Поездка в Порт-Артур

– «Да, с такой порции не напьешься, – мелькнуло в голове, – но зато, в отличие от России, и пьяных не видно. Хорошо, что и курить перестали в плацкартных вагонах. Так, смотришь, и китайцы скоро станут вполне цивилизованными людьми». Но только он это подумал, как соседи, закончив ужинать, спокойно стряхнули остатки со стола на пол, а мужчина громко со смаком рыгнул.

– «Похоже, сглазил, поторопился с оценками. Бывает», – Алексей Семенович отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку.

Во время своих занятий, он часто объяснял своим ученикам, от каких привычек, которые бытуют в Китае, вызванных разным уровнем развития, связанных с разницей культур, им следует избавляться, особенно если им придется общаться с иностранцами. Во время одного такого разговора в перерыве между занятиями его студент, оскорбившись на то, что иностранец делает ему замечание, вспылил:

– Это у вас так не принято, а у нас так принято.

– Ну если ты хочешь оставаться только у вас, то тогда тебе не следует так мучиться с изучением иностранного языка, – посоветовал этому «патриоту» преподаватель.

Ян Кэцин, сидевшая с этим парнем за одним столом, встала и пересела за другой стол. Потом Алексей Семенович узнал, что с парнем на кафедре была проведена политбеседа с осуждением его поведения. А еще через год этого студента отчислили из университета по недисциплинированности.

Поезд шел резво, почти не останавливаясь. Билеты в Китае чаще всего приобретают от конечной до конечной, поэтому остановок в пути у скорых поездов бывает очень мало. Локомотивов в пути не меняют.

Пассажиры, откушав, мирно беседовали, но на этот раз не приставали с вопросами к иностранцу, видимо, полагая, что тот по-китайски не разговаривает. Но и о нем на всякий случай ничего не говорили: кто его знает, что у него на уме, развелось их в последнее время по всей стране и белых, и черных, и серо-буро-малиновых со всего света. Ладно бы уж дипломаты или студенты, так вон некоторые уже работают, даже по телевизору выступают на чистом государственном языке – путунхуа. Да и китайская речь у них иногда лучше, чем у китайцев-южан, не говоря уж о разных нацменьшинствах.

Через некоторое время народ постепенно стал укладываться – в Китае вообще люди ложатся рано. Но спать ему еще не хотелось: Алексей Семенович привык засиживаться за работой допоздна. Да и настроение было хорошее.

Пока он читал, строго официальная проводница сначала занялась уборкой, бесстрастно подметая все, что насвинячили в каждом купе, затем принесла на каждое купе термос с кипятком, расставила в строгом порядке подальше от прохода, чтобы не украли, всю обувь пассажиров, снятую на ночь. А после десяти часов стала закрывать занавески на окнах и предупредила, что скоро погасит свет. Алексей Семенович оглянулся: действительно, весь вагон спокойно и дисциплинированно спал.

– «Придется-таки укладываться, – подумал он, закрывая книгу, – а в наших поездах в это время только начинаются задушевные разговоры».

Он встал и пошел в туалет. Тамбуров в вагоне практически не было, через небольшой проход сразу начинался другой вагон. Здесь же, по обе стороны вагона были два туалета и открытая умывальная комната сразу для троих человек. Туалет был довольно просторен и очень прост: безо всяких там буржуазных унитазов, а просто толчок, который располагался прямо под ногами и был удобен практически для всех, как для маленьких пассажиров, так и для старых – не надо было никуда забираться для того чтобы принять позу орла, особенно на каблуках да при качающемся вагоне, а перед носом даже была необходимая для держания ручка.

Пока он осматривался и знакомился с местными достопримечательностями, с соседней полки поднялся мужчина, харкнул прямо на ковровую дорожку и последовал за ним, явно наблюдая за иностранцем с его нестандартным поведением.

«Похоже, меня считают террористом», – от этой мысли стало даже смешно. Но мужчина, явно насмотревшись дурацких детективов или политических новостей, действительно проследил за иностранцем до тех пор, пока тот не вернулся назад и не лег.

Поезд пришел в Далянь в семь часов утра. Алексей Семенович взял свою сумку и двинулся к выходу. На перроне он и не ожидал встречающих, потому что для выхода на перрон необходимо покупать перронный билет, и все встречающие обычно стоят у специального выхода из вокзала, где дежурные еще раз проверяют у выходящих пассажиров проездные билеты. Но вот еще один контроль пройден. Теперь надо внимательно осмотреться, чтобы увидеть табличку со своим именем, которые встречающие обычно держат над головой, особенно когда не знакомы друг с другом.

– «Интересно, кто же меня будет встречать? Юноша или девушка? А может быть она все-таки сама решит приехать, – размечтался Алексей Семенович. – Вот табличка. Нет, не то. Опять не то. Может быть, чуть дальше?» Но сколько он ни всматривался в разные таблички, знакомого имени не было. Он отошел в сторонку и стал так, чтобы его было отчетливо видно. Он все же надеялся, что Ян Кэцинь придет сама.

Как известно, ждать и догонять самое неприятное дело, поэтому уже через несколько минут ему показалось, что прошло очень много времени. Он посмотрел на часы, была половина восьмого.

– «Ничего страшного, она молодая, вполне могла и проспать, да и ехать неизвестно откуда, может быть, совсем не близко», – успокаивал он себя. Но время шло, пришел другой поезд, потекла другая волна пассажиров, появились другие встречающие, но нужных людей среди них не было.

Алексей Семенович решил опять позвонить ее родителям. Он подошел к одному из привокзальных киосков, торговавших всякой мелочью. У таких киосков на специальном прилавке всегда стоит несколько телефонных аппаратов, выполняющих роль общественных телефонов за определенную плату. Не торопясь, достал записную книжку и, стараясь быть спокойным, набрал номер. На другом конце провода раздался длинный гудок, затем другой, третий… Никто не подходил к телефону. Это уже выглядело совсем странно. Незадачливый турист опять вернулся на свое прежнее, видимое со всех сторон место. И в это время рядом услышал мужской крик:

– А-ле-кэ-сай, здравствуй! Что ты тут делаешь?

Алексей Семенович не верил своим глазам: перед ним стоял Макс. Так на иностранный манер величал себя молодой менеджер одной из пекинских киностудий, который подбирал для кинофильмов иностранцев, когда была необходимость продемонстрировать с экрана лицо белого человека. Раньше им уже приходилось общаться на поприще этого киношного бизнеса, где Алексей Семенович тоже иногда подрабатывал.

– Здравствуй, Макс! А ты-то что здесь делаешь?

– Мы снимаем в Даляни телефильм. Мне очень нужны люди. Я вчера звонил тебе, но не застал дома. А как ты узнал об этом? Как приехал? – он, как всегда говорил быстро, не останавливаясь, и был уверен, что Алексей Семенович приехал именно по его вызову.

– Подожди, Макс. Я приехал в Далянь на экскурсию, и у меня другие планы.

– Но почему ты здесь стоишь?

– Меня должны встретить, но… но почему-то не встречают, – Алексей Семенович задумался. В голове смутно зарождалась новая надежда: «Ведь я совсем не знаю, куда она собирается поместить меня, да и неизвестно, появится ли она вообще».

– Ничего, я тоже встречаю одного русского, так что подождем вместе. Алекэсай, но ты все-таки сегодня должен нам помочь. Мне очень нужны иностранцы, это очень здорово, что ты попался мне на глаза.

– Хорошо, Макс, я поеду с тобой, но только в том случае, если ты определишь меня к себе в гостиницу, – решил воспользоваться моментом Алексей Семенович.

– No problem! No problem! – Макс относительно неплохо говорил на английском, поэтому при случае всегда старался переходить на английский язык, как и все китайцы, полагая, что весь мир делится только на китайцев и иностранцев, а все иностранцы просто обязаны говорить именно на английском языке.

Через некоторое время пришел поезд из Чанчуня, и вскоре Макс представил Алексею Семеновичу высокого, крепкого, рыжеволосого человека, но все же неопределенной национальности и возраста, который с Максом свободно говорил на китайском, и неплохо, хотя и с небольшим акцентом, как обычно говорят русские, выросшие в Китае, заговорил с Алексеем Семеновичем на русском языке, но это все, что было в нем русского. С такими русскими Алексею Семеновичу уже приходилось встречаться. Во время разговора в такси мужчина заявил, что он русский, хотя в чистоте его рассовой принадлежности можно было усомниться даже по небольшой скуластости и форме глаз, скорее выдававших его за представителя Средней Азии или метиса. Волосы его при ближайшем рассмотрении оказались перекрашенными, то есть имели цвет соломы, что обычно бывает, когда обесцвечивают черные волосы. Но, желая развеять сомнения, которые были, видимо, написаны на лице его собеседника, а может быть, испугавшись, что этот русский может разоблачить его перед китайцем в неполноценной русскости, он тут же продемонтрировал свой российский паспорт. А еще через некоторое время, уже сидя в холле гостиницы, куда они приехали, это дитя неизвестных народов с таким же успехом продемонстрировало и удостоверение личности, которые имеют только граждане Китая, таким образом решив проблему двойного гражданства, которого, как известно, между Россией и Китаем не существует. Было видно, что с Максом они работают давно, и Алексею Семеновичу даже показалось, что он уже видел этого человека в роли очередного глупого русского в каком-то дурацком китайском фильме.

Тем временем Макс уже решил все гостиничные вопросы и созвонился с режиссером.

– Макс, надо бы привести себя в порядок, умыться, побриться, – а про себя еще добавил чисто в анекдотическом стиле, – «и вообще я сегодня еще не завтракал».

– Поехали-поехали, нас уже ждут, – потащил Макс своих подопечных к подошедшему микроавтобусу.

– Но хоть в каком виде мы должны выступать? – Алексей Семенович опасался за свой внешний вид, зная по опыту, что никто не обратит внимания на его лицо и одежду, ему даже казалось, что для китайских режиссеров, чем страшнее иностранец, тем лучше. Но выглядеть идиотом не хотелось.

– Не беспокойся, там вас переоденут, – он, конечно же, не мог знать русский вариант похожей фразы из финала кинофильма «Кавказская пленница»: «В морге тебя переоденут».

– Так кого мы будем изображать на этот раз?

– Приедем, режиссер решит, но скорее всего американских генералов.

– А в каком фильме?

– «Корейская война».

– Подожди, Макс, – возмутился Алексей Семенович. – Как же я могу играть американского генерала, если я уже был там послом Советского Союза?

– Да нет, ты был послом в кинофильме «Тридцать седьмая параллель», а сейчас снимается другой многосерийный телефильм.

Между тем автобус шел по празднично нарядным улицам действительно красивого города явно европейского вида. Была прекрасная теплая осенняя погода, утреннее солнце приветливо освещало чистые аккуратные дома, бегущие мимо автобуса, в свежем воздухе не ощущалось городской копоти и загазованности, такой присущей крупным китайским городам. Более того, когда автобус, проехав какое-то время по нешироким улицам центральной, явно старой части города, вдруг вырвался на одну из площадей, и в окне показалась спокойная синяя гладь моря, в воздухе почувствовался привкус морского побережья с запахом водорослей и сырости.

– «Так вот он какой, город Дальний, – подумал Алексей Семенович, с интересом оглядывая открывшийся простор, – чем-то напоминает Крым, но все же не совсем. Может быть, потому что в городе природы не видно, а может быть, просто другой сезон, и летом здесь точно также? Да, видимо, не такими уж глупыми были царские чиновники, раз выбрали такое чудное место. И столь уж дальновидно поступили советские чиновники, поторопившись передать Китаю этот город, не дождавшись конца срока аренды, как это сделали англичане и португальцы с Гонконгом и Макао? Но, ладно, не будем уподобляться политикам, которые делают себе авторитет, объясняя, когда и как надо было поступить в прошлом, но совершенно беспомощными становятся в то время, когда от их собственного решения зависит жизнь миллионов людей в настоящем и будущем».

Алексей Семенович вспомнил, как он был свидетелем событий по возвращению Гонконга и Макао, этих небольших по территории, но таких престижных по своему значению для Китая районов. Он вспомнил, какая волна патриотизма, граничившего с национализмом, захлестнула тогда весь Китай. Была развернута широкомасштабная пропагандистская кампания от официальных мероприятий на всех уровнях до волны кинофильмов, живописующих ужасы нашествия иностранных завоевателей восьми империалистических государств, жестокость иностранцев, насилующих китайских женщин, вспарывающих животы беременным и вздымающих на штыки или бросающим в огонь младенцев, в то время как доблестные китайские воины мужественно умирали на полях многочисленных сражений. Хотя доподлинно известно, что войска, действительно завоевателей, большей частью англичан и французов, воспользовавшись экономической и политической, военной и дипломатической слабостью Китая почти беспрепятственно вошли в Пекин, в котором и разорять-то было нечего, за исключением разве что императорского дворца Юаньминюань, оставленного в беспорядочном бегстве императорской семьей. И счастье Китая, что его не постигла участь Индии, долгое время продолжавшей оставаться в колониальной зависимости от Англии, а все дело ограничилось хоть и насильственной, но все же более-менее цивилизованной арендой нескольких портов Китая. Это какое-то время действительно отрицательно влияло на экономическое развитие Китая, но все же, в конечном итоге, помогло разбудить национальное самосознание, вызвавшее многолетнюю борьбу за необходимость преобразований в государстве, не говоря уж о том, какое значительное развитие получили сами эти портовые города, ставшие азиатскими финансовыми драконами.

И, в конце концов, можно по-разному расценивать такой популярный в 1998 году лозунг «Гонконг возвращается в Китай». Ведь если заметить преобразования явно прозападного капиталистического характера, происходящие в современном Китае, то вполне можно, переставив слова, перефразировать этот лозунг в другой: «Китай вернулся к Гонконгу», то есть в Китае происходит все больше капиталистических преобразований по типу тех, которые существуют в Гонконге.

Автобус проехал по центральному проспекту Сунь Ятсена, затем по улице Горького и выехал на Народную площадь. Нашему взору открылась обширная и совершенно обнаженная площадь, на которой могли разместиться сразу несколько футбольных полей, мысль о которых возникла ассоциативно при виде аккуратно постриженных яркозеленых газонов, разбитых на четыре огромных ровных квадрата. С одной стороны площади сверкало белизной здание правительства города, так в Китае называют административные исполнительные органы всех уровней. Рядом, как и положено, располагался корпус цвета хаки здания государственной безопасности с возвышавшейся над ним башней, по-видимому, «всевидящего ока». Народа на Народной площади как-то не было заметно, да и что там делать, если все место занято хоть и красивыми, но все же запретными газонами со строго перекрещенными, как ремни новобранца, дорожками безо всяких там мест отдыха и легкомысленных скамеек. Все было чисто, благообразно и… безжизненно.

Впрочем, это не совсем так. Алексей Семенович вдруг увидел, как навстречу их автобусу по противоположной стороне улицы едут всадники на лошадях. Красивые породистые лошади были совсем не похожи на замученных низкорослых работящих лошадок, еще до сих пор попадающихся на улицах Пекина и других городов Китая. Эти величественно и неторопливо вышагивали, как на чемпионатах мира по выездке, картинно выбрасывая вперед сильные ноги, с голенями, перетянутыми оранжевыми повязками с черными полосками.

– Это конная полиция, особая гордость города Далянь, – тут же сообщил присутствующим Макс.

Фото из открытых сайтов интернета

Да все уже и так разглядели, что на лошадях гордо восседают представители охраны общественного порядка в новенькой, черной, по образу полиции Гонконга, аккуратно подогнанной форме, на которую совсем недавно перешла вся полиция Китая, до этого носившая зеленую армейскую форму. Полицейские ехали с непроницаемыми лицами людей, отмеченных особой печатью большой государственной ответственности. Патрульную группу возглавляла представительница слабого пола, выглядевшая так неподвижно и бесстрастно, что ей мог бы позавидовать сам Будда. За ней уже более свободно ехали двое полицейских-мужчин. Женщины Китая вообще очень любят форму, многие служат в армии и постоянно ходят в форме даже вне службы. Алексей Семенович вспомнил, как он с улыбкой наблюдал, с какой гордостью сопровождал юноша в гражданской одежде свою спутницу, сержанта срочной службы, в немыслимо мешкообразной ядовито-зеленой военной форме. В форме даже вне службы ходят не только женщины-офицеры, женщины-полицейские, но и женщины военных ансамблей, женщины вспомогательной дорожной службы, женщины-работники судебных органов и прокуратуры, женщины, работающие в налоговой инспекции, проводницы вагонов, работники метро и многие-многие другие. В общем, Алексей Семенович давно уже понял, что любят в этой стране и форму и беспрекословный порядок.

– Красиво! – заметил сидящий рядом сосед.

– Действительно, красиво, – согласился Алексей Семенович, а про себя подумал: «Вот только зачем?» И вспомнил, что видел конную милицию в Москве у стадионов после матчей, когда пешим миллиционерам-мужчинам бывало трудно справиться с огромной толпой возбужденных болельщиков.

– Чудесный город! Вот только никак не пойму, как будто совсем не китайский, что-то совсем не так.

– Нет велосипедов, – засмеялся собеседник.

– Действительно! Как это я сразу не догадался? Даже не ожидал, что город очень выигрывает от отсутствия этого весьма удобного и демократичного, но такого беспорядочного вида транспорта как велосипед.

– «Да, ведь на Народной площади в Даляни должен быть памятник советским солдатам, погибшим при освобождении города от японцев», – вдруг вспомнил он фразу, встречавшуюся в одном из путеводителей.

Он огляделся вокруг, но никакого памятника не было. Как раз на том месте, напротив дома правительства находился непонятный горельеф в виде овальной стены, перед которой возвышалась мачта с государственным флагом КНР.

– Макс, я слышал, что здесь должен быть памятник советским солдатам…

– Да. Но его год назад перенесли в Люйшунь на братское кладбище советских солдат, которых похоронили там еще в 1945 году, а памятник поставили почему-то на главной площади Даляня в 1953 году, поэтому сейчас решили их соединить.

– «Довольно логично с китайской точки зрения, чтобы не мозолил глаза администрации города, ведь при наличии этого памятника трудно убеждать молодежь в том, что японцев, якобы, победила китайская армия, – мелькнуло в голове. – Но все-таки значительно лучше, чем вообще сносить, как поступили в «братских странах народной демократии», тем более обидно, что даже в славянских».

Через некоторое время уже пошли городские окраины, и автобус выехал за город. Дорога была замечательная, и автобус поехал быстрее.

– Нам еще далеко?

– Нет, не очень, всего около часа, а осталось уже меньше.

– Так куда мы все-таки едем.

– В Люйшунь.

– «Подожди-подожди, насколько я понимаю, это же и есть Порт-Артур, куда я так давно мечтаю попасть, – эта мысль поразила даже не самим обстоятельством поездки в Люйшунь, а именно стечением всех обстоятельств с самого начала, когда ему позвонила Ян Кэцинь, когда он настойчиво преодолевал все преграды при покупке билета, чего, наверняка, не стал бы делать в другое время, отсутствие встречающих на вокзале, неожиданное появление Макса с его предложением и вот сейчас этот автобус, стремительно приближающийся к Порт-Артуру. – Вот и пойми, что здесь случайное, а что необходимое, и чья рука так настойчиво ведет меня к цели».

* * *

Автобус стал спускаться с горы в открывшийся взору небольшой город. У въезда в город стояла охрана, и стоящий солдат внимательно посмотрел на лица иностранцев, но на переднем стекле автобуса был пропуск, поэтому автобус благополучно проехал мимо. Немного попетляв по улицам, он въехал в какие-то ворота и медленно стал подниматься по дороге, ведущей наверх и закрытой широкими кронами больших деревьев, как в каком-то санаторном парке где-нибудь в Крыму.

Через некоторое время автобус остановился у двухэтажного старинного белого здания с колоннами, очень напоминавшего усадьбу богатого русского помещика. Когда все вошли в дом, рассеялись последние сомнения – это явно был дом того времени, построенный русскими. Массивный, со множеством комнат, с широкими лестницами, ведущими на второй этаж, с залом, явно выполнявшим роль гостиной. На стенах зала сохранились темные старинные обои, но не бумажные, как сейчас, а матерчатые, потемневшие от времени, едва-едва сохранившие былую позолоту. По обеим сторонам висели старинные картины в японском стиле. Весь пол был покрыт ковром, который когда-то явно был очень красивым, но сейчас тоже имел на себе отпечаток времени. В зале стояла массивная мебель из черного дерева, с потолка свисала старинная тяжелая многорожковая люстра. Некогда богатые, плотные шторы с бахромой и кистями свисали по обеим сторонам входных дверей на перегородке арочного типа, условно отделявшего основную часть зала от игорной с ломберными столами. Такие же шторы были на широких окнах и у выхода на застекленный балкон-галерею с экзотическими растениями. Снаружи и изнутри балкон и здание были отделаны изразцовыми плитками, ни одна из которых не отвалилась от времени и событий, происходивших здесь в течение ста лет. Этот балкон-галерея был общим как для парадного зала, так и для другой комнаты, служившей, по-видимому, столовой. Отсюда широкая мраморная лестница вела вниз в небольшой сад и открывался вид на залив, где на внутреннем рейде когда-то стояли русские корабли, а сейчас виднелись лишь какие-то небольшие китайские суда.