Обманутый и оскорбленный

© А. Ярославцев, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Русско-турецкая война 1853–1856 годов, известная в мировой истории как Восточная или Крымская, должна была быть победным завершением тридцатилетнего правления императора Николая I. Долгие годы своей жизни, не жалея сил и средств, он кропотливо трудился во благо России и своих подданных. Подавленный в зародыше мятеж декабристов предотвратил возможность возникновения страшной гражданской войны, а быстрый разгром восстания польской шляхты сохранил неизменность западных границ империи к великому огорчению «просвещенных» европейцев. Успешные войны с турками и персами переместили пределы империи к водам Дуная и присоединили к владениям русской державы каспийское Закавказье.

Искренно веря, что союзники по Священному союзу будут помнить добром оказанную им в трудный час помощь, Николай принял активное участие в подавлении венгерского мятежа в землях Австрийской империи и не допустил падение прусского престола в лихие времена революционных событий в немецком королевстве.

Взяв на себя покровительство над христианскими народами, находящимися под властью турецкого султана, Николай послал к берегам Пелопоннеса русский флот на помощь восставшим против гнета османов грекам. Здесь, в знаменитом Наваринском бою, русские моряки совместно с моряками из Англии и Франции уничтожили превосходивший их по численности флот султана.

Главный герой сражения, открывшего Греции дорогу к независимости, капитан линейного корабля «Азов» Михаил Лазарев был удостоен высоких орденов трех стран и звания контр-адмирала. В отличие от него, командир британского флота адмирал Кордингтон получил от своего монарха командорский крест Бани, вместе с пожеланием повеситься на орденской ленте. Подобные оценки данного события появились из-за того, что Британия не желала сильного ослабления военного потенциала Турции и усиления России на Балканах.

Уничтожение османского флота при Наварине, впрочем, нисколько не помешало владыке Стамбула через несколько лет обратиться к русскому императору за военной помощью. Тогда к берегам Босфора стремительно приближались войска мятежного Мухаммеда Али, паши Египта, решившего отобрать у повелителя правоверных его азиатские владения. Положение было критическим. Войск для защиты столицы у султана не было, и положение спас Черноморский флот под командованием вице-адмирала Лазарева. Могучие орудия его кораблей и штыки русского десанта генерала Муравьева, высаженного под древними стенами Царьграда, быстро охладили пыл мятежников и заставили их просить мира у султана.

За свое спасение Махмуд II был вынужден подписать конвенцию, позволяющую России контролировать черноморские проливы совместно с Турцией. Отныне ни один корабль третьих стран не мог войти в воды Черного моря без согласия Петербурга. Одновременно с этим дунайским княжествам Валахии и Молдавии была дарована полная автономия. С их земель полностью удалялись турецкая армия и администрация. По мнению императора, это был лучший вариант разрешения «восточного вопроса», с полным соблюдением целостности границ. Однако с этим была категорически не согласна Британия. Знаменитый русофоб лорд Пальмерстон произнес злобную речь в парламенте, поздравив просвещенную Англию с переименованием Черного моря в Русское. Лондон кипел злобой, подобно вулкану Везувию, но ничего сделать не мог. Пока.

Как только на турецкий престол вступил сын умершего султана Махмуда Абдул-Меджид, ничем не обязанный Николаю, англичане развили бурную деятельность и добились успехов. С помощью взяток, лести и лжи о европеизации Турции английский посол стал главным советчиком правителя Стамбула. И закономерным результатом этого стал отзыв Турцией своей подписи в конвенции по проливам.

Николай стойко перенес действия англичан, поскольку с подобным «британским хамством» сталкивался не впервые. Россия не стала угрожать вторжением на Босфор, хотя Черноморский флот был готов произвести десантирование. Петербург оставил за собой право ответного хода, но не торопился им воспользоваться.

Только обострение в религиозном споре о «святых местах» и отказ турок признавать за Николаем право покровителя всех турецких христиан заставили императора прибегнуть к силе оружия.

Вводя свою армию на территорию дунайских княжеств и угрожая вторжением в Болгарию, Россия намеревалась принудить Стамбул возродить двухсторонний контроль над проливами. В случае если Турция ответила бы отказом, то тогда Петербург объявил бы войну. Она должна была бы принести не только русский контроль над проливами, но и свободу народам Болгарии и Сербии, Греции и Армении, веками томящимся под османским игом.

Захват Стамбула и обретение контроля над проливами Босфор и Дарданеллы открыли бы русскому флоту свободный выход в Средиземное море, с главной базой на острове Корфу. Случись все это так, как задумывал Николай Павлович, то вслед за своим пращуром Петром и бабкой Екатериной нынешний император еще при жизни удостоился бы звания «Великий». Тогда поэты и писатели сладкоголосыми птицами Сирин восхваляли бы величие деяний императора, и российская интеллигенция назвала бы его правление эталоном всех времен и народов. А миллионы благодарных христиан славили бы явление своего великого освободителя, спасшего христианские народы от басурманской неволи и сохранившего жизнь их потомков.

Что и говорить, замыслы и намерения царя были прекрасными, но, к огромному разочарованию русского общества, ничего этого реализовать не удалось. Находясь в шаге от реализации своих сокровенных планов, русский император был коварно предан монархами Австрии и Пруссии, чьи престолы удержались благодаря русскому штыку.

Вместо ожидаемой дипломатической поддержки своих действий на Балканах Николай I получил подлый удар в спину в виде угрозы незамедлительного начала боевых действий в случае вторжения русских войск на земли Османской империи.

Одновременно с этим против России выступила европейская военная коалиция в лице Англии и Франции, главных вершителей мировой политики того времени. По своей сути это был мощный антирусский союз Европы, своеобразный исторический предшественник Антанты, к которому присоединились Турция и Сардинское королевство.

У военного союза были свои серьезные и далеко идущие планы в отношении России. Провозглашая на словах защиту интересов Турции от происков русского монарха, на деле англичане и французы собирались провести ревизию итогов Отечественной войны 1812 года. Нанеся военное поражение Николаю, они намеревались оторвать от страны огромные земли на западе, востоке, юге и севере. Англичане и французы хотели раз и навсегда заколотить прорубленные Петром и Екатериной окна в Европу, попутно уничтожив русские флоты на Балтике и Черном море.

Имея временное преимущество в паровом флоте и стрелковом вооружении, они стремились как можно быстрее нанести поражение России, пока она не успела ликвидировать свое техническое отставание от Европы в военном деле. Разбогатев от беспощадной эксплуатации своих колоний, британский лев и французский тигр намеривались самостоятельно разделить наследство «смертельно больной империи», как называли европейские дипломаты Турцию.

Древние мудрецы справедливо говорили, что у победы бывает множество родителей, и только поражение является горьким сиротой. Крымская война в точности подтвердила это неписаное правило. Главным виновником военных неудач был объявлен император Николай, хотя по сути дела он сам оказался жертвой коварного заговора просвещенной Европы.

Делая ставку на благородство спасенных соседей, император произвел неверный политический вывод, разрушивший все его планы. Но если в той ошибке отчасти можно винить дипломатов во главе с австрофилом Нессельроде, то фатальную точку в этом деле поставили военные разведчики.

К огромному сожалению, когда царь принял решение о начале войны, уже не было в живых недремлющего «ока государева», графа Бенкендорфа. Будучи шефом жандармского корпуса и начальником III отделения канцелярии, он не только следил за внутренним положением страны, но и вел активную разведывательную деятельность в столицах возможных противников России.

Пока Александр Христофорович держал руку на пульсе разведки, из-за кордона государю поступала вполне достоверная информация, но после смерти Бенкендорфа положение изменилось. Сменивший его Орлов не столь ревностно болел за порученное ему дело, что неизменно сказывалось на качестве работы зарубежной резидентуры. Так, в момент принятия окончательного решения о начале войны против Турции, Николай получал от военного атташе во Франции откровенную дезинформацию. Парижский резидент регулярно докладывал государю о неготовности французской армии и флота к вооруженному конфликту с Россией, а также об отсутствии предпосылок военного союза Парижа и Лондона.

Согласно этим донесениям, Петербург мог спокойно воевать против Турции, не опасаясь контрдействий со стороны Парижа и Лондона минимум полгода. Столько времени, согласно заверениям парижского резидента, было необходимо французскому императору для мобилизации своих войск и отправки их морем на Балканы. А без сильного континентального союзника Англия никогда бы не решилась воевать с Россией в оди ночку.

Убаюканный этой ложью Николай уверенно планировал высадить десант под Стамбулом и блокировать черноморские проливы до появления на Босфоре эскадры противника. А в это время по тайному приказу императора Наполеона III отборные дивизии французской армии уже выдвигались к Марселю, где их ждал готовый к выходу в море флот.

Увы, таковы были жестокие реалии того предвоенного времени, которые по своей совокупности и увенчали императорское чело вместо ожидаемого лаврового венка победителя терновым венцом страдальца. Впереди его ждали презрение и несправедливый суд российского общества, которое отшатнулось от своего императора, едва настали трудные времена испытаний. Мгновенно позабыв все прежние благие дела и свершения императора, оно с воодушевлением принялось обливать его всевозможной грязью. Каких только низких эпитетов и скверных пороков не получил Николай Павлович от своих неблагодарных подданных! Еще вчера всеми любимый и почитаемый, сегодня он стал кровавым жандармом, душителем свободы, тупым солдафоном, бездарным правителем, приведшим страну к полному краху. Государь мужественно испил эту чашу позора, который и ускорил его уход из жизни.

Сменивший на престоле отца Александр поспешил завершить непопулярную в верхах войну, хотя положение противника в Крыму было далеко не блестящим. Весь план войны коалиции был сорван мужеством и храбростью защитников Севастополя. В руках неприятеля была только южная часть крепости, и для расширения успеха нужно было штурмовать северную половину Севастополя. Этого французский император делать не собирался, ввиду больших потерь своего войска. Назревал кризис и развал коалиции, от которого ее спасли мирные переговоры.

Все это будет в самом скором времени, а пока светские либералы и записные вольнодумцы, затаив дыхание, трепетно ждут скорейшего разрешения «восточного вопроса». Пишут патриотические стихи и воззвания, ждут скорого освобождения братьев-славян из турецкой неволи и возвращения православного креста на купол Святой Софии.

Итак, февраль 1853 года.

Часть первая

Глава I
Как все начиналось
Тайные планы

Февраль шестнадцатого года правления на английском престоле королевы Виктории Ганноверской преподнес жителям Лондона губительный подарок от госпожи Зимы. Могучие северные ветра на долгое время принесли в столицу Британской империи холодное дыхание далекой Гренландии, ставшее фатальным для многих горожан. Тонкие ледяные пальцы невидимой снежной королевы неудержимо проникали в дома лондонцев, принося вместе с собой промозглый холод и обжигающую стужу.

Единственным оружием, с помощью которого можно было успешно противостоять действию ужасного врага, были дрова и уголь. Порожденный ими огонь надежно охранял людей от смертельных чар незваной гостьи, но не все обитатели метрополии обладали этим чудесным средством в нужной мере. У большинства лондонцев запасы топлива были уже на исходе, и они безмерно страдали от холодных оков, наложенных на британскую столицу жестокой матушкой-природой.

Изо всех сил они боролись с постоянным чувством холода, пытаясь всевозможными способами сохранить остатки жизненного тепла в своих вечно коченеющих телах, в несгибающихся пальцах рук и тяжелых неповоротливых стопах. Многим из горожан удалось выжить. Но было много и тех, кто проиграл схватку с ужасным монстром. Они тихо засыпали, скованные ледяным сном, или умирали от воспаления легких, сгорая во всепожирающем пламени лихорадки.

Весь Лондон изнывал от вторжения смертельного холода, но в покоях лорда Сноу топили лучше, чем во дворце самой английской королевы. Да и как можно было плохо топить в доме человека, гостями которого были богатеи лондонского Сити, что прочно держал в своих руках все финансовые нити британской империи! Эти важные люди очень часто посещали дворец снежного лорда, дабы встретиться в его стенах с тем или иным государственным деятелем и, сидя перед жарким камином, в беседе с глазу на глаз обсудить тот или иной волновавший их вопрос.

Конечно, верховная власть в Британии находилась в руках высокородных лордов и королевы, за здравие которых простые англичане ежедневно возносили утренние молитвы. Но в не меньшей степени ею владел и тот круг людей, чьи сокровенные мешки и сундуки были наполнены золотом и серебром, накопленными в результате торговой и банковской деятельности. Ведь недаром самая главная карта в колоде – король – неизменно бьется тузом, который, как говорят, в переводе с одного из языков означает «денежный мешок».

Именно с финансовыми тузами Британской империи в столь трескучие, ледяные морозы февраля и был вынужден встречаться министр внутренних дел лорд Пальмерстон в доме лорда Сноу. Сам сэр Генри весьма недолюбливал хозяина дворца. Королевский министр за глаза называл лорда выскочкой, поскольку тот приобрел высокий титул при помощи денег и протекции. Никогда скверно говорящий по-английски немецкий барон из захудалого княжества Брауншвейг не смог бы стать высоким лордом, не обладай он крепкими связями во дворце и деньгами, полученными за посредничество от торговцев и банкиров.

Так рассуждал государственный деятель, много лет верой и правдой служивший интересам своей страны, однако если нужные ему люди пожелали назначить встречу в доме лорда Сноу, он не мог противоречить их желанию. Ибо для реализации высоких замыслов Пальмерстона нужны были деньги, деньги и еще раз деньги. Таковы были жестокие реалии жизни, о которые разбился не один корабль планов и надежд.

То, что четверо господ, восседающих в высоких креслах перед жарким камином, обладают звонкой монетой, было видно с первого мгновения, едва сэр Генри переступил порог обеденной залы в сопровождении лорда Сноу. Это было ясно не потому хозяйственному жесту, коим один из гостей выпроводил из залы хозяина дома, к тайной радости Пальмерстона. И не по дорогому платью, золотым часовым цепочкам или перстням с драгоценными камнями, наличие которых господин министр успел отметить краем глаза у сидевших перед камином людей.

О высоком достатке неизвестных говорили их осанка, голоса и глаза. Ибо осанка их была властной, голоса были голосами людей привыкших отдавать приказы другим, а взгляды их были взглядами равных сэру Генри людей, если не по происхождению, то уж точно по положению.

Именно осанка и голос позволили министру выделить главного среди сидевших у огня людей. Им оказался невысокий коренастый человек совсем неблагородной наружности, с блеклыми серыми волосами. Трое других гостей, сидевшие в высоких дубовых креслах, произвели на Пальмерстона более благоприятное впечатление. Однако уверенность, с которой первый человек шагнул навстречу лорду и его голос со звоном стального клинка, прикрытого бархатными ножнами, моментально развеяли заблуждения сэра Генри на тему, кто есть кто.

– Мы весьма рады, что господин министр нашел время для встречи со скромными подданными английской королевы по их просьбе, – любезно молвил коренастый, и сидевшие в креслах незнакомцы почтительно засвидетельствовали лорду Пальмерстону свое почтение.

– Может быть, после холода улицы милорд желает выпить грога или глинтвейна? Любезный хозяин снабдил нас этим добром с избытком, – учтиво молвил курчавый крепыш с золотой серьгой в ухе, указав на ломберный столик, уставленный бокалами и ведерками для напитков.

– Вы очень любезны, мистер…

Высокий лорд сделал выразительную паузу, и крепыш моментально поспешил ему на помощь:

– Мистер Хикс, меня зовут Абрахам Хикс, милорд.

– Благодарю вас, мистер Хикс, но я хотел бы с вашего позволения выпить глоток грога чуть позже, – произнес сэр Генри.

– Как вам будет угодно, милорд, – молвил Хикс, обменявшись быстрым взглядом с коренастым гостем, сидевшим по правую руку от него. – Тогда, может быть, сразу перейдем к делу?

– Именно это я и хотел бы вам предложить, джентльмены, – многозначительно сказал Пальмерстон, и все направились к огромному обеденному столу, за которым могло уместиться еще несколько подобных компаний.

– Позвольте представиться, милорд. Меня зовут Самюэль Барклай, это мистер Питер Фарроу, это мистер Джойс Хендерсон, – представлял коренастый купец своих товарищей, степенно склонявших свои головы перед лордом.

Сэр Генри также отвечал им сдержанным кивком. Все было чинно и благородно, без лишней суеты, которую, как известно, большие деньги весьма и весьма не любят.

– Все здесь присутствующие являются представителями торговых кругов и банковских сфер, чья деятельность в той или иной мере связана с торговлей со странами Востока. В частности, в наших руках находится большая часть британской торговли с Турцией, Персией, Хивой, Бухарой и Кокандом. И мы очень насторожены последними действиями русского императора по отношению к Османской империи. Ни для кого не секрет, что эта держава серьезно больна множеством внутренних недугов, не позволяющих турецкому султану эффективно управлять своими обширными землями. Рано или поздно наступит момент, когда «больному человеку Востока» волей или неволей придется отказаться от своих владений, как в Европе, так и в Азии. И первым, кто хочет завладеть османским наследством, является русский царь, что только спит и видит, как захватить Константинополь и проливы, – произнес Барклай, демонстрируя господину министру свою высокую осведомленность в дипломатических делах Европы. – Мы мирные люди и хотим только одного – права на свободную торговлю по всему миру. И больше ничего! Но желание русского царя присоединить к России черноморские проливы наносит смертельный удар по нашей персидской торговле. Сейчас основной поток английских товаров идет в Персию через турецкий Трапезунд. Это самый безопасный и короткий путь в земли великого шаха, на котором у нас все отлажено до мелочей. Ни один турецкий и персидский чиновник, ни один солдат не смеют косо посмотреть на нашего представителя.

От последних слов голос купца наполнился гордостью, в которой зазвенели стальные нотки.

– Однако если русские приберут проливы к рукам, это будет означать конец всей нашей черноморской торговле. Случись подобное несчастье, и нам придется направлять наши караваны через Сирию и Ливан и далее через земли месопотамских курдов. А это крайне разорительно для мирных купцов, ведь в этих районах власть османов всегда была скорее номинальной, чем действительной, – с горечью молвил Барклай, и его лицо наполнилось вселенской скорбью от одного только упоминания о возможных убытках. – Мы попросили вас о встрече, так как хорошо знаем вашу значимую роль в нынешнем правительстве, а также вашу твердую позицию в отношении этих северных варваров. Скажите, милорд, королева сможет защитить интересы ее верных подданных или нет? – спросил высокий гость, и четыре пары глаз тревожно уставились на Пальмерстона в ожидании ответа.

Хорошо, когда люди остро нуждаются в тебе, а когда ты выступаешь в роли их спасителя, это приятней во сто крат. Именно таким спасителем и ощущал себя в этот момент сэр Генри.

– Могу со всей ответственностью сказать вам, джентльмены, что у английской королевы и нашего правительства нет более важной задачи, чем защита интересов Британии и ее подданных, – величественно молвил министр, и напряженные взоры его собеседников сразу смягчились. – Что касается намерений русского царя, то они нам давно известны, благодаря отличной работе наших дипломатов. Николай действительно собирается в этом году захватить Стамбул и проливы, но смею заверить вас своей честью, что из этой затеи у него ничего не получится. Мы готовимся нанести ему упреждающий удар такой силы, которая уничтожит все его царство.

– Даже так?! – восхищенно воскликнул мистер Фарроу, не веря своим ушам.

– Да, господа, именно так и никак иначе. Вместо легкой прогулки за турецким наследством русского царя ждет жестокий разгром, позорная капитуляция и заключение мира на наших условиях, – торжественно изрек сэр Генри, изо всех сил стараясь придать своему лицу невозмутимость римского претора, вещающего диким варварам волю великого Цезаря.

Однако это у него не совсем удачно получалось. Высокий пафос отчетливо присутствовал в голосе лорда, но заинтригованные его словами слушатели не обратили на это особого внимания. Услышав часть важной тайны, они очень хотели услышать ее продолжение, однако правила этикета встречи не позволяли им озвучить свое желание, дабы не уронить свой статус в глазах гостя. Сам сэр Генри также не торопился раскрыть своего рта. Ведь он был королевским министром, а не какой-то там базарной кумушкой, торопливо спешащей пересказать своей знакомой все узнанные ею последние новости.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Все с нетерпением поглядывали друг на друга в ожидании, кто первым прервет затянувшуюся паузу. Им оказался господин королевский министр. По большому счету, он мог не продолжать начатого разговора, ибо уже дал исчерпывающий ответ на заданный ему банкирами вопрос. Однако сэр Генри был весьма заинтересован в деньгах людей, сидящих перед ним. Ведь именно деньги заставили высокого лорда покинуть свой дом в эту зимнюю стужу.

– Если джентльмены хотят, то для вашего полного спокойствия и спокойствия ваших компаньонов я могу более подробно ввести вас в курс планов предстоящей войны, – доверительным тоном произнес лорд, и, к его тайной радости, каждый из собеседников торопливо кивнул головой. Господа банкиры надежно проглотили аппетитную наживку под названием «большая тайна», и Пальмерстон приступил к действиям.

– Обычно от людей, посвященных в столь важную государственную тайну, требуют клятв молчания, однако я не буду делать этого. И не потому, что не верю вашему слову, господа. Совсем наоборот. Просто с этого момента ваше молчание будет равноценно золоту самой высокой пробы. Отныне любое слово, вольно или невольно сказанное вами постороннему человеку, обернется разорительным убытком вашим компаниям и интересам.

Говоря так, сэр Генри умело закручивал пружину интриги, словно завзятый ярмарочный факир, выступавший перед почтеннейшей публикой, пришедшей в его балаган, чтобы увидеть настоящее чудо. Пальмерстон требовательным оком посмотрел на господ финансистов, как бы предоставляя им последний шанс хорошенько подумать, прежде чем перейти Рубикон познания большой государственной тайны, но это оказалось излишним.

– Значит, в скором времени будет большая война с русскими, сэр? – спросил Барклай, уверенно сжигая за всей своей компанией мосты к отступлению.

– Да, именно большая война, мистер Барклай. Война, которая по своей силе и масштабности превзойдет знаменитый поход императора Наполеона 1812 года, – начал уверенно вещать перед зрителями господин министр.

– Однако, как показал опыт этого похода, с русскими нужно быть чертовски осторожным. Начиная войну с ними, император Наполеон имел под своим началом свыше полумиллиона солдат, а к ее концу командовал лишь десятью тысячами, большую часть которых составляла не участвовавшая в боях императорская гвардия, – настороженно молвил Хендерсон.

Но у сэра Генри уже был готовый ответ.

– Пусть вас не волнует судьба армии покойного властелина французов. Сегодня во главе похода на Россию стоит королева Виктория, коей благоволит Божественное провидение. И не надо скептически улыбаться, мистер Фарроу. Я сказал о Провидении, и это не просто так оброненные всуе слова! Сегодня самый благоприятный момент для нападения на Россию, поскольку ее армия и флот по своей силе значительно уступают армии и флоту ее величества! – властно промолвил господин министр, бросив холодный взгляд в сторону банкира. – Благодаря Божьим помыслам и гению английской мысли наша страна на сегодняшний день по любому виду промышленности и в первую очередь по вооружению далеко опережает любую страну Европы, а тем более Россию. На данный момент почти все корабли флота ее величества – это либо пароходы, либо паровые корветы, тогда как русский флот – сплошные парусники, а число их пароходов можно пересчитать по пальцам одной руки!

Для убедительности высокий лорд даже потряс перед собеседниками растопыренными пальцами руки.

– Вы скажете, что русские никогда не были сильны на море, и будете правы, но и на сухопутном фронте мы далеко обошли их. Сегодня большинство английских солдат вооружены нарезными штуцерами, тогда как русские пехотинцы имеют исключительно гладкоствольные ружья. Благодаря этому факту наши солдаты могут свободно поражать не только ряды вражеской пехоты, но даже его орудийную прислугу, находясь вне зоны ответного огня, – говорил Пальмерстон, пытаясь потрясти воображение своих слушателей.

Однако это оказалось трудной задачей.

– Приятно слышать, господин министр, что армия ее величества превосходит своего главного врага вооружением. Однако не стоит забывать, что император Николай имеет в своем распоряжении самое большое войско в Европе, способное своей численностью просто растоптать все британские полки, – внес в беседу свою лепту сомнения Хикс, но он не застал Пальмерстона врасплох.

– Как человек, не понаслышке знающий положение дел в нашей армии, я совершенно не согласен с прозвучавшим здесь сомнением. Пусть наши регулярные силы не столь многочисленны, как дикие орды русского царя, однако война с Наполеоном наглядно доказала всему миру, что именно наши солдаты являются лучшими. Именно они, под командованием славного британского народа герцога Веллингтона, наголову разбили под Ватерлоо армию Наполеона, тогда как князь Кутузов лишь заставил его отступить из России. Перед британским фельдмаршалом разбитый монарх сложил свой скипетр, тогда как русским достался только его походный сервиз, – сказал сэр Генри тоном старого школьного учителя, просвещающего молодую поросль. – Впрочем, мне вполне понятны ваши опасения относительно численности русских армий, но спешу сообщить вам, что наши солдаты не будут одиноки в этой войне. Главная тяжесть в предстоящей войне ляжет не на их плечи.

– И кто же будет тогда главной ударной силой? Австрийцы? Пруссаки? Сардинцы? А может, как при короле Георге, будем покупать ганноверцев для подавления американского бунта? Или, может быть, турки? Но учтите, господин министр, русские очень хорошо наловчились их бить! – раздались со всех сторон колкие реплики.

Слышать их для Пальмерстона было унизительно, но он любезно предоставил денежным мешкам возможность поупражняться в остроумии, а затем изрек:

– Нет, господа, вы, как всегда, не угадали. Главной ударной силой этой войны будут французы, чей император спит и видит, как смыть позор, нанесенный русскими его дяде. Это у него идефикс.

– И как дорого обойдется королевской казне французское пушечное мясо? – быстро спросил Хендерсон, презрительно скривив рот. – Новый властитель Парижа наверняка попытается взвинтить цену на своих солдат, чье мастерство определенно уступает солдатам Бонапарта.

– Вы несправедливы к моему французскому другу, господа. У его солдат есть хороший боевой опыт войны в Алжире, который, вопреки мнению многих скептиков, все же стал французской колонией. Сегодня стяг императора Франции развевается рядом с нашим стягом, но если бы вы знали, каких трудов стоило мне уговорить Наполеона забыть старые обиды и принять нашу сторону против русского царя!

– Я слышал, что во многом этому помог сам Николай, когда отказался признавать во французском императоре своего венценосного брата, – подпустил шпильку Барклай, но лорд ничуть не смутился.

– Да, это правда. Но именно благодаря моим усилиям этот камешек раздора породил то, чего в истории Европы никогда не было! Военный союз двух самых сильных держав в мире. Отныне нет в мире такого государства, которое смогло бы устоять против мощи нашей Антанты! – торжествующе произнес Пальмерстон и слегка зарделся от гордости за творение своих рук.

Ранее подобного союза в Европе действительно никогда не было, ибо Англия и Франция всегда находились по разную сторону баррикад. Это известие потрясло господ финансистов до глубины души, однако высокий лорд продолжил раскрывать государственные секреты, ибо главная задача еще не была решена.

– Как вы понимаете, господа, главным оружием нашего союза является флот. Именно с его помощью мы нанесем свои разящие удары, и первой, кто испытает на себе их силу, будет русская Балтика. Сначала наши моряки изгонят русские гарнизоны с Аландских островов, которые тут же будут возвращены шведам. Этот хитрый ход по двигнет короля Оскара присоединиться к нашему союзу в надежде вернуть себе Финляндию. Будет очень хорошо, если шведы начнут войну за страну озер, но даже если они лишь стянут свои войска к границе, то это тоже неплохо. Так или иначе, но Николай будет вынужден направить часть своих сил для охраны своих северных рубежей.

Пальмерстон на секунду замолчал, давая слушателям проследовать за ходом своей мысли, а затем продолжил:

– Пока русский царь будет занят противостоянием королю шведов, наш флот нанесет свой главный удар по Кронштадту. За один день могучие орудия наших кораблей разнесут бастионы этой крепости по кирпичику. Находящийся в нем русский флот будет уничтожен, подобно тому, как герцог Веллингтон уничтожил датский флот, а Петербург разделит печальную участь Копенгагена. Руины русской столицы мы также отдадим шведам, и прорубленное царем Петром окно в Европу будет навечно заколочено. Стоит ли говорить, что гибель главного флота страны и ее столицы вызовет волну недовольства в русском обществе и непременно породит заговоры против царя. Для русского дворянства это обычное дело, желающие поднять бунт среди них всегда найдутся.