Обманутый и оскорбленный

– Однако русский царь опытный боец по части подавления бунтов, а на роль столицы он может выбрать Москву или Киев. Ведь эти города раньше уже были русскими столицами, – блеснул своими познаниями русской истории и географии Фарроу.

– Все верно, но свой главный удар мы нанесем по России со стороны Черного моря. С турецким султаном уже достигнуто секретное соглашение о пропуске наших паровых кораблей через проливы, с одновременной передачей под руку союзного командования турецкого флота. Хотя он и парусный, но в борьбе с севастопольским флотом России лишним не будет. Захотят ли русские адмиралы помериться силой с нашей великой армадой в открытом бою или укроются в своей крепости, это не так важно. Все русские корабли отправятся на дно, где им самое место! – воскликнул Пальмерстон и яростно ткнул пальцем в пол, явно подразумевая преисподнюю. – Как только русский флот будет уничтожен или блокирован в Севастополе, на берег будет высажен союзный десант, главным костяком которого будут французы и турки. Наши силы будут представлены двумя дивизиями и кавалерией. Одновременно с этим будет поднято восстание местных татар, которое дезорганизует общее положение на полуострове. Не пройдет и месяца, как весь Крым будет в наших руках. Севастополь будет захвачен нашей армией ударом с суши, флот адмирала Лазарева будет уничтожен, и окно в Европу, открытое Екатериной, также будет уничтожено.

– Браво, лорд Пальмерстон! Браво! От лица всех компаний я снимаю перед вами шляпу, но все же у нас остается маленькое сомнение. Неужели император Николай будет безропотно смотреть на все ваши действия и не попытается пресечь их? Вы меня простите, но он мало похож на мальчика для битья, – продолжал сомневаться Фарроу, но Барклай перебил его:

– Бросьте сомневаться, Питер! Разве вам не ясно, что у нашего дорогого лорда уже припасен очередной сюрприз для русских? Я не прав, сэр Генри?

– Полностью и бесповоротно правы, мистер Барклай. У русского царя большая армия, но ее силу можно уменьшить, разбив на несколько частей. И при этом не извлекая саблю из ножен, – важно произнес господин министр. – Эта важная задача будет возложена на плечи наших потенциальных союзников по Европе, венский и берлинский двор. Мы рассчитываем, что Австрия и Пруссия присоединятся к нашему союзу ради получения своего куска от русского пирога. Через наших дипломатов мы пообещали пруссакам Курляндию с Лифляндией, а австрийцам валашские княжества и устье Дуная.

Пока монархи центральных держав еще колеблются, но для начала им будет достаточно объявления своего несогласия с русской политикой на Балканах и сосредоточить на границах свои армии. Если к этому прибавить восстание поляков, которое они собираются поднять в Варшаве, то Николай вряд ли сможет направить против нашего десанта в Крыму большие силы.

– Но у русских еще есть армия, стоящая на Кавказе. По мнению уважаемых мною людей, это одна из лучших армий русского императора, – возразил Хендерсон, но его вопрос вызвал у лорда только снисходительную улыбку.

– Мы подумали и об этой проблеме, господа. Кавказская армия русских будет нейтрализована нашими азиатскими союзниками. Уже сейчас в Карсе, на границе с Россией, создается армия вторжения под командованием Амин-паши. Когда начнется война, она перейдет границу и устремится на Кавказ, где в Черкессии к этому моменту вспыхнет восстание имама Шамиля. Под началом этого непримиримого вождя горцев, уже много лет проливающего кровь русских солдат в обмен на наше оружие и деньги, состоит многотысячная армия воинов, готовых умереть по его приказу. Нет никакого сомнения в том, что, оказавшись под двойным ударом с севера и юга, кавказская армия русских если не погибнет, то будет полностью отрезана от главных сил империи.

– И что же дальше?

– Дальше? Когда бунты и восстания растащат по углам все силы русского императора, союзная армия покинет Крым и двинется по югу России в направлении Воронежа. К этому моменту мы надеемся получить поддержку украинских казаков, чьи предки во главе с гетманом Мазепой поддержали шведского короля Карла в войне с Петром. С их помощью наш поход на Воронеж будет легкой прогулкой.

– А почему, сэр, точкой нашего наступления вглубь России выбран Воронеж, а не Киев? – спросил Хикс.

– По мнению наших генералов, из этой точки удобно угрожать одновременно и Киеву, и Москве. Но, скорей всего, до похода на эти города дело не дойдет. Когда мы достигнем Воронежа, император Николай будет вынужден просить мира. И он получит его на наших условиях. Россия лишится Финляндии, Прибалтики, Польши, Бессарабии, Крыма и Кавказа.

– Джентльмены! Предлагаю выпить за нашу победу! – воскликнул Фарроу и проворно подкатил ломберный столик.

Купцы дружно подняли бокалы и выжидательно посмотрели на Пальмерстона. Высокий лорд взял бокал с грогом и громко произнес:

– Я хочу выпить, господа, за победу европейского разума над азиатской дикостью, культуры над варварством, сил свободы над силами деспотизма. За нашу королеву Викторию и за наш флот, который вместе с армией преданно охраняет наши постоянные интересы!

Гости лорда Сноу быстро осушили бокалы и налили снова. От услышанного и выпитого кровь быстрее застучала в их сердцах. Легкость, с которой Пальмерстон разобрался с русским императором, вскружила им голову, однако господа негоцианты еще не утратили свою хватку.

– Но сдается мне, что это еще не все, милорд? – спросил Барклай, не сводя с господина министра проницательных глаз.

– Вы снова правы, мистер Барклай. Есть еще кое-что, что может заинтересовать вас, – ответил Пальмерстон, и его слова вызвали огромный интерес у купцов. – Мы считаем, что если уж бить русскую гидру, то надо рубить ее под самое основание. Для этого надо навеки запереть этих дикарей в дремучих пределах Тартарии, полностью отрезав от любого выхода к морю. Ведь кроме Балтики и Черного моря у них есть еще два незамерзающих порта, Архангельск и Петропавловск-на-Камчатке. Через эти северные и восточные окна русские могут торговать с Европой, Китаем и Америкой, продолжая угрожать британским интересам, – молвил сэр Генри, величественно скрестив руки на груди. – Королева Виктория считает, что эти порты следует не просто разорить, их нужно отторгнуть в пользу Британии, вместе с прилегающими к ним землями. И передать их в пользу британских компаний, например, Норд-Азиатской и Ост-Азиатской.

Говоря это, сэр Генри радостно отмечал, как ярким огнем наживы загорались глаза его собеседников.

– Скажите, милорд, а насколько реальны эти планы? – спросил Барклай, судорожно сжимая в руке опустевший бокал.

– Более реальны, чем вам это может показаться, – величественно произнес лорд. – Посудите сами. Крупных воинских соединений в Архангельске и Петропавловске никогда не было и, согласно сведениям наших дипломатов, не будет. Там только малочисленные гарнизоны крепостей, с которыми легко справится наш флот с десантом на борту. Представьте себе, господа – с одного удара под нашу руку отходят территории вдвое большие, чем наши Индии вместе взятые. На севере мы займем все побережье Белого и Баренцева моря, а на востоке – всю Камчатку, Чукотку и побережье Охотского моря.

– А Аляску? – сварливо спросил Хэндерсон.

– Очень хорошо, что вы упомянули о ней, сэр. Русская колония в Америке весьма малочисленна, и с ней можно легко справиться при помощи индейских племен колошей. У губернатора Британской Колумбии с ними хорошие связи, и уговорить их напасть на Новоархангельск и остров Ситху не составит большого труда. Надо будет только хорошо заплатить.

– И сколько? – настороженно поинтересовались негоцианты.

– По нашим подсчетам, сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

– Такие огромные деньги! – чуть ли не хором воскликнули торговцы, но лорд Пальмерстон холодно осадил их:

– Для бакалейщика из Ист-Энда или клерка из Сити это действительно огромные деньги, но никак для совладетелей двух новых торговых компаний, почетным пайщиком которых будет сама королева Виктория!

– Помилуйте, милорд, но на такие деньги можно оснастить целый флот! – не сдавался Фарроу.

– Именно целый флот, господа, который покорит русский Север и Камчатку и объявит их владениями английской короны.

– Но все равно, сто пятьдесят тысяч фунтов – это очень большие деньги, даже для нас, – молвил Барклай, и Пальмерстон с пониманием кивнул головой.

– Королева Виктория хорошо понимает это, мистер Барклай, и потому ограничила первичный взнос сорока пятью тысячами фунтов.

Это известие вызвало одобрительный гул среди денежных тузов Британии. Лишь один Фарроу сварливо произнес:

– По-моему глубокому убеждению, нам не стоит раскошеливаться на ружья и порох для индейцев, господа. Ведь полностью отрезанный от метрополии русский гарнизон в Ново-Архангельске будет вынужден капитулировать даже перед простым капером, которого мы туда пошлем. Не правда ли?

Слова Фарроу были немедленно поддержаны остальными совладельцами новых торговых компаний, спешивших уберечь от грядущих трат свои деньги.

– Как вам будет угодно, господа, – примирительно сказал сэр Генри, а про себя подумал: «Видит Бог, совесть моя чиста. Деньги даны только на захват Архангельска и Камчатки. Значит, русская Америка отойдет Гудзоновской компании Канады, которая давно зарится на эти земли».

В этот день господин министр еще долго беседовал с гостями лорда Сноу, яростно отстаивая озвученную сумму начального капитала будущих азиатских компаний. Да и как было сэру Генри не ломать копья, если он имел с нее свои кровные три процента.

Был уже поздний вечер, когда торги закончились, прощальный бокал был выпит и лорд Пальмерстон отправился домой. Там он засел за составление доклада о своей встрече, адресованного лорд-канцлеру, ее тайному организатору и вдохновителю.

Сидевший на мешке с английской шерстью чиновник остался весьма доволен результатами деятельности Пальмерстона.

– Не думал, сэр Генри, что они так быстро согласятся финансировать наши приготовления против русских. Отдаю должное вашему мастерству убеждения, – молвил лорд-канцлер, ознакомившись с докладом своего тайного эмиссара.

– Если быть честным, то решающую роль сыграло не столько мое скромное искусство ритора, сколько скрытое желание этих людей быть вовлеченными в государственные дела. Если бы вы только видели, с какой жадностью поглощали они мои слова о наших тайных приготовлениях к войне! Вне всякого сомнения, это были одни из лучших минут в жизни господ финансистов. Кроме того, возможность обогатиться на наших будущих колониях в России также сделала свое дело.

– Надеюсь, что ваше откровение с господами банкирами носило сугубо ознакомительный характер? – настороженно спросил лорд-канцлер, но Пальмерстон поспешил его успокоить.

– Ровно в тех границах, что вы обозначили на нашей последней встрече, милорд. Никаких дат и имен, исключительно общие черты, – заверил собеседника сэр Генри с невозмутимым лицом, хотя в своей беседе с банкирами он далеко перешагнул границы, обозначенные лорд-канцлером. Исповедуя ту истину, что цель оправдывает средства, господин министр всегда делал только то, что считал нужным, без оглядки на чужое мнение или запрет. – Однако и этого хватило с лихвой, чтобы наши денежные мешки ощутили свою причастность к великим делам королевства и с радостью открыли перед нами свои сундуки. Первые платежи должны состояться уже на этой неделе.

– Отлично, сэр Генри. С помощью этого золота мы сможем полностью реализовать все наши планы против русских. Подобно амазонской анаконде, мы сокрушим императора Николая, охватив стальным кольцом блокады все морское побережье России. Парализовав ее торговлю, мы нанесем сокрушительный удар по российской земле владельческой элите. Не имея возможности сбывать на внешнем рынке продукцию своих хозяйств и закупать предметы роскоши, она будет требовать от царя скорейшего завершения войны.

– Превосходный план, милорд. Он позволит сохранить жизни нашим солдатам и усилит наши мировые позиции перед Францией и Америкой.

– Какие новости от сэра Джеймса? Он по-прежнему уверенно контролирует турецкого султана и его двор? Сможет ли он успешно противодействовать князю Меншикову, который по приказу царя должен отплыть в Константинополь со дня на день? Королева Виктория очень обеспокоена этим известием.

– Ее королевское величество может быть спокойной. За последнее время влияние Британии на владыку Константинополя ничуть не уменьшилось, а даже увеличилось. Особенно благодаря письму королевы, а также отправленным ею подаркам. Абдул-Меджид пришел в сильный восторг от вида парадной люстры, что прислала ему ее величество. В своем послании сэр Джеймс сравнивает этого азиата с маленьким ребенком, впервые увидевшим рождественскую елку.

– Значит, будем считать, что турки откажут русскому императору в вопросе о проливах и тогда в дело вступят пушки. Что сообщают наши доброжелатели из Петербурга о готовности России начать войну?

– Весь высший свет России очень желает, чтобы император начал войну с султаном, занял Константинополь и освободил православные святыни от власти турок. Предприимчивые поэты уже пишут стихи и оды по этому случаю, – едко подчеркнул Пальмерстон.

– Да, у русских религиозный вопрос играет очень большую роль, в отличие от просвещенной Европы, и это сильно вредит им, – снисходительно молвил лорд-канцлер. – Вопрос о святых местах Иерусалима уже помог нам окончательно рассорить русских и французов, теперь же он должен подтолкнуть царя Николая к началу войны. Думаю, будет нелишним, если сэр Патрик в беседе с русскими вельможами выразит наше понимание озабоченности их правительства столь важным для страны вопросом.

– Это будет совсем не лишним, милорд. Обманутый сладкой лестью, русский медведь окончательно угодит в нашу западню, из которой ему уже не выбраться, – произнес Пальмерстон, и на лицах обоих собеседников промелькнули довольные улыбки.

– Единственное, что меня настораживает в этом вопросе, сэр Генри, это то, что нам придется воевать с противником с приставленным к ноге оружием, – озабоченно произнес лорд-канцлер. – Всегда приятнее иметь дело с неподготовленным к войне неприятелем.

– Ваши опасения, милорд, беспочвенны. Русская армия готова только к войне с турками, а никак не к войне с двумя сильнейшими странами мира. Вот если мы им дадим фору в пять-шесть лет, тогда это действительно будет другая армия. Тогда будет гораздо труднее сплотить просвещенную Европу для выступления против азиатского деспотизма, посмевшего диктовать ей свои условия по восточному вопросу.

Примерно в это же время в далеком и заснеженном Петербурге император Николай держал совет с канцлером Нессельроде, который пользовался у него особым расположением. Угодливой лестью, умением угадывать, в какую сторону склонится воля императора по тому или иному вопросу, Карл Васильевич сумел не только втереться в полнейшее доверие к государю, но и устранить всех потенциальных соперников.

– Австрийский и прусский двор полностью на нашей стороне в конфликте с французами по вопросу о святых местах, государь. Об этом министры Австрии и Пруссии, как и было обещано, официально заявили французским послам на прошлой неделе. Это обстоятельство лишний раз доказывает, что в вопросе о проливах они также поддержат все наши действия, направленные против Турции, – преданно глядя в глаза Николаю, заверил его канцлер.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул головой монарх. – Следуя твоему совету, я имел беседу с британским послом сэром Сеймуром и подробно пояснил наши намерения в отношении наследия «больного человека». Наши намерения занять проливы и Константинополь не встретили с его стороны никаких возражений. Он также с пониманием отнесся к тому, что мы намерены добиться полной свободы для дунайских княжеств, Болгарии, Греции, Сербии и Армении.

Честно говоря, я ожидал от него бурных протестов, но ничего этого не было. Сеймур с радостью принял мои заверения, что мы считаем Египет, Крит, Кипр, а также Палестину и Сирию землями британского влияния. Вместе с этим я намекнул о возможном присоединении к ним и Месопотамии, что вызвало у него радость. Он обещал мне незамедлительно известить о нашей беседе Лондон и дать ответ на мои предложения. Мне кажется, что наши с Англией планы следует оформить каким-нибудь соглашением по Турции. Слова словами, а бумага бумагой.

– Вот видите, как все прекрасно обстоит, ваше величество! – радостно защебетал канцлер. – Император Наполеон никогда не посмеет выступить против воли четырех государств, которые нанесли сокрушительное поражение его великому дяде.

– Все это хорошо, но я хочу решить все это дело миром, без пролития крови моих солдат. Думаю, будет правильно, если мы объясним всю ситуацию турецкому султану, который будет вынужден подчиниться воле великих государств Европы.

После этих слов императора у Нессельроде, не ожидавшего подобного поворота событий, тревожно забегали глаза.

– Для столь важной и ответственной миссии нужен умный и преданный человек, ваше величество. Возможно, эту миссию можно будет поручить графу Алексею Федоровичу Орлову или графу Павлу Дмитриевичу Киселеву. – Как опытный царедворец, канцлер предложил царю на выбор две кандидатуры и был готов в случае необходимости вытащить из кармана еще пяток, но этого не потребовалось. У государя был свой кандидат на роль посла в Константинополь.

– Нет! – решительным голосом произнес император. – К султану поедет светлейший князь Меншиков.

– Но Александр Сергеевич не дипломат, – попытался переубедить Нессельроде, однако государь остался тверд в своем решении.

– Меншиков поедет к султану, – безапелляционным тоном повторил царь, и канцлер покорно увял. Многих опасных соперников он сумел отвадить от персоны государя, но светлейший князь был непотопляемой фигурой в окружении Николая.

Сам светлейший князь был своеобразной фигурой, которая, занимая высокие государственные посты, полностью им не только не соответствовала, но и не пыталась исправить положение. Так, находясь двадцать лет на посту начальника морского ведомства, он поражал моряков своим полным незнанием дела, ровно как, занимая пост финляндского генерал-губернатора, он не интересовался Финляндией дальше своего кабинета.

Такую профессиональную непригодность князя перевешивали два других качества, которые были очень важны в глазах императора. Во-первых, Меншиков был абсолютно предан своему государю, а во-вторых, занимая важные государственные посты, будучи богатым человеком от рождения, Александр Сергеевич никогда не воровал государственных денег. В этом плане он был белой вороной в императорском окружении, в рядах которого подобное чудачество князя вызывало улыбку и удивление. В ответ Меншиков платил тем, что откровенно презирал и не ставил ни в грош все окружение царя, жестко и язвительно издевался над ними.

Именно этому человеку Николай поручил отвезти свое личное послание турецкому султану, и тот с готовностью взялся за это.

Глава II
Миссия в Стамбуле
Заговор послов

Будучи человеком простым и незамысловатым, перед тем как появиться в турецкой столице с царской миссией, светлейший князь решил придать своему визиту элемент силы.

«Эти турки уважают только одну силу, силу штыка и пушки. Только этим можно окончательно сломить их упрямство в нежелании слушать государя и заставить отвечать на его вопросы прямо и откровенно, без всякого лукавства», – считал Меншиков и по большому счету был абсолютно прав. «Больной человек» имел парализованную волю и ради сохранения целостности своего государства был вынужден лавировать между Западом и Россией. И большим аргументом, способным склонить турецкого султана в ту или иную сторону, была армия.

Перед своим прибытием в Стамбул Александр Сергеевич завернул в Кишинев, где провел смотр четвертому и пятому армейскому корпусу Южной армии. Грозный вид войск вселил боевой дух в душу князя, но этого ему показалось мало. Из Бессарабии он отправился в Севастополь, где устроил смотр всем кораблям Черноморского флота, и только потом, сев на военный пароход «Громоносец», отправился в Стамбул, где его ждал неприятный сюрприз.

Все дело заключалось в том, что сразу после доверительной беседы английского посла с царем Лондон заменил своего посла в Турции. По настоянию Пальмерстона им стал господин Рэдклиф, имевший личную обиду на Николая. В свое время государя отказался принимать его послом в Петербурге, и теперь время отмщения для британца настало. Ведя чисто английскую политику, новый посол на словах признавался в горячей любви к императору и клялся русскому послу, что совершенно не помнит зла на события пятнадцатилетней давности. И одновременно энергично заверял французов, что Британия полностью на их стороне в споре за «святые места».

Прибыв в Стамбул, Рэдклиф нанес визит султану Абдул-Меджину и великому визирю Мехмеду-Али. Передав главным лицам подарки от королевы Виктории, Рэдклиф стал сладкоголосо нашептывать туркам, как коварен и опасен русский император. Сжигаемый личной обидой и страстным желанием отомстить российскому монарху, англичанин ловко создал устрашающую картину, умело вплетая тонкие нити правды в толстые жгуты лжи.

Руководствуясь старой английской поговоркой о том, что, садясь ужинать с чертом, запасись длинной ложкой иначе останешься без еды, Рэдклиф постоянно твердил, что русскому государю и его посланнику нельзя ни в чем верить.

– Спор русских с французами из-за «святых мест» – это отнюдь не спор о религии, а скрытая попытка царя Николая подчинить Османскую империю своей власти. Ему нужны отнюдь не пещера в Вифлееме, а повод для войны со Стамбулом, и ставки в ней будут очень высоки. Николай намерен не только сделать Молдавию, Валахию, Сербию и Черногорию русскими провинциями, но и отобрать у блистательной Порты все армянские земли, что находятся в ее владении от Черного до Средиземного моря. Однако и это еще не все. Царь хочет исполнить мечту своей бабки Екатерины и взять под свой контроль Проливы и Стамбул, – с убедительной достоверностью пугал Рэдклиф султана, и это ему хорошо удавалось.

– Единственное, что сможет остановить русского медведя и спасти Турцию, – это союз Блистательной Порты с просвещенной Европой в лице Англии и Франции. Наш могучий паровой флот сможет урезонить аппетиты русского царя и сохранит целостность ваших границ, как на западе, так и на востоке.

– И что попросят император Наполеон и королева Виктория взамен этой военной поддержки? – резонно поинтересовался султан, хорошо помня, что европейцы просто так ничего не делают.

– Ровным счетом ни-че-го, – важно отчеканил посол. – Наши государи готовы оказать Стамбулу эту поддержку, руководствуясь не корыстной выгодой, а лишь стремлением остановить Россию в ее намерениях произвести раздел Порты. Мы прекрасно понимаем, что подобные действия приведут к возникновению сначала множества мелких конфликтов, а затем и большой войны по всей Европе. О масштабах этого кровопролития можно только догадываться, и наша святая задача – не допустить подобного!

– Да благословит вас Аллах за вашу мудрость и проницательность, господин Рэдклиф, но если случится так, что Николай не испугается вашей угрозы и пойдет напролом, что тогда? – правомерно спросил султан. – Турецкая армия не сможет в одиночку победить русскую армию.

– Его величество может не беспокоиться по этому поводу. Государи Франции и Великобритании готовы послать свои войска на помощь султану и вместе разбить Южную армию русских.

– А что с Кавказской армией? Пока мы будем воевать с русскими на западе, они могут проникнуть в Армению, захватить азиатские владения империи и подойти к Стамбулу с востока, – живо напомнил Рэдклифу положение дел повелитель правоверных.

– Ваше величество, я не военный человек и не могу ответить вам на все ваши вопросы, связанные с военным делом. Подобные тонкости дела не мой удел. Королева Виктория и лорд Пальмерстон доверили мне миссию известить вас о надвигающейся на вас угрозе с севера и предложить объединить наши усилия в борьбе с ней. И прошу поверить, что за моей спиной стоят реальные силы. Реальный флот и армии готовые выступить против Николая и защитить вашу страну, если на это будет ваше согласие.

Слова английского посла уверенно проникали в уши султана, но тот, следуя заветам своих предков, не спешил полностью и во всем доверять и полагаться на европейских союзников. «Русский гяур такой же опасный враг Порты, как и европейские франки. Все они только и хотят, что разрушить нашу империю и поработить турецкий народ. Ни одному из них нельзя доверять, но нужно использовать их соперничество в своих целях», – говорили наследнику престола его учителя, и Абдул-Меджид хорошо запомнил их слова.

Не говоря ни да, ни нет, он соглашался с Рэдклифом, негодовал по поводу планов коварного русского императора и стал терпеливо ждать прибытия в Стамбул Меншикова. Перед принятием окончательного решения султан желал выслушать обе стороны.

Если британцу удалось посеять зерна сомнения в душе и сердце султана, то с великим визирем успехов у посла было куда меньше. Вместе с Рашид-пашой Мехмед-Али стоял за исключительно дипломатические способы разрешения возникших в государстве проблем. Визирь с восточной учтивостью слушал посла, восхищался его подарками, благодарил английскую королеву, внимательно слушал доводы англичанина, послушно кивал головой вслед его речам, и ничего не делал. Визирь, так же как и султан, ждал приезда Меншикова.

Ждали приезда царского посланца и послы Европы, в первую очередь Франции и Англии. Первый по поручению императора Наполеона затеял спор о главенстве церквей над святыми местами и получил в этом вопросе поддержку со стороны султана. Все это было сделано с целью публичного унижения русского царя, для которого вопрос религии был очень значителен.

Второму нужен был повод для втягивания России в войну. В ней, по британским замыслам, Петербургу должна была противостоять вся Европа, чья мощь в разы превосходила ту силу, что обрушилась на нее в 1812 году.

– Судя по тому, что царь отправил на переговоры с султаном князя Меншикова, чей дипломатический политес сравним с проворством слона в посудной лавке, можно сделать вывод, что Николай ищет повода для объявления войны туркам, – начал свою беседу с послом Рэдклиф, но тот имел по этому поводу свое мнение.

– Я бы не стал бы так прямолинейно судить о намерениях русского императора, – не согласился француз. – Скорее всего, Николаю просто надоели уговоры и увертки, и он решил снять перчатку и ударить кулаком по столу.

– Поражаюсь вашему спокойствию, сэр, – притворно удивился англичанин. – А вы не предполагаете, что, испугавшись русского стука, султан отменит свое решение по святым местам, и ключи от Вифлеемской пещеры отдадут русским? Что вы тогда будете докладывать императору?

Рэдклиф полагал, что бьет в слабое место француза, но там находилась твердая защита, так как недавно прибывший в Стамбул англичанин был плохо посвящен в последние новости турецкого двора и его окрестностей.

– Хочу успокоить вас, мой друг, – лучезарно улыбнулся француз. – Серебряная Вифлеемская звезда с гербом императора уже прибыла в Палестину, и в самое ближайшее время ее установят на куполе пещеры. Я, конечно, не исключаю возможности того, что султан вдруг отменит свое решение и первенство за «святыми местами» отдадут русским, но тогда Порта лишится наших офицеров-инструкторов, которые уже прибыли в Турцию по просьбе Абдул-Меджида и с согласия императора.

– Но, по-моему, есть куда более важные вопросы, в которых турки могут уступить под давлением Меншикова, – это уступка русским права контроля прохода иностранными судами через Проливы, – вновь ударил Рэдклиф, и теперь его удар был куда чувствительнее.

– У вас есть конкретные сведения о том, что Меншиков будет требовать от султана права контроля над проливами?

– А разве это не так? Со времен падения Константинополя русские только и делают, что пытаются вернуть себе византийское наследство. У императрицы Екатерины не получилось это сделать силой, так теперь ее внук хочет сделать это дипломатическим путем, так сказать, в два этапа.

Француз прекрасно понимал всю спорность слов Рэдклифа, но не стал с ним спорить. Он ведь не нанимался в адвокаты к русскому императору.

– С одной стороны, хотелось бы иметь более точные и достоверные данные о миссии князя Меншикова. Согласитесь, что одних предположений и логичных рассуждений в нашем деле крайне недостаточно. Однако моя страна не против поддержать султана в трудных переговорах с русскими, вселить него уверенность и твердость.

Француз замолк и многозначительно посмотрел на собеседника, как бы желая знать от него, чем королева Виктория готова помочь туркам в этом важном для Европы вопросе.

– Самый лучший способ вселения уверенности в себе при споре турок с русскими – это их военная поддержка. – Англичанин ловко вернул пас собеседнику, но тот лишь сокрушенно улыбнулся.

– К сожалению, подготовка экспедиционного корпуса еще не началась, а наш флот стоит в Марселе, и для того чтобы сдвинуть его с места, нужен приказ императора, – это было сказано с таким подтекстом, что знающий человек сразу должен был понять – дело не столько в императоре Франции, сколько в неготовности флота к боевому походу.

Открытая послом информация не совсем соответствовала действительности, но француз не спешил открыть Рэдклифу все свои карты.

– Зато наш флот уже покинул Мальту и в скором времени должен достигнуть Дарданелл, если только этому не помешает погода, – важно произнес британец, довольный тем, что утер носу зазнавшемуся французу.

Обида была явной, но тот не показал вида.

– Очень хорошо. Думаю, что султан не будет возражать, если в качестве демонстрации силы он войдет в Мраморное море и встанет на якорь у Принцевых островов. Надеюсь, у него есть паровые корветы? – легко уколол француз Рэдклифа. – Согласитесь, чтобы пусть даже заочно противостоять линейным кораблям русского флота, нужны паровые суда.

– В нашем флоте корабли почти исключительно паровые, – с достоинством короля, как само собой разумеющееся отчеканил британец.

– Искренне рад за ваше адмиралтейство и королеву. У нас флот пока имеет только половину на половину, – учтиво улыбнулся француз. – Очень надеюсь, что вид ваших паровых кораблей вольет силы в султана и его окружение.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, но будет лучше, если эта акция будет представлена султану как совместные действия наших стран.

– Я полностью разделяю подобную точку зрения, но должен согласовать свои действия с Парижем.