– Уважаемый кролик, я сразу обратила на вас внимание, по вам видно, что вы достойны всяческого уважения и похвал, полны уважения к близким, но я вижу над вами зависть и порчу, сделанную какой-то нехорошей крольчихой на перекрестке.

Кролик изумился и умилился от такого обращения и всевидящих свойств «крольчихи». Жизнь его спокойной назвать было нельзя, волки преследовали регулярно, да и владельцы огородов не жаловали. Вежливости и обходительности кролик встречал мало, кроме того, он считал, как и многие кролики, что жизнь его стегает особенно сильно и незаслуженно, что стоит искать потустороннюю причину. Поэтому наш кролик прислушался, а змея, заметив, что кролик увлекается ее шипением, продолжила:

– Вам, уважаемый кролик, надо читать утром на голодный желудок главную кроличью молитву, чтобы избавиться от порчи, впрочем, если вы позволите, я прямо сейчас могу определить, есть ли на вас порча или нет, и тут же снять ее.

Говоря это, змея подползала все ближе и ближе, а кролик, удивленный стремлением первого встречного оказать ему безвозмездную помощь за ничего не значащую услугу указания направления на кроличью нору, остолбенел еще больше.

– Повторяйте за мной следующее и делайте святой кроличий жест, – сказала змея кролику и давай что-то наговаривать и накладывать на себя жест.

Кролик, не ожидая ничего плохого от слов, похожих на святые, и святых жестов, а также и от самой необычности происходящего, которая разгоняла скуку его кроличьего существования, принялся делать все, что просила змея, подпуская ее все ближе…

– А теперь возьмите, уважаемый кролик, вот эту черную нитку и завяжите на ней три узелка.

Змея приблизилась уже на расстояние прыжка, но еще не нападала, поскольку ощущала кролика целиком в своей власти. Она протянула кролику черную нитку, кролик ее взял и завязал три узелка.

– Теперь отдайте эту нитку мне, – сказала змея.

Кролик отдал нитку, змея ее скатала в своих, как видел кролик, кроличьих лапках в маленький черный комок.

– Теперь, уважаемый кролик, распутайте нитку, – попросила змея.

Кролик принялся распутывать нить, но тщетно…

Змея огорченно зашипела, что-то произнесла на святокроличьем языке, и нитка внезапно распуталась. Кролик восхищенно посмотрел на змею, а та, довольная произведенным впечатлением, обратилась к кролику:

– Вот видите, уважаемый кролик, все получилось, тьма над вами разошлась, теперь дайте и мне что-нибудь покушать!..

Зрение, конечно, вернулось к кролику, и он увидел змею, самую обычную змею, которая фокусом с подменой нитки и какими-то дурными манипуляциями пыталась им завладеть… Но увидел он змею лишь тогда, когда было уже поздно. Змея ужалила доверчивого кролика и отправила его душу к хозяину той самой святой кроличьей норы, о которой спрашивала для отвода глаз.

Мораль: каждый незнакомец, предлагающий безвозмездную помощь, хочет помочь исключительно себе, поэтому, прежде чем принимать эту помощь, надо распознать, в чем незнакомец хочет себе помочь и насколько желание его совместимо с вашими.

О вечно подвешенном состоянии

Как-то один человек неведомым образом очутился высоко на дереве. Огляделся он, положение не ахти, можно свалиться и разбиться, поэтому принялся спускаться, чтобы обрести основание в жизни и уверенность. Он хватался за сучья, тщательно выбирая такие, которые не обломятся под его тяжестью, и лез вниз. Лез упрямо и со знанием дела, где не знал, там обучался.

В какой-то момент человек остановился и посмотрел вниз, чтобы оценить результаты своих трудов. Оказалось, что, хотя все время спускался с дерева, он оказался еще выше над землей, чем был раньше. Удивился человек. Он приложил столь много усилий, но по-прежнему не ощущал крепкой основы под ногами, вновь надо было прилагать усилия, чтобы не упасть и не разбиться.

Человек принялся с удвоенной энергией спускаться с дерева, чтобы обрести, наконец, покой и уверенность на крепком основании земли. Он работал не покладая рук и через какое-то время опять остановился, чтобы взглянуть вниз в надежде увидеть землю совсем рядом. Но оказался на дереве еще выше, чем был до этого.

Призадумался человек. Как такое может быть: хочешь обрести уверенность и основательность, работаешь на эту цель не покладая рук, а цель все более отдаляется. И понял он, что дерево растет быстрее, чем он спускается. Значит, надо опередить рост дерева. Тут он принялся спускаться еще быстрее, пока не оказался выше облаков, где-то на небесах…

Мораль: растущее дерево – это жизнь, в которой человек оказывается с рождения. Человек хочет крепко стоять на ногах, превращает жизнь в вечную гонку, но жизнь лишена основания, поэтому гонка бесперспективна. Человек пытается превзойти свою природу, но природа, в конечном счете, оказывается куда сильнее.

Об излишней опеке

Жил-был котик, маленький такой котик, пользовавшийся безграничной любовью своих хозяев. Он получал еду, питье и ласку, а что еще надо было котику? Хозяевам же надо было, чтобы котик не причинял им больших проблем. Они приучили его к кошачьему туалету; когда котик захотел царапаться, ему купили специальную дралку. На том воспитание и кончилось.

Котик рос любопытным, он интересовался всем и, когда хозяева выходили из квартиры, часто устремлялся за ними. Его влекли подъезд, улица, но все это было под запретом, потому что котики на улицах и в подъездах приобретали дурные заболевания, а хозяева очень боялись дурных заболеваний.

Котик продолжал расти, у него проявились половые стремления. Эти стремления тоже не нравились хозяевам. Котика отвели к ветеринару, и после этого визита и кое-какого лечения котик избавился от вредных для хозяев привычек.

Хозяева продолжили любить котика, ласкать и холить, а котик уже стал большим котом. Он достиг кошачьей зрелости и даже перерос ее, и, будучи прилежным воспитанником своих хозяев, исправно ходил в кошачий туалет, драл дралку и занимался другими непредосудительными делами, но вот кошачьего любопытства в нем поубавилось.

Котик стал ленивым, много спал и перестал интересоваться улицей. Теперь, когда хозяева выходили из квартиры, он не проявлял желания выйти вслед за ними. Более того, когда его выносили за входную дверь, он рвался назад в квартиру, боясь неизвестности… В общем, он стал тем, чем и стремились сделать его хозяева: не доставляющей хлопот вещью, как и все вещи в их доме.

Мораль: если детей и другие подвластные существа излишне опекать и строжить, они тоже превратятся в подобные вещи.

О главной музыке

Жили-были две музыки: популярная и классическая. И та и другая одной звуковой крови, можно сказать, из одного теста, с одинаковыми стремлениями произвести впечатление на человека, но все-таки они были разными и как-то разговорились между собой.

– Вот скажи, что в тебе хорошего? – спросила популярная музыка у классической. – Под тебя не потанцевать, ни выпить, ни закусить.

– Но почему же, выпить под меня можно, – ответила классическая музыка, – но вот напиться сложнее, потому что я требую культурного пития, закусить под меня тоже можно, но вот переесть сложнее, и потанцевать под меня можно, но этому учиться надо.

– Ну да, ты же у нас интеллектуалка, – съязвила популярная музыка. – В очках и в костюме. Только вот не на вас, интеллектуалах, этот мир держится. Обрати внимание, что каждый сопляк знает меня и включает свою аппаратуру во всю мощь, чтобы меня знали другие. А ты тихоня, все где-то по залам и вполголоса. Знать, понимаешь свое несовершенство. Боишься, что пенсне разобьют, если во весь голос запоешь?

– Ничего я не боюсь, просто думаю о других, – ответила классическая музыка. – Есть такое правило: поступай по отношению к другим так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.

– Да ты просто слабачка, – парировала популярная музыка. – Смотри, что я с людьми делаю: заставляю их дергаться под свой ритм, заставляю их слышать только меня, а не свои мысли, я их собираю в огромные стада и гоню, куда мне вздумается…

– Ну, это ты загнула, милая поп, – совершенно не по-интеллигентному оборвала популярную музыку классическая. – Ты гонишь людей лишь туда, куда мне вздумается, поскольку та публика, которая управляет этим миром, прислушивается именно ко мне, к моему тихому голосу, а твоя задача оболванивать и околдовывать ту низшую часть общества, которой надлежит себя хорошо чувствовать, находясь внизу. По сути, это я тебе разрешаю безнаказанно орать по ночам, не давая спать окружающим, чтобы и из них выбить не нужные мне мысли. Чем больше люди слушают тебя, тем меньше у них будет сил и желания слушать меня, а не слушая меня, они никогда не смогут претендовать на управление этим обществом, а значит, снизят претензии и конкуренцию. Власть над управлением всегда пролагает дорогу тихо, в отличие от хулигана и пропагандиста.

Мораль этой притчи созвучна народной мудрости, заключенной в словах «молчание – золото», но имеет свою особенность, заключающуюся в том, что настоящее золото создается в классической тихой кулуарной обстановке, которую подавляющее большинство не приемлет из-за так называемого «недостатка времени» и кажущейся скуки.

Сентябрьские притчи

Об обоюдовыгодном расставании

Один бобр плыл по реке на бревенчатом плоту. Было ему хорошо и привольно, ходил он вечно в сухом, в то время как плот мок и набирался влаги. Однажды плот стал понемногу тонуть, и бобр кое-где замочил лапки.

– Плохой ты плот, – сказал бобр. – Нет с тобой мне покоя. Раньше ты был любезнее, а сейчас несешь одни неприятности.

– Я тебе служил как мог, и сейчас служу как могу, – ответил плот. – Просто раньше я был моложе, а сейчас меня все сильнее тянет ко дну. Будь снисходительнее.

– От тебя требуется быть плотом, создавать комфортные мне условия, – ответил бобр. – Твои проблемы меня не интересуют, справляйся с ними сам. Ты же не полагал, надеюсь, что будешь жить вечно?

– Нет, – ответил плот. – Я о таком не думал, но надеялся, что ты поможешь мне в трудную минуту.

– Я тебе ни папа, ни мама, – ответил бобр. – Я всего лишь пассажир, если ты будешь тонуть, я найду другой плот или сойду на берег.

Плот подумал-подумал, взбрыкнулся на каком-то водовороте, или случайной волне и сбросил бобра в воду. Веса на нем поубавилось, стало меньше тени, плот высох и поплыл дальше. Да и бобр оказался не в проигрыше. Он вылез на берег, забыл о плоте и занялся делом, для которого и был рожден, то есть принялся строить плотину.

Мораль: жизнь такова, что тот, на ком вечно ездят, сгинет с поверхности раньше срока, а тот, кто ездит, и не поблагодарит…

О страхе перед смертью

Жило-было бессмертное чудовище, питавшееся людьми. Вечно богатыри, да и рядовые граждане, уходили на борьбу с ним и не возвращались. Трус, в общем-то, не выделялся среди остальных, но когда стала приближаться его очередь воевать с чудовищем, воевать без надежды на успех, поскольку победить чудовище было нельзя, Трус принялся покупать доспехи и амуницию.

– Как бы тщательно ты не готовился, это не повлияет на исход твоей встречи с чудовищем, – говорили Трусу.

– В борьбе с чудовищем главным является вера в успех, – говорили Трусу. – С этой верой ты должен вступить в финальную схватку, и это будет хорошо.

Трус выслушивал советы, но действовал по-своему, ровно до того момента, пока не осознал со всей очевидностью, что после борьбы с чудовищем никто не возвращался, даже те, кто был готов к схватке лучше него, Труса. И уже некоторые его знакомые сгинули там, за свинцовыми дверями, где обитало чудовище. Как вера в успех может помочь в столь обреченном мероприятии?

В конце концов Трус не выдержал и, пока никто не видит, сбежал через задние свинцовые двери к выходу из царства чудовища, как ему думалось. Там он нашел новое помещение, где властвовали одиночество и пустота. Трус, думая, что спасся, прислушался всеми чувствами и услышал, как чудовище бродит и здесь. Трус опять бросился бежать.

Трус открыл немало дверей, ведущих в пустынные серые помещения, и нашел укромное место, где его не нашел бы ни один человек. Однако чудовище не было человеком. Для него не существовало ни дверей, ни стен, ни укромных мест, оно было всепроникающе и непобедимо. Оно нашло Труса и видом своим ознаменовало наступление последнего мига его жизни. И в этот миг, когда Трус осознал, что отступать более некуда и терять более нечего, он перестал быть Трусом и пошел на чудовище…

Чудовище в данной притче – это сама смерть.

Мораль: жизнь, к сожалению, конечна, борьба со смертью, в которой все люди в той или иной степени герои, бесперспективна, а страх делает жизнь серой и пустой, поэтому лучше расставаться с ним раньше, а не в последний миг, как это сделал Трус.

О законе и традиции

Как-то один закон, учиненный людьми, поспорил с традицией – кто сильнее. Закон, чтобы усилить свои позиции, нанял в услужение смотрителей за своим исполнением и стал карать тех, кто его нарушает.

Однако смотрители не могли успеть везде, где разгуливала традиция, да и традиция слишком часто дружила со смотрителями, обнималась и миловалась с ними настолько тесно, что закон стал применяться к тем, кто нарушал традицию, а не закон.

– Такого не может быть! – вскрикнут блаженные верующие в точность и непогрешимость закона.

– Такое случается намного чаще, чем кажется, – ответят верующие в традицию, – поскольку исполнение закона основано на традициях.

Например, убивать нельзя, но при определенных обстоятельствах – для защиты или из неприязни, из мести, зависти, или в ответ, по подозрению или в опережение – то можно.

Красть нельзя, но если это делает подельник, или узаконить, если красть незаметно или под покровительством, то можно.

Лгать нельзя, но если во спасение, для благосостояния, для карьеры, или из страха, мести, зависти, прислуживания, то можно.

Развратничать нельзя, но если никто не узнает, или очень хочется, если в отведенных местах и в определенное время, то почему бы и нет?..

Надо любить и уважать ближнего своего, но если ближний неприятен, неудобен, требователен, непонятен… да и просто не имеет достаточного социального положения, благосостояния, то можно и не уважать, и не любить.

Мораль тут следующая: какие бы законы не устанавливались, они не изменят традицию, пока принимают и исполняют законы люди, привыкшие к традиционному образу жизни.

О преимуществе сытой жизни в сравнении с родиной

Одно милое животное жило в прекрасном горном крае, где текла речка, где росли огромные деревья, где солнце ласкало, а тень дарила прохладу, где виды природы были настолько прекрасны, что ничего более и не хотелось, как сесть на пригретый солнцем камень и смотреть куда-то вдаль…

Однажды животное поймали для богатого зоопарка, и оно вынуждено было переехать в холодные края, в клетку. Животное выглянуло из своей клетки, посмотрело – и сердце горестно сжалось, слезы потекли из глаз от воспоминаний о покинутом…

Однако обязанности, спущенные на животное, не позволили ему долго кручиниться, его увлекли позирование перед посетителями зоопарка, ожидание подачек и регулярного кормления, а также суета в клетке. Говорят, время лечит, но не менее часто и калечит…

Спустя время холодный климат показался животному не таким и холодным, природа не такая безобразная. Клетки вытеснили из памяти горный край, они стали даже милее и желаннее, поскольку кормили животное регулярно и щедро, а в горном краю питание еще надо было отыскать, а животное уже и забыло как…

Мораль: благополучная, сытая жизнь часто перевешивает иные, даже самые сокровенные, стремления.

О радости карателя

В одном северном лесу, вблизи какого-то городка, жил хорек, самый обычный каштаново-бурый хорек. Работал он в окрестностях своего жилища, где-то на промыслах. Добывал мышей, лягушек, иногда прихватывал кур, а в случае опасности выпрыскивал вонючую жидкость, которой так славятся представители его семейства, чтобы сбить со следа преследующих его собак. Был он обычным, но мечтал выделиться, а для этого учился в высшей хорьковой школе.

Выучился хорек, получил место и власть решать судьбы. Но поскольку хорек по натуре был хищником и имел развитые охотничьи инстинкты и таланты, то иной реализации себя в роли властителя, как стать карателем, он и не видел. Тех, кого не мог покарать, опрыскивал вонючей жидкостью, чтобы отвадить от них друзей и помощников. Но самые большие надежды хорек связывал с удушением птиц.

Он всегда смотрел на птиц с завистью. Они летали так высоко в небесах, куда хорьку и во снах не забраться. Поэтому хорек старался не смотреть вверх, чтобы не расстраиваться, но если в горизонтали его зрения вдруг возникала птица, то он напрягал все свои способности и крался, крался… мгновенный бросок – и… В лучшем случае в когтях обычно оказывался птичий пух и перья. Это сильно расстраивало хорька. Но однажды свершилось.

Сокол был подраненный. Вот тут хорек и выскочил. Схватил он этого сокола, уволок в лес. Сокол, конечно, трепыхался и кричал, но кто его в лесу услышит? Точнее: кто поможет? Тут, в лесу, каждый сам за себя.

Приволок хорек сокола к своему дому, а пока шел, все раздумывал, что с ним делать. Еды у хорька при его должности и власти было невпроворот, поэтому соколиное мясо тут погоды не делало, а вот с чувством значимости были проблемы. Птицы все небо заполонили и летали, летали, летали проклятые, показывая, что они куда выгоднее хорька устроились в жизни. Это ранило самолюбие хорька настолько, что решил он понадкусывать соколу крылья, чтобы тот после небесных радостей хлебнул земных и умылся грязью.

Хорек понадкусывал крылья у сокола и отпустил его, с удовольствием наблюдая, как сокол бессильно пытается взлететь. Наблюдал за соколом он долгое время, каждый раз, когда ему казалось, что сокол, несмотря на раны, вот-вот поднимется в воздух, хорек подскакивал к нему и вновь надкусывал крылья. Так он поступал, пока не удостоверился, что сокол не взлетит.

Особо хорек следил, чтобы сокол сильно не возмущался им содеянным и не хулил его, он прислушивался к каждому звуку, который издавал сокол, чтобы в случае чего оторвать соколу голову.

К слову сказать, этот подраненный сокол и этот властный хорек были не первой жертво-насильной парой в этом лесу. Было множество и других пострадавших соколов, некоторые ругались на хорьков и лишались головы, другие спивались, третьи сами отрывали себе голову… Ситуации разрешались по-разному, но все – трагически.

Наш сокол принял правила игры. Он стал ходить, да нет – скорее, ползать по земле, а у хорька появилось теперь новое увлечение: следить за этим соколом и радоваться, что тварь небесная стала тварью земной, причем практически инвалидом. И, надо сказать, труды хорька не остались без награды. Оказалось, что высшее начальство хорька тоже не любило птиц, не просто не любило, а ненавидело, и когда это начальство увидело отчет хорька о проделанной работе и ползающую по земле птицу, то начальство возликовало и повысило хорька в должности!

С той поры хорек перестал смотреть в небо и завидовать птицам.

«Все в руках Господа! – говорил он. – Каждая птица когда-нибудь да приземлится, а что они летают – это не их заслуга, а недоработка хорьков».

Хорек важно гулял по лесу, смотрел свысока на других жителей леса взглядом, в котором читался легко выносимый приговор. Иногда он встречался в лесу с соколом, которого обескрылил и который продолжал ползать по лесу с дозволения начальства хорька, считавшего, что птицу надо оставить в живых в назидание всем. Тогда хорек насмешливо улыбался, вспоминая, как сокол когда-то летал, а сегодня едва ползает, хуже последнего земноводного, и все благодаря ему – хорьку.

Мораль: есть такие люди, которым нельзя давать власть, потому что они не знают другого ее применения, как карать, утолять всевозможный голод и тешить свое самолюбие.

О фруктах

Жил-был один хороший фрукт. Его собратья пользовались спросом и успехом. Их с удовольствием принимали в любом обществе, отдавали им дань уважения и внимания, небольшого, правда, внимания, но это не так уж и важно. Каким бы фрукт ни был, он никогда не сможет всецело завладеть вниманием. Надо радоваться тому, что хоть иногда надкусывают и даже съедают. Наш фрукт радовался, что скоро тоже получит свою толику интереса. И это произошло однажды…

Пребывая среди пестрой человеческой публики в изящном наряде вазы, лежа в ожидании, фрукт вдруг услышал странную фразу:

– Ты, конечно, тот еще фрукт, – язвительно сказал один из гостей другому, а другой раздраженно покраснел.

– Почему это я – фрукт? – обиженно спросил другой.

– Да только такой фрукт, как ты, способен на подобное… – ответил один из гостей.

Беседа принимала дурной оборот, и фрукт задумался о том, что обидного в сравнении человека с фруктом. Он не мог понять, как соотнесением с таким сочным, таким желанным и приятным на вкус телом можно обидеть человека. Ведь каждый хочет быть приятным, желанным и сочным. Так в чем же дело? Он разговорился с соседями по вазе.

– У людей все шиворот-навыворот, – ответил ему наиболее грамотный. – Они берут какое-либо одно качество предмета, обыгрывают его, а на все остальное закрывают глаза. Вот как ты думаешь, какое твое качество обыграли в подслушанном тобой диалоге?

– Я сладкий, желанный, вкусный, приятный… – принялся наугад перечислять наш фрукт.

– Успокойся, потому что не догадаешься, лежа в вазе, – остановил его грамотный. – Люди взяли для определения себе подобных, через твое имя, самое никчемное для тебя качество, особенно в нынешнем твоем положении: то, что ты висишь на дереве, пока растешь, конечно.

– Но что в этом обидного? – удивился фрукт. – Висишь, значит, чистый и видный, в отличие от овоща.

– Нет, дорогой, люди и тут выбрали самое неприглядное сравнение, – опять остановил фрукта грамотный. – У людей на ветках деревьев когда-то висели преступники, которых вешали без суда и следствия за очевидные преступления. Вот и вся параллель с нами. Эти преступники висели, как фрукты.

– Но это же не имеет отношения ко мне, к тому, кем я являюсь на самом деле, – огорчился фрукт. – Я не преступник, не несу зла, а только радость и витамины.

– В человеческом мире все шиворот-навыворот, – удовлетворенный пониманием произнес грамотный. – Они навешивают ярлыки, которые сами выдумывают, а потом одни маются под этими ярлыками, другие испытывают воодушевление и душевный подъем, поскольку видят ниже себя более достойного человека с навешенным ярлыком.

Тут один из гостей взял грамотного и откусил от него хороший кусок. Грамотный засочился.

– Вкусно, – похвалил один из гостей и, обращаясь к другому, добавил, – но ты все-таки еще тот фрукт.

– Вот видишь, – сказал грамотный, обращаясь к фрукту. – У них испорченная логика.

– Действительно вкусно, – согласился другой, откусывая уже от нашего фрукта, и, обращаясь к одному из гостей, добавил: но насчет фрукта ты не прав, ничего плохого я не замышлял.

– Действительно испорченная логика, – согласился фрукт и тоже засочился.

Мораль: если вам дали неприглядное определение, не обращайте внимания, придерживайтесь своей хорошей стороны, предлагайте ее, смените, в конце концов, агрессивное окружение, тогда вы будете желанны и востребованы среди тех, кто видит в вас хорошее. Вот только не спорьте с испорченной логикой – она неисправима.

О вреде покоя для привыкшего крутиться

Одна шестеренка мечтала о покое.

– Как хотелось бы отдохнуть, устала крутиться, устала от постоянных зацепов и передач, ударов и подчинения, – примерно так думала она. – Мне так хотелось бы пожить как в детстве, поблестеть в магазинах, полежать среди сверстников.

Однажды ее мечта исполнилась. Шестеренку то ли по причине выработки лет, то ли из-за поломки заменили на новую. Шестеренка легла на полку в какой-то мастерской, где лежали и другие запчасти, которые могли пригодиться, а могли и не пригодиться.

Первое время она действительно радовалась покою, новой обстановке и новым, правда тоже потрепанным, товарищам, но вскоре заскучала.

– Никаких перемен, никакого движения, никакого блеска, о каком я мечтала, – примерно так теперь думала шестеренка. – Никому я не нужна, никто не приценивается и не обращает внимания. Болото, самое настоящее болото!

Покой не принес ей ни вдохновения, ни очарования новыми открытиями или хобби, покой томил ее, заставлял холодеть и ржаветь. Так и лежала она печальная, пока волею случая не пригодилась в каком-то другом механизме, где из-за недостатка новых запчастей она вполне подошла.

– Боже мой, как хорошо! – мысленно воскликнула шестеренка, вновь обретя движение.

Мораль: тот, кто привык находиться в движении, никогда не обретет долгого счастья в покое.

О незаметном одиночке

На красивом, тихом травяном лугу в удобной протяженной норе, в дальнем ее конце, устланном сухой травой, жил пурпурный суслик. Жил он отлично и сытно, питаясь корешками и вершками растений, а иногда не брезговал и насекомыми. Кухня у него была полна припасов: семян и зерен. Любил суслик и отдохнуть на природе под открытым небом. Тогда он забирался на кочку, с которой открывался весь луг, и в солнечную погоду, нежась в тепле, наблюдал за природой, раздумывал о жизни, прислушивался к пению птиц. Но однажды жизнь суслика изменилась…

На травяной луг пришло стадо баранов, пришло, конечно, не само, его пригнал пастух, но суть дела это не меняет. Луг стал приходить в негодность, а жизнь суслика наполнилась массой опасностей. Конечно, запасы на кухне спасали суслика. Он их ел, боясь даже выглянуть на поверхность земли, поскольку потолок его норы ходил ходуном под копытами баранов, как легкое бомбоубежище, сотрясаемое ударами военно-космических сил.

Суслик думал, что бараны уйдут, трава вырастет, он восстановит припасы на кухне и будет вновь радоваться жизни, лежа на кочке, нежась на солнце и наблюдая за природой. Бараны действительно уходили, суслик вылезал из норы и видел разоренный, вытоптанный луг. Он ждал, пока трава вырастет, вновь пополнял припасы, но только собирался отдохнуть на кочке, как вновь приходили бараны, чтобы поесть…

Жизнь суслика потускнела. Пурпурная шерстка позеленела от тоски и огорчения. Когда бараны топчут родину – мало приятного. Не выдержал суслик такой жизни, выскочил из норы, когда стадо баранов вновь пришло вытаптывать и выедать луг, и вскричал:

– Да что вы за бараны такие?! Имейте же совесть! Ладно, раз в сезон зайти сюда, так вы здесь обосновались, как в своей вотчине! Я этот луг занял первым. Это моя родина и отчизна!!!

Возможно, упрек суслика был справедлив. Не хотел он переезжать, рыть нору на другом лугу, но вся беда в том, что обращаться к баранам не имело смысла. Они не поняли суслика, потому как говорили на другом языке, и есть большое сомнение в том, что бараны его хотя бы заметили и услышали. Они его затоптали и пошли дальше.

Мораль: когда общество изменяет условия жизни, то мелким одиночкам лучше не высовываться.

О хищной жертве

Жил-был махровый такой паучара, с крепким телом и длинными цепкими лапами. Жил он то ли в хорошем доме, то ли в квартире. Был он умным, трудолюбивым и зажиточным, но был он пауком, то есть хищным насекомым, которое жило за счет поедания вокруг живущих. Однако была в этом пауке интереснейшая черта. Паук считал себя добрым зайчиком и старался выглядеть добрячком.

Нет, умалишенным он не был. Паук прекрасно видел других пауков, их паучьи сети, их хищные пасти, критиковал их ненасытность и злой нрав, но когда смотрел на себя в зеркало, то почему-то видел доброго зайчика, страдающего от действий других пауков.

Мучений своих жертв этот паук тоже не замечал, потому что зайчики не едят живущих, а едят растущих. Его жертвы ему представлялись овощами и фруктами. А разве можно кому-то ставить в вину наслаждение соком, стекающим из надкушенной груши. Паук именно так видел кровь, стекающую из его жертв.

Окружающие могли бы сказать пауку правду. Но кто отважится, когда знает, что первая реакция на нежелательную правду: наказать правдоискателя, который в глазах паука, ощущающего себя зайчиком, будет выглядеть мало того что лгуном, но опасным вероломным пауком, от которого надо избавляться, а потом еще и овощем или фруктом? Мало кто захочет распроститься с жизнью или ввергнуться в череду бесконечных укусов.

Вот так и жил паук. Он кормил своих гостей вкусной едой, которая казалась ему по-заячьи доброй, но на самом деле была по-паучьи ядовитой. Он строил заячьи постройки, которые казались ему добрыми, но на самом деле стены в этих постройках были из липкой паутины – и прохожие, гости и жильцы влипали… Он жалил окружающих приветливо и учтиво, считая, что по-заячьи добр, но ужаленные впоследствии долго болели и страдали.

Мораль состоит в том, что каждый человек, действуя, как матерый хищник, почему-то воображает себя жертвой, достойной жалости и сочувствия.

О незваном козле и величавом господине

Как-то к одному человеку в дом пришел козел и заговорил человеческим голосом:

– Привет, родной, я пришел к тебе жить.

– С какой стати какой-то козел будет жить в моем доме? – спросил человек.

– Да с той стати, что я – козел – это одновременно и ты, – ответил козел. – Это такой же мой дом, как и твой. Пропусти меня в дом, я хочу кушать и отдыхать.

– Ну, ты и козел! – возмутился человек. – Мало того что ты потревожил мой покой, ты еще и в мой дом хочешь пройти. С чего ты взял, что имеешь на это право?