Пока розовощекая секретарша Бухрим вкушала краткие отпускные радости, по устоявшейся традиции ее подменяла Пупик. Подменяла с жадностью, шустро управляясь и с приемом платных объявлений, и с оформлением денег, и со своими прямыми бухгалтерскими делами, управлялась так, будто этих дел и не существовало вовсе. За такое трудолюбие, не требовавшее дополнительной оплаты, Алик прощал Пупик все скандалы и стычки, случавшиеся меж ними.

Но внезапно Пупик принялась желтеть лицом. Затем и в ее глазах поселилась густая желтизна, напоминавшая ту, после которой листья еще некоторое время трепещут на осеннем ветру, а затем срываются с ветвей, падают и сливаются с землей, в едином порыве гниения живого.

Видя, что и силы стали покидать Пупик, Алик не выдержал ее желтеющего геройства и сказал, как можно душевнее:

– Анатольевна, мне кажется, вы больны. Бросайте работу и идите в больницу.

– Сделаю, сделаю… Схожу, схожу…, – говорила Пупик, но опять приходила на работу.

– Как муж не замечает!? – вопрошала Пальчинкова, вышедшая из отпуска.

– Он ее каждый день видит, – предполагал Алик. – Вот и привык.

За разговорами прошло еще некоторое время. Пожелтевшая Пупик ходила, пошатываясь, и подолгу бездумно смотрела в монитор, словно бы превращаясь в неживое. В итоге Алик зашел к ней в кабинет и твердо произнес:

– Если вы сейчас же не пойдете в больницу, то я вызываю скорую помощь.

– Послушайте меня, может это последнее, что я вам скажу, – еле ворочая языком, проговорила Пупик. – Если у жизни не брать все, что она предоставляет, то это заберет кто-то другой. Тогда в своей обездоленности можно винить только себя. Даже блюда с бесплатного стола сами в рот не запрыгивают, их надо взять и поднести.

– Вы это к чему? – удивился Алик.

– Вы вроде умный человек, – будто бы бредя, проговорила Пупик. – Но переход от ушей к мозгу у вас настолько сложен, что что бы ни заходило в ваши уши – к мозгу оно доходит изрядно потрепанным, едва узнаваемым, а бывает, что и вовсе не доходит. Слушайте не меня в себе, а меня… Ох, надо меньше есть, хотя бы из жалости к тем, кто меня понесет.

Пупик внезапно замолчала и так страшно взглянула на Алика мутными желтыми глазами, что тот немедля вышел из кабинета, но только он вышел, как услышал быстрый перестук шагов, дверь в бухгалтерию захлопнулась, и щелкнул замок.

Выручила Пальчинкова. До вечера этого же дня она убедила Пупик сходить к врачу.

Так главная бухгалтерша телерадиокомпании маленького нефтяного города попала на больничную койку, с которой уже и не вставала, если не принимать во внимание ее короткие выходы на работу между больничными, которые ей технологично обеспечивала главный терапевт маленького нефтяного города Яконец с малознакомой простому смертному, но довольно примитивной целью, – чтобы с одного больничного не выводить Пупик на инвалидность.

«Инвалидность надо заслужить, ее надо выносить, выстрадать, – эту фразу главного терапевта маленького нефтяного города знали все знакомые с Яконец его жители.

Поэтому ее инвалиды долго не жили, получая статус инвалида, как раз перед собственными похоронами. И даже в последние дни, с трудом преодолевая веления смерти, они занимались оформлением пенсии, денежными делами.

***

Находка

«Как яблоко, может думать о себе многое, но не может попробовать себя на вкус, так и человек».

Трагический уход одной Пупик опустошил две ключевые должности: бухгалтера и секретаря. Алик срочно вызвал из отпуска Рыбий, женщину боязливую, но трудолюбивую, и поручил ей работу главного бухгалтера. А на должность секретаря Алик посадил Галину Зябильник, худенькую черноволосую женщину, похожую на бывшую алкоголичку, но имевшую диплом по «делопроизводству» и безошибочно отработавшую в архиве телерадиокомпании весь испытательный срок. Ее Алик принял на работу, как говорится, с дальним прицелом, мечтая избавиться при удобном случае от Бухрим.

Уже во второй половине первого же рабочего дня перепуганная Зябильник вбежала в кабинет Алика.

– Я не знаю, что делать, – взволнованно заговорила она. – Подходят люди, чтобы дать объявления, и деньги предлагают мне на руки! Я их отравляю в банк. А они говорят, что всегда отдавали на руки, уже много лет. Я их опять отправляю в банк, а они ругают меня. Сегодня мне уже предложили в общей сумме тридцать тысяч рублей.

«Неплохо! – мигом сообразил Алик. – Все-таки воровали. Предложение Хамовского с платежами через банки не помогло. Штопать дыры в бюджетном мешке он не умеет. Он умеет их красиво прорезать».

Любовь Пупик к работе в выходные дни объяснялись совсем не страданиями ее по бюджетным отчетам, а страданиями по денежным знакам, которые граждане отнесли бы в банк, если бы Пупик не перехватывала их.

– Вы все делаете правильно, – похвалил Алик, на ходу думая, как выпутаться из сложной ситуации, в которую неожиданно угодил. – Об этом пока никому не говорите. Запишите всех, кто предлагает деньги. Если кто-то будет совать деньги, отправляйте его ко мне. Я запишу разговор на диктофон.

– Но многие звонят по телефону и требуют дать рекламу, а деньги, говорят, как обычно, занесут потом, – сказала Зябильник.

– У нас предоплата, – отрезал Алик. – Всех, кто договаривается по телефону о передаче денег, приглашайте, оговаривайте время. Мы их запишем на скрытую камеру.

– И последнее. В секретариате лежит много бланков принятых объявлений без корешков об оплате, – сказала Зябильник.

«Не успели уничтожить, то-то Пупик отказывалась от больницы, – сообразил Алик. – В отчеты шли только правильно оформленные объявления. Реальный выход объявлений у нас не учитывается. А кто его будет учитывать? Это сумасшедшая работа».

– Объявления без оплаты систематизируйте по фамилиям, – тут же приказал Алик. – Выявить тех, кто чаще пользовался этой услугой, посчитать суммы и результаты предоставьте мне.

Зябильник поняла, что происходит на телевидении маленького нефтяного города, – в этом Алик не сомневался, как и в том, что она хочет занять место Бухрим

и поэтому найдет весь компромат и все подсчитает. Алик беспокоился за себя. Он не хотел падать во внезапно открывшуюся пропасть, более того, – не имел права даже запачкаться…

С небес падают даже звезды, не то что – «Золотые перья России».

***

Откровение

«Хорошо посмеяться над собой можно только взглянув на себя чужими глазами».

– Да уж, да уж! – весело отреагировала Пальчинкова, поглядывая на Алика с интересом, в котором слышалось: «Ну, рассказывай, что ты тут ни причем». – Ведь самое обидное для тебя – это то, что они воровали, а со своим начальником не делились!

Пальчинкова рассмеялась, Алик подхватил этот смех, как подхватывают вирус, то есть легко и непринужденно, но с букетом неприятных болезненных переживаний.

– Ты абсолютно права, – согласился Алик с тем, что, если бы он участвовал в этом деле, то и не возмущался бы, а ликвидировал улики.

– Они тебя сильно подставили, – заметила Пальчинкова. – Никто не поверит, что они это делали по собственной инициативе, а не исполняли твою волю. И, конечно, делились.

– Хотя бы копейку, Вера, – уже не весело сказал Алик.

– Тебе их надо убирать, – оценила Пальчинкова.

– Я хотел заявить в милицию, но для начала пригласил юриста – Кошмарина. Ты его знаешь, – пояснил Алик. – Он предупредил, что милиция может найти совсем не то, для чего я их приглашу, и выставить виновным, допустим, меня. Тут все будет зависеть от того, какие задачи они получат от начальника милиции, то есть от Парашина. А Парашин, ты знаешь, связан напрямую с Хамовским. Хамовский сейчас на меня зол. У меня остается единственное: заставить их самих уйти с работы. Ты поможешь мне?

– Говори, что надо сделать? – спросила Пальчинкова.

– Надо обзвонить тех, кто отдавал деньги за объявления на руки, и записать их ответы, – сказал Алик.

Он понимал, что попал под сильнейший удар. Борец с коррупцией, не заметивший коррупцию в своей собственной организации!!! На что может претендовать такой человек, как не на порицание и уничтожение!?

«Я не брал и не знал» – мысленно оправдывался Алик, но сам понимал, что никто не поверит в подобное, скажут:

– Что-то не поделили.

Смотрящий вдаль всегда слеп вблизи. Алик во многом был слеп. Он словно собака, потерявшая нюх, мог долго ходить вокруг очевидного куска мяса, но попутные открытия настолько развлекали его, что он перестал бороться с личными проблемами поиска истины, а стал наслаждаться путем.

Еще в школе он решал учебные задачи по самому запутанному пути, ставившему в тупик преподавателя, потому что этот путь приводил к правильному ответу. Либо решал вовсе без решения, в уме, но с правильным ответом, что вызывало вполне резонное возмущение:

– Списал!

В институте на экзамене его спасли однокурсники:

– Да он же в математической олимпиаде за институт третье место по городу занял…

Подобным образом он ремонтировал радиоаппаратуру. Перебирая возможные неисправности, обнаруживал реальную в последнюю очередь, а когда анализировал свои действия, то выяснялось, что с места, которому он уделил внимание в последнюю очередь, и надо было начинать.

Его выигрышем в любом виде творчества был интересный и наиболее трудный путь. Он получал от него удовольствие и словно специально продлевал наслаждение. В общем, кривая была его привычной прямой.

Так же получилось и с раскрытием воровства денег за платные услуги…

– Я тебе помогу, – сказала Пальчинкова. – Собираюсь увольняться, может, премию подкинешь.

– Как увольняться? – удивился Алик.

– Поеду на родину, – ответила Пальчинкова. – Сам видишь, здоровье все хуже. Север все высосал. Сына устроила в военное училище. Надо присматривать.

– Плохо, – расстроился Алик. – И так специалистов нет. Без тебя хоть радио закрывай.

– А ты и закрывай, – сказала Пальчинкова. – Тебе бюджет надо экономить, а то посадят за перерасход.

Алик удивленно взглянул на Пальчинкову.

– Давно хотела рассказать, что Бухрим на работе выпивала и порой много, – продолжила Пальчинкова. – У нее в тумбочке обязательно стояла бутылочка коньяка, и как только ей удавалось урвать хорошую сумму от платных услуг, она тут же подзывала Пупик, и они обмывали украденное, да так, что потом едва досиживали до конца рабочего дня. Ты приходил после обеда на работу и жаловался на запах в коридоре. Они тебе отвечали, что опять – канализация. Врали они. Перегаром несло на весь коридор так, что стыдно перед посетителями. Рыбий задыхалась, еле терпела.

– Что раньше не сказала? – спросил Алик.

– Не знаю, – так расплывчато ответила Пальчинкова, что Алик понял: она подозревала его в организации воровства, и только сейчас изменила мнение.

***

Предложение на выбор

«Когда даже домашнюю собаку оттаскиваешь от привычного, пусть и ворованного, куска мяса, та может и укусить».

Бухрим вышла из отпуска яркая, словно роза, и пока она была полна сил, Алик решил высказать ей неприятные новости, для чего и пригласил к себе в кабинет, предусмотрительно закрыв дверь.

– Ольга Николаевна, я не стану кривить и лукавить, – как обычно без должной дипломатической подготовки начал Алик. – После того, как вы ушли в отпуск, а Пупик слегла в больницу, мы выявили множество желающих отдать деньги за услуги телевидения в руки нашему новому секретарю. Причем все они утверждали, что всегда рассчитывались с вами, под ваше обещание самостоятельно отнести эти деньги в банк.

– Так и было, – басанула Бухрим.

– Я позвонил в банк и попросил проверить, была ли хоть одна платежка от вас на счет телевидения, – продолжил Алик. – Такого не было. Я спросил, а могли ли вы заплатить от другого лица, например, от лица предпринимателя. Мне ответили, что нет, потому что обязательным элементом платежа являются паспортные данные плательщика.

– Вы что, обвиняете меня в воровстве!? – оскорблено вскрикнула Бухрим, внезапно покраснев.

– У меня есть несколько десятков объявлений принятых вами без оплаты через банк. Те, которые вы не успели уничтожить, как я подозреваю, – сказал Алик. – У меня есть диктофонные записи клиентов, свидетельствующие, что они передавали вам деньги за объявления на руки. Например, директор «Прусской ярмарки» уже пожаловался нам на ухудшение обслуживания, поскольку вы ездили к нему и забирали деньги за объявления прямо у него на работе. Он даже запомнил, как вы ему говорили: «мы обязаны ценить каждого клиента, и стараемся, чтобы вы не теряли время в банковских очередях. Мы сами за вас отстоим. Еще и скидку вам сделаем двадцать процентов». Он с нас теперь скидку требует. Я назову наиболее крупных клиентов, с которых вы брали деньги себе. Это директор сети магазинов «Класс» Псевдокимов и заведующая магазином «Хозяйка»…

По мере перечисления отпускной румянец на лице Бухрим превращался в серые пигментные пятна.

– Ваша деятельность компрометирует меня. Я предлагаю вам уволиться самостоятельно, – завершил разговор Алик. – В противном случае, я передам имеющиеся документы в милицию. Есть еще один вариант: вернуть ущерб в кассу телевидения. На раздумье даю неделю.

***

Время всегда проходит быстро, будь то неделя или год. Алику иной раз казалось, что понятия длительности времени и вовсе не существует, когда речь идет о прошлом. Бухрим в течение недели, данной на размышление, проявляла чрезвычайно любезную исполнительность, что Алик расценивал, как ее надежду на прощение, что огорчало его и делало предоставленную отсрочку бессмысленной.

Ровно по прошествии недели, прямо с утра, Алик напомнил секретарше об уговоре, потушив надежду в ее глазах, словно выключил. Напомнил и ушел в администрацию маленького нефтяного города на еженедельное совещание руководителей муниципальных учреждений и организаций или, проще говоря, – планерку, которую в моменты своего присутствия в маленьком нефтяном городе всегда проводил Хамовский.

***

Последняя угроза

«Хорошее убеждение делает из любого грамотного человека бездумного идиота, а когда убежденные мозги собираются в кучку, то начинает плохо пахнуть».

После планерки то ли судьба, то ли воля Хамовского свела Алика с ним на лестничном спуске администрации маленького нефтяного города один на один.

– Что-то вы сильно стараетесь на телевидении и много говорите по моему уголовному делу, – пряча недовольство за приветливой улыбкой, сказал Хамовский.

– Нет, Семен Петрович, – внутренне помрачнел Алик. – Мы передаем только информацию следственного комитета. Своего расследования не ведем. Горилова, кстати, не ответила нам ни на один из трех информационных запросов, касающихся списка лиц, получивших премии, но мы не увеличиваем давление. Молчать по данному делу мы не

можем, поскольку дело публичное, и зритель потеряет к нам всякий интерес.

– Вы что, думаете на вас нельзя уголовное дело повесить? – неожиданно злобно спросил Хамовский.

– С вашими способностями и вашим окружением я не могу исключить никакие варианты, – мягко согласился Алик.

На этом они и расстались.

***

Уход секретарши

«Наказывая своих, можно умножить количество чужих».

На столе в кабинете Алика ждало заявление на увольнение от Бухрим, причем секретарша не стала использовать положенные две недели, а уволилась прямо с текущего числа и забрала трудовую книжку в придачу. Алик вздохнул с облечением.

– Немедленно печатаем приказ об увольнении и сейчас же на подпись, – скомандовал он Зябильник, боясь, что Бухрим может передумать. – Немедленно!

Бухрим действительно вернулась, но через неделю. Вернулась она заплаканная, испитая, перегарная и полная того несчастья, которое наступает, когда, легко бросившись своим счастьем, сиюминутно считая, что такое же можно обрести везде, осознаешь, что такого счастья больше никогда не будет. Алик не испытал к бывшей секретарше никаких чувств, кроме опасения, что она может каким-то образом восстановиться, и поэтому отделался от нее расплывчатой фразой:

– Ваше место уже занято. Но я подумаю о вашем трудоустройстве, подойдите через неделю…

В дальнейшем Алик узнал, что Бухрим нашла работу, затем – у нее умер муж, и последний раз он ее видел на похоронах главного бухгалтера телерадиокомпании Пупик. И тогда у него возникла крамольная мысль, что зло, созданное ими, слишком жестоко покарало их. Но Алик прогнал эту мысль, потому что сам был не безгрешен.

НЕОЖИДАННАЯ ПОДДЕРЖКА

«Почему, когда работают ноги, потеет голова, а когда работает голова, устает зад? Вечно кто-то за кого-то отдувается».

Выход телепрограммы об уголовных премиях Хамовского по второму федеральному телевизионному каналу опять наполнил маленький нефтяной город множеством слухов. Саму программу Алик не видел, но радовался, что информация вышла за пределы города. При этом оказалось, что информация, выходившая регулярно по местному телевидению, проигрывала в воздействии на население, той же информации, переданной по всероссийскому каналу, при том, что видело ее меньшее число людей. Дело довершали слухи:

– На всю Россию передали про нашего главу…

– Вы видели? Что же теперь будет?..

– Мои звонили из Татарстана и говорили, какой позор…

Павшин среди коллег хвастался, что передал журналисту второго канала архивное видео. Однако, кто действительно стал тайным противником Хамовского – Алик узнал немного позднее. Им оказался предприниматель Псевдокимов, у которого Хамовский в свое время отобрал муниципальные площади, на которых располагались магазины Псевдокимова: «Людмила» и «Березка». Но в момент выхода телепрограммы про Хамовского по всероссийскому телеканалу, Алика интересовал не источник, а результат.

«Неужели никто не записал этот сюжет?» – спрашивал сам себя Алик, пребывая на работе. Все решил опять-таки – случай.

Знакомая их семьи Ольга Хватыш была полна разных стремлений и походила на лист, гонимый по земле волей ветров, как исходящих со всех сторон света, так и возникающих в ней. Именно в ее современно отремонтированной квартире стоял простенький, но надежный пишущий плеер. И Хватыш, надо отдать ей должное записывала все, что могло стать интересным. В этот раз в программе «Честный детектив» должен был выйти репортаж про ее родной город. Хватыш поставила аппарат на запись на определенное время, и китайский аппарат записал всю программу полностью, включая и сюжет про Хамовского.

– Слушай, Алик, ты видел, что передали про Хамовского по второму каналу? – спросила Хватыш по телефону уже вечером следующего дня.

– Слышал, но не видел, – ответил Алик.

– Так у меня есть запись, хочешь – сделай копию, – предложила Хватыш.

– Спасибо, – поблагодарил Алик и получил нужную ему запись, которую немедля выдал в эфир маленького нефтяного города. Общественный резонанс был колоссальный. На этот раз люди звонили и благодарили.

***

«Еще один шаг к плахе, – оценивал Алик свою очередную выходку, – но таков я. Ни одна птица не может выполнять работу тяглова мула. Она либо выскользнет из ярма, либо мало толку будет от ее работы. Я рад своему соучастию в распространении чужой программы, но людские благодарности не защитят, когда с меня будут общипывать перья».

ПРОВОДЫ ВЕРЫ

«Продать можно все – важно найти покупателя».

Перед отъездом Пальчинковой в кабинете Хамовского произошел еще один разговор, о котором Алик никогда не узнал.

Пальчинкова пришла в администрацию маленького нефтяного города просить квартиру для своей дочери: начинающего зубного врача. Зашла она к Хамовскому вместе с Клизмовичем.

– Вот, Семен Петрович, лишаемся еще одного специалиста, – начал Клизмович прямо с порога, направляя вперед себя Пальчинкову и ее дочь: небольшую девчушку с кукольно-неподвижными чертами лица. – Пальчинкова уезжает.

– Что, насовсем? – пусто спросил Хамовский, понимая, что его будут просить об услуге, а раздавать ненужным людям он не любил.

– Насовсем, Семен Петрович, – выдохнула Пальчинкова, усаживаясь напротив главы. – Вот с дочкой к вам пришла. Она хороший специалист, пациенты ее любят. Семья есть, дети, но жилья нет. Пришла квартирку просить двухкомнатную.

– Она еще недостаточно поработала, – возразил Хамовский.

– Зато ее мама на Севере ого-го и ничего не получила, – напомнила Пальчинкова, имея в виду себя.

– Знаю, как работаете, то у вас на радио информация о моей зарплате звучит, то сейчас уголовное дело мое раскручиваете, – в свою очередь напомнил Хамовский.

– Не с моей подачи, – испугалась Пальчинкова. – По вашей зарплате Псевдокимов позвонил в прямой эфир, но депутаты, присутствовавшие вместе со мной в студии, ему хорошо ответили, и я заретушировала вопрос. А насчет уголовного дела – это инициатива Алика. При мне – ничего не было. Когда он уезжал, я все повторы снимала.

– Это все Алик мутит, – вмешался в разговор Клизмович. – А с Верой мы хорошо работаем.

– Что с ним происходит? – Хамовский обратился к Пальчинковой. – Твое мнение.

– «Золотое перо России» ему спать не дает. Гордыня, – ответила Пальчинкова. – Возомнил из себя великого журналиста. Я удерживала его как могла. Если бы не я, то он про вас такое бы опубликовал.

– Что опубликовал…? – глазки Хамовского превратились в две злобные щелки.

– У него есть диктофонные записи, как вы с ним разговаривали, – ответила Пальчинкова.

– Я вам уже говорил, – напомнил Клизмович.

– Так записи действительно есть? – спросил Хамовский.

– Сама слышала, – ответила Пальчинкова. – Вам его надо обязательно убирать, но осторожно, чтобы он не успел выпустить. Он сам мне говорил: «За два месяца до увольнения предупредить обязаны. Тогда я это и выпущу в эфир».

– Вот сволочь, – откинулся на кресло Хамовский. – Я ж его на это место поставил. А ты точно собираешься увольняться?

– Семейные обстоятельства, да и сил больше нет работать в этом коллективе, – сказала Пальчинкова.

– А что коллектив? – спросил Хамовский.

– Не коллектив, а собачья свора. Аликом недовольны и жаждут его снятия, – ответила Пальчинкова. – Я у него, как буфер между ним и коллективом.

– Там действительно ситуация сложная, – подтвердил Клизмович.

– Тут не «Золотое перо»: Алик без денег ничего делать не будет, – сказал Хамовский. – Он роет под меня, а через год у меня перевыборы. Работает на кого-то. Ты не знаешь на кого?

– Нет, – ответила Пальчинкова. – Но он и сам может заявиться на пост главы.

– Может, – угрюмо согласился Хамовский. – А выход информации про мое уголовное дело на телеканале «Россия» – не он постарался?

– Про это он мне не говорил, – ответила Пальчинкова, – но вы же знаете: у него в Москве связи.

– Мы о том же думаем, – сказал Клизмович. – Ведь кому в той Москве наш маленький городишко нужен? Да никому. Но они приехали, отсняли и выпустили на всю Россию.

– Ладно, Иван Фрицевич, это наши дела, – прервал председателя Хамовский. – Ну, что ты хотела, Вера?

– Дадите квартиру для дочери? – напомнила Пальчинкова.

– Ты действительно заслужила, – согласился Хамовский. – Спустись к Штемпелю. Он все уладит. Я сейчас ему позвоню.

– Заслужила, заслужила, – одобрительно просипел Клизмович.

***

Получение квартиры от Хамовского Пальчинкова не скрывала. Она этим гордилась и сообщала каждому, кого относила к знакомым. Алик в свою очередь обсудил это событие с Мариной.

– Ты знаешь, многие врачи не имеют квартир и врачи получше дочки Пальчинковой, – сказала Марина. – Тут дело не в ее дочке, а в ней самой. Она чем-то шибко помогла Ха- мовскому и я тебе сразу скажу чем. Она слила ему немало информации о тебе. Да и материалы ее в отличие от твоих, конечно, более выгодны администрации города и самому Хамовскому.

Алик слушал Марину и понимал, что она права. Он вспоминал гадание на кофейной гуще, которое он попросил исполнить Пальчинкову для себя, не оттого, что сильно верил в предсказания, а потому, что Пальчинкова знала слухи из администрации маленького нефтяного города, в том числе и о его судьбе. Поэтому, дав ей внимательно рассмотреть чашку, с прилипшей к ней кофейной гущей, он спросил:

– Ну что там, сколько я проработаю на этой должности?

– Не больше года, – с сомнением сказала Пальчинкова.

Таков был приговор Хамовского. Алику оставалось только вывести в эфир тайные диктофонные записи и показать, что происходит реально во власти маленького нефтяного города. Другого пути он не видел.