Две фигуры сидели в плохо освещённой комнате многоэтажки. Первая фигура мечтательным и уверенным тоном рассказывала про то, что она хочет придумать злободневный, колкий и, одним словом, замечательный сценарий для фильма, который бы показал всю обратную сторону жизни на его родине:

– Отзовусь плохо, чтоб в Канны попасть.

– Гош, ну ты ведь не сможешь снять плохо. Да и хорошо тоже. – Ответила первой вторая фигура, именуемая Лёхой, сидя вполоборота к первой.

– Это еще почему?

– Не в том месте мы живем – сидим в квартире в Москве, и все у нас комфортно и нормально, мы не видим грязи и беспредела.

– Знаешь, вот если он скрыт под псевдоприличием городским, беспредел твой, это не значит, что его нет.

– Упертый ты, конечно.

– Правильно. Не отказываться же мне от идеи только из-за того, что она сложная в исполнении. Вот ты в меня не веришь – и, при всем уважении, черт с тобой.

– Ладно. На работе – то, как дела?

– Нормально, мы просто медленно, но, верно, катимся к банкротству – сейчас же всех с легкой руки прижали, да так, что словно не рукой, а прессом.

– Ага, а чукотский товарищ сейчас ананасами рябчика заедает.

– Идиотека.

– Мы тоже в такой же ситуации, хоть и холдинг, а на иголках сидим, потому что крыши больше нет.

– Начальник твой с Данилычем поссорился?

– Не с Данилычем, а с уважаемым Петром Даниловичем. Да, что-то они там не поделили.

– Вот слушаю я и думаю, что грязи все-таки достаточно. Она, конечно, не такая жесткая на первый взгляд, как в глубинке, но и не такая прямолинейная. Попробую написать и отснять – мое последнее слово.

– Напиши так, чтобы не как Салтыков-Щедрин, которого коверкают все, кому не лень – опасное это дело, точнее, неблагородное.

– Ты про что?

– «Когда власть начинает говорить о патриотизме, это значит, что кто-то где-то украл» – якобы, его цитата, хотя оригинал имеет противоположный посыл.

«Чем раньше Господь забирает нас к себе – тем меньше у нас возможности согрешить» – донеслось из телевизора, который все это время работал. Леша встал со стула и подошел к окну, Гоша переключил канал на новости, а потом и вовсе выключил телевизор.

– Ну что, мне пора, а то завтра на совещание к 7 подниматься. – Отвернулась фигура от окна в сторону Гоши.

– Хорошо, пойдем, я провожу.

У подъезда местные алкаши в провокационной форме проверили их на наличие сигарет. Гоша достал пачку, посчитал оставшиеся – там было две, и кинул всю пачку, не целясь особо, в пропитые лица:

– Шавки. – Он молча зашагал, не оглядываясь на Лешу, словно чувствовал вину за них, но, еще больше, за себя.

Дворами они дошли до остановки маршрутки. Та по расписанию должна была подъехать через несколько минут.

– Передавай привет жене, Леш.

– Ладно. А ты не хандри, а то сник прям. Кстати, Гош, я на следующих выходных собираюсь к родителям поехать, на машине, чтобы по пригородным автобусам не прыгать. Поедешь со мной? Мама нас обоих давно не видела.

– Можно, но посмотрим, что у меня еще с работой будет.

Подошла маршрутка. Леша запрыгнул в нее и на прощание по-мальчишески задорно махнул Гоше рукой. Гоша улыбнулся, проводил взглядом отъезжающую маршрутку и пошел домой.

Глава 1.1

В квартире было тихо. В ней всегда было тихо, но сейчас, после ухода брата, эта тишина была особенно щемящей. Гоша включил телевизор и решил собираться ко сну, потому что, по сути, больше нечего было делать. Пока он чистил зубы, вспомнил, как несколько лет назад мечтал уехать отсюда в другую страну, какую-нибудь европейскую. Даже возможность подвернулась – по знакомству предложили место в нашем посольстве в Германии. Но он не поехал. Ведь это неопределенно, нестабильно и одиноко. Гоша окинул взглядом квартиру при этой мысли – чем отличается его выбор от того, что он не выбрал? Тоже неопределенно и одиноко. Собаку что ли завести. Для начала нужно не собаку, а совесть. И ответственность – Гоша улыбнулся своему отражению в зеркале и выплюнул пасту. Помывшись, лег в кровать с ноутбуком и решил начать писать.

– Гребанное «смеркалось», почему оно так и просится в начало? – Гоша сначала с горя даже захлопнул крышку ноутбука, но потом решил поискать и почитать какой-нибудь материал о том, как снимать кино. В поисковике высветились сплошные ссылки на курсы и школы. – Коммерсанты, нет, чтоб хоть бесплатно.

Гоша решил пройтись по новостям социальных сетей. В обычной жизни Гоша ненавидел социальные сети и все с ними связанное из-за неограниченных и неконтролируемых засорений желанием безнаказанно высказаться и самоутвердиться. Но после запуска Рибуса, Гоша определил, что его долгом для собственной безопасности является отслеживание ситуации в городе, в массах общества и головах людей. Рибус являлся передовым изобретением, которое, спустя несколько модификаций, стало доступным и для широкой аудитории. Рибус представлял собой набор из устройства и мобильного приложения, работающих в связке друг с другом. Устройство было фактической компактной лабораторией, которая собирала и анализировала по анализу крови, отпечатку пальца, форме ушной раковины и структуре радужки глаза, кем человек являлся в прошлой жизни. Результат выводился в виде процента вероятности, что человек являлся (задокументированной) конкретной личностью в прошлой жизни. Например, орнитологом Степаном Артемовичем Кашнеским с вероятностью в 82%. «По каким соображениям и на что отводились оставшиеся 18%», —на этот вопрос создатель Рибуса говорил, что это, выражаясь простейшим языком, вероятность просчета в измерениях или, еще проще, – погрешности. После неоднократного снижения цены Рибус оказался повсеместным, но и неповторимым предоставителем услуг по взгляду в прошлое. Подделывать пытались многие компании, но раскрученный авторитет имени Рибуса не давал конкурентам полноценно выйти на рынок.

Рибус всколыхнул общественность по всему миру. Первыми вышли на улицы представители конфессий, отрицающих реинкарнацию. В ряде восточных стран прокатились восстания, погашенные быстро, но с применением насилия. Затем подтянулись от окон к дверям те, кто считал эту всемирную истерию вокруг Рибоса великой мистификацией. Тысячи ученых умов по всему миру устраивали дебаты, дискуссии, объяснения, опровержения и предположения вокруг Рибоса. Одни лишь маркетологи, не сбавляя оборотов, мерно и быстро шли путем продвижения Рибоса. Политика, пытавшаяся биться с этой неведомой раньше формой чумы, оказалась замкнутой под натиском тех политиков и не только, кому Рибос был выгоден. Про толпы вегетарианцев даже не стоило упоминать, потому как они, по сравнению с остальными всколыхнувшимися волнами, были в своих действиях гуманны, но веселили Гошу больше остальных. Они утверждали, что есть вероятность перерождения и межвидового, то есть упомянутый орнитолог Кашнеский вполне в прошлой жизни мог являться представителем попугаев жако, которых он изучал уже в своем человеческом обличье. Это утверждение делало мясоедов в глазах вегетарианцев чистыми каннибалами. Но их теория не выдерживала стройной критики остальных масс, поскольку бедный Кашницкий мог также быть и рукколой или иным съедобным салатом, в целом, с той же вероятностью. Официальные представители Рибоса в ответ на эти волнения отвечали, что межвидовая реинкарнация невозможна, опираясь на жидкие доказательства на основе дарвинизма.

И ежедневно сотни активистов выходили на улицы Москвы с плакатами и часами стояли, держа пикет под солнечным жаром. По крайней мере, так думал Гоша. Но активисты так не думали, они знали, что в среднем от движения поднимающейся с плакатом руки до задержания этой руки другой рукой, уже без веры, уходит около двадцати минут.

Глава 1.2

Они сидели на добротно сделанной деревянной веранде и пили чай.

– Помню, как вы тут маленькими еще носились, а сейчас смотри, как оперились. – Мать улыбчиво перевела взгляд с Лехи на Гошу.

– Ну мам, хватит тебе. – Леха звучно отхлебнул чай и поморщился от его горячности.

За столом сидели они впятером: отец с матерью, Гоша и Леха с женой, Леной. Лена в основном молчала, слушая и заедая свои мысли ужином.

– Раньше вообще как-то спокойнее было, в вашем детстве. – Продолжила мать.

– Сейчас все с ума сошли из-за этого Рибуса! Я уж не знаю, как им в голову пришла светлая мысль это открытие переводить в аппарат массового производства, но мысль это явно не здравая. – Подал голос отец, Михаил Юрьевич.

– Почему? Это детище прогресса многих сделает счастливыми, потому что оно играет на желании знать прошлое. Это же, по сути, взгляд сквозь смерть и ответ на то, а что там, после. – Гоша замолчал, увидев выражение лиц присутствующих за столом.

– А чем оно счастливыми сделает, Гош? Откуда я знаю, что то, что оно мне выдает как результат – правда? Как эта игрушка в реальности работает? Ну и даже если результат совпадает с «реальностью», я же не знаю, готов ли я буду к этой реальности. Далеко не все люди были хорошими семьянинами.

– И потом, нам утверждают, что мы в прошлой жизни были обязательно тоже людьми. А что было раньше? Кем мы были? Ведь если кем-то иным, животным, например, так это остановит все производство, весь мир взбрыкнет, врезавшись в собственные догмы. – Мать, пока говорила, смотрела куда-то за лица присутствующих, в зеленые очертания деревьев за окном и в вечереющее лето.

– Так уже взбрыкнулся. – Отец хмыкнул.

– Согласен. Сможешь ли ты принять нового себя? – Подхватил Леша. – А про сумасшествие, – маразм, мне кажется, и без этого крепчает. После Персонализации социальных сетей блогеры эти на тебя из всех щелей лезут.

– Это когда весомее лайка стало твое прикосновение к чужому смартфону, – вставила Ленка на всякий случай, хотя знала, что родители мужа, скорее всего, в курсе.

– Ну да. Вот недавно такой случай был, я шел по улице, по скверу у моего дома, после работы. И тут ко мне подбегает девчонка, на вид лет 15. Протягивает мне свой телефон и говорит, ты, мол, посмотри видео, как я танцую, а заодно и пальцем отметь. Я уже потянулся отпечаток ей на наклейке поставить, а потом думаю, дай спрошу, что мне за это будет. Она телефон с этой наклейкой несчастной крутит, а сама улыбается так ехидно. И как выдаст, что ради дела жизни ей ничего не жалко, и как руку мою схватила. Ну и начала на различное намекать. Лицо детское, еще наивное, а из него вещается вещь. И сама размалевана как проститутка.

– Я за свою жизнь пока так и не увидел живой проститутки, – вставил Гоша.

Лена испытующе посмотрела на Леху:

– Да я, собственно, тоже.

– Ой, да ладно, не видели! Оглядитесь вокруг – она постоянно рядом с вами, глобальная проституция под ваши вкусы – реклама, а политика и того хлеще ублажает – Михаил Юрьевич порывался продолжить монолог просвещения, но его прервали:

– Отец! Ты не забывай, что твой сын работает рекламщиком, а то так договоришься. – материнские инстинкты Светланы Петровны работали безотказно. – Леш, ты его не слушай, заговорился он немного, отец твой – под столом Светлана Петровна для большей убедительности слегка пнула ногой Михаила Юрьевича второй раз. Дети и так редко приезжают, а после таких заявлений и вовсе покинут ее с мужем. Одним тоже не так страшно, как было бы ей без Михаила, не прощай она его 30 лет к ряду. Но дети. Без них теряется смысл, и ты начинаешь задумываться и сожалеть о том, как распоряжалась своей жизнью. А ей вовсе не хотелось заниматься самоанализом в разгар лета.

Гоша аккуратно пил горячий чай и смотрел на родителей. Хорошо, что он не смог найти себе пары. Ведь это такие последующие сложности. А еще и дети. Без них смысл жизни обретает другой вектор – так ты сам собой дирижируешь, без оглядки на чьи-то иные прихоти. Ведь дети капризны. И неблагодарны. Живут по принципу «Вассал моего вассала – не мой вассал», где вассал вассала – родитель, который дает чаду жизнь, а мой вассал – сама жизнь. Гоша улыбнулся – а не зря в школе учился, раз эту фразу помнит.

– Ты чего улыбаешься, Гош? – Светлана Петровна встала, чтобы поставить еще воды для чая, и оглянулась на сына.

– Задумался, ничего серьезного.

– Случилось что? Ты скажи, мы с матерью не всесильные, но, может, как-нибудь и поможем. – На него посмотрел и отец после взгляда матери в спину Михаила Юрьевича.

– Да ничего, устал просто немного.

– Правда что, зря я чайник поставила. Давайте поскорее спать ложиться, одиннадцать уже, наверное.

– Не суетись, успеем, – отец откинулся на спинку стула.

– Я сейчас приду. – Леха встал из-за стола, пошел в сени, надел куртку и со скрипом двери вышел на улицу.

– Дверь прикрой – дует. – Крикнул Михаил Юрьевич. Но Леша уже скрылся за пределами крыльца.

– Я закрою. – Гоша тоже встал, накинул куртку, вышел в звонкую прохладу вечера и прикрыл дверь. Пахло травами, тянуло запахом ужина и тепла из дома, при этом сердце щемило от догорающего за березами заката. Гоша пошел по участку, чтобы найти Леху. Леха стоял за домом в сумерках и курил.

– Так и не скажем отцу. Почти десять лет молчим. – Сказал Гоша и тоже закурил.

– Ну а что ему от этой информации? Лучше точно не станет. Сколько его помню, он не пьет и не курит, а мы не оправдали его. И выпиваем, и курим, да и вообще, непутевые какие-то мы с тобой, Гош. Отец прав, я какой-то проституцией занимаюсь, придумываю рекламу корма с говорящими кошками, ролики про йогурты, от вкуса которых мужики с ума сходят и семьи сплачиваются. Бесполезно это, просто одни снимают и отмывают для других, все между собой, уже даже люди на этот бред не ведутся. Глупых, конечно, всегда хватает, но и для их тупости предел есть. Предел, наверное, везде есть, надеюсь, что и мы ногами в землю хоть упремся под конец жизни. – Леха посмотрел на верхушки берез и затянулся.

– Леш, а Лена? У тебя она есть, помогает тебе, приносит для тебя смысл в это все.

– Кстати, а где она?

– В доме осталась. Наверное, помогает родителям со стола убрать.

Леша достал вторую сигарету. Гоша сделал последние тяги и остановился с бычком в руках, в раздумии, куда его бросить.

– Постой со мной немного еще. Постоять вот так хочется, на воздухе, в темени. На. – Леха протянул Гоше сигарету.

– Спасибо, – Гоша закурил.

– Устал я, Гош, очень устал. Куда я иду? Все бегаю, верчусь, пытаюсь придумать новые цели и оправдания, нервы трачу на друзей, лишь бы они были, как у всех. Жену завел, купил, Гош, я ее купил!

– Да ну, не загибай. Ленка тебя любит.

– После шести лет жизни хочешь – не хочешь, полюбишь, надо же как-то мозгу оправдание придумать, почему ты резко свою судьбу начал с каким-то чужим человеком делить. А тут вроде как чувства. Ну и привыкаешь. Человек начинает нравиться тем, что ты его уже привычки знаешь, обычаи, он собственностью твоей вроде даже становится. А кому собственность не нравится? Всем нравится что-то иметь.

– Главное, чтобы ты имел, а не тебя. – Добавил Гоша. Хотя хотел он сказать совсем иное, про то, как еще с эпохи классицизма, Джона Локка, частная собственность становилась обязательной составляющей полнокровной личности. Но Гоша этого не сказал. Эти слова все равно уплыли бы в сумерки, не принятыми и тихими.

– Да-а-а-а-а… – Выдохнул Леха и посмотрел себе под ноги. – Как твоя писанина? Точнее, сценарий. Пишешь?

– Не много написал – времени не было. На этой неделе, как и ожидалось, завал был, заказчик на объекте воду мутил. Ничего нового. Вот приедем домой когда, в Москву, в воскресенье – лягу, настроюсь и напишу побольше.

– Вот смотрю я на тебя и думаю – хорошо, что хоть ты из нас творческий. Мне не хватает этого простора разума, я, вроде, тоже творческую профессию выбрал, а таких идей не генерирую. Каким бы странным твой замысел ни был, ты все равно молодец. – Леха толкнул плечом Гошу и улыбнулся. Гоша тоже улыбнулся:

– Ага, стараюсь.

На втором этаже дома зажглись огни ламп. На соседней улице кто-то топил баню, и дым из ее трубы смешивался с туманом, окрашивая округу своим запахом. Тявкнул соседский пес. Закат ушел за овраг, и серые облака с высоты купола неба скатились к горизонту, обнажая звезды. Если бы не фонари, их было бы видно лучше. Гоша стоял, задрав голову, позабыв и про сигарету, и про Леху, и про другие свои невзгоды.

Дорожка, ведущая к дому, зашуршала гравием. К двум фигурам в темноте шла Лена, кутаясь в свитер Светланы Петровны.

– Вы куда пропали? Родители ваши уже волнуются. Пошли в тепло, потом покурите еще.

– Да мы уже закончили, так-то. – При этой фразе Лехи Гоша опустил голову и заметил, что в руке у Лехи уже нет сигареты, а бычки лежат затушенными у его ног. – Пойдем?

– Да. – Гоша нагнулся, подобрал окурки Лехи, добавил их в кулак к своим, замахнулся и бросил их через забор на соседский участок. Соседская собака отрывисто загавкала. Трое пошли в дом.