Уже в первый месяц работы главным редактором Алик уволил наркомана, поставил в туалете сушилку для рук, сделал замечание бухгалтеру и секретарю за то, что они передавали журналистам для повторного использования испорченные зарплатные ведомости, где был указан доход каждого сотрудника, в том числе и его зарплата.

– Бумагу надо экономить, – строго напомнила Пупик.

– Издеваетесь? – поразился Алик. – Вы раскрываете личную информацию…

И такова была телерадиокомпания во всем. Журналисты ссылались на мнения, а не на документы и законы, причем, даже определяя день рождения своей телерадиокомпании, хотя оно было написано в свидетельстве о регистрации.

– Нет, дата рождения другая, – упорствовала Валер. – Мне кто-то из руководителей сказал.

– Татьяна, смотрите в документы, а лишь потом заглядывайте в рот, – посоветовал Алик.

Но советы не помогали. Журналисты маленького нефтяного города почитали слово уважаемого ими начальника выше документа, а Интернет предпочитали газетам. Так было быстрее готовить информацию, чтобы скорее закурить, поговорить, попить кофе, поиграть в компьютерные карты и сделать домашние дела. Так отрабатывались легкие телевизионные деньги, где внешние важничанье и эмоциональность вполне заменяли разумность.

Проведение конкурса на замещение должности ведущего «Новостей» стало ответом Алика на шантаж Валер. Ему потребовалось не только ощутить независимость и самостоятельность, но и продемонстрировать эти качества.

Девчонок пришло множество, все они читали одинаковый текст с телесуфлера, а комиссия под руководством Валер, проводила отбор. Конкурс запомнился тем, что был украден сотовый телефон у тележурналистки Буковой, тихой и незаметной женщины, которой еще предстоит сыграть роль в этой истории, и тем, что выбор Валер пал на серую, как мышь претендентку. Но Алик, поговорив со своими знакомыми, выбрал другую.

Яркое лицо и четкая дикция, натренированная продажей продукции «Мэри Кей», вошли в экран гармонично и торжественно. Звали новую ведущую «Новостей» – Цветовникова, внешне она выглядела крепко сбитой высокорослой женщиной, но из всех ее прелестей Хамовский после встречи с ней отметил только одну.

– Тебе задастые нравятся? – спросил он Алика, пояснив тонкости отбора персонала администрации.

– При чем тут ее зад? – спросил в ответ Алик, на что Хамовский неделикатно улыбнулся и замял тему…

У мужчин в местах стыковки пар конечностей находятся два нароста: один ближе к небу, другой – к земле. То, что Хамовский иногда мыслил на работе тем наростом, что находился ближе к земле – это Алик знал, но не ожидал, что и его будут оценивать по этому признаку. Он набирал на телевидение журналистов, но приходили девушки и однажды…

В его кабинет вошла заплаканная Валер.

– Извините, что без разрешения, но мне нужно поговорить, – горько сказала она. – Зачем вы принимаете на телевидение молодых девушек?

– Как зачем? – удивленно переспросил Алик. – У нас не хватает журналистов. Ты сама знаешь.

– Но нам нужны мужские голоса, – обвинительно заявила Валер.

– Ты права, – согласился Алик. – Но, что я могу сделать? Даже на должность телеведущего, с хорошей зарплатой, не пришло ни одного парня.

– А я знаю, зачем вы их принимаете, – продолжила обвинение Валер.

От этих слов Алика обдало жаром, как от языка пламени, выскочившего из кострища. «Еще одна из школы Хамовского, может и сама ее проходила», – понял он и, уже понимая тайный смысл недосказанного, подначил:

– И зачем?

– А вот затем! – тявкнула Валер. – Затем! Тоже молодых девочек любите!

«Видимо, знает, что Павшин штурмует на телецентре новеньких», – понял Алик.

– Татьяна, это хорошо, когда на телевидении работают молодые и красивые, – ответил Алик. – Ты зря меня винишь.

– Ничего не зря! – звонко вскрикнула Валер и выскочила за дверь.

Резкая в суждениях Валер уже раздражала Алика. Исходивший от нее отрицательный эмоциональный фон, вздымал чувства, как статическое электричество – волосы.

«Эбонитовая палочка», – мысленно дал он ей прозвище.

***

– Здравствуйте, – хмуро прозвучал из телефонной трубки голос Светланы Косаченко бывшей любовницы Куплина. – Вы не могли бы прислать Нестора? Жора на телефонные звонки не отвечает.

Косаченко звонила из телецентра. Алик взглянул на часы – одиннадцатый час вечера или ночи.

После увольнения Куплина большие навыкат глаза Косаченко, пристойная фигура, заметный бюст и львиная грива ниспадающих на плечи обесцвеченных волос остались без поклонника. Она работала на телецентре по сменам, получала небольшие по северным меркам деньги, но получала регулярно. Работа спокойная, времени – хоть отбавляй, юности, задора и желания любить – тоже…

– Что случилось? – спокойно спросил Алик.

Он быстро привык к запоздалым телефонным вторжениям в свой дом.

– Электрики передали телефонограмму об отключении электричества, – бойко ответила Косаченко. – Я отключила аппаратуру, потом включила. Один передатчик не работает.

Павшин в передатчиках не разбирался – это Алик знал.

«Значит, Косаченко он нужен по другому делу, – рассудил он. – Жена у Павшина (а это была Валер) порядочная стерва, и сложно найти мужчину, который бы после скандалов, учиняемых ею, не стал бы искать любовницу».

Павшина он не обвинял и понимал Косаченко. Жена Павшина была не просто стервой, а умной стервой, если бы Косаченко позвонила Павшину сама, а к телефону подошла его жена, то не сносить Косаченко головы, а если не головы, то львиной шевелюры.

– Телефона Павшина у меня нет, – соврал Алик. – Поищи Жору и попытайся сама перезапустить передатчик. Если не получится – то до завтра…

Следующими приказами Алика стали приказ о прекращении пьянства в помещении телерадиокомпании и приказ об очистке телецентра от двуспальной кровати и прочего мусора. Вполне естественно, что подобные недипломатические ходы популярности ему не принесли, но жизнь стала спокойнее.

– Можно хоть на дни рождения выпивать? – выразила Валер желание коллектива.

– Хорошо, но только с моего разрешения, – согласился Алик и с этого момента его стали приглашать на все дни рождения, чтобы он произнес первый тост, а потом отваливал и не мешал развлекаться. А если он иногда задерживался, то к нему неизменно подходили Павшин с Пухленко. Павшин интересовался подъемом зарплаты, а Пухленко…

– Ну, зачем вы сюда пришли, зачем вам телевидение? – спрашивал он. – Зарплата?

– Скажу одно, – отвечал Алик. – Не из-за денег.

– А ради чего? – удивлялся Пухленко, но Алик так и не ответил ему на этот вопрос, потому что опасался грубых прикосновений к хрупким тайнам и мечтам.

***

Книга! Все было из-за книги, становление которой происходило не в гордом писательском одиночестве в деревенской избе, или хотя бы в отдельной квартире, или комнате, или маломальском изолированном от помех и суеты пространстве. Совсем нет. Алик жил жизнью, наполненной многими отвлекающими его силы делами. Тот, кто работал начальником и был при этом мужем и отцом, знает, а Алик работал не просто начальником – он работал в сфере, которую не знал. Он изучал должность, телевидение, множество новых людей, вившихся вокруг него…

ПЛАНЕРКА

«Пытаясь проникнуть в собачью конуру, надо сильно согнуться».

Хрипловатый бас Хамовского, звучавший в конференц-зале, словно бы утрамбовывал и сгущал спертый, замкнутый воздух, который втягивали, обедняли кислородом, и выпускали обратно чиновники, собравшиеся на планерку. Вдыхание выдыхаемого, как воздуха, так и мыслей – объединяющая атмосфера – основа общения зала с индивидуумом. Хамовский мастерски использовал ее, чтобы накачать ответственностью и идеями подчиненных, опасливо замерших под бледным светом потолочных ламп.

Начальственное кресло под Хамовским преувеличивало его размеры, герб города со скрещенными золотыми ключами на синем бархатном фоне и воткнутые в массивную мраморную шайбу официальные флаги города, Ямала и России, утяжеляли слова, но стоило вообразить Хамовского голым на унитазе, как гнет пропадал, и возникала веселая легкость.

«А еще лучше самим унитазом. Унитаз тоже блестит и иногда величественно шумит», – предложил сам себе Алик, сидевший на самом дальнем от Хамовского стуле, с которого было видно все, что происходило в конференц-зале.

Сипов, среднего роста худощавый мужчина, седые волосы которого лежали на голове, словно скошенная трава на полях, сидел на одном из стульев, ближайшем к главе города, как и положено его заместителю по экономике, и безмятежно смотрел в потолок поверх протокола планерки, который держал в руках.

Хамовский опять кого-то ругал, предлагал умножить и сложить цифры, вспомнить год рождения Наполеона и день взятия Бастилии, определял по фамилии национальность и родовые корни присутствующих…, поэтому Сипов и устремил взор в потолок, предполагая за этим потолком и перекрытиями, следующими за ним, чистое небо с истинным хозяином своей судьбы. Он молился, чтобы и эта планерка окончилась для него благополучно.

В тот момент, когда большинство предпочитало бросать взгляды в близкую незримость, сродни тому, как люди в переполненном метро смотрят горизонтально куда-то сквозь, что придает их лицам незадиристое выражение, вовнутренний уход, а может и животную покорность, Сипов являл новый тип чиновника – богообожающего старца, со взглядом, исполненным надежды.

– Слишком много мы получали в последние годы. Особенно те, кто воспринимает работу в бюджете, как своего рода бизнес,… – сказал Хамовский и глянул на Сипова.

***

Хамовскому нравилось доказывать ограниченность ума приближенных, при этом он энергично крутил руками, сводя указательный и большой палец правой руки так, будто они держали прищепом важный документ, помахивая которым Хамовский убеждал присутствующих в их абсолютной глупости и невежестве. Его недовольный хрипловатый бас вместе с летающей системой, собранной в правой руке, создавал мощную, внушающую ужас машину. А потом, потеряв интерес к партнеру по интеллектуальной порке, он клал руки на стол, одну на другую, как школьник, наваливался на них грудью и превращался, если бывал одет в черный костюм, в говорящую глыбу. И эта глыба исторгала речи на какую угодно тему и как угодно долго, едва нащупывала первую фразу:

– Проще матерям, сидящим дома с детьми доплачивать, чем содержать садики…

– Я не хочу, чтобы новогодние подарки разворовывались…

– Я сделаю вас убыточными. Вы наносите ущерб городу своей прибылью…

***

Бредятин, первый главный редактор Алика в маленьком нефтяном городе, а ныне начальник отдела информации и общественных связей, а по сути, – пресс-секретарь, скучал и даже не скрывал этого. Он занимал достаточно высокую должность, чтобы вести себя, как заблагорассудится. Он занимал кабинет, находившийся на одном этаже и даже в непосредственной близости от кабинета Хамовского, и потому на планерке сидел, понурив голову, чтобы не напрягать шейные мышцы.

Чиновники что-то бубнили, отвечая на вопросы. Бредятин иногда поднимал голову и всматривался в отвечающих, и тогда между ниспадавшими к носу длинными седыми волосами угадывались два темных шарика недобрых зрачков. Пальцы его рук принимались мять друг друга и ковырять под ногтями, а стопы без отрыва пяток, похлопывать об пол, как руки зрителя в ленивых овациях.

– Михаил Иудович, как вы оцениваете информацию по подъему цен? – спросил Безмер, еще один заместитель Хамовского, большой специалист по воровству бюджета на взаимозачетах. – Тягунова говорит, что рост цен произошел всего на один процент и он не велик.

Бредятин неспешно поднялся, как поднимается с сеновала ленивый конюх. Измятые брюки светло-серого костюма повисли на нем как заношенные шаровары, явив присутствующим вытянутые матерчатые пузыри на коленях.

– Я абсолютно не согласен. Один процент совсем не мало. Это целых шестнадцать рублей! – важно произнес он.

Тягунова относилась к отделу Сипова, поэтому Сипов освободился от божественных мыслей и ехидно на манер Хамовского громко спросил:

– Так если шестнадцать рублей это один процент, так по-вашему, Михаил Иудович, колбаса в магазине стоит одну тысячу шестьсот рублей за кило? Где вы такое видели?

Бредятин не ожидал, что кто-либо, кроме Хамовского, умеет мгновенно пересчитывать в уме, и, словно бы выплевывая слова хитросплетений, на которые так способны маститые журналисты, замахал языком, как виляет хвостом заискивающая шавка.

***

Хамовский следил за разговором подчиненных и думал о своем: «Чтобы властвовать над людьми, надо читать им молитвы. Надо услаждать их слух и разум и карать отступления от веры. Надо гипнотизировать и карать. Надо действовать как церковники».

Через знакомство со многими церковными служками и даже с архиепископом Тобольским и Тюменским Хамовский постиг, что основы успешной земной власти надо копировать с власти церковной. Приравнивая себя к Богу, снижаешь вероятность падения. Поэтому даже свою книжку, посвященную истории Сибири, он назвал «Дар Божий», то есть в каком-то смысле дар Семена Хамовского.

Он посмотрел на настенные коричнево-серые кварцевые часы с фальшивым маятником и такой же позолотой, подумал: «пора разнимать» – и сказал:

– Господа, скоро нас менять всех надо будет, стареем…

***

Понченко, для своих – Поня, начальник пожарной охраны маленького нефтяного города, сидел на первом ряду офисных стульев, уютно как старый дед в кресле качалке, и спал, точнее – дремал, закрыв глаза. С места, откуда глава города нес бред относительно государственных событий, представляя всех кроме себя, абсолютными дураками, не было видно открыты ли глаза Понченко или нет. Тем более, что Понченко опытно наклонил лоб, и его голова в этом состоянии напоминала полулысую головастую собаку, уснувшую на словно бы запыленном зеленом газоне – который при данной аналогии представляла его форменная одежда.

В вольности, которую позволял себе начальник пожарной охраны был большой символический смысл. Он делал широкий жест уже тем, что приходил на эту планерку, потому что от главы города он был совершенно независим – его организацию финансировал федеральный бюджет. Поэтому он мог позволить себе закрыть глаза и лишь иногда открывать их и лениво водить головой из стороны в сторону, в поисках отвечающего, всматриваться в него, отдавая дань этикету и чинопочитательству.

***

В конференц-зале строилась политика маленького нефтяного города. Шло обсуждение городских проблем, но куда больше проявлялась иная тема – регулярное доказательство Хамовским неслучайности своей власти. Каждый присутствующий получал не только задание, он и уносил частицу Хамовского, его мир, его религию.

«Человек несовершенен куда больше любого созданного им прибора – в нем нет кнопки отключения чувств, чтобы избегать ненужных волнений, информаций, затрат, – думал Алик в последнем ряду. – Он создан включенным постоянно и может быть застигнут врасплох, когда не способен сопротивляться. Любая власть использует постоянное включение для вживления идеологии, любой власти выгодно, чтобы в подвластных присутствовало как можно больше ее мировоззрения. И в каждой ветви власти работают свои художники.

Задача настоящего художника – одурачить человека так, чтобы он сам открылся для новых идей. Кто-то называет это околдовать творчеством, я бы скорее назвал это одурачиванием, поскольку используются природные механизмы доверия: особая череда звуков и слов, особенных звуков и слов, особая игра красок… Хамовский, несомненно, настоящий художник власти».

Алик вспоминал его в первые годы правления, когда он был грубым и невыдержанным, и сравнивал его с сегодняшним, умело улыбающимся и театрально радушным, и не мог не поразиться жажде власти, подтолкнувшей Хамовского на столь радикальную перемену себя внешнего.

Парадокс состоял в том, что Алик тайно писал книгу о власти, о журналистике маленького нефтяного города, о взаимодействии журналистики и власти, где определял Хамовского, как человека непорядочного, но сотрудничал с ним и даже уважал.

ПРЕМИИ

«Некоторые люди воздействуют на деньги и счастье, как сладкая бумага на мух».

С мыслью избавиться от витавших по маленькому нефтяному городу подозрений в хищении денег, поступающих в телерадиокомпанию от населения, Алик спокойно и по-деловому вошел в кабинет Хамовского. Власть гребет добро, отгребая у подвластных, поэтому он алкал избавиться от излишней власти, снять с шеи финансовую петлю, на которой его могли повесить при выходе книги, и защитить, если не должность, то репутацию.

– Семен Петрович, прошу помощи в одном деликатном деле, – осторожно начал Алик. – Я хотел бы, чтобы деньги от платных услуг, не могли оставаться в карманах моей бухгалтерии.

– Что, воруют все-таки? – с надеждой спросил Хамовский.

– Доказательств нет, Семен Петрович, но слухи ходят, и возможность есть, – ответил Алик. – Пусть ваша администрация эти деньги принимает, или введите мне в штат кассира.

Хамовский задумчиво замер.

– Пусть население в банки платит, – наконец, произнес он с сомнением.

– Там очереди, – напомнил Алик.

– Ничего, через банки идут разные платежи, будет еще один, – ответил Хамовский, не раздумывая – так, что стало понятно – его решение окончательное.

Он поднял телефонную трубку, набрал короткий внутренний номер:

– Надежда Викторовна, рассмотрите вопрос оплаты услуг телерадиокомпании через банки…

И тут же, бросая трубку на место, спросил уже Алика:

– Еще вопросы есть?

– Нет, – разочарованно ответил Алик.

– А у меня к тебе просьба. Надо сделать наши интервью живее, – попросил Хамовский. – Задай-ка мне вопрос о моей заработной плате.

– Но это не корректный вопрос, – напомнил о своей репутации Алик.

– Нормальный вопрос. Жителям интересный. Задай, – требовательно попросил Хамовский. – А сейчас зайди в делопроизводство, для тебя там бумага.

Людмила Нигудко, пенсионного возраста улыбчивая женщина, работавшая при всех главах маленького нефтяного города, что говорило о многих ее знаниях, угодливости и молчаливости, встретила Алика с улыбкой, возникающей у родителя, преподносящего подарок ребенку. Алик счел эту улыбку данью многим годам знакомства и также улыбнулся в ответ.

– Сейчас, я найду ваш документ, – радостно сказала Нигудко, перебирая на столе бумаги. – Вот и он.

Руки Алика приняли прозрачный файл, внутри которого лежал документ, текст которого был заботливо прикрыт пустым бумажным листом.

– А что тут? – спросил он.

– Это только для вас, – все так же радостно ответила Нигудко, глядя Алику прямо в глаза.

Спускаясь с третьего этажа администрации к выходу, Алик успел вытащить чистый белый лист, прикрывавший текст распоряжения, и глаза его выхватили самое главное: «…выплатить премию в размере фонда оплаты труда…». Вспыхнуло такое праздничное настроение, какое и бывает по праздникам, которые всегда случаются не по заслугам, а определению свыше.

***

В бухгалтерии телерадиокомпании установилась пасмурная погода. Пупик сидела низкой грозовой тучей, невероятным образом зацепившейся за стул, она неприязненно глянула на Алика, но тот не поспешил укрыться ни от молний, вспыхивавших в ее глазах, ни от дождя, который она предвещала, он пребывал под зонтиком хорошего настроения и, протянув денежное распоряжение, сказал:

– Это надо исполнить и как можно скорее…

Вдохновленный премиальным сюрпризом Алик зашел в свой кабинет, и его голова наполнилась мыслями:

«Мы применяем к жизни неверные единицы измерения. Мы ее меряем временем, делами и событиями, а ведь жизнь и сам человек есть впечатление природы. Человек есть эмоция природы. Жизнь должна измеряться впечатлениями, крупицами счастья…»

Возникшая в двери кабинета Пупик, прервала размышления.

– Можно? – спросила она.

– Конечно, проходите, – охотно пригласил Алик и показал рукой на кресло перед столом.

– Все о себе заботитесь, – проворчала Пупик. – А, между прочим, зарплата у меня должна быть всего на разряд меньше, чем у вас.

Зарплата у Алика по контракту с Хамовским действительно почти в два раза превышала зарплату главного бухгалтера.

– Это инициатива Хамовского, что мне отказываться? – спросил он.

– Нет, но и нас не забывайте, – проворчала Пупик и, прицелившись в Алика своими глазами-молниями, спросила: – А зачем вы сказали Хамовскому, что тут деньги крадут?

«Никто об этом разговоре не знает, кроме меня и Хамовского. Анатольевне могла рассказать только Пыляева из финансов. Хамовский ей звонил. Пупик может только предполагать и провоцирует», – оценил Алик и ответил:

– Разговор завел Хамовский. Теперь деньги за платные услуги пойдут через банки. Это его решение.

– Вы обманываете, – зло обвинила Пупик. – Я все знаю.

– Успокойтесь, я говорю правду, – Алик врал уже легко, словно рассказывал автобиографию.

– Мы тут работаем, здоровье тратим, готовя финансовые отчеты, – разразилась дождем Пупик…

Пупик ушла, а Алик с чувством вины перед нею откинулся на спинку кресла и задумался. Он вспомнил архивный документ, в котором перечислялись те, кто за бюджетный счет получил квартиры в Подмосковье, и сейчас переоценивал его с точки зрения нового знания, которое принесла ему Пупик. Оформители документов, тоже попали в список. Зависимость власти от исполнителей таинства, вынуждает подкупать этих исполнителей!

Алик находился в такой же зависимости от Пупик, как Куплин. Он обязан был делиться! Лишний рубль в его кармане должен был привлекать копейки и в карманы сотрудников бухгалтерии, иначе угрюмое настроение Пупик могло повредить финансовые отчеты, ответственность за которые лежала на нем. С этого момента так и повелось в телерадиокомпании: в числе тех, кому отписывались наибольшие премиальные, были Алик, Пупик, Рыбий, Бухрим и, по настоянию Пупик, сюда попала завхоз Фазанова.

Покой от восстановления административного мира надолго овладел Аликом, но он не знал главного: все премии, отписанные бухгалтерии, не перекрывали ущерба Пупик от лишения доходов от платных услуг, которые она с уходом Куплина полностью считала своими…

– Можно? – спросил Задрин, приоткрыв дверь.

– Что у тебя? – поинтересовался Алик.

– Счета на покупку нового оборудования, – ответил Задрин. – Все, как вы просили.

Хамовский для поддержки основательности утверждения нового главного редактора выделил телерадиокомпании три миллиона рублей на покупку оборудования, и Алик дал Задрину задание заключить необходимые договоры.

– Положи документы на стол, я посмотрю, – попросил Алик.

Задрин вытянул руку, обнажив наколку «Жора» из-под задравшегося рукава, мелькнул быстрой тенью, и кабинет опустел. Алик придвинул листы, всматриваясь в цены.

«Дороговато, хотя фирма, выставившая счета имеет давние связи с телерадиокомпанией», – оценил он, навел курсор на значок Интернета, затем впечатал адрес http:// www.ya.ru/ и провел сравнительный анализ цен по всему комплекту оборудования.

Оказалось, что цены в счетах, принесенных Задриным, даже без учета скидок, всегда действующих при покупке больших партий товаров, превышали процентов на двадцать цены на те же предметы оборудования в других фирмах.

«Вот гусь, молодой да ранний, – подумал Алик о своем новом заместителе по технике, – Наверняка, эти двадцать процентов с трех миллионов – его доля с поставщика, а это шестьсот тысяч рублей».

Но ругаться с немногими специалистами, оставшимися в телерадиокомпании, причем, не зная глубоко профессию, значило поставить под угрозу срыва трансляцию телепрограмм. Алик вызвал Задрина.

– Георгий, я сравнил цены. Они намного выше средних, – сказал он недовольно. – Ты заключай договор либо с другой фирмой, либо пусть наши постоянные поставщики скидывают цены. Все, можешь идти.

– Хоро-шо-о-о, – с трудом выговорил Задрин и вышел.

Следующие счета, принесенные Задриным, содержали цены обычные для рынка телевизионной техники, но без учета скидок. На этот факт Алик решил не обращать внимания, за что по прибытии партии телевизионной техники получил от Задрина портфель для ноутбука как подарок от фирмы, а скидки, видимо, Задрин забрал себе…

Вечером этого же дня у Алика состоялась еще одна встреча. Пришла молодая художница, мимика и манеры которой выдавали душевное неравновесие. Из нее, как и из Валер, рвалось незаземленное душевное электричество.

– Я вам принесла два рисунка для обложки книги, выбирайте любой, – предложила она.

На небольших листах ватмана акварельными красками были изображены лежащий на спине дракон, играющий с голубем в скупом луче света, и мост, чье отражение в реке напоминало о зеркальности всего сущего.

Золото, найденное впопыхах, может быть не узнано. Так и картины эти в первый момент Алик не оценил.

Девушка была одной из трех художниц, нанятых им для изготовления рисунков к книге. Идеи всех рисунков он сам придумал и изложил на бумаге, всем заплатил из собственного кармана, и поскольку книга, несмотря на участие спонсоров, обходилась дорого, он не желал более тратиться.

– Сколько вы хотите за эти картины? – спросил он, чтобы отказаться сразу, как будет названа сумма.

– Это бесплатно, – поразила художница…

***

Бесплатное всегда – либо бросовая вещь или бесценный дар. Бесплатно ему помогала только Марина – его нынешняя жена. Именно она стала первым корректором новой книги. Первым из трех. Ее невероятная требовательность удивляла Алика. Текст, порой дававшийся ему с трудом, она вычеркивала страницами. С ней невозможно было спорить, потому что ответ звучал только один:

– Мне не нравится. Будешь спорить, совсем читать не буду. Ты думаешь, мне хочется доставлять тебе боль?

Алик замолкал, понимая, что по-своему она права, а когда читал ее правку, то убеждался, что права с любой точки зрения, потому что сочинять литературно правильно могут многие, а в книгу должно идти только то, что нужно. «Бесплатное, – еще раз мысленно произнес Алик. – Кто знает, чем оплачено бесплатное?»

Он опять всмотрелся в акварельного дракона и внезапно понял, что именно он обязан разместиться на книге, которая в этот момент проходила последнюю корректуру в типографии его родного города Омска, что нет ничего ценнее мнений незаинтересованных людей, их суждения часто истинны.