Некоторые наиболее правдивые истории моего детства

Поэтому, можно смело добавить, что рос я не просто задумчивым и любопытным, но и весьма дотошным ребенком. С огромным интересом я бывало подолгу наблюдал из окна за лужами на асфальте во время затяжных осенних дождей, за водомерками на поверхности Серебряного пруда летом, за птицами, каждую осень улетавшими куда-то на юг. Я словно вел дневник наблюдения за природой, но как бы в своей голове, не записывая на бумагу. Писать и читать я еще не успел научиться. Я даже не понимал, что это называется дневником, но аккуратно фиксировал в нем все явления, которые на меня производили впечатление.

При чем, всякие там утренники в детском саду, хрестоматийные сказки, стишки и рассказы оказывались для меня не настолько важны, и тут же вылетали из головы. Но вот журчание воды в ручьях, первая капель, шум ветра в густой листве, березовый сок, стекавший по острым щепкам, воткнутым в стройные стволы, вкус клейкого молока одуванчиков и еле уловимый аромат клевера у поребрика во дворе сами собой складывались в целые истории.

Возможно, поэтому, когда в возрасте примерно пяти лет из моей жизни где-то на год исчез отец, я почти ничего не почувствовал. Слишком много вокруг еще оставалось всего неизведанного. Мне, конечно, говорили, что он геолог, и мы скоро присоединимся к нему в Африке, но для меня эти объяснения ничего не значили. Африку из окна и во время прогулок было не увидать. Но даже когда я впервые увидел настоящих негров – на борту самолета Боинг, который наконец оторвался от земли, унося нас с матерью и сестрой на другой, понаслышке очень жаркий континент, – я почти не был шокирован. Даже не смотря на то, что отчего-то места для нас троих в одном ряду не нашлось, и меня посадили отдельно. Важнее, чем внешний вид моих неожиданных соседей, для меня оказался их запах, который я запомнил с первого раза – запах совершенно иной жизни, если не физиологии, как мне тогда показалось.

Но негры доброжелательно улыбались, и я ощутил себя в безопасности. Даже гроза, в которую самолет попал где-то над Средиземным морем, меня совершенно не испугала. Ведь пахли африканцы сухими ветвями неизвестных мне еще видов растений, землей, согретой лучами невероятно яркого солнца, глиняными стенами хижин, в которых они родились.

2

Это было примерно начало весны 1972 года. Мне только исполнилось шесть. Дома снег еще не везде сошел, а в аэропорту города Лагос, где приземлился Боинг, вовсю цвели акации, пронзали небо похожие на позвоночники рыб стволы пальм, алые цветы с длинными тычинками свешивались с ярко-зеленых рододендронов вдоль дороги, по которой нас вез отец в пыльном геологическом газике, в первую нашу африканскую квартиру.

Ехать было недалеко, и вскоре мы остановились около четырехэтажного серого дома, ничем не выделявшегося на фоне остальных, в районе с очень густой застройкой, в самом центре тогдашней столицы Нигерии. В комнатах ничего толком не было, за исключением вьючного ящика, пары шкафов и кроватей под пологом, чтобы ночью не закусали малярийные комары.

Окна выходили на узкую и очень суетливую улицу. Там во всю сновали чернокожие люди, то и дело проезжали всякие тележки, прикрепленные к велосипедам или толкаемые вручную. На соседнем перекрестке громко сигналил грузовик с плотно набитым кузовом, прикрытым местами сетью, а местами выцветшим брезентом. Ему мешали проехать высыпавшиеся на неровный асфальт из опрокинувшейся повозки то ли фрукты, то ли какие овощи.

Лагос я запомнил шумным и каким-то бестолковым, очень суетным и пыльным, но пробыли мы там недолго, потому что уже на следующий день в том же пропахшем бензином и дермантином газоне мы отправились дальше. Я только-только успел ощутить откуда-то из недалека прилетавший густой, пропитанный портовыми шумами, воздух Гвинейского залива, как сумасшедшая зелень и багровая земля вдоль дороги снова захватили мое воображение. Выкрашенные белым у корней причудливые деревья, невиданные ранее иностранные автомобили и всякие лавки с плетеными и глиняными стенами, соломенными настилами вместо крыш и чернокожими людьми в национальных африканских одеждах замелькали за лобовым стеклом.