был связан, а вдобавок радовался своему заточению, потому что оно было сытым и спокойным.

Давыдов видел Элли внутренним взором, хорошо представлял себе, но ухватить ее образ, чтобы в полной мере воплотить визуально, пока не мог.

Впрочем, он знал, что рано или поздно сумеет это сделать, поэтому «несговорчивость» Элли его не сердила.

В нижнем правом углу монитора появились четыре ноля, начался отсчет нового дня. Андрей отметил это, но решил еще немного поработать. Ему не нужно было рано вставать, так что можно и не торопиться.

В доме было тихо, за окном – тоже. К тому, как звучит (вернее сказать, молчит) ночь на окраине Варвариного острова следовало еще привыкнуть. Тишина и темнота не были разбавлены ни шуршанием шин по асфальту, ни голосами людей, ни музыкой, льющейся из автомагнитол, ни светом фар или рекламных вывесок. Никакого намека на следы человеческой цивилизации, только бормотание ветра в ветвях деревьев да шепот дождя. Но сейчас и дождь, который зарядил после обеда, кончился.

Поэтому прозвучавший за окном едва различимый треск показался оглушительным, как выстрел из хлопушки. Андрей вздрогнул и обернулся. В комнате горела настольная лампа, светился монитор ноутбука. Смотреть на черный квадрат окна было неприятно: Давыдов не мог различить снаружи ничего, зато его самого было превосходно видно.

Он пожалел, что так и не дал себе труда заказать жалюзи или хоть занавески повесить по-старинке, только бы не сидеть ночью так, как сейчас, на виду у…

У чего? У кого?

Там лишь неухоженный, ожидающий прихода весны сад, за ним – крутой склон, по которому никак не подняться, а дальше – речной простор. Никого снаружи нет и быть не может. Просто треснула набрякшая дождевой влагой ветка.

Голос разума был убедителен, но древний инстинкт, что-то подсознательное, не поддающееся описанию, мешало ему поверить. Андрей, всеми силами стараясь отбросить это ощущение, снова уткнулся в монитор.

Однако сосредоточиться на образе девочки-мага Элли не получалось. По спине словно ползали крошечные насекомые, хотелось сбросить их, почесаться, и Давыдов ерзал на стуле, который внезапно стал неудобным.

Хруст за окном повторился. А следом послышались шаги – легкие, но совершено отчетливые. Кто-то будто бы прокрался из глубины сада и подошел к дому. Точно подтверждая эту мысль, раздался скрип: подошедший провел по стеклу пальцем. Андрей не повернул головы на звук, но боковым зрением видел, что за окном кто-то есть.

Стоит там, припав к стеклу, и наблюдает за ним из темноты. Ждет.

Андрей застыл на стуле. Сгорбился неудобно, скрестив ноги, но боялся выпрямиться, пошевелиться. Боялся дать понять тому, кто стоял за окном, что знает о его существовании.

Нельзя оборачиваться. Нельзя смотреть. Есть вещи, которых лучше никогда не видеть.

«Чудовищ нет, пока ты в них не веришь».

Зачем ты говорила это, мама? От каких чудовищ пыталась отгородиться?

Это было невыносимо. Буквально пять минут назад мир был нормальным, а Андрей был обычным человеком, не верящим во всякую жуть. Человеком, который мог объяснить себе и другим, почему люди иногда слышат шаги и голоса в пустых помещениях, видят полупрозрачные фигуры на кладбищах или тени в темных углах; почему приходят звонки с отключенного телефонного номера умершего родственника; почему давно остановившиеся часы вдруг начинают бить, а в зеркалах по ночам мелькают чьи-то силуэты…

Андрей резко обернулся и поглядел в окно. Сердце грохотало и рвалось из грудной клетки, как попавший в ловушку зверь. Давыдов готов был увидеть все, что угодно, но не увидел ничего.

– Никого там нет, кретин, – произнес он, чтобы услышать человеческий голос.

После, дабы доказать себе, что он не трус, что бояться абсолютно нечего, Андрей встал, подошел к окошку, приоткрыл форточку. Постоял, вдыхая влажный холодный воздух. Пахло рекой, мокрыми листьями, землей, еще чем-то сладковато-томительным, наводящим на мысли о тлене и одиночестве.

Давыдов закрыл форточку, выключил ноутбук, погасил свет и вышел из кабинета. Проверил входную дверь – заперта. Дверь на лестницу второго этажа он тоже запер, задвинув щеколду, хотя прежде этого не делал. Днем посмеялся бы над этой предосторожностью, но сейчас смеяться не хотелось.

Когда ложился в кровать, в голову ему пробралась мысль: что-то не так с этим домом. Нечто обитает здесь, живет тайной, страшной жизнью, пока не показываясь на глаза, выжидая. Это создание можно увидеть лишь вот так, как сегодня, боковым зрением: взгляд в упор прогоняет его. И услышать можно только случайно, если не спишь в час, когда всем добрым людям положено быть в постели, ускользая от монстров в свои сны.

Но что будет после? Что случится, когда оно наберет силу?

Проснулся Андрей разбитым и вялым, но решил не идти на поводу у этого состояния. Человек же хозяин своей судьбы, так ведь? Поэтому он сварил себе кофе покрепче, дал дню начаться, как всегда: горячий душ, просмотр новостей, бутерброд с ветчиной и сыром.

Вошел в кабинет, посмотрел на окно, за которым трясла на ветру кривыми ветвями яблоня. Хотел было сесть за работу, но передумал. Есть кое-что другое, что нужно сделать сегодня же.

Спустя полчаса он стоял перед домой Степана. Дом был одноэтажный, но большой, словно распластавшийся по участку. В крайнем окне показалось чье-то лицо, но Андрей не успел разглядеть, кто это.

На стук выглянула хмурая женщина в халате и безрукавке на меху, пригласила войти, позвала мужа. Входить Андрей не стал, предпочтя подождать у калитки. По привычке похлопал себя по карманам, но вспомнил, что не курит.

– Здоров, Андрюха, как оно?

Степан был взлохмаченный, с красными глазами, в «прощайках» на босу ногу. Давыдов ответил, что все нормально, для порядка поинтересовавшись, как дела у соседа. Думал, тот тоже отговорится, но Степан вздохнул и почесал затылок.

– Ленка у нас, вишь, скинула.

«Кого скинула? Откуда?» – чуть не спросил Андрей, но вовремя заткнулся, сообразив, о чем речь. Сноха Степана была беременна. Значит, случился выкидыш.

– Сегодня ночью, часов в двенадцать, мы уж спать легли. – Степан сделал короткую, судорожную затяжку. – Повезли ее в больницу, врачиху позвали, она на Мирной живет. Ну, приехала. А уж поздно. Даже если бы в городе были, не успели. Или только говорит так, уж не знаю. Щас вот в город поехали, тамошнему доктору показаться.

– Мне очень жаль, что так вышло, – выдавил Андрей, не зная, что еще сказать, как выразить свое сочувствие.

Степан безнадежно махнул рукой.

– Они уж шесть лет живут. Все пытаются. Врачи, анализы, то да сё. Скидывает и скидывает. Нутро, видать, слабое по-бабьей части. Они с Саней раньше в Быстрорецке жили, Ленка оттуда сама-то. Потом сюда перебрались. На исцеление. Вроде помогло поначалу-то, пять месяцев носила. А потом вишь как.

«Страждущие, – вспомнились Андрею слова Клары. – Кому исцелиться надо».

О чем они все говорят? Собрался уже спросить, но Степан сам задал вопрос:

– Ты чего пришел-то? Подсобить чем?

– Колосков, мебельщик, говорил, на острове мастер есть, который окнами и дверями занимается. Не знаешь, кто? Колоскову звонил, у него телефон недоступен.

– Как не знать, знаю. Через Колоскова, поди, дороже будет, он с ним поделится. Сам иди и все. – Степан почесал заросший щетиной подбородок. – Ты на машине? Еще лучше. На Центральную давай, подъедешь к школе, там справа дом. Не промахнешься, вывеска есть.

Еще раз сказав, что ему жаль, пожелав здоровья Лене, Давыдов попрощался со Степаном. Тот скрылся в доме, а Андрей отправился на поиски мастера.

Все прошло гладко. Мастера звали Петром, был он мужчиной энергичным, немногословным и конкретным. Съездил, поглядел, померил, назвал сумму, обещал завтра установить и окно, и сетку от насекомых, и жалюзи.

– Можно, конечно, просто жалюзи, но окно, сами смотрите, старое, дерево рассохлось, щели кругом. Вида не будет.

Андрей согласился, тем более ждать недолго, размеры оказались стандартные, без сюрпризов. Петр полагал, что на складе есть готовые изделия, делать под заказ не придется.

Давыдов отвез мастера назад, решив заодно пройтись по магазинам, пополнить запас продуктов. Настроение улучшилось, как это всегда бывало, когда получалось решить проблему.

Купив все необходимое, он собрался отправиться к себе, но увидел выходящую из магазина «Варвара» Клару. Та вела за руку Малинку и, заметив Андрея, приветливо помахала ему.

Увидеть знакомое лицо было приятно, и Давыдов, не ограничившись ответным кивком, подошел поздороваться.

– Как вы? Не сбежали еще с острова? – спросила Клара и улыбнулась.

– Нет еще. Наоборот, привыкаю. Вы тоже, я вижу, остались.

– Нам ехать-то некуда, – ответила Клара.

Сказала не для того, чтобы жалость вызвать, просто то была правда.

Поняв это, Андрей почувствовал в Кларе родственную душу.

– Слушайте, я хотел кофе попить или мороженого поесть, есть тут кафе? Я бы вас с Малинкой угостил.

Малинка смотрела на него серьезно, без улыбки, но и без враждебности, изучая и, видно, еще не решив, нравится ей этот дядька или нет.

– Кафе было, но закрылось. Народу нет. Есть в пекарне столик.

Столик в пекарне Андрей видел. Колченогий, неудобный, втроем за ним не разместиться. Поняв по его лицу, что он не в восторге от этой идеи, Клара проговорила:

– А давайте лучше мы вас угостим? Я пироги вчера пекла с яблоками и с капустой. Они вкусные, не хуже, чем в пекарне. Пойдемте к нам, я вас с бабушкой познакомлю. Не отказывайтесь, пожалуйста. А то ведь и от денег отказались.

Сказала и покраснела. Ее способность смущаться показалась Андрею милой. Он не горел желанием идти в гости и знакомиться с бабушкой, но понимал, что своим отказом расстроит Клару.

– С яблоками – это хорошо, это я люблю. Только уж давайте я еще что-то к столу куплю, нельзя же к бабушке с пустыми руками идти знакомиться. Она решит, что я дурно воспитан. – Андрей поглядел на Малинку, присел перед ней на корточки и, тщательно артикулируя, проговорил: – Сможешь мне помочь? Покажешь, какие конфеты тут самые вкусные?

Малинка помедлила секунду, потом слегка улыбнулась и кивнула.

Глава шестая

Следуя рекомендациям Малинки, невзирая на протесты Клары и ее призывы не тратить деньги, Андрей купил фиолетовую с золотом коробку шоколадных конфет, набор пирожных и большую шоколадку с клубничной начинкой для Малинки. Девочка мельком посмотрела на нее, но быстро отвела взгляд и просить не стала.

Давыдов это заметил и, подойдя к кассе, попросил пробить и шоколадку тоже, а потом вручил ее девочке.

Малинка смотрела с изумленной благодарностью, словно Андрей был волшебником, умеющим угадывать чужие желания.

«Как ты узнал, что клубничная – моя любимая?» – читалось в ее карих глазах.

Давыдов склонился к Малинке и серьезно сказал:

– Я художник. Рисую мультики. Ты же любишь мультфильмы? – Восторг во взоре, кивок. – Сейчас придумываю историю про маленькую девочку Элли. Могу и тебе что-то нарисовать, если захочешь.

– Кажется, вы покорили ее сердце, – сказала Клара, когда они шли к машине. – Малинка обожает рисовать, она и общается при помощи рисунков. Правда, не все ее понимают.

«Хочешь понравиться матери, постарайся понравиться ее ребенку», – пришло Давыдову на ум. Он вовсе не был уверен, что хочет нравиться Кларе. Ввязываться в новые отношения, крутить романы – последнее, что ему сейчас нужно. Но слова Клары оказались приятны: маленькая Малинка, хорошо воспитанная, серьезная, даже строгая, к тому же любящая рисовать, вызывала у Давыдова симпатию.

А вот как относиться к бабушке, что она за человек, Андрей еще не понял. Она встретила их на пороге (должно быть, увидела в окно подъехавшую машину), повела в большую комнату – «залу». Была чистенькой и опрятной, походила на старушку из рекламы молочных продуктов, источала ароматы сдобы, беспрестанно улыбалась, но при этом было в ней что-то скользкое, рыбье.

– Здравствуйте, Андрей, здравствуйте, – говорила она высоким, чуть надтреснутым голосом, растягивая гласные, – рада вам, уж как рада-то, проходите, садитесь вот тут, тут удобнее! Помогли моим-то, вот спасибо вам! А мы скромно живем, не обессудьте, вы к такому не привыкли.

Откуда ей знать, к чему он привык? Не очень понятно, что отвечать на подобные заявления: начать оправдываться? Уверять, что дом хозяйки прекрасен? Андрей промолчал.

Они сидели за столом. Пироги оказались вкуснейшими, пирожные не шли с ними в сравнение. Насколько хороши конфеты, узнать не получилось, бабушка убрала их в сервант. Она попросила, чтобы Андрей называл ее бабой Лидой, и весь последний час активно потчевала гостя, подливала ему чаю и стрекотала без умолку, невозможно было слова вставить.

Прерывалась старушка только на то, чтобы задать вопрос вроде: «А родители ваши, значит, померли? Тут жили? Не припомню что-то. А сами-то вы женаты? Детки есть? Нету? Развелись? Эх, знаете, как люди говорят: „Не диво, что разводятся, а диво, что живут“. А что супруга ваша бывшая? В городе осталась?» и прочее, прочее.

В конце концов, чувствуя, что у него уже голова трещит от голоса бабы Лиды, Андрей повернулся к Кларе и спросил:

– Ты уже решила, чем займешься? Насчет работы думала что-то?

Он терпеть не мог, когда ему задавали подобные вопросы, никогда не стал бы вынуждать другого человека объясняться, но сейчас был раздражен (какого черта Клара приволокла его сюда?) и, пожалуй, желал отвлечь внимание от своей персоны.

– А чего ей решать? – встряла баба Лида. – За нее все уж решилось давно. Нянькой в садик пойдет с января месяца, его как раз открыть обещали после ремонта. И дочка под присмотром, и деньги какие-никакие, и питание. На инвалидные-то проживешь ли? Что решила… – Тяжкий вздох, укоризненный взор. – Раньше думать-решать надо было, от кого рожать. Что мать, что Кларка, обе хороши. Жизнь у тех складывается, кто ее сам по уму складывает. А распустехи вечно маются.

Клара покраснела. Малинка рисовала в углу, не смотрела на бабку, не прочла по губам этих слов. Андрей решил, что баба Лида ему отвратительна. Он открыл рот, чтобы заступиться за Клару, но она, чувствуя, что Давыдов готов сказать что-то резкое и тем самым осложнить ее отношения с бабой Лидой, поспешно произнесла:

– Отец Малинки пил. А потом отравился и умер. Это было три года назад. К тому времени, как его не стало, мы уже вместе не жили. Он бросил нас, когда узнал, что Малинка больна. Точнее, выгнал: мы жили у него…

– Были бы хоть расписаны, квартира бы осталась! – снова вставила свои пять копеек баба Лида.

– Так и есть, – спокойно подтвердила Клара, и Андрей поразился ее выдержке. – Но мы не были расписаны, поэтому жили в съемной комнате. А недавно у меня начались проблемы на работе и… Но это совершенно не интересно. Спасибо бабе Лиде, приютила нас.

Внезапно старуха, видимо, поняв, что наговорила лишнего, погладила Клару по руке.

– Чего уж там. Не чужие. Вы не сердитесь, Андрей, я ведь от сердца говорю. Натерпелась Клара в жизни. Отца в глаза не видела, мать вроде добрая была, но непутевая, любила к бутылке приложиться, так и сгинула, царствие ей небесное. Теперь вот Малинка-Маринка… Тяжело это.

Сказанное прозвучало тепло и искренне, и Андрей уже снова не знал, что думать про бабу Лиду. Наверное, она любит внучку и правнучку, переживает за них, но не умеет выразить этого. Устав ломать голову, Давыдов собрался встать и сказать, что ему пора, но тут почувствовал, как кто-то трогает его за рукав свитера, повернулся и увидел девочку.

Малинка протягивала ему блокнот, на одной из страниц которого был рисунок. С листа бумаги на Давыдова взирал пушистый котенок – кривоватый, почему-то желто-синего цвета, с непомерно большим хвостом.

Глядя на изображение, Давыдов понимал, что у Малинки есть способности к рисованию: неуклюжий котенок выглядел живым и озорным, а шерстку с сапфировыми полосками так и хотелось погладить.

– Коллега, ты отлично поработала, – весело проговорил Андрей. – Как его зовут?

Малинка впервые широко улыбнулась.

– Это Персик, – смеясь, ответила за дочку Клара. – Полоски у него вообще-то обычные, коричневые, но у нас коричневый карандаш потерялся.

Баба Лида потрепала девочку по волосам. Малинка сунула Андрею в руку карандаши.

– Хочешь, чтобы я тоже что-то нарисовал?

Девочка закивала.

– Какой у тебя любимый мультик?

– «Губка Боб», – ответила Клара.

Андрей перевернул лист с Персиком, положил блокнот на стол и принялся за работу. Баба Лида стояла за его плечом и время от времени одобрительно цокала языком. Андрей не выносил, когда кто-то смотрел, как он читает, пишет или рисует, но заставил себя не обращать внимания и сумел сосредоточиться на работе.

Примерно час спустя Малинка и Клара вышли проводить Андрея до машины. Девочка прижимала к себе альбом с рисунками, на которых красовался веселый Губка в компании друзей.

Все три жительницы дома бурно выражали восхищение, даже баба Лида, которая вряд ли была поклонницей этого мультсериала.

– Спасибо вам, – сказала Клара.

– Тебе, – поправил он. – Хватит уже церемоний. Мы же договорились перейти на «ты».

– И правда. Прости, больше не буду.

Они перекинулись еще парой фраз, а потом Клара сказала:

– Не сердись на бабу Лиду. Она… Характер у нее непростой, но она хороший человек. Вырастила чужого ребенка, теперь вот мы на нее свалились.

– Чужого? – не понял Андрей. – Ты о чем?

– Моя мать была ее падчерицей. Муж бабы Лиды рано овдовел, она вышла за него и удочерила его дочь. Так что мы с Малинкой ей по крови не родня. Она могла бы и не пустить нас, жить спокойно. Но приняла. И Малинку любит, надеется, что удастся ее вылечить.

Надо же. Все-таки Андрей ошибся в бабе Лиде. Да, назойливая, любопытная, но разве порядочный человек во всем должен быть идеален?

– Малинку можно вылечить? Это прекрасно!

Клара слегка усмехнулась.

– Официальная медицина бессильна. Врачи сдались давно. Но баба Лида считает: святой Панталион сумеет помочь. Говорит, он совсем безнадежным помогает. Рак, паралич, последствия инсульта… Многим удалось на ноги встать. Я как-то не очень верила в такое, но, с другой стороны, чего на свете не бывает, да? И баба Лида настаивает, отказаться неудобно. Да и что мы теряем? Завтра как раз хотим сходить.

Андрей недоумевающе смотрел на Клару. Кажется, ситуация с разговорами про исцеление вот-вот прояснится. Похоже, на Варварином острове живет какой-то чудо-знахарь.

– Хотите сходить к лекарю?

Клара убрала со лба прядь волос.

– Ты что, не знаешь, в каком месте поселился? – удивилась она. – Про церковь святого Панталиона не слыхал?

И вот тут, после ее слов, в памяти забрезжили воспоминания. Андрей сообразил, что о святом со странно звучащим именем он слышал, знает. Точнее, знал когда-то и удивительно, что позабыл.

Клара тем временем продолжала:

– На Варварином острове была уникальная церковь, построенная в честь святого Панталиона, который при жизни был великим целителем. В эту церковь со всех концов мира съезжались люди, говорят, здесь исцелялись любые хвори. Затем революция семнадцатого года случилась, церковь разрушили до основания. К счастью, удалось спасти икону с изображением святого; после возведения новой церкви ее туда вернули. Она считается чудотворной, люди приезжают, молятся. Неужели ты не слышал? – опять спросила Клара.

– Слышал, – задумчиво ответил Давыдов. – В конце восьмидесятых – начале девяностых Варварин остров собирались превратить в современный туристический центр с уклоном в воссоздание образа Древней Руси. Шикарные места, живописные виды, прекрасный остров посреди реки. Какой-то иностранный благотворитель дал денег на все, в том числе и на строительство храма. Предполагались речные прогулки на катерах, пляж, музеи, мастерские, выставочный центр, «Город мастеров» с продажей изделий ремесленников, этно-деревня, конные прогулки и прочие радости, а жемчужина в центре короны…

– Чудотворная икона, – подхватила Клара.

– Да, в те годы все повально увлекались Кашпировскими, Чумаками, НЛО и тайнами Бермудского треугольника. Мой отец был одним из романтиков, поверивших в то, что Варварин остров станет туристической Меккой. Он загорелся идеей начать бизнес, хотя в жизни ничем таким не занимался. Вложил все, что у него было. Но… – О том, что случилось потом, говорить не хотелось. В памяти всплыло имя сестры. – Щедрый меценат умер, деньги кончились, все захирело, стройки на острове замерли, толком и не развернувшись, и планы моего отца пошли прахом. Ладно, тема невеселая, не стоит об этом.

Клара поняла его желание свернуть разговор и больше ни о чем не спрашивала. Помолчала немного и хотела уже попрощаться и уйти, но Андрей, сам от себя этого не ожидая, предложил:

– Хотите, свожу вас завтра в церковь? Она же в стороне от городка, где-то в глубине острова, если я правильно помню. – Клара утвердительно качнула головой. – Как вы без машины-то?

Она собралась уже отказаться: неудобно, сколько Андрею от них хлопот, но посмотрела на Малинку и заколебалась.

– Не отказывайся, пожалуйста, мне не сложно. Я хочу помочь.

И Клара, конечно, согласилась.