– Ну, мать, вашу мать, – слегка ругнулся мэр, поняв, что разговор зашел в тупик, но тут же исправился. – Правильно. Тут только через суд можно определить. Не говорите, не надо. Я же не буду нарушать. Ох, фельетон… Но ладно – речь не об этом…

Настроение присутствующих испортилось, и разговор перешел на другую тему. Но вернемся назад…

***

– Вашего Романова, укусившего лабораторию, хочу видеть. Поговорю с ним с глазу на глаз в коридорчике. Там как раз света нет, – настаивал посетитель. – Он, видимо, в нашем нефтяном городе человек новый, недопонимает…

– Я понял, кого вы ищете. Романов работает внештатным корреспондентом и сейчас отсутствует, – нашел победоносную беспроблемную стратегию Алик.

– Но мне надо обязательно переговорить с ним.

– Хорошо, приходите завтра. Мы его предупредим, чтобы ждал.

На следующий день этот настойчивый посетитель пришел еще более пьяный, но Алик знал, как его встретить:

– Вчера, после вашего ухода, Романов принес последний материал. Мы его просили встретиться с вами. Понимая щекотливость ситуации, он отказался. Работников, которые не отвечают за свои слова, мы не держим и от сотрудничества с ним отказались. Уволили. Ваши претензии рассмотрим и, если вы будете настаивать, опубликуем опровержение.

Посетитель, хотя был пьян и зол, оказался все ж не без сердечности:

– Зачем так? Я не желал поганца оставить без куска хлеба. Хотел по-мужски…

– Не вините себя. У нас такие правила. Мы не терпим проходимцев.

И посетитель ушел с новым чувством вины, подталкиваемый к двери веселым взглядом Алика…

КОНФЛИКТ

«Любовь, как и цветок, легко убить одним движением»

Алик указательными пальцами мял темные мешковатые пятна под глазами и горестно думал о семейной жизни в тонах агрессивных и человеконенавистнических. Он привык отдаваться любимому полностью, будь это работа или человек. Он влюбился в журналистику и работал, не считаясь со временем и деньгами. Идеи посещали его и днем и ночью и волновали, как послегрозовой, насыщенный озоном воздух, как шум вечернего морского прибоя, как ветерок дальних странствий…

Возникавшие мысли он записывал, переписывал. Все меньше времени оставалось для семьи, кроме того, для любимой работы он купил печатную машинку, вырвал деньги из семейного бюджета и удивлялся, почему его любимая Роза иногда обвиняющее, иногда обиженно, иногда раздраженно на него поглядывает.

Как-то поздно вечером он пришел домой, привычно, не оглядываясь по сторонам, пробежал мимо ванны, где громкие плески воды явственно указывали на большую стирку, затеянную Розой, сел за кухонный стол, разложил на столе бумаги и продолжил работу. Он был так увлечен, что не заметил, как сзади появилась жена.

– Милый, чаю не хочешь? – спросила Роза с какой-то странной иронией.

– Спасибо, что зашла, Роза. У меня статья выходит. Блеск! Налей, если не сложно, – не поворачивая головы, попросил Алик.

– Конечно, дорогой, для тебя ничего не сложно, – ответила Роза и наклонила старый эмалированный чайник над столом.

Из удлиненного носика чайника незамедлительно показалась струя воды. Она под действием гравитации с ускорением устремилась к бумагам, разложенным на кухонном столе. В стороны полетели брызги. Бумаги темнели, пропитываясь водой, и темнели все больше. Алик замер. У него на глазах любимый человек уничтожал любимый труд. Чаши весов заметались в его душе.

«Как она может такое делать!? – вопила часть души, влюбленная в журналистику. – Прояви себя, как мужчина! Поддай ей хорошенько!»

«Бить женщину плохо, – успокаивала воспитанная часть души. – Будь терпелив к чужим недостаткам. Раз это произошло, ищи причину в себе».

«Если ты сейчас же не поставишь ее на место, то потом пожалеешь! – злобно кричала часть души, влюбленная в журналистику. – Ты должен! Ты должен! Задай ей!»

«Ради Бога, если ты решишься применить силу, будь осторожен, – отступала воспитанная часть души.

Часть души, любившая Розу, пребывала в панике и растерянности и молчала.

Лицо Алика посерело. Он поднялся со стула, схватил Розу за руку, вырвал чайник, затем скрутил виновную руку так, что Роза повернулась к нему спиной и согнулась. Так в полусогнутом положении Алик вывел Розу из кухни и с силой толкнул в комнату. Роза отступила на несколько шагов, остановилась и с кулаками бросилась к Алику. Он опять схватил ее за кисть, резко вывернул и толкнул Розу на диван. Роза упала вниз лицом, перевернулась, злобно глянула на Алика. В уголках глаз, на щеках каплями росы блестели слезы.

– Зачем ты это сделала? – спросил Алик, почувствовавший смутную вину от этих слез.

– Ты ничего, кроме работы, не видишь! – крикнула Роза.

– Но ты же знаешь, сколько времени я трачу на тексты! Это большой труд! – Алик попытался воззвать к чувствам.

– Мне плевать. Я все твои бумаги в следующий раз порву, – крикнула Роза. – Другие мужики женам помогают: и стирают, и гладят. Ты же сам по себе. Что мне от твоей работы? Денег больше не стало.

Дополнительная работа действительно приносила не столько деньги, сколько затраты, как времени и сил, так собственно и самих денег. Этот аргумент крыть Алику было нечем, но именно то, что Роза указала на безденежное обстоятельство, его обидело еще больше, поскольку она знала, что для Алика работа стала равносильна жизни.

– Ты меня не любишь, – заключил он. – А насчет денег – каждая строчка приносит гонорар.

– Это ты меня не любишь, – ответила Роза. – И не смеши своими копеечными гонорарами.

Алик понял, что говорить больше не о чем. Он не хотел видеть лица Розы, он не хотел даже ощущать рядом ее присутствие. Он молча прошел в коридор, оделся и ушел из дома. На улице уже стемнело, вечерняя прохлада смягчила гневные мысли и вернула логику.

«А куда я пойду? – подумал Алик. – Все спят, либо ко сну готовятся. Не по городу же шляться всю ночь».

Он засунул руки в теплые карманы куртки и в одном из них нащупал ключ. Оказалось – от редакции. Туда он и направился, на ходу размышляя, как он составит в один ряд несколько стульев, положит под голову подшивку газет и вполне прилично поспит, как спал, когда работал сторожем в студенческие годы.

Алик ушел, но совершенно точно понимал, что вернуться придется. Можно развестись, но зачем, если не думаешь жить один в дальнейшем? С другой женщиной, наверняка, возникнут те же проблемы. К тому же у них с Розой рос сын, и он притягивал к себе, как хорошая, перспективная статья, требующая работы и любви. Другое дело, как житьдальше с той женщиной, которую любил, и вдруг заметил, что она не такая, какой была или какой казалась?

После родов Роза сильно располнела, но Алик не замечал этого обстоятельства до нынешней ссоры. Теперь же он шел к редакции и мысленно выискивал в своей бывшей возлюбленной жене все мельчайшие недостатки и, словно хворост, подкидывал их в пламень адской топки, горевший у него в груди. Он так в этом преуспел, что по пришествии в редакцию, вместо того чтобы лечь спать, взял чистый лист бумаги и взялся писать:

«Роза, если ты когда-нибудь прочтешь этот текст, то знай, что теперь я думаю о тебе только плохо. Есть тоска по неудавшейся задумке жить с любимой женщиной, хорошо относясь друг к другу, до самой старости. Ты сегодня все разрушила. Где та улыбка, с которой ты смотрела на меня? Все нежное, что нас связывало, исчезло. Где ты? Поищи сама. Ощущение твоей невинности, беззащитности и мягкости, исходящие от тебя, обманчивы. Ты корыстна, думаешь только себе и своем благополучии. У нас с тобой исчезли интересные темы для общения, потому что ты не умеешь слушать никого, кроме себя…»

В этом тайном письме, никогда, кстати, никем не прочитанном, поскольку Алик на следующий день порвал его, было написано еще много разных обвинений. Он излил на бумагу все огорчение от окончательной потери иллюзий, в некоторых обвинениях жены, как говорится, перегнул палку, но составление письма его успокоило, как успокаивает японца избиение чучела своего начальника. Проза письма незаметно для Алика перешла в рифмованное почтистишие (так Алик называл свои стихи):

Две судьбы в одну сплелись?…

Не сплелись, а лишь касаясь,

Оттолкнулись, понеслись,

В тайны сердца не вдаваясь.

Быт устроен, пища есть -

В этом нет большой проблемы.

Может, и не надо лезть

В душу близкую на темы

Дележа домашних дел,

Верности и вероломства,

Кто в зарплате преуспел,

С кем жил до … и есть кто после …?

Что возможно отыскать?

Пару темных коридоров;

Страсть, которой не понять;

Злость, заученных укоров;

Грусть о прошлом и деньгах;

Вздох несбыточных мечтаний;

Страх болезней; о годах

Проходящих мрак терзаний…

Да на что они сдались?

Грустно жить, досрочно старясь.

Две судьбы в одну сплелись,

В тайны сердца не вдаваясь.

На этом нефтяной фонтан черных душевных откровений Алика иссяк, веки стали все чаще смыкаться, он лег на стулья и так крепко уснул, что казалось пациент выздоровел окончательно без последствий. Но последствия остались. С этого момента супружеский долг он отрабатывал автоматически, а любовь искал исключительно на стороне.

СТРАТЕГИЯ ХОЖДЕНИЯ НАЛЕВО

«Главное – любить, а остальное приложится»

От женщин, трудившихся в редакции газеты маленького нефтяного города, для мужской натуры Алика не было ровным счетом никакого проку, из-за веры и неукоснительного следования канонам народной мудрости, вещавшей примерно следующее: «не люби, где живешь, и не живи, где любишь». От тоски спасало одно – сердечные романы на стороне. Они стали его тайным убежищем, о котором мало кто знал…

С Мариной, стройной белокурой особой, весом не более, чем рост минус сто десять, он познакомился в одном из мрачных частных магазинов, быстро размножавшихся в то время, а потому наспех сделанных из того материала, что попался под руку. Эта симпатичная птичка, кем-то уже окольцованная, сразу ему понравилась. «Ничего мордашка», – подумал Алик и, словно многоопытный пират, пошел на абордаж изящной каравеллы, в капитанской каюте которой билось страстное, трепещущее женское сердечко, что бывает со всеми женскими сердечками в определенном судьбой возрасте. Собственно, много ли надо для того, чтобы вспыхнул огонек романического желания между двумя молодыми людьми на бедной впечатлениями таежной вырубке, хоть и застроенной вполне жилыми домами.

– Дайте, пожалуйста, пачку «Марлборо», – сказал он продавщице, окатив ее горячими солнечными лучами игривого взора. По крайней мере такой эффект своему взгляду старался придать сам Алик.

Девушка положила сигареты на прилавок, но не успела отдернуть руку, как Алик положил на ее ладонь свою и легонечко погладил. У Марины слегка дернулись брови, и внутри стало быстро распространяться нежданное тепло. Она притворилась, будто не заметила нежного прикосновения, но внимательно посмотрела на приставучего покупателя и поразилась его сходству со своим братом. Она подала сигареты. Алик их взял, покрутил пачку и артистично замахал руками:

– Извините, пожалуй, я их не буду покупать. Временная слабость. Я бросил курить, причем с самого рождения.

– Ничего страшного, это со многими случается. Еще наверстаете, – ответила Марина и улыбнулась.

Алик положил сигареты на прилавок, но не успел убрать от них руку, как Марина накрыла его ладонь своей и легонечко постучала указательным пальчиком по суставчику, примерно так, как разведчики передают сигнал морзянки. Конечно, никакой шифровки в стуке Марины не содержалось, но понять смысл сигнала не сложно…

Мужское сердце встрепенулось, а в мыслях возникла пьяная легкость. Клюнула, да еще как! Они взглянули друга на друга, глаза в глаза. Алик мгновенно оценил ее мысли: «Она, несомненно, размышляет примерно так: «А может затеять тайный романчик, а то все эти субботние стирки, готовки уже поперек горла стоят…»

– Давайте встретимся вечерком, после работы, – предложил Алик.

– Вечерком не получится, я замужем, – ответила Марина.

– Ну и что, я тоже женат.

– Мне после работы надо сразу домой.

– Тогда я просто провожу до дома, – сказал Алик и пошел к выходу, оставив Марину в раздумьях, впрочем, не в мрачных.

Вечером, перед закрытием магазина, Алик дежурил у его выхода в лучшей одежде, каковая нашлась в его гардеробе, поскольку всегда следовал поговорке: «Хочешь любить раз в неделю – женись, хочешь любить раз в три дня – купи новый костюм, хочешь любить каждый день – купи машину». На машину денег не имелось.

Тайные свидания нахлынули на Марину, как сказочно обретшие реальное существование воспоминания о годах свободного девичества, когда в любви была не только постель, но и свидания, и цветы, и новизна.

Изменения привычного графика присутствия порождало подозрения в семьях.

– Ты что-то рано на работу, – корил Марину муж.

– К портнихе надо забежать, – почти без лукавства отвечала Марина, у которой с новой силой вспыхнула любовь к обновкам.

– Что-то ты сегодня поздно, – замечала Алику жена.

– Начальство работу подкинуло. Устал сверх меры, – отвечал Алик и тоже почти не лгал, поскольку если под начальством понимать Бога, а под работой легкий флирт, то все сходилось.

Поверхности супружеских постелей к неудовольствию «рогатых» половин перестали ритмично волноваться под тяжестью исполнения долгов, но все легко списывалось на недомогания и усталость. Изменились и особенности поведения героев тайного романа: поведение их стало порой абсурдным и необъяснимо революционным. Марина принялась подтрунивать над мужем, Алик – преподносить жене подарки.

***

Неожиданности, как кометы, вторгаются вспышкой охотничьего сигнала в исполненные обыденного спокойствия дни так быстро, что сложно успеть не только загадать заветное желание, ведь его надо еще и вспомнить, но даже заметить вторжение.

В поздний провальный вечер, примерно в одиннадцатом часу, Алик наркоманским стуком в дверь, то есть тремя неторопливыми ударами суставами пальцев и тремя очередями из перестуков их подушечек, попросился в квартиру Марины и был немедленно принят. Муж Марины уехал в командировку на неделю. Дочь Марины, как обычно в указанное время, ловила крепкие непробиваемые скрипом дивана сновидения. Из кухни пахло необычайно вкусно.

Алик, надо отметить, любил хорошо покушать и никогда не отказывался от случая «ударить по пирогам противника» – эту фразу он подцепил в американской комедии, которая называлась «Горячие головы», и при удачном случае всегда применял.

Штампованные фразы слышны дома, на улице, в троллейбусах и трамваях… Без них каждый живущий изобретал бы украшения к своей речи самостоятельно. У литераторов отношение к ним неприязненное, но в то же время штампы понятны и остроумны, вызывают у собеседника быстрое понимание и даже взлет настроения. Вся жизнь состоит из штампов. Они как кирпичики или железо-бетонные блоки, из которых строится дом, но заметьте, кирпичики или блоки могут быть одинаковыми, знакомыми и примитивными, а дома могут быть разными. Поэтому Алик никогда не пренебрегал штампами, если ничего лучшего придумать не мог. В конце концов, если доводить борьбу со штампами до абсурда, то надо и буквы менять каждый раз, их звуковую гамму. Буква – общепринятый изначальный штамп. Итак, напомню читателю, что это отступление от темы было посвящено любимой фразе Алика: «Ударить по пирогам противника».

Она, фраза, как масло легла на хлеб тещиного наставления: «На хлеб, зятек, не обижаются». Поэтому Алик прошел на кухню, а там его взор обрадовали и свежеиспеченный кексик, и зимний, его любимый, салатик, и отбивные с картофельным пюре. «Ее мужик видно ничего не может или не ценит. Вот она и старается, чтобы меня не упустить. Любовь. А как жрать-то хочется. Главное не торопиться. Надо дать ей понять, что ценю ее больше, чем еду», – подумал Алик и сказал:

– Я без ума от тебя. Но зачем ты столько наготовила? Устала, наверное?

– Ты ж с работы. Садись, покушай. Сегодня спешить некуда, – ответила Марина, думая: «Везде одно и то же, что в семейной жизни, что в любовной. Вот только муж поест и быстрее завалится спать, а любовнику ужин отработать придется, да так, чтобы я довольна была».

– Давай быстренько перекусим, а то мне скоро домой бежать. Я сейчас вроде как на конференции, но если она закончится заполночь, то подозрений не избежать, – сообщил Алик между жевками, быстро хватая вилкой с тарелок.

Он не любил засиживаться на территории самца, неосознанно враждебного ему: боялся нечаянной встречи. Такие встречи, судя по опыту друзей, не приносили ничего хорошего. Один его знакомый, самбист и бандит в одном лице, в такой момент выпрыгнул из окна, избегая удара топором, а Марина жила высоковато…

– Не тороп…, – начала было Марина, но обеспокоено взлетела с табуретки, словно голубь с усеянной семечками поляны при появлении кошки, и устремилась к входной двери.

Мягко ступая, Алик побежал за ней.

– Что случилось? – еле внятно спросил он и принялся проворно дожевывать.

– В подъезде дверь хлопнула, – ответила Марина. – Молчи. Я его по шагам различаю.

Предсказатели будущего рождаются в критических ситуациях: в кого-то попадает молния, кто-то попадает в автокатастрофу… Прогнозировавший возможную встречу с Марининым мужем, Алик знал, что она будет связана с хлопком двери, и этот мысленно режиссированный фрагмент включил мозговую долю, отвечающую за панический страх. Это было как удар молнией или машиной, но происходило исключительно в голове. Влияние психических сил оказалось настолько сильно, что Алик подсознательно постиг, что Марина спустя мгновенье скажет: «Он!!! Быстрее хватай одежду и беги по лестнице наверх!»…

– Он!!! – шепотом взвизгнула Марина. – Быстрее хватай одежду и беги по лестнице наверх.

Алик сорвал с крючка куртку, словно лист с дерева, схватил ботинки, в носках выскочил в тихо распахнутую Мариной дверь и на цыпочках запрыгал по лестнице наверх. За его спиной в глубокой подъездной тишине предательски щелкнул механизм автоматического замка, с сухим треском сломавшейся под ногой разведчика ветки. Пробежав два лестничных пролета, Алик начал быстро одеваться, представляя себе, как глупо он будет выглядеть, если тот, кто идет по подъезду, не муж, а жилец последнего этажа… Звонок раздался ниже и послышался радостный Маринин голос:

– Ой, милый! Ты уже из командировки?

– Привет. Пораньше закончи…

Дверь захлопнулась. Алик бесшумно помчался вниз, чувствуя, как сердце бешено барабанит по внутренней части макушки и предупреждает: «Еще одно такое приключение, я разорвусь на две части, а может и больше». Дверь подъезда распахнулась, и душевная мука почти исчезла, как если одну порцию соли, растворенную в стакане, вылили в кастрюлю и добавили воды. Необъятный объем пространства под открытым небом за дверью подъезда был несопоставим с масштабами Марининой комнаты и даже подъезда. Горечь растворилась в мире. Алик почувствовал себя очищенным и спасенным. Легкий морозец бодрил, и, перебирая в голове нюансы происшедшего, Алик вдруг сочинил стишок:

Через года, а может, сразу

(Ведь срок зависит от причин,

Над коими совсем не властны

Сердца обеих половин)

Своих любимых начинаем

Мы узнавать и по шагам.

По интонациям гадаем,

Когда их ждем по вечерам

С работы или от знакомых

В беззвучной, скучной пустоте

Жилья без жизни и без новых

Известий, а что есть – не те.

Чужие ходят мимо двери,

Не так печатая шаги.

И нет тому разумной меры:

Желанью видеть дорогих,

Своих людей навек, до смерти…

Вот вновь заговорил подъезд.

Я до последнего не верю,

Что не она. Как надоест

Это засилье посторонних,

В которых лишь издалека

Как будто узнаешь…Но звонят

В квартиру ниже. Не легка

Судьба у тех, кто ожидает

Свою отъемлемую часть.

Покоя нет, хоть понимаем:

Она приедет, ей не пропасть.

Алик проговаривал последнюю фразу, когда, словно жирная точка в конце предложения, в дверном проеме появилось такое же черное от гнева лицо его супруги:

– Где шляешься?

– Все нормально, Розочка. Сама знаешь, работа дурная.

– Хочешь есть – вчерашний рассольник в холодильнике. Разогревай сам. Я сплю.

Сравнив предложенный распроклятый суп с тем, что он недоел у Марины, Алик уклонился от домашнего ужина:

– Милая, у меня от усталости никакого аппетита. Пожалуй, тоже лягу спать.

Алик разделся, бревнышком упал на диван, отвертелся от рыскавших по его телу рук жены, отбрехался от ее привычных упреков и заснул сном ищущего забвения семейного пленника…

***

Обворожительная и соблазнительная татарочка Роза, на которой Алик женился десять лет назад, казавшихся теперь вечностью, утеряла все прелестные качества. Изящная, словно кошка, желанная и соблазнительная – как давно это было. Алик вспоминал прогулки с нею по темным улицам, освещенным радостно волшебно редкими фонарями. Собственно все в тех встречах было чарующе и пронизано любовью, даже машины, злобно сигналившие им, когда они почти незряче от взаимных чувств и притяжения взоров переходили дорогу. Алик вспоминал, как они бросались друг к другу в лифте, целовались и целовались, пытаясь удовлетворить жажду обладания, жажду, становившуюся только сильнее от продолжительных прогулок, ну совсем как аппетит. Правая рука Алика ползла под Розину кофточку, находила мягкую возбуждающую грудь…

***

Теперь руки Алика любили совсем другую грудь. Следующим вечером Марина с Аликом между пьянящими поцелуями на мягком диванчике в опустевшей после рабочего дня редакции газеты маленького нефтяного города обсуждали внезапное возвращение рогатого мужа.

– Ты бы видел его глаза, когда он зашел на кухню! Они вздулись до размеров бильярдных шаров, и чуть не повылазили из луз, – говорила Марина. – За таким прекрасным столом, какой я тебе приготовила, он давно не сиживал. Хорошо, что ты не из тарелки ел, а то б сразу ревновать начал. Он и так меня пытал: «Кого это ты ждала?»…

– Я тоже буду тебя пытать, – сказал Алик и ласково потеребил свою подружку за волосы.

– Подожди, сейчас доскажу. Я – ему: «Никого не ждала, решила себе устроить небольшой праздник. Ты не представляешь, как грустно без тебя. Я так рада, что ты приехал раньше». А у самой внутри – прямо извержение вулкана. В общем, докушали мы твой салатик, отбивные, кексик и легли спать. И мне, милый, пришлось проявить в постели чудеса изобретательности, чтобы муж остался доволен.

– Ах, ты изменница! – театрально воскликнул Алик и весело набросился на Марину. – Сейчас ты за это заплатишь…

А еще через день лицо стоявшей за прилавком Марины украшали два аккуратных синяка – по одному под каждым глазом.

– Марина, что с тобой?! – обеспокоился Алик и был увлечен в подсобку.

– Не знаю, что делать. Развестись с ним, что ли? Вчера, гад, такое учудил! Это я ему не прощу, – со слезами заговорила Марина. – Он, когда я за тобой дверь закрывала, узнал знакомый щелчок замка и понял, что кто-то у нас был. «Другие двери, – говорит, – не хлопали – значит, не соседи к нам заходили. Вниз никто не спустился. Значит, кто-то поднялся выше». Представляешь, какой мерзавец. Связал щелчок замка с необычно хорошим столом и сподличал…

Марина рассказала все, что произошло.

ПРОВОКАЦИЯ

«Не хитрый, только глупый»

Дождавшись подозрительно мечтательную Марину после ее свидания с Аликом в редакции газеты, муж завел провокационный разговор.

– Так кого ты ждала вчера вечером? – сурово спросил он.

– Прекрати, дорогой, это уже не смешно, – ответила Марина и, обдав мужа холодком, промелькнувшим в глазах, скользнула в комнату.

– Хватит врать. Я на время командировки установил в комнате видеокамеру и сейчас, пока тебя не было, просмотрел, что она наснимала. Как тебе не стыдно водить сюда, на диван, где мы любили друг друга, своих ухажеров? – повел игру ва-банк муж, похлопывая по собственному бедру небольшой видеокассетой от любительских камер.

Видеокамеры, конечно, никакой не было. Но Марина об этом не знала. Она мигом припомнила, что ее муж хорошо разбирался в технике, видеомагнитофон был, видеокамеру он мог взять у друзей. Нежданное коварство всегда тихого супруга поразило ее в самое сердце. Паника рвала разум на мелкие части. «Да как он посмел вторгнуться в небольшой райский уголок, так чудесно возникший в моей жизни!» – взбешенно кричали мысли, и она вне себя от негодования выплеснула:

– Как ты посмел?!!

– Это ты как посмела? – развивал горячую тему муж, почувствовавший, что попал в точку.

– Да ты сам, сам!!! Вечно в разъездах! Там по бабам ходишь. Что, не так? Тебе можно, а мне нельзя?

– Это твои домыслы, поганка, – ответил супруг, ясно почувствовавший, что его голову украшают шикарные рога.

– Нет, как ты додумался все здесь снимать? – не унималась растерявшаяся Марина. – Где установлена видеокамера?

Марина забегала по комнате в поисках… и примерно через час выскочила из квартиры с недурственными кровоподтеками под глазами. Она направилась к брату, жившему совместно с ее мамой. Жажда мести ножом резала сердце.

«Сам кобелит направо-налево и еще лапы на меня поднимает, – размышляла она. – Ничего, родственник ему задаст»…

Родственник шел к мужу многоюродной сестры, находясь в весьма противоречивых чувствах. С одной стороны, пострадала близкая кровинушка. С другой стороны, несколько лет назад с ним случилась похожая история. Жена изменила с молодым и энергичным кавказцем. Узнал случайно. Хотел развестись, но посмотрел на детей и передумал. Притерпелся. Конечно, синяки под глазами его сестры – это слишком, но, если судить по справедливости, она заслужила. Он нажал на кнопку звонка, не зная, что сказать.

Дверь открылась, за ней появился на первый взгляд ничуть не расстроенный муж, пахнуло жареной картошкой с курицей.

– Проходи, гостем будешь, – пригласил.

Оба мужика прошли на кухню, молча выпили водочки, покушали. Начался разговор.

– Не горячись, не торопись разводиться, – советовал родственник. – Я понимаю тебя прекрасно, сам через это прошел. Все забывается. Сегодня мы с женой живем, будто ничего не было…

Он рассказал по кавказское увлечение подруги жизни и почувствовал на себе удивленный взгляд.

– Чему удивляешься? – спросил родственник. – Женщины одинаковы, желают мужчин и хотят изменить. Не у всех получается. Это высокообразованным да интеллигентным долго искать ухажера по своим высоким претензиям и запросам, а нашим женам, вышедшим из простого народа, лишь бы кобель был хороший. Истину говорю, долго на эту тему думал. Свято место пусто не бывает. Ты мало внимания уделял жене, вот она и нашла себе другого…

***

– Представляешь, какие козлы?! – возмущенно проговорила Марина. – Даже родные! Спились и сдружились. Прихожу, сидят на диване, обсуждают последний футбол. Хоть бы ты заступился. Боюсь, теперь мы не сможем встречаться. Следить будет …

– За тебя, Маринка, на все…что скажешь, – произнес Алик. – Есть у меня одна мыслишка, как твоего супружника укротить. Скоро Новый год, он точно в ресторан пойдет. Ты с ним ступай и меня пригласи. Там, когда все выпьют, сам черт не разберет, кто с кем. И посмотрим…

***

В единственном ресторане маленького нефтяного города с ностальгирующим названием «Юность комсомола» посетителям, желающим произнести тост, приходилось обходить столы и кричать в уши гостей пожелания, поскольку музыка громыхала так, что самые громкие разговоры глохли на расстоянии вытянутой руки. Зал весело бесновался. Елка ритмично мигала китайскими огнями. Официанты, одетые в бело-черное, абсолютно незаметные средь праздно отдыхающей публики, ловко расставляли блюда, прихватывая на обратном пути со столом вполне годные бутылки со спиртным и нетронутые кушанья, поставленные для тех, кто не пришел. В фойе из плотной мглы табачного дыма, словно из небытия, быстро вылетали дамские сумочки по крутой траектории, обусловленной длиной ручек, и тощие кулачки. Это три пьяненькие женщины дрались из-за какого-то лысенького коротышки, гордо стоявшего рядом и наблюдавшего…

Когда веселье достигло той стадии, что стало не важно, кто за каким столом сидит, лишь бы рюмку запрокидывать, Алик, отдыхавший в том ресторане за другим столиком, направился к мужу Марины, отмечавшему Новый год совместно с коллективом своей геофизической конторы. Вокруг нефтяного производства водилось много разных организаций. Геофизика была одной из…

Алик пожал кисти мужикам и представился всем, как новый водитель начальника – человек полуреальный, поскольку таковых в организациях порой и не видят. Возят они кого или не возят – это неизвестно. Известно, что зарплату получают и начальник доволен. И все. Далее выпили, закусили, выпили, закусили… Алик заметил, что движения рук приобрели отчаянную самостоятельность, а дамы стали отчаянно улыбчивыми. У всех раскраснелись щеки, в том числе и у Марины, одаривавшей его излишне откровенными взглядами. Алик понял, что пора, и подсел к ее мужу.

– Сидим за одним столом и все не познакомимся, – начал Алик, поднеся свой рот как можно ближе к ушной раковине Марининого мужа, которую, если бы не полумрак ресторанного зала, можно было принять за фигурную, наполненную черной пылью сгоревшего табака пепельницу. – Меня зовут Алик.

До Алика донеслось:

– Павел. Выпьем…

Они говорили о работе, политике, продажных чиновниках, глупых законах… Чем дольше общались, тем большей симпатией проникался Алик к своему до этого момента не более чем шутливому персонажу. «И чего этим бабам надо? – подумал он. – Нормальный мужик».

Марина танцевала, ожидая, когда произойдет возмездие. Ей мерещился муж, ползающий за ней на коленях по мозаичному ресторанному полу и вымаливающий прощение. И непременно с синяками. Ей снисходили видения, как Алик заходит в их квартиру, а муж, как профессиональный швейцар, снимает с него куртку и аккуратно располагает на деревянных лакированных плечиках. Шапку отряхивает от снега. На кухне прислуживает, а они ужинают при таинственном желтоватом танце огоньков на фитилях свечей, а потом муж встает поблизости с постелью и обмахивает их вспотевшие тела веером. И непременно с фонарями под обоими глазами…

Тем временем Алик с Павлом нашли общее русло для бурного потока беседы, и Алик рассказывал:

– Наткнулся я на поляну, полную зайцев. Косые скакали, как кузнечики. Достал ружье и из обоих стволов залпом дробью. Зайцы попадали, словно карандаши, выпавшие из пенала, а их вожак схватил тушки за уши и потащил к машине. Вот это охота.

– Это разве охота? Помню, небо потемнело от перелетных гусей. Я палил, не переставая, и они падали, словно космические метеоры, и не поверишь – точно в открытый багажник моей машины.

– Ты, Пашка, мой друг навек.

– Алик, взаимно.

– Выпьем…

«Стать другом мужа любовницы – лучшее, о чем можно мечтать. Золотая жила судьбы. Истина действительно в вине», – мысленно восхищался Алик такому исходу диалога…

– А вот и моя жена, – весело сказал Павел. – Познакомься…