К слову, я начал еще и слышать ее. Вика периодически покашливает, зевает и неразборчиво напевает что-то под нос во время готовки. Это здорово, но проблема в том, что теперь она не слышит меня, как бы сильно я ни старался ее окликнуть.

Этот ужин точно не на одного. Наверное, она и понятия не имеет, что я здесь – и что был сегодня здесь не единожды. Наверное, она ждет меня с работы, чтобы вместе поужинать, посмотреть какой-нибудь фильм и, возможно, обсудить вчерашнее.

Похоже, что уже не дождется.

Ужин готов. Вика моет руки в раковине, и тут же раздается звонок в дверь.

Не мог даже предположить, что у меня, и уж тем более у девушки-призрака, бывают гости.

Вика, вытерев руки, идет открывать.

– Здравствуй, Вика.

В мою крохотную квартирку входят двое.

– Здравствуйте, Евгения Анатольевна.

Вот тебе и раз.

– Здравствуйте, Вадим Петрович.

Семейная пара, мужчина и женщина средних лет, владеющая этой квартирой – это мои родители.

Вадим Петрович, то есть мой отец, неловко кивает в ответ на приветствие и бьет сединой бороды себе в грудь. Выглядит заметно постаревшим.

Какой же приятный у Вики голос.

– Мое полотенце! – радостно восклицает Евгения Анатольевна, то есть моя мама, заглянув в открытую нараспашку ванную комнату. – А я то думала, ну куда же я его подевала.

– Оно все время было тут, – отвечает девушка-призрак. – Проходите в комнату, пожалуйста. Я как раз приготовила ужин. Обсудим все за столом.

Я приподнимаюсь с пола. Мне очень любопытно, какого рода общие дела могут быть у моих родителей и Вики.

Евгения Анатольевна возбужденно оглядывается по сторонам. Шепотом спрашивает расставляющую тарелки девушку:

– Получается, он сейчас здесь?

– Ушел вчера вечером и до сих пор не вернулся.

Вадим Петрович потоптался на месте, не зная, куда себя деть, и, наконец, сел за стол. Вика пододвинула к нему полную тарелку салата и стакан морса.

Я здесь. Но вы меня не видите и не слышите.

– Начни с самого начала, Вика, – просит моя мать. – Мы хотим знать все.

Я тоже.

Отец несмело поддакивает. Вика собирается с мыслями.

– Вскоре после того, как вы разрешили мне тут пожить, я начала замечать странные вещи. Например, компьютер сам по себе выходил из спящего режима, а на кухне пищала микроволновая печь. Честно говоря, я думала, что это полтергейст.

– Это же очень страшно, – вставляет Евгения Анатольевна.

– Но деваться мне было некуда. И вот однажды я пошла мыться в ванную, и он открыл дверь. Стоял рядом как обычный человек, понимаете, только полупрозрачный и с легким синеватым оттенком по краям. Я, конечно, испугалась, но он сказал: “Извини”, – и вышел из ванной.

Моя мать слушает рассказ Вики с легкой и довольной, но при этом грустной улыбкой.

– Я долго собиралась с мыслями, прежде чем выйти из ванной в тот вечер. Решила: будь что будет. Он вызвал меня на разговор и сообщил, что это его жилище, сказал, что не любит компании, и попросил покинуть квартиру. Ну, я не растерялась, ответила, что идти мне некуда и я буду здесь оставаться, пока мне разрешают хозяева квартиры. Кровать он уступать не захотел. Долго не могла уснуть, прислушивалась, принюхивалась и старалась представить, что все это – дурной сон или галлюцинация. Но нет. Когда я уходила на работу, он по-прежнему спал. Поняла, что жива и здорова и что бояться больше нечего – он вполне дружелюбен, хоть и упрям. А еще мне подумалось, что нет ничего плохого в том, что со мной поживет кто-то еще. Пускай даже призрак.

Отец недоверчиво всматривается в лицо девушки. Вика встает из-за стола и берет в руки пачку исписанных бумаг.

– Кстати, он не видел и не слышал меня. Я отвечала ему на этих листах.

Она кладет бумаги на стол подле моей матери и подходит к шкафу.

– А вот его легкая осенняя куртка. Видите, синеватое свечение? Такое же, как и у него самого.

Не вижу.

Прищемив рукав куртки дверцей гардероба, Вика возвращается к столу. Отец внимательно изучает записи девушки.

– И посмотрите на этот кулон. Он подарил мне его вчера. Крупный. Блестящий. И тоже отдает синевой.

Мать наклоняется над тарелкой и с любопытством всматривается в украшение на груди Вики.

– На самом деле, мы сильно сдружились, – признается девушка. – Знаете, у вас замечательный сын. Был, конечно, но еще остается, пускай в такой форме. После работы – да, он продолжал ходить на работу – мы вместе ужинали, смотрели фильмы по телевизору и здорово проводили время. До вчерашнего вечера. Он сказал, что не может быть тут со мной и ушел.

Евгения Анатольевна утирает набежавшие слезы.

– Вы были бы такой замечательной парой.

Непередаваемо шокированный, я продолжаю жадно впитывать диалоги между моей матерью и Викой.

Отец встает из-за стола. По всей видимости, он решил, что сейчас – самое время для серьезного и рассудительного мужского слова.

Вика, ты не так меня поняла!

– Вероятно, мой погибший сын даже и предположить не может, что является призраком, невидимым и неслышимым существом, застрявшем в междумирье, – отец задумчиво расхаживает по комнате. – Вероятно, по этой же причине он продолжает ходить на работу. И ему, конечно же, неизвестно о том, что, будучи призраком, он имеет определенные преимущества и способности.

Поверь, отец, уже догадываюсь.

– Было бы глупо его разочаровывать. Было бы жестоко рассказать ему о том, что он умер и не знает об этом. То, что его родители, знакомые и друзья считают его погибшим. То, что ему вовсе не обязательно спать, есть, пить и, уж тем более, работать.

Мне никогда не нравилась эта его особенность – умение с серьезным видом объяснять очевидное.

Не хочу и думать, что со мной могло произойти – и без этого голова разрывается от вопросов. Как давно я погиб? Как давно я невольно играю в живого человека? Я черт пойми сколько времени не общался с коллегами и пользовался бесконтактной выдачей и оплатой по карте – как давно я в действительности не контактировал с людьми? Как давно меня сопровождают иллюзии вместо реальности? И почему именно сегодня, после вчерашнего поцелуя с Викой, эти иллюзии разрушились?